Иногда мне кажется, что мы суть лишённые воли куклы, швыряемые нервным ребенком – судьбой, по комнате нашей жизни. Кто способен помешать ему разрушать и дальше наши тела? Некоторые выдумывают отца этому ребенку: он приходит, услышав жалобный скрип деревянных тел, подбирает тех обмякших страдальцев, которых отыскал по углам, выпрямляет погнутые конечности и бережно вставляет выпавшие шурупы, после чего протирает, ставит прямиком на высокую полочку - на покой.
Слабаки те фантазеры. Правда, чем Он был лучше?
Если человеку не на что опереться, он сделает себе костыль. Если не во что верить - придумает веру, взрастит свое божество в труде или страсти. А вдруг старания, вера и страсть сойдутся вместе, замещая временный костыль? То будет полноценная опора, осязаемый столп света, яркая цель впереди. Одновременно то что было, что есть и что будет. Надежда, которая никогда не угаснет.
Однажды обученный говорить языком абстракций, я уже позабыл все остальные. Усилия, направленные на то, чтобы вывести его из котла самообмана не увенчались успехом. От такого начинаешь чувствовать себя кошкой в портфеле у первоклассника - куда его позовут друзья, туда он тебя и потащит, а ты сиди и мяукай. Странное сравнение. Теперь-то, надеюсь, мне можно расслабиться, пускай лично я этого не заслужил.
Кто знал, что это возможно? Что такие как мы тоже можем существовать? Что у нас могут быть свои, пускай и ограниченные рамками, но мысли, своя маленькая жизнь? Настоящая, с глупостью, ностальгией и восторгами... как у всех. Мы тоже рождаемся, тоже живем и тоже...
Умираем? А почему нет? Ничто не бесконечно и каждая мельчайшая песчинка пыли в какой-то момент распадется на атомы. Сколь бы не было иррационально наше существование и как бы мы не были близки к вечности - но нам тоже приходит конец. Я давно его жду. Неизвестно, сколько циклов уже миновало с тех пор, ведь наше время подчиняется другим законам. Десятки тысяч человеческих жизней прожито нами, и нет между ними никакой разницы. То есть не было. Этот рубеж как граница старого мира, простирающегося на спинах трех слонов. Впереди - пропасть, но гораздо более заманчивая, чем моя индивидуальная сансара.
Хватит мыслей. Теперь моя задача - наблюдать таинство, неподвластное разуму конечных существ. Здесь, в этом мрачном мавзолее я увижу свет, если он действительно существует. Когда последняя капля крови упадет на пьедестал моего трона, я буду свободен. Я увижу, где я находился на протяжении тысячелетий.
Безумно пафосные и громкие слова! Я просто хочу сдохнуть. Исчезнуть. Вырваться. Закончить. И Ты, неизвестно откуда взявшаяся женщина, сделаешь это. Развей этот омерзительный сиреневый туман и подари мне свободу.
Кажется, она собирается что-то сказать.
- Да, ты и есть Рома. Ты выдумал всю эту историю только для того, чтобы сбежать от реальности. А я, честно, думала, что он тебя придумал.
К-как... как же так?
- Твой товарищ давно мертв, Роман. Чтобы справиться с этим, ты создал для себя мир, из которого вытеснил самого себя в виде недосягаемой цели, а твоя память услужливо выбросила все связанные с этим подробности. Ты сам прекрасно видишь, что написано на надгробии, и если постараешься, то вспомнишь и сами похороны, и свое отчуждение. Наблюдая за тобой всё это время, я сделала выводы о том, что могло послужить почвой для формирования расстройства: ты придумал неведомого врага, который сфокусировал на себе твои обвинения. Он насылает галлюцинации, он помутнеет рассудок и требует чего-то непонятного, пытаясь заполучить это силой. На самом деле ты знаешь, что есть только один Рома безо всяких остальных личностей - это и есть ты. Не сопротивляйся, а просто прислушайся к твоему внутреннему голосу. Он и сейчас активно возражает? Разве тебе не кажется, что где-то в корне происходящего кроется ошибка? Твои провалы в памяти маскируют твои состояния, в которых психика, будучи в упадочном настроении, вытесняла впечатления в подсознание. Ты защищался, чтобы избежать тяжелого стресса и апатии, и твоя защита оказалась слишком прочной даже для тебя самого. Расслабься, вдохни глубоко. Я понимаю, это очень много для одного раза. Но я не представляю себе более подходящего момента.
Пустота. Одним словом можно выразить моё состояние. То, что она говорит - полная чушь. Я не это ожидал услышать. Всё должно было быть не так!
Она врет. Эта женщина ничего не поняла. Она выдает желаемое за действительное, а точнее навязывает мне свое видение проблемы. Ни к тому я стремился до сих пор, и я не хочу, чтобы этот легковерный дурак слушал её с раскрытым ртом. То, что добыто такими чудовищными усилиями, она может уничтожить вмиг своей болтовней! Почему? Для чего я стараюсь из раза в раз? Творец, ты наградил его подсознанием для того, чтобы он к нему никогда не обращался? Достаточно с меня, слышишь? Я больше никогда по своей воле не прикоснусь к нему, и я отказываюсь быть его частью!
Подсознание! Вытеснение! Да что она понимает, соплячка! До какой чего бесполезной была моя роль, что я был низведен до уровня покровителя кошмаров, хранилища грязного белья и секретов. Иллюзионист, обманщик, предатель! Во что только эти люди не превращали мою функцию и как только над ней не надругались, но очередного испытания я не выдержу. Даже моей надежде приходит конец.
- Для чего?
Она не ожидала такого вопроса. Как, впрочем, и я.
- Для чего? – повторил он, - Хочешь открыть мне глаза? Разобраться в моей проблеме? Пожалуй, услуги подобного характера мне больше не требуются.
Она ошарашена.
- Благодарю тебя за содействие, если таковое имело место быть. Благодарю тебя за компанию, в чем мне не приходится сомневаться. Главная же моя благодарность тебе будет за возращенную память.
- Это ведь то, что я пыталась сделать! – выкрикнула она в ответ с надеждой, - Зачем ты так говоришь, Рома?
- Да потому что я не Рома, - ответил он с усмешкой, - ну или не совсем.
- Кто же ты тогда? – судорожным голосом спрашивает женщина.
- Я только что сам это осознал, так что, боюсь, ты не сможешь этого понять. То есть не сможешь преодолеть барьер собственных логических умозаключений. В некоторой степени я есть сам Георгий, но я так же и Рома. Просто потому, что это один и тот же человек.
- Как это возможно? Гоша мне всегда говорил…
- Вот! – торжествующе воскликнул он. - Гоша тебе говорил, что Рома – это его лучший друг, с которым он утратил связь вот уже много лет! Верно, Елизавета?
- Откуда…
- Дай мне время, и я всё объясню, вдова Гоши. Кстати да, ты действительно никакая не Нелли из некого загадочного Иртышского интерната, потому что такого человека просто нет. Это была великолепная актерская игра, которую, впрочем, я бы в любом случае не смог раскусить, если бы не увидел эту надпись. Я вспомнил, что ты являлась единственной, кому он рассказывал о старом «друге». Я вспомнил так же эти слова, которые ты говорила ему самому – полусумасшедшему, замкнутому в себе и отчужденному социопату, в которого влюбилась и за которого рискнула выйти замуж.
В какой-то момент ты обнаружила, что все его малочисленные знакомые игнорируют разговоры о загадочном товарище. Они попросту избегали той темы, которая являлась для него больной. Ты, Елизавета, стала догадываться о том, что никакого Романа никогда и не существовало, и позже ты случайно нашла в документах его небольшие рассказы, связанные с этим персонажем.
Да, никакой это не человек. Это персонаж его фантазий, нашедший свое место в его голове. Пока он находился рядом с тобой, необходимость в Роме отпала, и для того чтобы не «предавать» его, он написал несколько реальных эпизодов из жизни, в которых, якобы, фигурировал его друг: Вика, в которую он был влюблен, послужившая разочарованием впоследствии – он просто разделил тоску с ним, сделав вид, что это была его девушка, что уже тогда был с тобой, хотя познакомились вы много позже. Это раз.
Поход на гору, где он столкнулся с сумасшедшим стариком. Что это вообще за место, где они оказались? Тебе не показалось странным, что в рассказе о далеком прошлом он упоминает GPS в телефоне, хотя таких технологий ещё в помине не было! А где ты видела в этой области такую природную архитектуру из скал? Всё гораздо прозаичнее. В самом начале он упоминал о том, как дядя водил его в детстве на базу отдыха – так вот, больше он там никогда не бывал. Ни единого раза. Богатое воображение Георгия породило невероятные горные хребты, выстроенные то ли в вилку, то ли в трезубец и целую каменную громаду вокруг. На деле в том районе действительно стоит детский лагерь «Звездочка», а не «Звезда», и окружен он холмиками в пару десятков метров и лесом, а никак не горной грядой. История со стариком основывается на том моменте, когда хулиганы в лагере подговорили его бросить камнем в охранника, а тот случайно выстрелил из ружья, заряженного солью, в воздух. Маленький Гоша со страху тогда споткнулся и сломал левую руку. При разбирательстве все разом указали на него как на виновника, и это событие не давало ему покоя долгие годы. Чтобы пережить унижение, он всё переиначил и придумал ситуацию, где он смог сбежать от несправедливости и героически вынести все тяготы, где его бы поддержали, а не бросили и не предали. Это два.
Последний рассказ Гера в качестве предсмертной записки, незадолго до той попытки суицида. Но он сразу его сжег, потому ты, Елизавета, ни разу его не слышала до сих пор. Как и другие, это была реальная ситуация, но в его интерпретации. На самом деле его родители умерли значительно раньше, когда он ещё был совсем маленьким. Поскольку я – не он, я точно не знаю, как умерла его мать, но отец разбился в авиакатастрофе при перелете со своим другом и его сыном на частном самолете. Хотя там получилась достаточно запутанная история, но в любом случае его отец Артур не умирал в больнице от удивления. Он был богат и единственным наследником его был Георгий, но из-за возраста временным опекуном ему стал его дядя-шизофреник. Что, безусловно и сказалось на десятилетнем Георгии. Через девять лет болезнь усугубилась настолько, что дядя попал в психиатрическую клинику, а его совершеннолетний подопечный остался один на один с огромным капиталом отца, который принялся растрачивать с особым усердием. Обитая в разных компаниях он постепенно забыл о вымышленном друге. Но психическая нестабильность, злоупотребление алкоголем и наркотиками сломили его, и он совершил попытку суицида, разбив бутылку от вина об кресло и воткнув осколок себе в левую руку.
- И он звал Рому, когда я вошла, - всхлипнула женщина, закрывая лицо руками.
- Этого я не могу знать, поскольку, как уже говорил – я не есть он. Откровенность за откровенность, продолжай.
Она, еле сдерживая рыдания, продолжала.
- Я работала администратором в том отеле, где он снимал номер. Точнее не номер, а целых два этажа на самом верху. Поскольку он приглашал к себе всех на его грандиозные вечеринки в свой президентский люкс, иногда выходили различные инциденты, в результате которых мы смогли узнать друг друга ближе. Гоша ни на чем не экономил и возмещал весь нанесенный ущерб. Но его характер был очень странным, и потому очень скоро люди перестали приходить к нему, а я – наоборот, заходила после работы и по выходным. Его одиночество и отчужденность в обществе меня привлекли, и мы стали встречаться не выходя из отеля…
- Всё понятно, - прервал её он, - теперь я понимаю, чего недоставало в рассказе. Это ты пришла в тот момент, когда он истекал кровью.
- Да-а! – женщина заревела навзрыд, и кое-как договорила, - пришла… сказать… деньги-и-и…
- Он спустил все деньги, и ты, как администратор, пришла сказать ему об этом, - мрачно продолжил он, - но застала его в луже собственной крови. Ты спасла его, и через несколько лет вы поженились, о чем он тоже хотел написать, но никогда и не приступил. Хотел также упомянуть о том, что ты сомневаешься в реальности его друга Ромы. А квартира, куда ты меня привела, была тем местом, где вы жили с Георгием после того, как поженились и уехали оттуда. Вот почему мне всё там так знакомо. Каждую мелочь, которую я смог вспомнить, он хотел описать тоже. Эти желания – причина, по которой мне всё известно.
Я – нечто вроде его Альтер-эго, созданного в произведениях Гоши. Тот самый «Георгий», которым он всегда хотел быть. Потому я ненавижу сокращение Гоша: он сделал меня таким.
Только так я могу объяснить избирательность собственной памяти: я запомнил только то, что фигурировало в рассказах со мной – как бы Георгием-Романом. Может быть кто-то назовет меня призраком, кто-то назовет демоном – кому как вздумается, мне всё равно. Ты, его жена, так долго общалась с ним, что в результате способна меня увидеть – побеспокойся о собственном здоровье. Сейчас ты говоришь с плодом писательской фантазии собственного покойного супруга, хотя до того была уверена, что пытаешься образумить пропавшего друга Георгия. Долгое общение с шизофрениками добром не кончается, и всё, что ты сказала о психическом состоянии, скорее характеризует тебя саму.
Женщина упала на колени в сухую осеннюю листву.
… Ты, психолог по образованию, сначала пыталась внушить ему, что никакого Ромы нет, а потом сама поверила в него? Увлеклась оккультными «науками», и, встретив меня решила, что друг сумасшедшего тоже может быть чуточку сумасшедшим? Вера в потустороннее и развивающееся помешательство – губительное сочетание.
- Но я же к тебе прикасалась! Ты не можешь быть призраком!
- Ты так в этом уверена?
Лиза протянула руку к нему, но вдруг опустила её.
Не могу больше смотреть на эту женщину. С неё хватит. Оставь её в покое.
- А, кажется Он снова ожил. Перед тем, как я отправлюсь на рандеву с Ним, я хочу задать последний вопрос. Почему я вижу ракеты в своих снах?
Не поднимая головы, она тихо ответила полушепотом.
- Перед тем, как Георгий… Гоша застрелился, он часто говорил, что боится войны. Ему снились кошмары, где его район в Иртышске обстреливают баллистическими ракетами. Он искренне верил, что в 2012 году придет конец света.
- Спасибо. Совет напоследок – забудь, что ты меня видела. Считай, что всё и так знала и живи новой жизнью.
- И ты ответь, - безразличный голос прорывался сквозь опавшие волосы, - откуда ты знаешь, что всё рассказанное тобой – правда? Как ты об этом вспомнил и зачем мне этому верить?
- Черновики. Перед тем, как написать эти рассказы, он писал черновик, в котором была чистая правда. Самобичевание и неуверенность в себе породили то, что ты видишь перед собой. Бесчисленно количество произошедших событий, но источник был один единственный: я есть наследие стыда, порожденное лживым самообманом больного человека, желавшего мной воплотить все недостающие в себе самом качества.
А вспомнил я всё по одной причине – поиски несуществующего Ромы завершились, и я, можно сказать, выполнил свою миссию перед своим создателем. Сам я, увы, за все те тысячи повторённых сценариев не мог сделать то простое действие, которое смог сделать настоящий, живой человек, то есть ты. Спасибо тебе.
А теперь извини, мне пора.
Наконец-то.
- Ты дождался. Идем.
Я встал. Не было больше никакого тумана. Огромная двухэтажная комната с четырьмя колоннами была залита синим неоновым светом. Потолок отражал моё замученное лицо. Не то черное пятно, которое срослось со мной на протяжении этих лет, а настоящее лицо. Хмурые брови, сероватая радужка, печально опущенные уголки губ. Вот значит, как выглядел настоящий Георгий. Новый совершенно на него не похож. Я обернулся: в окне за спиной на фоне свинцовых туч чернел предмет страха покойного. Их было много, и все они приближались к моему дому. Я вскочил с кресла и спрыгнул с пьедестала, кинувшись по ковровой дорожке к двери. Одним махом открыв её, я выбежал из номера и устремился к сияющей отражениями и бликами далеких лучей лестнице на крышу, где-то наверху которой сияла белая точка света.
При подходе точка оказалась дверью, из-за которой исходил свет. Дверь не поддалась сразу и я выбил её плечом. Проскочив новые ступеньки я подбежал к выходу на крышу и вылетел из неё, запнувшись об порожек. Сильная рука помогла мне подняться.
- Вот мы снова здесь, - произнес он, когда я встал. То же лицо, но с другим выражением невероятно меняет всю суть и содержание. Он было взял меня за запястье и потащил вперед, но я стряхнул его руку и сказал:
- Ещё недавно ты валялся у меня под ногами, так что не надо строить из себя короля.
Он извинился, и мы подошли к краю. Одинаковые, как близнецы и разные, как кости и кровь, мы готовились решить последнюю проблему, стоящую перед нами.
Тяжелое небо испускало ракеты как снежинки во время бурана. Они заполонили всё пространство до самого горизонта, и было видно, как огненные купола вздымаются над землей. Одна за другой они пожирали остатки нашего мира, горящего в пламени не произошедшей войны. Самая большая, как нам показалось, летела в нашу сторону.
- Знаешь, хоть это и неправильно, но называть друг друга «ты» мне не по душе. Наш прародитель подкинул нам пару идей для наименования, не считаешь?
- Ладно, но только в этот раз, Георгий.
- Другого раза не будет, Роман.
- Почему ты так в этом уверен, Гера? Ты ведь вспомнил, сколько раз уже повторялись эти сцены, и как много раз я пытался образумить тебя. Каждый раз начиная в этом проклятом кафе, я штурмовал тебя тысячами различных образов, поскольку не мог напрямую воздействовать на тебя. А ты каждый раз добирался до могилы, каждый раз прощался с покойным Романом и каждый раз ехал обратно, попадая под град ракет. История повторялась заново столько раз, что я давно сбился со счета – 7692 или же 11724 – без разницы. Даже я за все эти разы понял, что мы хоть и состоим из нескольких тысяч строк, но мы живы, и живем сами собой, даже когда хозяин давно мертв. Ты забывал из разу в раз о произошедшем, а я помнил. Я, твоё подсознание, держу в себе память о каждом отдельном повторе, и я хочу на покой. Ты и сам давно перестал быть персонажем, действующим в заданных сюжетных рамках, и эта ситуация окончательно выбила нас из бесконечного цикла.
- Мне кажется, именно это и доказывает то, что другого раза не будет. Почему же ты сам не смог выбить нас из рамок?
- Как ты, Гера, и сам успел убедиться, ты оказался сильнее, упрямее, если хочешь – глупее. Ты засовывал голову в водоворот пустословия ради того, чтобы не узнавать правды, и всячески от неё скрывался. Каждый раз, когда я был близок к тому, чтобы тебя образумить, ты находил всему оправдание и уходил, попадая сюда. А знаешь, почему мы всегда заканчивали здесь?
- Почему же, Рома?
- Это и был последний ненаписанный рассказ мертвого Георгия. Точнее – недописанный. Последними строчками его были «А самое главное - прямо на меня устремилась еще одна. Та, от которой уже некуда было бежать. И она двигалась. Время снова пошло».
- Не было, выходит, никакого конца?
- Выходит, что не было, Гера.
- Можно сказать, что он нас бросил на произвол судьбы.
Ракета, тем временем со свистом, перерастающим в грохот разрываемого воздуха продиралась сквозь атмосферу навстречу к нам. С каждым мгновением она двигалась всё медленнее, и грохот постепенно превращался в звуковое болото. Мерзкое тягучее эхо расползалось в пространстве, пока боеголовка не подлетела на расстояние вытянутой руки, после чего та остановилась.
- А время? Почему оно замирает?
- Всё очень просто, Георгий. Мы не живы и не мертвы. Время для нас не существует в принципе. Как ты до сих пор пытаешься судить человеческими категориями, узнав о цикличности нашего с тобой бытия? Это твое бегство, твое нежелание, твой страх. Самозащита, если хочешь. Проснуться вновь на пути к его могиле – вот твое извечное спасение. Это как адские жернова, в которых вы вечно вынужден толкать по кругу своё жалкое бытие.
Он смотрел на меня. Существо из-за которого я - есть. Неподвижный, пристальный взгляд. Такой же, как и у меня. Он устало улыбается.
- А ты никогда не думал о том, что это и есть бессмертие?..
Ладонь его правой руки медленно поднялась до плеча.
… аз есмь дитя человеческое, а значит постулаты царствия разума и воли мой закон…
Его рука потянулась к блестящему конусу.
… Уверен, беличье колесо найдет своего наследника, если вообще когда-то его теряло…
Он щелкнул по ней пальцем. Металлическая поверхность зашлась мелкими трещинами, количество которых быстро росло. Красные всполохи быстро захватили окружающее пространство.
… Кажется, я придумал финал: «Время снова пошло. И на этот раз – без него».
- Мне нравится, Георгий. Мне это нравится.
***
В темной роще среди могил одинокая женщина сидела перед монументом, поставленным в честь её покойного мужа. Она сидела сгорбившись, спадающие волосы касались её ног, полностью закрывая лицо. Ей не было грустно, не хотелось плакать. Она просто сидела в листве, вдыхая холодные ароматы весеннего утра. Птицы уже проснулись, знаменуя приход первых лучей солнца, которые ещё не были способны пробиться через густы кроны деревьев. Туман понемногу развеялся. Слабая дрожь прокатилась по её телу.
Она не сразу заметила звук, исходящий из её сумочки, лежавшей возле неё. Вялая рука автоматически стала искать внутри, но никак не могла найти. Тогда она нехотя перевернула сумку, и среди высыпавшихся вещей выбрала вибрирующий телефон. Поднеся к уху, застуженным голосом прошептала: «Кто?».
- Где ты, мама?
В один момент её голос окреп, и сама она вскочила, словно сбросив с себя одеяло после долгой болезни.
- Я была в нашем старом доме, забирала некоторые вещи. Но теперь я еду обратно, Рома. Уже еду, сынок.