Два деда
«… мальчики иных веков,
Наверно, будут плакать ночью
О времени большевиков»*.
Защитники
- Товарищ старшая пионервожатая, - пищит цыплячьим голоском Лидка. - Пионерский отряд четвертого «А» класса на торжественную линейку, посвященную сорок пятой годовщине Советской Армии и Военно-Морского флота, построен. Командир отряда Звонкова.
«Тоже мне, командир... Пропищала и семенит ножками-спичками, встает рядом пионервожатой. Встала и высматривает, кто из одноклассников как в строю себя ведет. Высмотрит, и начнет завтра придираться: ты голову чесала, ты в носу ковырял, ты... Мне начнет выговаривать, что сутулился в строю. А что делать, если я такой высокий и несформировавшийся еще скелет не держит тело. Так врач сказала мамке, когда она в больницу привела проверить, не горб ли растет.
Лидка отличница. Задавака, зубрилка, а делать ничего не умеет: ни в физкультуре, ни в рисовании, ни в чем. Ишь, гордая стоит, что ее папку пригласили в школу на праздник. У него погоны с двумя просветами и одной большой звездой - майор, значит.
И Вовка Самсонов командир отряда четвертого «Б», тоже мне, отбубнил и чуть не бегом к Лидке побежал. Скорее рядышком встает. Она ему нравиться. Малышня из третьих классов отрапортовала. Октябрята не рапортуют, малы еще. Их сбоку построили, пусть смотрят и учатся у пионеров.
А чему учиться? Вот, если бы мне, доверили рапортовать, показал бы, как надо по-военному. Отрапортовал бы и, как настоящий солдат, строевым шагом на место прошел бы. Брат Васька в прошлом году из армии вернулся, научил. Он в Венгрии танкистом служил.
И директор школы Лидкиному папке вон как улыбается. И в ладоши первая же захлопала, военного приветствует. А кого тут приветствовать? Такой же пухлый, как Лидка. И на клоуна похож, которого показывали в кино про цирк. Ноги в сапогах, как у клоуна в чулках. Галифе, как у того пыжики. Пуговицы на круглом животе, как клоунские бомбошки. Нос тоже круглый и красный. И хохолок на лысой голове. Ну, истинно, клоун…».
- Ребята, вам, как будущим воинам, необходимо знать историю нашей родной армии, – начал майор тихим, совсем не командирским голосом.
«…Это его-то дочка Лидка, колобок на спичках – будущий воин? Во, смехота!...».
- …Красная Армия создавалась в самые трудные для нашей страны годы. В холоде и голоде. Солдаты защищали свою родную рабоче-крестьянскую власть… Винтовки, оставшиеся от старой царской армии… патронов мало… шли в штыки на белых генералов…
«…Откуда Лидкин отец может это знать? Ему столько же лет, как моему папке. Папкин отец в гражданскую продотрядами командовал, хлеб у кулаков-мироедов отбирал и отдавал рабочим и солдатам. Кулаки прятали зерно, чтобы голодом заморить Красную армию и заставить ее сдаться. Засады устраивали, стреляли из-за угла. Но дедушка, хоть и молодой был тогда, их не испугался, и задание партии и Ленина выполнил…».
- …Благодаря заботам партии у Красной Армии появились танки, пушки. Когда началась Великая Отечественная война, появились «Катюши». С ними наша армия дошла до Берлина...
«…Лучше бы дедушку Гришу пригласили, он бы рассказал, как в гражданскую с Чапаевым воевал. Его в Отечественную войну на фронт не взяли, потому, как старый был и инвалид после гражданской войны. А папкин отец воевал. Пришел израненный и потом умер от ран в военном госпитале…».
- … Сейчас у нас есть ракеты, которые из любой точки нашей страны долетят до врага, в какой бы части света он не находился. У нас есть скоростные самолеты, которые могут в любое время нанести бомбовый удар по глубоким тылам противника. А если надо, в них можно и танки загрузить. Они моментально доставят боевые машины в любую точку мира. Враг не уйдет от расплаты, где бы он ни затаился. Ничто не спасет его от поражения...
«…А папку призвали уже после победы и отправили на восток японцев бить. Но он заболел на учениях, и его отчислили из армии. Не успел повоевать».
Так думал пионер Митька, стоя правофланговым в строю учеников четвертого «А» класса.
- ...Учиться военному делу настоящим образом завещал вам великий Ленин. Учитесь и становитесь достойными защитниками своей Родины, - закончил выступление Лидкин отец.
Затем октябрята рассказали стихи, третьеклашки спели песни, четвероклассники станцевали армейский и флотский танцы. Праздник закончился.
Митька поспешил домой. Он приготовил дедушке Грише подарок – открытку, на которой Чапаев с шашкой в руке мчится на белом коне бить белых гадов. На голове папаха с красной ленточкой наискосок и черная бурка за спиной развевается! За ним другие конники несутся! Среди них дедушка Гриша, может, себя узнает. Чтобы купить набор открыток «Герои гражданской войны» Митька с осени деньги копил. В наборе еще есть портреты героев: Щорс, Котовский, Фрунзе, Пархоменко, Буденный. Митька будет дарить дедушке каждый год по одной открытке. На этой, что с Чапаевым, написал: «Поздравляю с Днем Красной Армии». Но главное, слова «Красной Армии» написал красным. Выпросил у учительницы чернильницу с красными чернилами. Она сначала подумала плохое, а потом, когда узнала зачем, дала ичернильницу, и ручку. Хотел еще написать «и Военно-Морского флота», но не хватило места. Можно было бы выше начать, но тогда слова «поздравляю с днем» пришлось бы писать на груди белого чапаевского коня. А писать на груди коня не хотелось. Учительница сказала, что и так хватит. Забрала ручку, чернильницу и унесла в учительскую.
* * *
Когда Митька учился в пятом классе, родители купили телевизор «Рекорд». Телевизоры тогда были не у всех, и Митька гордился столь важным событием. Главное, что каждый вечер показывали какие-нибудь фильмы. Любил про Ленина, революцию, войну. Особенно про Чапаева и про коммуниста, которого в конце фильма кулаки убивают в поезде с зерном. Коммунист - это папкин отец, а среди чапаевцев Митька всегда находил кого-нибудь, похожего на дедушку Гришу.
А дед Гриша телевизор не любил, называл его «чертовым ящиком» и всегда уходил, если показывали любимые Митькины фильмы.
На кухне стоял дедов сундук с музыкальным замком. Там столько было таинственного… Но дед сурово пресекал любые попытки проверить содержимое сундука.
А Васька все решил легко. Когда дед с мамкой уехали хоронить тетку Шуру, а отец был на работе, он, заговорщицки подмигивая и вертя в руках ножницы, позвал Митьку на кухню. Засунув концы ножниц под крышку над замком, что-то нащупал и с силой раздвинул кольца. Крышка открылась. Хитрый Васька так просто смог обмануть умного деда… Митьке вдруг стало до слез обидно за старика.
- Разнюнься еще, - прошипел брат, раздраженный тем, что вместо восторгов увидел слезы в Митькиных глазах. – Мы же ничего не возьмем. Только посмотрим.
Бумаги всяких видов, размеров и цветов отложили в сторону. Проверили содержимое пакетов и свертков. Ничего интересного. В конвертах нашли фотографии. На маленьких - чьи-то незнакомые лица. На других, что побольше – старики в подпоясанных рубахах, старухи в платках и длинных юбках, тетки в мужских пиджаках, стриженные наголо ребятишки в майках или голые по пояс в широких штанах, подвязанных веревками. Все в темном. Серые уродливые лица. На обороте - надписи химическим карандашом «Соликамск 1938 год».
- К-кто это? – в страхе заикается Митька.
- Дедова родня-я… - устрашающе рычит Васька.
На одном снимке изображены солдаты. Двое лежат на земле, облокотившись на колеса пулемета «Максим». Трое стоят, молодцевато распрямив плечи и придерживая висящие с боков шашки.
- А это кто? – шепчет Митька.
- Это дед. Он же воевал в гражданскую, - просветил Васька.
Который из пятерых, изображенных на фото, дед, Митька так и не определил.
Брат Васька родился перед Отечественной войной. У него другой отец. Он на фронте погиб. А Митькин папка на мамке уже после войны женился. Ваську, наверное, назвали в честь любимого дедушкиного командира Василия Ивановича Чапаева. А Митьку - в честь Дмитрия Фурманова, комиссара чапаевского боевого.
Так, гордясь своими заслуженными дедушками, отстоявшими Советскую власть от белых гадов и защитивших Родину от фашистских захватчиков, прожил Митька свои школьные годы.
* * *
«Они нас выдумают снова.
Сажень косая, твердый шаг…»
С этим чувством и в армию на два года ушел служить. Дед поучал: «Ты, Митька, в пулеметную команду просись. Пулеметчики в армии – белая кость. На них вся пехота надеется. Там и до урядника дослужишься». А Васька смеялся: «Какая команда? Сейчас вся мотопехота с автоматами и пулеметами на боевых машинах гоняет. Ты, Митька, старого не слушай. В писари иди или ближе к кухне прибивайся. А еще лучше в штабные просись». Ну ладно, в десант по росту не берут, но не писарем же. В любую воинскую часть, но - в боевую, решает про себя Митька.
Отправили его в учебку на связиста учиться. Сказали, на секретной аппаратуре будет работать, а посадили за телеграфные аппараты, которые он на почте видел. Что в них секретного? Потом его и еще троих перевели в другой взвод и оставили в классах первого этажа осваивать науку военного телеграфиста. А остальные, в том числе и земляк Славка, продолжили учебу на верхних этажах корпуса, где по слухам стояла загадочная сверхсекретная аппаратура связи со странным названием ЗАС. Проход охранял отдельный часовой и телеграфистов туда не пускали.
Зато из учебки Дима вышел младшим сержантом, а Славка рядовым. В воинской части под Винницей, куда их направили для прохождения дальнейшей службы, Диму уже через месяц поставили старшим расчета. Через полгода – старшим смены, присвоили звание сержанта, а еще через полгода назначили заместителем командира взвода телефонно-телеграфной службы с присвоением звания старший сержант. Парень поправился, окреп. Прежняя сутулость воспринималась уже как солидная грузность. Появилась уверенность в движениях, убедительность в словах и нахрапистость в действиях. Общеизвестную армейскую истину «Не можешь – научим, не хочешь - заставим» выражал по-своему: «Не можешь – научу, не хочешь - потом не напросишься». Даже «засовцы», гордые своей исключительностью из-за допуска к важным тайнам, признали его старшинство. А солдаты поздних призывов называли за глаза «дедом Димой».
Еще один плюс - солдатское жалование. Сержант срочной службы на должности замкомвзвода получал денежное содержание со всеми надбавками тридцать два рубля шестьдесят копеек. К дембелю у некурящего Димы скопилась приличная сумма. И родителям подарки прикупил и приодеться на гражданке будет на что. Деду Грише купил белую украинскую рубашку с расшитым воротом. По дембелю Диме присвоили звание старшины за проявленные командирские качества, успехи в боевой подготовке и воспитательной работе среди личного состава. Вспомнилось: «…до урядника дослужишься». Улыбнулся, надо будет узнать у деда, кто главнее, урядник или старшина.
Дед Гриша умер за десять дней до возвращения внука.
Дома боевой замкомвзвода, уважаемый «дед Дима» и важный дембель, вновь оказался младшим в семье Митькой. Накопленные в армии деньги передал матери. А та распорядилась ими по своему разумению – отдала Ваське, который в эти дни гулял вторую свадьбу.
Пришлось ходить в старых штанах и Васькином пиджаке.
С первой женой Васька жил в маленькой комнате. Дедову железную кровать выбросили, а из старого дивана, на котором когда-то спали братья, сделали полутораспальную софу. Дед спал в кухне на сундуке.
После второй свадьбы Васька ушел жить к новой жене. А первой куда? Не с Димкой же жить в одной комнате. Уехала к матери. Там родила девчонку.
Как-то в детстве Дима случайно услышал, как дед говорил папке про него и Ваську: «Митька ваш хуже Морозова. Не за идею продаст, а по простодушию. А Васька не-е. Э-этот сам кого хошь купит, и сам же перепродаст».
При трудоустройстве на секретный военный завод потребовались данные о членах семьи. Перебирая семейные документы, Дима нашел книгу с названием «Чтобы помнили». Их фамилия на обложке. Открыл. Фотография отцова младшего брата. Значит, он написал эту книгу! Пролистал. Взгляд зацепился за слово «Смерш». Прочитал главу. Оказалось, другой его дедушка в Отечественную войну в Смерше служил! Вот это новость! Вспомнил напечатанную в роман-газете повесть «В августе сорок четвертого». Тогда ею все мальчишки зачитывались. Герои смершевцы разоблачали шпионов, бились с диверсантами, воевали с бандитами. И его дед среди них!
Вечером спросил отца.
- Почему ты не говорил, что твой отец в Смерше служил?
- Подрастешь, узнаешь, - буркнул тот.
- Куда ему еще расти? И так вон, какой бугай вымахал. Жениться пора, - вступилась мать.
- Мам, мне в анкете для поступления на завод надо указать сведения о живых родственниках. Дед Гриша где и когда родился?
Удивила возникшая пауза. Мать переглянулась с отцом.
- Ну, напиши станция Буа в 1888 году.
Дима так и сделал.
- Что за станция Буа? – спросила инспектор отдела режима, оформлявшая Диме форму допуска к секретным документам. – Николай Петрович, тут вновь поступающий анкету не совсем корректно оформил. Заставить переписать?
Седой старик с явно военной выправкой прочитал анкету:
- Какую форму допуска получает?
- Вторую.
- Оставьте так. Это город Буинск в Татарии.
- А мой дед по отцу в Смерше воевал, - с гордостью заявил Дима, чтобы все слышали.
- Ну-ну, - произнес бывший военный, глянув поверх очков на «вновь поступающего».
С первой зарплаты Дима купил себе новые брюки и пару рубашек.
Рассказ отца
Второй дед в Смерше воевал! Дима пристал к отцу, расскажи да расскажи про деда.
- Родился он в 1901 году в Чистополе. Учился в реальном училище. О его родителях не знаю ничего. Как стал бойцом, затем командиром продотряда и когда вступил в парию большевиков, не знаю. Дважды ранен в перестрелках с кулаками-бандитами. Мама рассказывала, спорил с чинушами из Продармии, доказывал, что нельзя забирать зерно у крестьян подчистую, надо оставлять семенной фонд. Нажил себе врагов в «верхах». Друзья предостерегли, что при «партийной чистке» его могут объявить врагом Советской власти. Уволился с хорошей должности и кочевал по прикамским поселкам, пока не добрался до конторы лесосплава на самом севере Пермской губернии. Там женился. Перед войной его назначили начальником пристани «Камское Устье». В сорок первом ушел на фронт. Вернулся поздней осенью 1945 года. О войне ничего не рассказывал. Я после японской в Камском Устье мастером Камлесосплава начал работать. В сорок девятом отец умер в госпитале. Тебя, родившегося в пятидесятом, назвали его именем.
Значит, Димкой назвали не в честь Фурманова, а в честь папкиного отца. Точно, у отца же отчество Дмитриевич! Ну и ладно, дед-то героический! А Дима ничего не знал про Смерш. Почему?!
- Потому что Смерш ловил и расстреливал не только шпионов и диверсантов, но и дизертиров, паникеров, струсивших, просто испугавшихся и отступающих красноармейцев. Смершевцев на войне боялись, а после войны не уважали и даже презирали.
Вот это да!!! Они диверсантов и бандитов уничтожали, а их ненавидели свои же солдаты… Такое Диме понять оказалось очень трудно.
Лишь во времена гласности из книг Солженицына, Шаламова, Разгона, понял Дима обоснованность отцовского молчания и почему дед Дмитрий о войне сыновьям не рассказывал. Вспомнилась усмешка седого военного из отдела режима.
Рассказ матери
Отец умер в 2002 году. Мать постепенно привыкала к одиночеству. Часто рассматривала старые фотографии.
Однажды выложила перед Димой несколько пакетов со снимками:
- Посмотри. Какие надо, забери.
В одном пакете обнаружил уже виденную однажды фотографию бойцов у пулемета. И… только сейчас заметил, что у бравых солдат на плечах погоны. Белогвардейцы… и дед Гриша среди них:
- Он, что у белых служил?
Мать недолго отнекивалась и, собрав на стол чай, рассказала:
- Дед родился в Буинске в семье зажиточного портного. В 1910 году женился. Первой у нас Шурка родилась. В пятнадцатом его забрали на войну с немцами. Вернулся весной восемнадцатого. Говорил, что служил в первом пулеметном Петроградском полку...
Удивительные они, старые люди. Что куда только что положили, не помнят, а дела давно минувших дней, как по написанному читают.
- … Летом в Буинск вошли белочехи с белогвардейцами. Советы разогнали. А осенью красные обратно взяли город. Богатый портной, забрав семью, ушел с белыми. Их я больше не видела. Дед явился домой осенью двадцатого. Худой, больной, хромой и глухой на одно ухо. Еле зиму пережил. А в двадцать первом новую экономическую политику объявили. Мы в Тетюши перебрались. Дед нэпманом заделался. Портновскую артель собрал... Разогнали их в двадцать девятом. Боялся, что за службу у белых и как непмана его расстреляют. Решил затеряться в круговерти тех лет и завербовался на строительство Соликамского магниевого завода. Вернулся в сорок восьмом. Ваське уже восемь лет было. Я замуж-то в тридцать девятом вышла, а осенью сорок первого на Ваню моего похоронка пришла.
- А кто тогда брата Василием назвал, если не дед Гриша?
- Дед и назвал. Только другой, свекор мой. Мы с Ваней у его родителей в селе Монастырское жили. Свекор велел, если мальчик родится, Васькой назвать, как их кота, который и в доме, и у соседей всех мышей извел. Один раз даже крысу задавил. Соседским котам спуску не давал. Пусть, сказал, внук таким же героем растет. А слово свекра в доме - закон.
- А я думал, Ваську в честь командира дедушкиного назвали.
- Какого командира?
- Чапаева Василь Иваныча. Дед говорил, что с ним воевал.
- Тьфу, ты, нечистая! Вот и истинно, что с ним воевал. Чапаев на коне, а дед по нему - из пулемета. Правда ли, нет ли, Шурка сказывала, дед по пьяному делу как-то проговорился. Заняли они оборону под Бугульмой. Чапаевцев к утру ждали, а они под вечер нагрянули. А у деда всего одна лента в пулемете. Пострелял, подхватил чью-то винтовку и наперерез конным - к оврагу. Только помню, говорит, белый конь и черное сверху. Нырнул коню под ноги, винтовку вверх вскинув. Это и спасло. Шашка чапаевская от нее отскочила по спине и плечу вскользь прошла. Да конским коленом в ухо получил. Сознание потерял. Очнулся, темнело уж. До оврага дополз и в зарослях спрятался. А по полю уже похоронная команда идет. Кого в лазарет, кого тут достреливают и закапывают. Ночью расшвырял землицу, с кого штаны, с кого гимнастерку красноармейскую снял. Переоделся и пошел хромать. Как потом оказалось, конь чапаевский копытом жилу ему на ноге перешиб. Повезло, на третий день к красноармейскому обозу лазаретному прибился. Да с ними и остался санитаром. Глухой, хромой да прикинулся умом тронутым. Приняли, дознаниями не докучали... Так было или Шурка чего приукрасила, не знаю. Потом красные Колчака на восток погнали, а деда, как инвалида, списали. Осенью двадцатого в Тетюши вернулся.
« … как впопыхах
Плохие песни мы сложили
О поразительных делах».
«Вот так! Один дед продотрядовец, а другой по Чапаеву из пулемета стрелял. Один диверсантов ловил, другой скрывался. Слава Богу, не пересеклись они в лихие годы. А родительские пути-дороги сошлись: и Васька безотцовщиной не сгинул, и я на белый свет народился. Ну и пусть нас не в Чапаева и Фурманова назвали. Наши дети род продолжают, ничего о своих предках не зная... Может и к лучшему?».
Так думает бывший старшина, а ныне начальник участка связи секретного военного завода.
* В эпиграфах использованы строки из стихотворения «Лирическое отступление» поэта Когана Павла Давидовича (1918 - 1942).