Наследие стыда. Глава II. Песня

Илья Фейфел
... all of your life just bravest man’s foolish song.
Очередная короткая мысль. Мимолетная даже. Ничего особенного не значащая для кого бы то ни было. Набор слов. Или нет? Кажется, она тянется из такого глубокого прошлого, что я просто не могу отследить её источник.
За окном в надвигающейся вечерней мгле то и дело мелькали одинокие легковушки, с неизменным однообразным свистом разгоняя пыльный воздух вокруг. Стекло было не особенно чистым, но прикрытое для придания сомнительного эстетизма безвкусной занавесочкой, все-таки вписывалось в местную тоскливую атмосферу. Керамический стакан с изображенным на нем мишкой Тедди был наполовину пуст после нескольких глотков, а то, чем он был наполовину полон, не вызывало желания продолжать. Хочется есть, но моя дурная привычка заказывать в придорожном кафе шашлыки и в этот раз заставляет меня долго ожидать собственный заказ. Все свежее, потому как в таком отдаленном месте проще держать пару барашков в загоне, нежели регулярно подвозить замороженное мясцо. Чтобы отвлечься, мои глаза начинают цепляться за все окружение. Было бы еще ради чего, а так все равно, что копаться в помойном ведре.  Полноватый весельчак за соседним столом явно не понимает значения слова «мера», обливая свою безудержную радость четвертой рюмкой подряд. Его спутница, вероятно – жена, очень недовольно смотрит на происходящее, но ограничивается гордым молчанием. Эффекта атомной бомбы не избежать. О нет, хватит с меня на сегодня бомб, ракет и прочих взрывов.
Интеллигентного вида мужчина, гармонично сочетающий в себе низкий бас и щетину, мрачный взгляд, обрамленный в очки и крепкое тело, укутанное в черное длиннополое пальто, нетерпеливо поглядывает на часы с таким неизменным постоянством, будто бы эти резковатые вскидывания руки приближают его отъезд. Вот только отъезд не приблизится, пока водитель не поест, а делать это он собрался основательно: солянка, толченый картофель с тефтелиной и подливом, чуть ли не полбулки хлеба и яичница в придачу. Судя по его красноватой припухшей физиономии, с двумя тусклыми свиными глазками, не будь он водителем – рядом обязательно стояла бы кружка с пивом, если не две. Хотя и то, что он украдкой подливает себе в чай из плоской фляжки уже не вызывает доверия. Моя соседка по транспорту решила продолжить соседство и здесь, и я только что поймал ее как будто бы скользящий мимо взгляд. Некоторые женские уловки кажутся мне такими забавными.
Аккуратно прикоснувшись к занавеске, которую проезжие светочи культуры использовали в качестве салфетки, я отодвинул ее и попытался рассмотреть другую сторону дороги. Пустырь неприветливо ответил мне тем же, словно пытаясь заглянуть в меня, и нашел там отклик в виде тоски. Лесные просторы необъятной Руси в этом месте неожиданно подменялись каким-то подобием степи, и только районе этого кафе можно было встретить небольшой околок, напоминающий оазис в пустыне. В скором времени предстояло его покинуть, и вновь войти в эту неприветливую пустошь... и вот я уже себе представлял, как с дробовиком наперевес отстреливаю дорожных бандитов, преследующих наш боевой фургончик, обвешанный тяжелеными титановыми шипами. Вот шальная пуля содрала мою шляпу, а я лишь усмехнулся в ответ и метким выстрелом прострелил преследователям колесо, отчего их красный Кадиллак 1957 года выпуска ушел в неуправляемый занос, поцеловался с Камаро 1967-ого, ушел в кювет и принялся выписывать бочки по выезженной земле. Из уцелевшего Камаро высовывается мерзкий тип с сигарой в зубах и Томми-ганом, и вместо того, чтобы стрелять, показывает средний палец... которого сразу лишается вместе с рукой и половиной головы. А вот это черное пятно…
Пятно. На замутненном пылью окне виднеется черное пятно, которое оказывается простым паучком, тем не менее отвлекшим меня от достаточно интересного образа. Я даже вздохнул.
- Не переживайте, ваш заказ уже почти готов.
Голос был приятней, чем я ожидал от нее услышать. Моя соседка решила меня успокоить от придуманной для себя проблемы, а я решил подыграть. Почему бы не развлечь нас обоих?
- Вы так думаете? По-моему они задерживаются. Может, забыли? Или, как там это говориться... забили?
- Да нет, - возразила она, - я часто проездом оказываюсь здесь, и всегда обслуживают куда ни шло. Вы, наверно, шашлык заказали?
- Да, именно его. Недожаренное мясо как раз переварить трудно, оттого в сон клонит, что мне и надо, с моей-то бессонницей.
Она приятно улыбнулась, стратегически выждала момент и протянула руку. Куда только этот феминизм не залез. Они всегда подают руку как-то наполовину повернув, словно предлагают поцеловать по старым традициям и все же не решаются на такие, по нынешним меркам, фамильярности. Отбросив джентельменские привычки, я легонько стиснул протянутую ухоженную ладошку.
- Нелли, - ряд маленьких белых и острых зубок выглянул из-под слегка розоватой блестящей губки.
- Алексей, – спокойно соврал я, принимая от подкравшейся не вовремя официантки долгожданные останки барашка.
Алексей. Помнится мне, лет двадцать назад тем же именем маскировал свое мой лучший друг. Никакой особенной причины для таких маневров не было, и все же я захотел поиграть. Пока я увлеченно налаживал коммуникацию с шашлыком, Нелли сходила за бутылочкой сока и вернулась, сходу атакуя.
- Тоже в Иртышск едете?
Я утвердительно кивнул, так как забитый рот иногда выдает необычные словообразования. Водитель маршрутки уже почти закончил свою трапезу, так что и мне следовало оставить церемониал.
- Фтвефифя ш двухом нууно.
Такой «пищевой акцент» вообще слушать невозможно без улыбки.  Она предпочла раскашляться от смеха. Звонкого и приятного отрывистого «ха-ха-ха».
В точности такой же смех, как у нее. Той, что когда-то нас с тобой познакомила, Роман.