Наследие стыда. Глава IV. Перемены

Илья Фейфел
Непринужденная беседа с приятной девушкой всегда помогает скрасить время. Даже если за окном пять утра, а лучи рассвета и не думают тебя приветствовать. Даже если моросит мелкий противный дождик, размывающий и без того зыбкую проселочную дорогу. Даже если у тебя на уме тоскливые мысли и зияющая пустота в душе, наконец. Приятные девушки вообще есть панацея от всех болезней... как поговаривала моя матушка: «В кожної жарті повзе змія. Де-то вже, десь гадюка». Мне кажется, предыдущая как раз из последних.
Но теперь, не обделенный разговорчивостью, я с удовольствием позволил окружным лесам и мелодичному голосу Нелли занимать мое внимание на протяжении дороги.
- Забавушка, - она убрала непослушную прядь, со лба, - мы оба летели одним самолетом, теперь едем на одной маршрутке и дальнейшая наша дорога почти одна и та же. Вот ведь бывает.
От ушей моей собеседницы тянулись два всем знакомых провода, которые она не вынимала почти всю дорогу. Но я знал, что в её наушниках ничего не играет.
- Ты меня еще в самолете заметила? - спросил я.
- Нет, только потом вспомнила. Просто мне захотелось с кем-нибудь поговорить, а вы мне показались самым интересным из пассажиров. Да еще и рядом сидите.
- Неужели я настолько немолодо выгляжу, что ты до сих пор обращаешься ко мне на «Вы»?
Нелли пристально вгляделась в мое лицо, при этом очень забавно поджав губы. Я следил за ней боковым зрением, позволяя ее взгляду скользить по остро очерченным неровностям моего профиля.
- На вид вам слегка за тридцать, - заключил юный эксперт по вопросам возраста, - но мне кажется, вам много за тридцать.
- Во времена, когда я был твоего возраста, старые бабушки поговаривали: «Когда кажется - креститься надо».
Ее удивленный взгляд нисколько меня не смутил. В этом поколении даже самые просвещенные юноши и девушки зачастую имели очень смутное представление о христианстве и его наследии, за какой-нибудь десяток лет почти полностью списанном в утиль. Кто бы мог подумать, что свободный обмен информацией погубит всю память о религиозной диктатуре за срок, в тысячи раз меньший продолжительности оной. С другой стороны современные люди имели свою негласную религию, которую можно было бы описать словосочетанием «неотехнологический» атеизм. Для других больше подошел бы неологизмом «гуглизм».
- Я старше, чем кажусь, - мимоходом бросила она.
- Забудь, - я улыбнулся ей, чтобы не сочла это высокомерием, и обратился к водителю, - Как долго еще нам добираться?
- Да твою мать, с такими дорогами мы оставшиеся девяносто за все триста отмахаем, - проворчал сквернослов опять куда-то в салон. - Даже по времени хер знает, но до обеда всяко доедем.
- Алексей...
- Все-таки Георгий. В тот раз я пошутил.
В этом взгляде при свете тускнеющей луны было еще больше непонимания.
- Забавушка… - произнесла она, косясь на меня, как на сумасшедшего. Может быть, я утрирую, ведь такое освещение любым глазам придает необычный, слегка одержимый блеск.
- Меня зовут Георгий. Перед незнакомцами - особенно незнакомками - часто представляюсь не своим именем, - спокойно соврал я, глядя на трясущуюся дверцу бардачка. Это что же такое нужно с ней делать, чтобы ее так сильно дергало в движении?
- А, ну ладно, - повела она плечом, - на самом деле и меня зовут не Нелли.
Наживка, к её вероятному сожалению, утонула нетронутой. Я продолжал рассматривать бардачок и наклейки с сизым зайцем на нем, и делал это молча. Она сразу сменила тактику, и приступила с разговору с двойным энтузиазмом.
- Это, в общем-то, не важно, - продолжила не-Нелли после небольшой паузы. - Я хотела спросить вас по поводу той фразы про «кажется». Я в общих чертах понимаю, что эта пословица относится к христианской культуре, но не могу уловить ее смысл. Не могли бы вы мне...
- Браво, - я перебил, переходя к объяснению с толикой иронии, - представитель продвинутой молодежи! Ну что мне добавить в образовательных целях? В обсуждаемой фразе заложен первобытный страх человека перед непознанным. Здравый рассудок, в далекие времена, когда у крестьян времени передохнуть за всю неделю с полчаса выходило, считался высшим благом. Особенно ощущается контраст с современностью, где от безделья подростки и им подобные употребляют то, до чего дорываются их шаловливые ручонки.
Меня даже повеселил собственный цинизм. А уж недавние воспоминания и того пуще.
- Впрочем, я отвлекся, - уловил ее хитрый прищур и вернулся к теме. - Следуя этой логике, любой трюк сознания, все что нам «кажется» - есть помутнение ясности разума. А в религиозной канве это еще и сопряжено с персонификацией темных сторон личности человека в главного христианского антагониста - дьявола, беса, нечистого - как угодно. Соответственно действие, названное глаголом "креститься" обозначает возможность обрести целостность, скажем так, экстернальной перцепции. Учитывая все вышеупомянутое, можно сделать вывод, что смысл этой фразы сокрыт в выполнении определенного обряда с целью восстановить ментальное равновесие.
Не имея привычки смотреть на собеседника во время разговора, я повествовал, потирая красные от бессонницы глаза, взгляд которых был устремлен на пропитывающиеся золотом рассвета верхушки гигантов-сосен. Но, стоило мне взглянуть на лицо моей слушательницы, как вдруг меня распер глухой хохот, который я с трудом удерживал, стараясь не разбудить людей в салоне позади. Спохватившись, она прикрыла рот и покраснела.
- Могли бы просто сказать - перекрестись, если чертовщина мерещится, - обиженно пробубнила она, отворачиваясь к боковому окну.
- Ладно, не дуйся, - умерил смех и аккуратно прикоснулся к ее плечу, ничего, впрочем, не почувствовав. - Знаю, у меня остались дурные привычки преподавателя философии...
Нелли повернулась обратно. Она словно вышла на остановке, уступив место своему близнецу. Воздушный взмах ресниц, едва уловимый изгиб губ - эта элегантная демонстрация превосходства и легкого пренебрежения. Нет, она не издевалась. Она тонко намекнула на то, что я ее недооценил.
- Забавушка, - изменившимся тихим голосом она заставила меня замолчать, - что вы, подобно Канту или Спинозе попытались создать в высказывании дополнительный смысловой барьер, своего рода интеллектуальный ценз, для того, чтобы не подпускать скудоумного собеседника к первозданному информационному ключу. Я требую снисхождения к своей скромной персоне, даже несмотря на ваши попытки спасти мой трансцедентальный идеализм от перегрузки неожиданными инсайтами.
Да, я определенно отстал от времени. В ее возрасте я Канта брал в руки только чтобы стереть пыль с уважаемого многостраничного манускрипта. Впрочем, это могла быть очередная провокация. Актриса? Однозначно, да. Остальное будет видно позже. Наш прямолинейный водитель для гармонии, видимо, решил присовокупить к беседе немного иностранного языка.
- Вы о чем вообще толкуете, - вмешался он, - о каких-то кантах всяких. С казахского кант переводится как сахар, а с английского - пи...
- Да-да, спасибо, мы в курсе, - заверил его она. - Эммануил Кант это немецкий философ VIII-IX веков, основатель немецкой классической философии.
Сдавленный, кряхтящий смех водителя даже выдавил из него слезу. Он как будто искал поддержки, мотая головой от дороги к пассажирам в кабине, то есть нам, но не найдя её, издал несколько нечленораздельных звуков и добавил:
- У меня философ интересней, - напыжился он, поерзав на своем месте и еще сильнее утопив руль в податливом животе, - тише только трепитесь по телефону, люди ещё спят.
Не все те люди, что внешне грубы, есть зло, в конце концов. Все по-своему добры, и каждый из нас просто видит это добро по-своему, как бы сильно его понимание при этом не было искажено. Интересно, что он имел в виду говоря «по телефону»?
- Конечно, не беспокойтесь, - раздраженно шепнула Нелли, и обратилась ко мне, предварительно устало зевнув. - Меня тут сон на службу зовет, но не подумайте, что мне не интересно. Плохо спала последние дни, нужно хотя-бы чуть-чуть прикорнуть.
- Разрешения у меня спрашивать не нужно, я не КПП с пропуском в бессознательные долины.
- Вы что, обиделись? - протянула она насмешливо, вновь улыбаясь тем же мимолетным изгибом чуть розовых губ.
- Я? Брось, - сложенные на груди руки и выражение лица выдавало обратное. - В моем возрасте негоже искать поводы для обид в порожнем. Её взгляд красноречиво свидетельствовал, что я напрасно воображаю себе большую разницу в возрасте.
- Да нет же, признайтесь, - не унималась Нелли, - ожидали от меня деревенских комментариев на манер «огогокаксложно»?
В этот раз я ответил ей хитрым оскалом из арсенала собственных театральных ужимок.
- Шах – еще не повод праздновать победу, - бархатно произнес я, - разочаровываешь.
Лицо Нелли на мгновение приняло строгое выражение, но сразу после она возвела очи горе и на выдохе заявила: «Один-один».
  Как там она говорит? «Забавушка», вроде так.
- Было забавно, - очень тихо добавила собеседница, устроилась удобнее и закрыла глаза, сохраняя на губах тонкий след удовольствия - эфемерный изгиб у самого уголка. Слева. Фирменная полуулыбка девушки с именем не-Нелли.
Я ее не беспокоил. Тревожное ощущение электрическими разрядами проходило по позвоночнику. Слишком знакомое чувство. Озираясь, я увидел то, чего бы видеть не хотел. Через правое боковое стекло на меня смотрел я сам, молодой и беззаботный, как будто бы двадцать лет назад. Он - я - смотрел на меня толи с восторгом, толи с благоговением. В отражении рядом с ним - мной - сидела Лиза, закутавшись во сне в свой синий весенний плащ. Взгляд его - меня - был легок, как птичье перо, полон жизни и юного безрассудства... может даже излишне дерзкий, самоуверенный, наглый. В свое время и такое имело место быть.
- Что тебе нужно от меня? - прозвучало у меня в голове, и я отвернулся к водителю, где увидал за окном серую пару глаз, одаривающую меня тяжелым грузом осуждения, но и слабой старческой улыбкой благодарности в придачу. Ветхий, как первое издание «Критики чистого разума», он спокойно и бессловесно делился свой мудростью, которая, увы, на полпути в наш мир рассеивалась, бесследно угасая фантомами мертвых светлячков. Морщинистые руки покоились на коленях, сухие плечи расслабились и повисли, дряблая кожа щек сползала на бороду, но все же он внушал уважение, безусловное и неоспоримое.
Я вновь обратился к молодому себе. Он, заметив другое отражение, прижал к себе проснувшуюся Лизу одной рукой, а другой показывал в сторону старого себя. Молодые о чем-то перешептывались, попеременно изображали лицо старика и украдкой посмеивались. Старик с той же доброй улыбкой просто повернул голову вперед и замер, как памятный бюст имени Георгия Артуровича Мечникова. Я решил последовать его примеру и в лобовом стекле встретил взгляд себя настоящего, того кем и являлся на данный момент.
- Никакого уважения к старости, да? - спросило меня отражение. - Они наивно думают, что их собственная старость где-то безмерно далеко, за тысячи миллионов световых лет от их дома, от них самих. Они не ценят жизнь и не в состоянии даже ощутить ее подлинную стоимость. Но они - дети, которым еще многое предстоит рассмотреть, познать, пережить. Им предстоят неисчислимые сотни ошибок, превеликий сонм радостей. Они отыщут горы для покорения и ямы для падений. У них впереди - извилистый и непредсказуемый серпантин. А у тебя?
- «Я не знаю», - молча признался я. – «Зачем? Удивить меня хотел своими банальностями? К чему все эти образы?».
- К тому, что пора прекратить жить прошлым, и вспомнить, кто ты на самом деле есть.
- «Я тот, кто я есть. Уходи».
- Как пожелаешь.
Призрак незамедлительно испарился, открывая мне обзор на асфальтированную дорогу неподалеку от нас. Водитель по этому поводу тихонько матерно восторгался.
- Нормалек, за часик с лишним докатим. Хотя бы здесь захерачить успели, тормоза, мать их за ногу, - заплывшие свиные глазки побегали по салону, но активности не обнаружили. Как и подобает алкоголикам со стажем, водитель натренированным движением отхлебнул коньячку из плоской карманной фляжки. - Спят все. Наконец-то. А то их пи...
Я уже не слышал. Мой замученный мозг, к счастью, устроил мне запоздалый перерыв.