Моя Марина. Ловушка. Гл. 5

Людмила Волкова
 5

                Мой супруг был посвящен в Маринкины дела в тот же вечер – с разрешения подруги. Да не будь такого, я бы все равно не смогла держать подобную ситуацию в секрете. Он был друг, а не просто муж. Он любил Марину и жалел. Мы все были ровесниками, но Марина  моему Юре всегда казалась девочкой.
                – В общем, так, Регина, – сказал Юра, выслушав мой рассказ о приключениях Марины. – Если этот Тимур – мужик настоящий, то все решится сегодня или завтра. Максу – ни слова. Я знаю, какая ты праведница, поборница правды, но все-таки нельзя рисковать. Если все рухнет у Марины, ей придется возвращаться домой. А  Макс измены не простит. Бедная девочка побывала на воле совсем недолго. Она заслужила каплю нежности. И веди себя с Максимом  естественно, не суетись.
                – А мне бы ты измену  простил?
                – Непременно, – ответил Юра, ни на секунду не задумавшись.
                – А я тебе – фиг бы простила!
                – До чего ты коварна, мое золотце! – засмеялся Юра, вороша мои волосы.
Юра как в воду смотрел: утро следующего дня немного прояснило ситуацию.
                – Все, – сказала торжественно Марина по телефону. – Он – мой! Мой, мой!
                Черт меня дернул за язык – ляпнуть такое в ответ:
                – А если Макс заболеет?
                – Я приду, поухаживаю за ним, вылечу и вернусь к Тимуру.
                В голосе Марины хоть и звучала твердость, но перспектива болезни мужа явно не обрадовала ее.
                – В общем, я так поняла: ты сама ему звонишь и все объясняешь.
                – Ренка, ну зачем ты каркаешь, беду кличешь?
                – Будь проклят мой прагматизм!
                Макс, очевидно, решил на даче подождать, пока у жены мозги встанут на место, и она приедет мириться. Обычно Марина мирилась первая. Дождаться от супруга извинений ей не удалось ни разу.
                Мы с Юрой собирались к его родной сестре  под Бердянск. Море в тех краях меня не особенно привлекало, так как я не поклонница пустынных пляжей, плавно перетекающих в солончаковые степи. Мне нравится роскошная южная природа, восхищающая глаз. Или лес. Но во имя дружеской встречи с родственниками, которых Юра давно не видел, пришлось согласиться на эту поездку.
                Так что без особого энтузиазма я пересматривала свой гардероб и Юрин, бегала по магазинам в поисках  подарков, а в промежутках скучала по Маринке. Обычно летом на меня обрушивается вдохновение (впрочем, как и в остальные времена года), и я пишу, как подорванная, по словам Юры. И сейчас во мне созревало нечто в жанре небольшой повести, чему способствовали события последних дней. Со мной вообще опасно иметь дело: реальность подсказывает столько замыслов и непридуманных сюжетов, что очень трудно отмахнуться от  желания сесть за машинку.
                Юра угадывал мое настроение всегда, и на этот раз сказал:
                – А хочешь, отодвинем поездку? Я вижу – у тебя пошел клев.
                Он, как заядлый рыбак, все метафоры извлекал из своего хобби.
                – Ты почти угадал, но еще больше меня тревожит Марина. Хотелось бы определенности.
                – Значит – ждем.
                Из-за того, что Максим сидел на даче, а я отдала свои ключи от их квартиры Марине, возникла еще одна проблемка: каким образом я буду поливать обширное цветочное хозяйство моей соседки? Вся ее  квартира была в цветочных горшках, что злило Макса, весь балкон и лоджия утопали в петуньях, астрах, душистом табаке и других неизвестных мне растениях, на которых Марина просто свихнулась. Если все засохнет, будут слезы. Надо ехать за ключами  в новую обитель подруги.
                Я позвонила. Трубку взял Тимур. Приятный баритон сообщил мне, что Марина отдыхает.

                – Вы – Рена? Что-то случилось? Разбудить Марину?
                – Я Рена, будить не надо. Пусть мне перезвонит. Ничего не случилось. Просто я отдала Марине ключи от квартиры и теперь не могу поливать ее цветы.
                Мы еще немного поторговались, кому куда ехать, чтобы ключи оказались в моих руках. Тимур предложил привезти ключи мне домой, я – приехать к ним за ключами.
                Пока мы обменивались любезностями, проснулась Марина и заорала в трубку:
                – Ренка,  родная, приезжай  сюда!
                Если честно, мне хотелось того же, и я  поехала. Марина встречала меня на остановке трамвая. Мы обнялись, бегло оглядели друг друга.
                – Как он? Не вернулся? Дети не звонили, ты не в курсе?
                –Только их нам сейчас и не хватало, – пробормотала я. – Максим не приезжал, я бы услышала...
                Дети Марины были ее пунктиком. Она жила в постоянной тревоге за них, хотя повода для этого они  не давали. Прошли те времена, когда Марина пыталась отловить дочь-художницу по быстро меняющимся адресам этой искательницы смысла жизни. Когда Лера осела в монастыре где-то в глубине России и принялась писать иконы, никто не знал, что эта остановка станет последней.
                Тихая обитель преподнесла девочке целый букет чужих проблем: монастырь (женский) спасал наркоманок от гибели с помощью труда и молитв. Среди этих несчастных Лера раскопала с десяток «интересных личностей» и взялась за их жизнеустройство. Ее творческая харизма оказалась действенней всяких молитв – к ней заблудшие души потянулись, в ней обрели  неординарного психотерапевта. Настоятельница монастыря предложила Лере «войти в штат» за определенную плату и поработать с бедняжками. Та согласилась, ведь надо было оплачивать жилье в соседней деревне – Лера не хотела жить с монашками в келье.
                В монастырь приезжал и нарколог – обследовать пациенток на разных стадиях их нетрадиционного лечения. Матушка-настоятельница хотела быть передовой во всем, и от поддержки медицины не отказывалась. Здесь и произошла все   решившая встреча Леры с врачом по имени  Глеб. Через два года у Леры с законным мужем Глебом было двое детей, две квартиры (в городе и  деревне, по месту работы Леры), интересная работа и достаток.                Лера писала письма, звонила Марине раз в неделю и всячески успокаивала материнское сердце, не желающее верить, что непутевая дочка на сей раз приросла к определенному месту жительства надолго, и к мужу – тоже. Максим подогревал в ней тревогу изо всех сил: он своей доченьке не верил с самого детства.
            А Тарас был гордостью Макса: его карьера оперного певца развивалась не стремительно, а постепенно, без всяких опасных отклонений от задуманного курса. После победы на двух приличных конкурсах и окончания консерватории Тарас гастролировал с филармонией по России и собирался ехать в Вену на прослушивание.
              Он был холост, и это волновало Марину. Она была убеждена, что от всех напастей мужчину лучше всего оберегает хорошая жена и чувство ответственности за семью. Богемная среда Марину пугала – она знала по своему скромному опыту, что такое артисты вообще. Тарас звонил реже Леры, был краток, в подробности не вдавался, и это тоже напрягало мою подругу. Но она не жаловалась, с расспросами не приставала, своими сомнениями не делилась с Максимом.
             – Звонил Тарас, – говорила она мне с задумчивым лицом. – Уверяет, что все у него тип-топ, а голос... какой-то странный. Вроде с хрипотцой.
             Я ее не успокаивала: знала, что Марина на этом замечании и остановится. Она предпочитала сомневаться в одиночку. Боялась быть в тягость даже своей лучшей подруге. И сейчас, при встрече, она хоть и задала свой вопрос, но тут же извинилась:
             – Прости, я так, по привычке...
             – Дети не звонили. Ты же говорила, что о них почти не думаешь. Я просто мечтаю увидеть тебя зацикленной на собственной персоне – и только! Отдыхай, деточка моя!
              Хорошо, что Тимур ушел из дому по делам. Я ходила по дому и маленькому саду спокойно, как бы вживаясь в образ своей будущей героини. Я уже знала, что засяду за машинку...
              – Сколько роз! Он что – садовод?
              – Обожает цветы. Как и я. Даже в этом мы сходимся.
              Я поняла: и тут сравнение не в пользу Макса, который обожал овощи и фрукты, а не цветы. Он и в лучшие годы не дарил Маринке цветов, считая это глупейшим делом:
              – Нет, ты представь! Я прихожу к тебе на свидание с цветами, и что потом? Вручаю тебе, ты с этим веником таскаешься по парку? Или я должен его нести, как дурак? Так цветочки завянут! Или домой идти срочно, в водичку их ставить, а потом – назад, на свидание? Я ж не идиот.
               Итак, место действия – скромный кирпичный домик с мезонином, к которому ведет наружная витая лесенка, скрытая от глаз виноградными лозами. На них что-то болтается – меленькое, темно-синее, кислое  на вид. Двор и сад сотки в две, по словам Марины, со всех сторон стиснуты высокими шикарными заборами «новых украинцев».
               – Хоть голышом  по саду ходи – ниоткуда нет обзора, – говорит Марина с таким видом, словно она тут давняя хозяйка. – Очень удобно.
Кругом дорожки из плитки, чистота! Земля только под деревьями и в розарии.
                Моя героиня – милая женщина, возраст которой можно разглядеть только в упор да при ярком освещении, выглядит на фоне роз в своем молодежном сарафане беспечной курортницей. Она загорела, коротко подстриглась, от чего кажется еще моложе, и я чувствую себя рядом с нею старой каргой со вставными челюстями. Хотя челюсти пока у меня свои, но вставных зубов больше, чем своих, родных. А Марина давно лишилась всех зубов мудрости и соседних, зато сохранила все передние, и когда улыбается, то хоть снимай ее в рекламе зубной пасты. Загнать ее в зубопротезный кабинет невозможно: Марина вдруг стала панически бояться физической боли...
                Итак, главное для женщины – как она выглядит, а не сколько ей лет, и с этим у Марины нет проблем. Но я вижу по ее опущенному взору, что для нее как раз главное в обратном: ей хочется не казаться, а быть. И смотрит она на себя не моими доброжелательными глазами, а глазами Тимура. И вот это уже преодолеть труднее.
                Тимур мне понравился. Такой тип мужской красоты нравится всем женщинам. Природа ни в чем не переборщила, создавая его: ничего сладкого и ничего резкого – сплошная гармония. Не суетлив в движениях, не болтлив, на Марину смотрит, как на любимого ребенка, которому все прощаешь. Даже когда он не улыбается, то  улыбаются его глаза. Такому хочется верить без оглядки.
                Обедали мы в саду, под старой черешней. Мне казалось, что и я знакома с этим человеком всю сознательную жизнь. В нем чувствуется внутренняя энергия, не разбазаренная на пути преодоления жизненных препятствий, а хорошо сохраненная. Так бывает у людей со здоровой психикой, нравственной основой, с четким представлением о своих возможностях. Словом, Марина угадала в нем главное качество – надежность.
                Максим сильно проигрывал в сравнении с Тимуром. Его энергия была избирательной: она то взрывалась по пустякам, то дремала в самый ответственный момент, оставляя Марину без всякой поддержки. После обеда Тимур ушел по своим делам, а Марина, вдохновленная моей симпатией к «Данко», рассказала о главном... А я, вернувшись домой, засела за машинку и постаралась передать ее душевное состояние. Не меняя имен ...Ведь перед моими глазами стояли они – Марина и Тимур, немолодые, но с нерастраченными надеждами, несмотря на далеко не безоблачное прошлое.

       Продолжение  http://www.proza.ru/2015/02/23/1308                6