День первый. Понедельник.
1
По утрам повадился являться к сантехнику Иванову архангел Гавриил.
Сидит Иванов, завтракает. Голова трещит от выпитого вчера, во всём организме некоторая слабость, и вдруг входит в кухню здоровенный мужик, облачённый в тёмные одежды. Да не просто входит, на табурет садится, а короткие вилы свои так аккуратно прислоняет к стене. Иванов застыл, не донеся вилку до открытого рта.
– Яйцо стечёт, – участливо заметил непрошеный гость, указав глазами на вилку.
Машинально Иванов задвинул яйцо себе в рот, пожевал, не ощутив вкуса, и проглотил. После этих простых действий к Иванову вернулся дар речи.
– Ты кто? – хрипло спросил он и закашлялся.
– По спине постучать? – спросил мужчина, привстав с табуретки.
– Нет, не надо, – жестом остановил его Иванов.
– Не надо, так не надо, – пожал плечами мужчина. – Имя моё Джабраил, но больше известен в миру я, как архангел Гавриил.
Тыльной стороной ладони Иванов вытер выступившие от кашля слёзы, глубоко вздохнул.
– Из блатных, что ли?
– Тёмный ты, Гриша, – вздохнул архангел, с печальной укоризной покачивая головой. – Бог я.
– Во даёт, – искренне изумился Иванов, – откуда ты моё имя знаешь!
– Что имя, – нараспев произнёс Гавриил, – богу много дано знать. Вот к примеру, попёр ты у Ахмадулина парадку…
– Так, всё, проехали. Верю, – торопливо перебил Иванов.
Склонившись над тарелкой, он стал поглощать яичницу и жареную картошку.
– Во что ты веришь, Григорий Иванович? – осторожно поинтересовался Гавриил.
Иванов, завершив трапезу, вытер ладонью рот и ответил, подняв глаза на архангела.
– Ну верю, что ты по своим каналам узнал моё имя.
– А в то, что я бог ты веришь?
Это надо доказать, – ухмыльнулся сантехник Иванов, – ходят тут всякие фокусники и другие шарлатаны, а потом у честных людей парадки пропадают.
На слове «парадки» Иванов дал петуха.
– Я надеялся обойтись без унизительных демонстраций, – молвил Гавриил, лучезарно улыбнувшись Иванову, – но будь по-твоему, Иванов Григорий Иванович. Что для тебя станет исчерпывающим доказательством.
Иванов глубоко задумался. От умственных усилий перестала болеть голова, и первая здравая мысль посетила его: отфутболить «архангелу».
– А что ты можешь из божественного?
– Могу являться за умершими праведниками, – усмехнулся Гавриил.
Иванов вздрогнул. На мгновение ему почудилось, что он умер, и за столом сидит не он, а его мучимая похмельем душа. Незаметно Иванов ущипнул себя за ногу и утешился, почувствовав боль.
– Могу народы поражать чумой, – продолжал Гавриил, отогнув из кулака второй перст, – могу вулканы извергать и метать небесный огнь…
– Хватит, хватит, – остановил его Иванов, – не хватало мне только тут вулкана. Метни небесный огнь, но аккуратно, аккуратно, – погрозил Иванов богу пальцем.
– Куда? – поинтересовался Гавриил.
Иванов оглядел кухню. Девять квадратных метров с окном, тёмным стеклом взирающим во двор. Газовая печка, узел водоразбора, выполненный в польской сантехнике, в прошлом году сэкономленным на евроремонте одного кооперативщика. Гарнитур фланкировали посудный шкаф у окна и уютно урчащий холодильник «Днепр» – агрегат надёжный и неприхотливый. Вся мебель по армейской привычке содержалась в идеальном порядке. Иванову стало жалко подвергать её огненному разрушению. Хотя он в это не верил, ну а как вдруг.
Взгляд его упал на подоконник, на кактус в зелёном горшке.
– Вот! – Иванов указал на растение, – давай в него.
Гавриил взял в руки вилы, повертел их и поставил на место, сопровождая свои действия словами:
– Боюсь, не снесёт твоё убогое жилище настоящего небесного огня. Метну-ка я малый огонь, каким подгоняю нерадивых слуг.
Он щёлкнул пальцами, и родилась в перстах его зигзагообразная молния. По причудливой траектории пронеслась она в пространстве кухни и поразила колючий кактус, повинный лишь в том, что попался на глаза Иванову. Растение вспыхнуло ярким бездымным пламенем.
Пару минут оно горело пред изумлённым взором Иванова, затем Гавриил каким-то замысловатым жестом загасил огонь.
– Блин! – тихо молвил Иванов, всё ещё находясь под очарованием демонстративного молнияметания, – Слушай, Гавриил, а ты можешь вот так жахнуть нашего прораба Гольдмана. Веришь, нет – задолбал, гадина очкастая. То не пей ему на рабочем месте, а как не пить, коль клиенты наливают, то перестраивайся. Я ему говорю: ты сам перестраивайся…
– Я могу, Григорий Иванович, испепелить любого. Для меня это всё равно, что… – Гавриил замялся, подбирая нужное слово.
– Всё равно, что два пальца об асфальт, – подсказал ему Иванов.
– Наверное так, – неуверенно подтвердил архангел. – Могу, Гриша, но не хочу.
Иванову стало вдруг до слёз обидно. Припёрся к нему мужик в наряде клоуна, лепит всякие небылицы про богов, кактус спалил, в друзья набивается и за все причиненные Григорию неудобства не хочет исполнить сущий пустяк. Григорий встал, дабы скрыть нахлынувшее дурное настроение, подошел к окну.
– Не хочешь, – произнёс Иванов, прижимаясь горячим лбом к холодному влажному стеклу, – ну и иди ты на…
И Иванов добавил крепкое русское слово, которое Гавриил истолковал превратно.
– Твоё предложение не лишено известной привлекательности, но я нынче не расположен к подобного рода развлечению.
Сначала Григорий не понял, о чём толкует Гавриил, а когда до него дошло, смутился, вспомнив крепкие мускулы гостя и острые вилы его.
– Дык, Гавриил, – сказал Иванов извиняющимся тоном, – прости, это просто к слову пришлось. Это вроде присказки.
– Бог простит.
Иванов, отлепив лоб от стекла, оглянулся через плечо. В кухне никого не было. Ни Гавриила, ни его вил.
«Обиделся, наверное», – на этой мысли вернулась головная боль с удвоенной силой.
– Гавриил, Гавриил, – позвал Иванов бога, как Марья Петровна из соседнего подъезда зовёт своего пуделя Жулю, кладущего кучу в песочнице.
Тишина. Григорий прошёл в комнату – и там никого. Проверил балкон и кладовку, заглянул в ванную и туалет. Зачем-то поднял крышку над польским унитазом. Никого. Возвращаясь в кухню, он глянул на настенные круглого циферблата часы.
– Блин! – в сердцах воскликнул он, – Лёха уже четверть часа ждёт у клиента. С этого мгновения мысли Григория приняли иное направление, и образ архангела Джабраила потускнел в его сознании.
Крайние обстоятельства вынудили Иванова отказаться от чая, а мытьё посуда передвинуть на вечер. Трёх минут не прошло, как он находился в пути на Васильевский остров.