Она возвращалась в районе 8-ми. Покупала в магазине у дома килограмм лука. Поднималась четыре пролёта. Квартира 407.
У порога её ждали домашние тапки. Она купила их из-за формы. Пресноводные дельфины – нечасто встретишь среди котиков и заек. Сбросив годичные Gucci, босиком прошла к ванной. Она не надевала тапки, только улыбалась на входе, как домашним животным.
В ванной было темно. Уже три месяца гасла последняя лампочка. Ей нравилось, как она мерцала, словно живая, спорящая с временем. Лампа не давала света, только отблески. В них она казалась себе звездой чёрно-белых 30-х. Мушка, вуаль, тени над ресницами, колодцы под глазами. Она медленно раздевалась и принимала душ. Стоя под душем, она открывала маленький шкафчик и принимала лекарство. Бутылка с джином всё ещё была полна. Каждый день она отпивала глоток. Полоскала, и, по языку, отправляла обратно.
Она едва терпела крепкое. Но ей нравилось, как от можжевеловой воды немеет рот.
Из ванной выходила голая, не вытираясь. Она жила одна, и батареи весь сезон топили так, что запотевали окна. Квартира-студия. Без балкона. У стенки возле входной двери три шкафчика для посуды, плита, кухонная раковина. Дальше – кровать. Двухместная, но она всегда спала только на одном краю, левом. На окнах – жалюзи, агатовые. Подбирала под цвет глаз. Или, консультант подбирал. Обошлись дороже обычных. Фотография картинного размера – на стене. Девушка и силуэт. Коллаж. Она делала его на заказ. Ей очень нравилось это платье, на фотографии.
Недолго, пятнадцать минут, она рассматривала платье. Потом возвращалась в коридор. Доставала из сумки связку лука. Бросала в раковину. Брала в руки уже затупившийся нож и, не очищая от кожуры, надрезала посередине. Она не использовала разделочные доски. Надрезала на столе. Пополам, затем каждую из половин как можно тоньше, как для лукового супа, поперечно.
Одна. Вторая. Третья. Сколько луковиц в килограмме? Ей было неважно. Просто больше не вмещалось в сумку. Небольшую тряпичную сумку с незамысловатой этнической вязью. Не такой заметной, как могла бы быть этническая вязь. Четвёртая, пятая, шестая. Постепенно на столе скапливалась гора настроганных луковых полуколец. Сок тонкими струйками ползал у края. Седьмая, восьмая… девятая.
Последняя. К ней она относилась особенно бережно. Что-то шептала, приблизив в ладонях к губам. Её глаза покраснели, но не упала ни одна слеза. Последняя луковица легла возле горки своих расщеплённых собратьев. Пополам. Она чаще строгала последнюю, реже, волокна всё тоньше. Сока больше, он уже вязко стекал по мебели на пол. Во всей комнате было не продохнуть резким луковым спа, но ни слезинки не упало из её раздетого века.
Пока последний всхлип ножа не лёг спокойно возле горы лука. Тогда скупое горе, одним миниатюрным миражом, пробежало по щеке, так быстро, словно убегало от зверей, и полетело вниз. Разбилось в луковых курганах.
Тогда она впервые улыбнулась. Впервые за весь день.
Утром, уходя на работу, она сгребла нарезанный за вечер лук в пакет. И выбросила по дороге. Что-то случилось три месяца назад, но она не говорила об этом. Что-то случится три месяца после, но она не думала об этом. Её мучила грусть. Но у неё кончились слёзы.
Вечер. В районе 8-ми. Она покупает килограмм лука. Четыре пролёта. 407.
Каждый день.