Наследие стыда. Глава III. Сожаления

Илья Фейфел
- Ха-ха-ха!  - звенел ее смех, - Гера, перестань.
- Такие реплики обычно берегут для пыточных камер, - съехидничал я.
Она нахмурилась, явно не оценив всплеск черного юмора. Она вообще не любила подобное.
- Так, собственно, куда мы идем, Вика?
- А вот это секрет! - она легонько встряхнула своими голубоватыми прядями. - Давай ты не будешь выпытывать из меня то, что должно тебя однозначно удивить, хорошо?
- Нужно же мне чем-то тешить любопытство, верно? Взамен расскажи, зачем ты прокрасилась в такой цвет?
- Тяга к экспериментам, - пожала плечами Вика. - Иногда хочется чего-то такого, и совсем даже не можешь сказать, чего именно. Эта покрасочка - как раз из разряда таких.
Я окинул ее беглым взглядом. Немного туши на ее овальных «плошках», как я всегда в шутку называл ее глаза, заметно преображали симпатичное вытянутое лицо. Небольшое блестящее колечко пирсинга держалось у правого уголка ее тонкой губы. Картину дополнял маленький прямой носик. Теперь же, в сочетании голубых волос и такого же цвета теней она выглядела несколько экстравагантно, но от этого не становилась менее привлекательной. Тем более для меня.
- Ты как то странно на меня смотришь, - заметила она, - у меня что то не так на лице?
Я слегка зарумянился и отвел взгляд, быстро подыскав безопасную тему.
- А этот твой новый парень тебе такое не запрещает? - скрывая раздражение произнес я. Все ее отношения с кем-либо мне никогда не нравились, потому как мне самому хотелось бы занять почетное место среди прочих снующих кандидатов. В каком-то смысле мне это удалось, и я занял его. Почетное место лучшего друга девушки, в которую тайно влюблен. Утомительная «должность», скажу я вам.
- Нет, что ты, - улыбнулась Вика, - он меня поддержал в этом! Такой классный, я с ним такая счастливая...
Ну-ну. Знаю я это счастье. Завтра его бросишь как остальных, ну или он тебя. И поскорей бы, а то у меня уже ярость вскипает от самого себя. Нужно будет признаться уже и перестать быть таким трусом.
- Гер? О чем задумался? Давай по мороженному? И не говори, что сейчас не сезон его есть.
Когда я очнулся, она уже стояла возле киоска, энергично тыча в стекло ногтем под бирюзовым лаком. Спустя минуту, Вика вернулась, держа в руках два шоколадных эскимо, одним из которых она принялась меня крестить.
- Посвящаю вас в рыцари отмороженной ноги, Сер Георгий!
Я усмехнулся. Иногда ее юмор не меньше напоминает черный, чем мой.
- Благодарю, ваше высочество. Чем я заслужил так милость с вашей стороны?
- Вы доблестно сражались с Павер-поинтом, отстаивая мою честь перед преподом и его презентациями. Вот ваша награда, - с гордо поднятым подбородком она отправила запечатанное мороженное мне за шиворот куртки. Кое-как поймал.
Мы шли по грязным закоулкам родного Иртышска, с трудом обходя кучи мусора и лужи, отпочковавшихся от тающих сугробов.
- Хей, великий Супер-Сусанин! Куда мы идем? Извини, конечно, что опять нарушаю просьбу, но тут такая дорога... да и дизайн района, прямо сказать, не шоколад...
- Ты терпению у гранаты учился, что ли? - язвила она в ответ, перепрыгивая свежеспиленную тополиную ветвь. - Три секунды ожидания и снова взрыв вопросов.
- Ну не люблю я без особой надобности по Заманскому затону ходить. Здесь одни цыгане с казахами живут и вечно кого-то под вечер из канавы с пробитой головой достают.
- Где ты этих глупостей нахватался? С каких пор в тебе такая трусость проснулась? Раньше по любому поводу хоть на край света.
Ага, знала бы ты, чего мне эти «края света» твои стоили. Для тебя, дуры, старался а ты только парней новых откуда-то каждый раз откапывала. Ну не дура конечно, даже в мыслях обижать не хочу. Хотя иногда...
- Да что-то настроения нет, видимо, - пробурчал я зачем-то в ответ, мыском сапога отталкивая с дороги окоченелый крысиный труп.
Прогнивший забор, окружавший древнюю совковую двухэтажку, мы пресекли легко. Немецкая овчарка по ту сторону таких маневров не одобрила, громко обложив нас отборным собачьим лаем. Моя одногруппница отпрянула.
- Фу, - выдохнула Вика, - никак не могу привыкнуть к нему.
- Выходит, мы уже пришли? - спросил я, оглядываясь. Укрытый в дырявой тени высоких лысых кленов этот бледно-розовый дом с выбитым и заколоченным окном на втором этаже напоминал заброшенный дореволюционный барак, ставший безвременным приютом для разномастных бомжей.
- Мугум, - утвердительно мурлыкнула она. Пес безо всякой причины утратил интерес по отношению к нам и равнодушно уполз обратно в свою конуру.
- А чего мы ждем тогда? - свое недовольство в голосе я подчеркнул демонстративным отчищением шнурков от засохших репьев.
- Уже дождались! - радостно крикнула она, убегая навстречу вышедшему из дома человеку. Вот значит, куда мы шли.
Она бросилась к нему на шею и поцеловала у щеку, для чего ей пришлось притянуть его вниз и встать на цыпочки. В черной майке и рваных, от постоянной носки, джинсах этот темноволосый худощавый паренек с несмываемым налетом иронии на лице мне показался достаточно интересным, для знакомства, как минимум. По крайней мере лучше тех дурачков, каких Вика по своему обыкновению привыкла отбирать в качестве своих кавалеров.
- Значит, ты и есть тот самый Георгий, о котором так лестно отзывается Вика, - спросил он, перетягивая одеяло инициативы на себя.
- Значит это я и есть, - я достал последний репей, подошел с протянутой рукой,- а ты, стало быть, Роман?
- Стало быть да, - передразнил он. – Если бы я был уверен, что Вика обо мне ничего не сказала, я бы представился Алексеем.
- Зачем? – без особого интереса спросил я.
- Дурная привычка, - улыбнулся он, обнажая сколотый верхний клык. - Ну ладно, чем улицу стеречь, предлагаю пройти в мой бюджетный дворец. Кота не трогать, предупреждаю сразу. Он у меня бешенный.
Вышеупомянутая кровожадная зверюга очень приветливо смотрела на меня из темной прихожей зелеными бусинками глаз. Вика дернула меня за рукав.
- Пойдем, я же как раз за этим тебя сюда притащила.
Можно было бы у меня спросить сначала. Ну ладно, этот хоть больше располагает к себе, чем все ее предыдущие парни вместе взятые. Голос терпимый, интонации приятные, не матерится и не выпендривается с первых слов. Я молча шагнул внутрь. Коридор встретил меня приятным теплом и странными малознакомыми запахами.
- Сильно не напрягайся, тут часто так пахнет, - предупредил мой вопрос Рома.
- А что это за запах?
Рома с Викой переглянулись и оба прыснули. Я не обратил на это внимания и разулся, проходя по скрипящим, тыквенного цвета, половицам в комнату вслед за ними. Там оказалось неожиданно уютно для меня: высокий потолок с одной стороны подпирался исполинским шкафом, за стеклами которого все имевшиеся полки были по завязку забиты книгами. Половицы в этой комнате получили заслуженный выцветший палас алого цвета, во многих местах прожжённый уроненными окурками. Три квадратных кресла с изрезанными деревянными ручками давно прохудились, но все еще вызывали желание присесть. Высокие окна заслонял собой не такой уж и старый темно-зеленый бархатный гобелен, из-за чего в комнату проникало мало света. На данный момент одна шторка была отодвинута, и за ней виднелся глубокий подоконник, традиционно для Союза вымазанный белой с комками краской.
- Присаживайся, - пригласил Рома. – Надеюсь, не сильно смущает мой бомжатник?
- Нисколько, - я присел на ближайшее кресло, разглядывая книжные переплеты за стеклом. Из великого множества книг мне удалось рассмотреть только обложку «Дети капитана Гранта», два тома Выготского и «Основы электродинамики».
- Твои книги?
- Не совсем - моей матери. Правда она тут так редко бывает, что проще называть их моими. Как и всё окружающее.
Вика, бесцельно бродившая по комнате, обернулась вокруг себя и плюхнулась в кресло с ногами.
- Читал что-нибудь из этого?
- Само собой, - хитро оскалился Рома, как бы намекая на глупость вопроса. Его сколотый зуб снова бросился мне в глаза. - Не все, конечно. Но первые три полки и еще несколько книг вразброс вроде было.
Я опять взглянул на полки. Действительно, не ошибся - предыдущие Викины молодцы столько литературы даже в глаза не видели, не то, чтобы еще и читать это. Между прочим, сама она ерзала в кресле и откровенно скучала. Что достаточно странно при ее собственной любви к чтению, о которой Вика неоднократно заявляла.
- Ро-о-м, - протянула Вика, - у тебя же есть, да?
Он усмехнулся. Проклятый зуб! Что в нем такого?
- У меня что, на лице написано?
- Мугум.
- А он как? Ты же говорила, что ему это не нравится.
- Да пускай, - она отмахнулась и склонила голову на бок, смотря мне в глаза. - Гер, будешь с нами?
- Что будешь? - я искренне не понимал, о чем идет речь.
Рома сделал многозначительное лицо и пожал плечами, а Вика устало закатила глаза, повторяя предложение:
- Не притворяйся дурачком, всё ты понял. Гаш, у тебя же гаш? - Рома молча кивнул на ее вопрос, - Дуть с нами? Давай!
- Никакой это не гашиш, просто какая-то шмаль, - поправил Рома.
Знает же, что мне это не нравится. Зачем она вынуждает меня? Чего она хочет? Явно притащила меня сюда за этим. А я знаю её. Отказом сыта не будет и еще обидится вдогонку, что мне в любом случае не с руки.
- Ну не знаю, - с явной неохотой прогудел я, - мне раньше не приходилось, я не уверен.
- Давай, тебе понравится! Это очень забавные ощущения.
- Не заставляй его, - коротко вставил Рома. - У меня еще пиво осталось со вчерашней вписки. Лучше так.
И действительно, лучше так. В непонятном настроении мы перебрались на кухню, где за пустой беседой стали постепенно осушать Ромины запасы. Ближе к четвертой кружке направление и тон беседы изменились на куда более позитивные, и как-то незаметно, под возобновившимися просьбами Вики мы вернулись обратно в комнату.
В такие моменты во мне всегда пробуждался дурной энтузиазм, и теперь исключения не получилось. Тем более что я хотел ей нравиться. Во что б это не стало.
- Нет, я вам сейчас все объясню, - начал было я, - я не потому не хочу курить, что мне боязно, а потому скорее, что я не уверен, понравится ли мне эффект.
- То есть боишься - резюмировала Вика.
- И неумело пытаешься врать, - ухмыльнулся Роман. - Ты если не желаешь - я тебя не заставляю, это только у Вики какая-то идея-фикс тебя накурить. Совсем...
А вот у меня, видимо, идея-фикс тебе в рот заглядывать. Обо что ты его так обколол?
- Да я, похоже, согласен уже, - я оборвал его на полуслове и заглянул Вике в глаза, горевшие нездоровым огоньком. - В конце концов что в этом такого-то? Это же не героин по вене пускать с коаксилом вперемешку.
Рома равнодушно пожал плечами и вышел из комнаты. Вика молчала и загадочно поглядывала на меня, стараясь не задерживать свой взгляд на моем лице. Прошло некоторое время.
- Решился все-таки, - криво улыбнулась она, - я то уже подал...полд...подумала, что ты окончательно, это... озанудел.
- Нет такого слова.
- Мне наплевать. У меня есть.
Я ничего не ответил и продолжил смотреть на нее сквозь легкий алкогольный дурман. В этот момент она казалась мне такой привлекательной, ее образ так манил к себе, что я не удержался от комплемента.
- У тебя такой соблазнительный взгляд. Ты смотришь как голодная волчица во время охоты.
- Вот как? Это почему же? – легкий румянец, которого я ожидал, даже не думал коснуться её щёк.
Ответить я не успел, так как Рома вернулся с солидного вида деревянной трубкой и небольшой коробочкой. Что-то из нее достал, что-то в трубку забил. Я даже не обратил внимания. Мы расселись в кругу и сразу приступили к раскуриванию новой, как я позже узнал, курительной смеси.
Роман сделал спокойный полный вдох, обновил содержимое трубки и передал ее вместе со спичками Вике. Та не менее привычными, хотя и несколько неуклюжими, действиями повторила обряд, забавно надув свои, вдруг порумянившиеся, щёки. После очередной смены внутренностей, трубка перекочевала ко мне. Пару раз опалив волосы на пальцах я все-таки справился с поджиганием и вдохнул, приготовился закашляться. На удивление сладковатый дымок пощекотал мой язык. Знакомые мне рассказывали, что поначалу он должен обжигать, но этот был другим. Потому что содержимое было чем-то иным, о чем в те времена никто даже не мог подозревать в нашем захолустном Иртышске. Или просто мне так казалось.
Эффект получился странный. Легкое головокружение, с которым обычно борешься для обретения равновесия, в этот раз совсем не мешало, наоборот - ему хотелось следовать, вторить покачиванию внутреннего маятника, бескомпромиссно устанавливающего свою собственную амплитуду. Речь, вопреки ожиданиям не стала бессвязной, наоборот: мы будто бы концентрировали слова, пытаясь одним маленьким словом выразить великий смысл. Акцент на каждое последующее слово сильно рос, и нас уже начинали смешить собственные мысли и фразы.
- ... деятельный такой, серьезный, - Рома обстоятельно описывал своего кота, медленно проговаривая слова. - Когда сядет смотреть телевизор, тогда я думаю.
Повисло молчание. Долгое ли? Понятия не имею.
- Что думаешь? - неестественным голосом спросил я.
- В смысле? Я тебе этот, про кота говорю. Там.
- Где?
На этот вопрос он среагировал странно: спустя минуту раскрыл рот во всю и кое-как выдавил скрипучий смешок.
- Ты дурак ва-аще-е, - хрипел он в жутковатом приступе сухого беззвучного смеха. Спустя неопределенное время я ткнул в него пальцем, утопая в немом удушающем хохоте. Вика, бессмысленно рассматривавшая все это время пол, скупо поводила глазами по нам и, по-идиотски улыбнувшись, так и не вникла в суть веселья.
- Сма-ари-и! - провыл Рома, указывая на кота, занятого приведением в порядок гениталий.
- А че он это, яйца драит языком, ты ему мыло дай что-ль.
- Чё мыло, Доместос дай сразу, чтоб блестели, - подсказала Вика в странной, мычащей интонации.
- Терку с наждаком, - предложил Рома, - для шлифовки.
Мы захихикали, на что кот вяло прореагировал взглядом, полным отстраненного равнодушия. Казалось, он познал Дзен и обрел свое Дао. Это было бы очень смешно, если бы он не продолжил свое увлекательное занятие, в которое мы все плавно «залипли». Неизвестно, сколько времени мы бы еще могли так сидеть, если бы кот не закончил гигиенические процедуры и не улегся по-царски на мое кресло.
Вика очень медленно взяла пульт телевизора, с каким-то благоговением потыкала на разные кнопочки и случайно включила сам зомбоящик, занимавший скромное пространство в уголке. С экрана нам с минуту вещал некий диктор, а потом Вика случайно включила нерабочий 50-ый канал. Черно-белые помехи мерцали на экране в своем хаотичном танце, в яростной вакханалии пожирая, давя и раздирая одна другую. Шуршание белого шума вбирало в себя все наше внимание. Ощущение было таким, словно меня куда-то впитывает, словно я вода в наполняющейся губке или таблетке активированного угля. Звук стал всеобъемлющим и поглощающим всякое сопротивление.
Это так странно. Ощущение такое, будто бы у тебя нет воли. Ты плывешь как крылатая рыба, ныряя в асфальт и растворяясь молекулой в недрах земли на огромной глубине. Где-то там, под толстенными слоями твердых, непрозрачных атмосфер я ищу ядро планеты, трепещущее и пульсирующее ультра-белым, о Боги! индиго-зеленым, очищающим сиянием и согревающим душу теплом. Вот еще немного полета - и ты уже внутри, уже купаешься в горячем источнике космических родников, текущих из основания запредельного вселенского Начала, заполненного тысячей вестников завтрашнего дня. Они принесут всему миру на своих пестро-бесцветных плащах холодный блеск звезд, одинокий отсвет многих лун и сладостный дождь утренней росы...
- О-оху-у, - из всех прозвучавших а голове мыслей я смог произнести только этот суррогат, - е-есть хочу.
Рома набрал полную грудь и выдохнул так, как если бы он был Атлантом, на которого свалилась небесная твердь. В этом вздохе было так много неуемной драмы, что мы с Викой не выдержали и поймали припадок истерического хохота.
Поход на кухню оказался целым приключением. Что-то сладкое нашлось на столе, и оно со скоростью света оказалось в наших желудках. Очередная конфета на зубах заставила меня задуматься о прелестях пищи, о ее однозначной пользе. В тот самый момент я осознал, насколько мне вкусно. Содержимое шоколадного батончика нашло в моем рту веревочки, за которые стало дергать центры удовольствия в мозге. Эндорфины лились рекой, и, казалось, сейчас выльются из ушей. За сим увлекательным занятием я не заметил, как уставился на Рому, пытаясь заглянуть ему в рот.
- Чё ты палишь? – почавкал он, жуя ириску.
- Да я, это…
- Зуб высматриваешь, да?
- Да не, какой зуб.
- Да ты зуб смотришь не ври давай.
Немного подумав, я смог спросить только «Где?», после чего мы ещё долго не могли оправиться от тупости заданного вопроса.
- Вы оба такие идиоты-ы, - едва успокоившись, провыла Вика.
- Где? – выдавил из себя Рома, но это вызвало только пару смешков.
- Я не наелась, - совсем равнодушно сказала Вика. – Пожарь мне яйца. Или сосиску.
- Пожарить тебе сосиску? – медленно произнес Рома, сальным взглядом скользя по её фигуре. Трудно сказать, понял ли я значение этой фразы, но было смешно и я смеялся. Долго смеялся. Так, будто это было моей работой, будто бы я был рабом своего хохота, и я очень устал.
- Послушайте, - с невероятной серьезностью вдруг выдал Роман, поставив перед собой две пустые кружки.
- Представим, что ты, - он указал на меня, - копируешь мой выбор. То есть говоришь, что мой выбор, это твой выбор. Допустим, я выбираю эту кружку…
Он ударил ладонью по синей.
… значит, ты выбираешь ту же самую кружку, так?
Мы промолчали. Рома кивнул.
- Хорошо. А что происходит в том случае, если я говорю, что мне нужна другая кружка из этих двух?
- Ну, он должен выбрать другую кружку, так? – растягивая слоги спросила Вика.
- Нет, я должен буду выбрать другую от другой, - догадался я.
- Да! – восторженно воскликнул Рома, - это значит, что ни одна кружка никогда не выбирается, потому что не было того, которое было бы другим. Они оба другие, а значит это абстрактные понятия, и не существовало никаких других! Обе «другие» кружки – трансидентные!
- Гениально! – вырвалось у меня.
Я почувствовал, что на меня спускается неведомое ранее озарение. Вику это тоже не миновало, так как она удивленным шепотом бубнила все известные ей ругательства. Сам первооткрыватель, пораженный глубиной открытия, разинул рот насколько смог и уставился взглядом в потолок. Обычный клык, в других ракурсах выглядящий сломанным. Невероятно!
В таких же странно-увлекательных чувствах я прожил следующие десять часов. Время замедлило свой ход и вовсе прилегло отдохнуть рядом со мной, когда я развалился на одной из кроватей, закатив глаза в больном наслаждении. Где-то рядом таким же бессильным телом лежала Вика. Мы оба были истощенны от яркости образов, расплющены ощущениями, разбиты и размазаны по кровати как человечки из подтаявшего пластилина. Чудовищная усталость обрушилась на мои бездвижные члены и пустой отупевший взгляд тщетно пытался найти остатки удовольствия в темноте полузакрытых свинцовых век. Я засыпал и видел жуткие, мутные сны. Я был микробом, тонущим в грязной луже, мерзких отходах. Меня несло через глубокую пропасть вниз, и выступающие обломки скал сдирали с меня плоть. Маленьким слабым котенком меня вышвырнули под дождь, где безжалостные прохожие, никогда не смотрящие под ноги, хлестали озябшее тщедушное тельце ударами мокрых туфель и сострадали самым лживым способом из всех – однократным восклицанием «бедняжка», за которым не следовал только звонкое постукивание каблуков. Звон колоколов на далеких каменных башнях манил в забытье, в кому, в короткую смерть под саваном ледяной ночи.

Я теплее укутался в свою кожаную куртку и приоткрыл один глаз. Мы ехали через подсолнуховое поле по накатанной проселочной дороге. Звезды безмятежно дарили свой свет, в тандеме серебристой луны и фар освещавшие нам путь. Нелли, скрестив руки на груди и свесив голову, спала, мерно покачиваясь от неровностей дороги.
- А здесь-то мы какими судьбами? - хриплым ото сна голосом спросил я.
Водитель испуганно мотнул головой, тяжело выдохнул, икнул и выругался.
- Не пугай меня так, - тихо буркнул он, зачем то говоря это в салон. - Дорогу закрыли на ремонт, а диспетчерша, сука, не сказала ничего. Пилить еще будем, походу, добрые сотни две как пить дать. Затрахали со своими ремонтами, черти.
Присовокупив еще с десяток определений для дорожных рабочих, водитель недовольно почесал уткнувшееся в руль брюхо и умолк. Я еще раз взглянул на дорогу. Она метр за метром исчезала под колесами, утягивая меня вслед за собой в прошлое, напоминая об ушедших в глубины памяти событиях. Но в этот раз внутреннего позыва оказалось недостаточно, и, вместо визуализации череды ностальгических слайдов я просто закрыл глаза в поисках очередной «маленькой смерти».