Никто из ребят не знал, что лесной шаман нашептал Агидиусу на ухо, вручая мешочек для светлячков. Они поржали вдоволь и стали расходиться по домам, поскольку уже темнело.
А сказал он то, от чего парню стало совсем не до смеха.
- Будешь собирать светлячков до тех пор, пока не поймешь, что пора с этим завязывать. Пока вода не затопит твой каменный мешок. - В этот момент шаман стал надувать мешочек, и тот раздулся размерами в четыре его головы. Затем он вручил сдувающийся и пищащий мешочек Агидиусу. - Кем ты хочешь быть, плывущим охотником или тонущей сучкой?"
Шаман говорил очень серьёзно, для пущей важности вытаращив глаза из орбит. А потом вдруг рассмеялся, как сумасшедший, и уходя, ещё раз прокричал:
"Кем ты хочешь быть, охотником или сучкой?"
Слова эти словно пронзили парня насквозь и проникли в самую глубь.
Казалось, что само звездное ночное небо повторяет и повторяет ему эти слова.
Агидиус посмотрел на небо, и вдруг его стало трясти. Странная дрожь пробирала его до костей.
Возникло нестерпимое желание побыстрее спрятаться, зарыться поглубже, в дом, под циновку, залезть под кровать, в конце концов, и затаиться.
Но все-таки он понимал, что от неба не спрятаться. Оно всегда будет ждать там, снаружи и нависать своим тяжёлым взглядом.
Прийдя домой очень возбужденным мальчик долго не мог уснуть.
Может, шаман просто над ним поиздевался?
На самом деле, этого Агидиусу хотелось больше всего. Чтобы случившееся было просто глупой шуткой. Шалость старого сумасшедшего баламута.
Что-то внутри, какой-то еле слышный, но настойчивый голосок твердил, тихо, без всяких сомнений и колебаний напевал свою песенку:
"Это не шутка. Это серьёзно. И ты, мальчишка уже никуда не денешься."
Да. Этот голос - высшая форма жизненного азарта. Глоток свежего горного воздуха. Он бросал вызов. И нужно было отвечать.
То, чего требовал шаман, шло в разрез с жесткими стереотипами мышления Агидиуса. Он должен был пойти на Светлячковую поляну - чисто женскую территорию.
Эту поляну огибает ручей, в котором днём женщины стирают домашнее тряпье. А весенними ночами они собирают там светлячков, заполняют ими полупрозрачные мешочки, сделав таким образом декоративные светильники.
Такие светильники весною вешают на фасады домов. И почти вся деревня светится живым светом.
Как раз в эту ночь несколько женщин, включая мать Агидиуса, пошли на Светлячковую поляну.
Прождав около часа, он улизнул из дома, захватив с собой свой мешочек, и последовал вдоль следов, оставленных женщинами по пути к поляне.
Следы вели к самому ручью. "Но там светлячков не бывает" - думал парень. Он знал, что эти насекомые не любят влажную среду и собираются на холме в центре Светлячковой поляны.
Зачем же женщины идут к ручью?
Потом он заметил, что четыре из шести женщин остались на подходе к устью. Это единственное место, через которое можно пройти дальше.
Они расселись на невысокой траве и стали весело болтать и смеяться. Парню показалось, что он услышал мужской смех, но решил, что ему показалось. Ведь мужчин там быть не должно.
Агидиус знал и другой путь в устье. Среди ребят только он мог пролезть через то место, ведь это было его любимое занятие - лазить по деревьям и скалам.
Мальчишка без оглядки бросился туда, несмотря на то, что его вдруг охватило странное волнение, о котором он пока не мог дать себе отчета.
Поднявшись по лианам на небольшой хребет, идущий вдоль ручья, он быстро и тихо спустился с другой стороны, прямо к устью. Нашёл подходящую нишу в скале, удобно уселся и стал вглядываться в то место, откуда доносились голоса.
Сложно объяснить, что произошло с парнем, оттого, что он там увидел. Сказать "оторопел" - значит ничего не сказать.
Мальчишка не верил своим глазам.
Его мать была там с парнишкой на семь лет старше его по имени Ермис. С ними так же была одна девушка с длинными черными волосами, которую Агидиус никак не мог узнать. Наверное, она вообще не из их племени.
Два мешочка, заполненных светлячками лежали на траве рядом с мамой Агидиуса. Сначала, они втроём беседовали, но вскоре утихли.
Женщина вдруг стала трогать груди девушки, они начали друг друга целовать и раздеваться.
Ермис сидел рядом и наблюдал, изредка кидая какие-то фразы, над которыми они вместе смеялись.
Агидиус просто оцепенел. Он побледнел и, отвернувшись, уткнулся лицом в мох, покрывающий камень. Но потом, всё-таки переосилил себя и стал смотреть дальше.
Пришлось приглядеться, как следует, чтобы разобрать, что же там теперь происходило.
Девушка, уже совершенно голая, лежала на животе, обхватив голову Ермиса и присосавшись к его губам. Её загорелое тело извивалось на траве, как маленькая змейка. А мать Агидиуса стояла на коленях и "бильсимуи кхараат*" у того же самого Ермиса.
*Дословно - "воровать удочку". Сагундский эквивалент русского "брать за щеку" или попросту "сосать член".