- В этот светлый и ясный день... – завела, была, немолодая полноватая женщина в строгом костюме, но стоявшая позади нас под руку с Генрихом, Мила возмущённо воскликнула:
- Хорош молодым романтику портить! Давайте ближе к делу!
- Милочка! – укоризненно протянул Генрих, посмотрев на жену.
- Спасибо, - кивнула я Миле, - действительно, давайте без этих ля-ля.
- Объявляю вас мужем и женой! – торжественно провозгласила сотрудница ЗАГСа, - можете обменяться кольцами.
- Наконец, ты опять стала моя женой, - со вздохом облегчения воскликнул Макс, вынимая из кармана брюк бархатную коробочку.
- А у меня создалось впечатление, что ты был только рад от меня избавиться! – хохотнула я, глядя, как он надевает на мой красивый тонкий палец кольцо с большим бриллиантом. А рядом ещё одно, тонкое обручальное.
- Но, как оказалось, в разлуке с тобой я жить не могу, погибаю от любви, - с улыбкой признался Макс, а я надела ему на палец простое обручальное кольцо.
- А теперь поцелуйте невесту, - добавила сотрудница, и мы прильнули друг к другу.
Потом мы поставили все необходимые подписи в книге, Мила и Генрих, как свидетели, тоже, и мы вчетвером вышли на улицу.
- Ну, что, по шампуньку? – рассмеялся Генрих, вынимая из багажника бутылки, бокалы и пакет со сладостями.
Мы выпили почти два ящика шампанского, закусили тортом, зефиром и шоколадками, а потом Макс на такси отправился на работу, а мы втроём в издательство. Генрих предусмотрительно прихватил с собой шофёра.
- Слушай, Викуля, а как же Димка? – вдруг спросил Генрих.
- Не знаю, - честно ответила я, - буду решать проблемы по мере их поступления.
- Ничего, - рассмеялась Мила, - он всё равно своего добьётся, а тебе паспорт украшать печатями, не привыкать! Гражданский брак – это туфта! Пока вы не венчанные, Северский будет надеяться, и досаждать тебя. Ой, что-то я такая пьяная!
- И я! – усмехнулась я, хлебнув прямо из горла, - кстати, Макс заикался о венчании.
- А ты? – заинтересовался Генрих.
- Обещала подумать, - икнула я.
- Лучше б Димка, - вздохнула Мила, - лично я за него, хочу, чтобы вы поженились.
- Посмотрим, - многообещающе заявила я, вызвав у своих спутников бурю веселья, - и вообще, - добавила я, - я на него обижена.
- Это после той шутки в супермаркете? – засмеялась Мила.
- Ага! Хороша шутка! – возмутилась я, - мерзавец! Ничего, пусть помучается, когда узнает, что я расписалась с Максом!
- Так ты что, ему назло, что ли? – догадался Генрих, - вот охламонка!
- Она самая! – кивнула я, смеясь.
В редакцию мы ввалились пьяные и весёлые, закупив по дороге ещё алкогольных напитков и закуски, напоили коллектив, а потом я с шофёром умчалась в посёлок.
Правда, по пути я заскочила и в свою спортивную редакцию.
Вывалилась из лифта, гремя бутылками в пакете, качаясь от выпитого, а в другой руке держа вскрытую бутылку с шампанским.
Модест Львович чуть не упал, увидев меня в весьма нетрезвом состоянии. Я вручила ему пакеты, а букет кинула через стойку Рите, секретарше.
- Это букет невесты, - пояснила я ей, - так что жди предложения руки и сердца.
Рита весело рассмеялась, я напоила и этот коллектив, а потом уехала, оставив их пировать.
Утро началось с громкого крика, и грохота, впрочем, как всегда. Но я не люблю вставать рано, тем более, после похмелья, и сейчас просто перевернулась на другой бок.
Но поспать мне не дали дети. Я явственно услышала звук открывающейся двери и топот ножек, сопровождающийся весёлым смехом.
- Мам, - услышала я звонкий голосок моей любимой дочки,
Василинки, - ты спишь?
- Заходи, солнышко, - села я на кровати, и сунула нос в окошко.
Какая прелесть! Сейчас лето, и на улице восхитительная погода, светит солнце, не жарко, и дует лёгкий ветерок.
Василинка вошла не одна, она держала за руку Леню и Лизу, чтобы те не упали, и троица дружно вышагивала.
- Идите сюда, мои хорошие, - воскликнула я, спрыгивая с
кровати, и подхватывая на руки Лизу.
- Мама, - проговорила дочка. Она недавно стала говорить, единственное, что она говорит без ошибок, это « папа» и
« мама», остальные же слова у неё получаются плохо.
- Мам, у нас в садике ставят Золушку, - воскликнула Василиса.
- И ты будешь играть главную роль? – догадалась я.
- Конечно, - воскликнула Василинка, - я самая красивая в группе.
Я лишь улыбнулась. Моя Василюшка умница и красавица, она, конечно, избалована, но я стараюсь привить ей скромность, как могу.
Дети стали носиться по комнате, шумя и смеясь, и я, понимая, что поспать больше не удастся, спрыгнула с кровати, и отправилась в душ.
Надела свою любимую юбку-карандаш чёрного цвета длиною чуть выше колен, и с разрезом едва не до пупа. А так же белую, приталенную блузку, красные туфли, и посмотрелась на себя в зеркало.
Ну, что ж, очень даже ничего. Длинные серьги в виде широких змеек, жемчужина на цепочке, тонкие, жёсткие браслеты, и сердечки на щиколотку. Очень даже ничего.
По комнатам витал стойкий запах ванили и выпечки, значит, семейство уже позавтракало, ваниль мы по утрам кладём в овсянку. И, когда я вошла туда, то застала только Ивана Николаевича и Анфису Сергеевну, они как раз ели кашу.
- Всем доброго утра, - весело воскликнула я, - а на мою долю кашки найдётся?
- Конечно, - улыбнулась Анфиса Сергеевна, бабушка Макса, и положила мне каши, - ну, что, Вика? Какие на сегодня планы?
- Сегодня у нас сдача номера, а завтра в « Планете спорта », я должна допечатать две статьи, и закончить колонку спортивных рекордов. Короче, день забит под завязку.
- Можно считать, что ты чего-то добилась в жизни, взлетела на вершину, - улыбнулась моя свекровь, - главный редактор в двух крутых глянцах Москвы.
- Мне для полного счастья осталось только самой издательство открыть, какой-нибудь медиахолдинг, - усмехнулась я, наливая себе кофе.
- Что это такое? – удивилась Анфиса Сергеевна.
- Медиахолдинг? – улыбнулась я, - совокупность издательства, радио, и телевидения. Однако, того, что я имею, мне вполне достаточно, - с этими словами я отрезала себе огромный кусок шоколадного торта.
В сумочке зазвонил телефон, я быстро вынула его, и увидела высветившийся номер Генриха, моего начальника.
- Вика, давай быстрее в редакцию, - буквально выкрикнул он, - у нас тут инвесторы пожаловали.
- Чёрт! – воскликнула я, расплескав весь кофе.
Я бросила термос с кофе в сумочку, и, на ходу поедая пирожное, схватила сумку, ключи от машины, и понеслась на выход.
На улице дул лёгкий ветерок, приятный и мягкий, я запрыгнула в свой джип, и рванула со скоростью ветра.
Последнее время я стараюсь думать только работе, потому что из головы не идёт Дима, боюсь, чтобы окончательно забыть его, нужно уехать на северный полюс.
Я дико страдаю из-за того, что не могу быть с человеком, которого люблю всем сердцем. Даже одолевают мысли, чтобы бросить всё, работу, бизнес, и уехать к Стефану. Только вряд ли он сможет заглушить тоску, которая мучает меня. Я не смогу жить в замке, хотя, кто знает, может, и смогу.
Мне вспомнился красивый замок под Веной, принадлежащий Стефану. Но я одно знаю, что я не могу быть с человеком, которого не люблю. В Макса я была влюблена, а сейчас привыкла к нему. Что мне делать? И как быть?
Любая другая женщина скажет, что я просто ненормальная. Ведь у меня замечательная семья, и прекрасные дети, со свекровью отношения отличные, и всё хорошо, а куда-то на сторону тянет. Тянет к Диме со страшной силой, и где-то в глубине души я надеюсь, что всё ещё можно изменить.
С этими невесёлыми мыслями я и добралась до издательства. Даже начало лета не радовало, хотя я люблю это время года. Тепло, но ещё не жарко, мерзких насекомых нет, которых я не перевариваю.
Я чувствую себя прекрасно только весной и вначале лета, когда ещё прохладно, ночи и утра слишком свежие, и я всегда открываю на ночь окошко.
Не для меня балдеть от жары, валяясь кверху пузом на шезлонге где-нибудь на курорте, я от этого устаю. Помню, в детстве я пыталась загорать, но мне было так скучно, я и пяти минут усидеть не могла. А потом уже не захотела портить свою красивую, молочно-белую кожу, и с тех пор сижу только в тени.
Вновь вспомнив о Диме, я прикусила губу. Мы с ним опять крепко поссорились, он заставил меня выполнять условия дурацкого спора, который мы заключили в марте.
Всё бы ничего, но этот злодей вынудил меня пройтись голой по супермаркету, абсолютно голой, в стиле ню.
Я в долгу не осталась, натравила на него милицию, и его, как маньяка-грабителя отправили в «обезьянник».
Он несказанно обозлился, мы потом переругались по телефону, и с тех пор не разговариваем, а я тоскую.
Надеюсь, скоро он станет просить прощения, но я его не так запросто прощу, пусть походит кругами.
Я влетела в издательство, забрала у Лены почту, и вихрем пронеслась в свой кабинет. Работа, как раз то, что мне сейчас и нужно, и я бросилась на амбразуру. К вечеру уже лыка не вязала, дурным получился денёк, но журнал был сдан в печать, и я проверяла последние страницы спортивного глянца. Нужно было только заехать в « Планету спорта », и подписать все бумаги, чтобы завтра мой заместитель сдал журнал в печать.
Я совершенно позабыла обо всех своих печалях, но, когда я вышла из редакции, меня поджидал Дима, стоя, прислонившись к своему джипу, с букетом белых роз в руках.
- Привет, - хрипло сказал он, - давай помиримся.
- Уверен? – прищурилась я, - что хочешь со мной мириться?
- Абсолютно, - кивнул он, - я люблю тебя, ты знаешь, а я знаю, что ты опять расписалась с Максом. Зачем?
- Угадай с трёх раз, - усмехнулась я.
- И гадать не надо, - хмыкнул он, - ясное дело, чтобы меня позлить.
- И ты зол? – ухмыльнулась я.
- Ещё как, - кивнул он, - безмерно.
- Гхм, рада за тебя, - скривив губки, я щёлкнула брелоком, а фары на моём джипе приветливо мигнули.
- Стой, - Дима схватил меня за руку, - я люблю тебя, люблю всем сердцем. Ты моя возлюбленная, моё счастье, моя путеводная звезда. Мне никто, кроме тебя, не нужен.
Я открыла, было, рот, чтобы напомнить о блондинке, но он меня перебил.
- Не смей даже слова произнести о Трейси, - сказал он, - ты – моя женщина.
- А с чего ты взял, что я о ней сказать хотела? – фыркнула я.
- Да ты через слово эту американку мне припоминаешь, - усмехнулся он, - хотя сама прекрасно знаешь, что люблю я только тебя.
- Наверное, из-за большой любви ты меня отправил голой по магазину рассекать, - кивнула я, - думаешь, прощу?
- Если не простишь, буду оббивать твои пороги, и засыпать тебя цветами и драгоценностями.
- Однако, ты коварен, - хохотнула я, - зная твой размах, если ты меня засыпешь драгоценностями, от меня блин останется.
Дима хрипло рассмеялся, а потом притянул к себе и поцеловал. Что-то быстро я сдалась, но перед этим мужчиной я теряю всякий контроль.
- Поехали в Испанию, - прошептал он мне на ухо.
- Опять ты за своё! – застонала я, - ну, сколько можно?
- Ты обещала со мной в августе поехать во Флоренцию, - напомнил Дима, - не забывай об этом. И лучше разводись с Максом, а то потом хлопот не оберёшься.
- Какой ты всё-таки нахальный, - вздохнула я, - но в Испанию я не поеду. Ни за что!
- Это ещё почему? – прищурился Дима, - что ты имеешь против Родины моих предков?
- Да ничего не имею, - улыбнулась я, - красивая и тёплая страна. Слишком тёплая в это время года. Я скорее на Прибалтику в ноябре поеду, чем в Испанию или Израиль в августе!
- Я знаю, ты не любишь пекло, - кивнул Дима, - но ты ещё подумай. Я так давно мечтал свозить тебя в Мадрид, показать Валенсию, Барселону и Каталонию.
- А заодно и Майорку, - усмехнулась я.
- Нет, Майорка – это туфта, - скривив уголок губ, сказал он, - самый обычный курорт, солнце, пальмы и море. Тебя это не устроит.
- Да, мне пляжа мало, - согласилась я, - курорт – не мой отдых.
- Иди сюда, - он втолкнул меня на заднее сиденье своего джипа, а я тут же обвила его руками за шею...
Потом он уехал, а я, счастливая и довольная, забрав цветы, отправилась домой. Время ещё не слишком позднее, восемь вечера, на улице приятно. Но я не люблю жить в городе. Для меня нет ничего лучше природы.
Макса дома нет, он явится только утром, поэтому куплю-ка я себе мороженое, какую-нибудь заумную книжку, и расположусь на балконе. Дует лёгкий ветерок, балкон у нас крытый, вообщем, полнейший кайф.
И, предвкушая удовольствие, я затормозила около огромного магазина. Едва найдя место для парковки, я заперла машину и вошла в холл гипермаркета.
Его отстроили сравнительно недавно, но тут можно найти буквально всё. И продукты, и одежду, и косметику, и книги, всё, чего душа желает.
И я первым делом пошла в продуктовый отдел, и застыла около холодильника с мороженым. Во времена моего детства такого разнообразия не было, как, впрочем, и проблем с выбором. Однако я знаю, что в составе этого мороженого чёрте что напихано, всяких консервантов, чтобы не портилось.
И я стала вынимать каждое мороженое, и перечитывать состав.
На пятнадцатой упаковке у меня закружилась голова.
- Вам помочь? – материализовались около меня две девушки в фирменной одежде, похоже, их заинтересовала странная покупательница, пристально рассматривающая пломбир.
- Не можете выбрать? – вежливо спросила вторая, - попробуйте вот это, очень вкусное и модное мороженое. Берут и дети, и взрослые.
- Фруктовый лёд? – улыбнулась я, - ни за что! Терпеть его не могу! Ощущение, будто съел коробку стирального порошка! Я ищу какое-нибудь мороженое без консервантов. Реально у вас его найти?
- Мороженое без консервантов? – хихикнула девушка.
- Прямо из разряда научной фантастики, - пробормотала вторая, - а, если хотите натурального, мороженицу покупайте.
- Мороженицу? – вскинулась я, - а что, это идея. И как мне раньше в голову не пришло?
- А так, у нас полно всякого, выбирайте, - сказала первая, а я с задумчивым видом пошла вдоль холодильника.
- А это что? – остановилась я, - плодово-ягодное?
- Жуткая гадость, - воскликнула девушка, - мы тут с девчонками на пляж собрались, ну, одна, она не здесь работает, купила у нас такое. Мы не знали, как его съесть. Кислое, ванилином воняет, и коровой.
- Чем? – я открыла рот от удивления.
- Коровой, - терпеливо повторила девушка, - ну, как молоко у бабулек на рынке. Есть просто невозможно. Эти две пачки так и лежат, никто не берёт.
- Кажется, я поняла, - кивнула я, открыла холодильник, и вынула обе пачки, - раз вам кажется, что пахнет коровой, значит, оно действительно настоящее. Нормальное молоко так и пахнет. А где у вас бытовая техника?
- Наверху, - ответила одна из девушек.
- Спасибо, - я прихватила по пути пачку вафель, коробку конфет и большую, на двести пятьдесят грамм, шоколадку.
И, расплатившись, поднялась на второй этаж.
Выбор техники был прямо-таки огромен, я всё обошла, пересмотрела, а потом выбрала мороженицу, йогуртницу, вафельницу и хлебницу. Давно пора было купить всё это.
Но, когда я села в машину, уложив покупки в багажник, в сумке зазвенел мобильный.
- Привет, мам, - ответила я, выезжая со стоянки.
- Привет, дочь, - сказала маменька, - ты где?
- В данный момент за рулём, - пояснила я, - нарушаю правила дорожного движения, общаясь сейчас с тобой.
- Фиг с ними, с правилами, - фыркнула она, - приезжай ко мне, надо поговорить.
- Куда к тебе? – спросила я.
- Домой, я жду тебя дома.
- Ладно, сейчас приеду, - я бросила мобильный в сумочку, а сама нажала на газ.
Я довольно быстро прибыла в посёлок к матери.
Благо, не попала в пробку. Выскочила из машины, поднялась на крыльцо и нажала на звонок.
- Викуля, - воскликнула тётя Аля, - как я рада тебя видеть. Заходи, милая. Матушка тебя уже ждёт.
- Что случилось, тётя Аля? – спросила я, бросая сумку на тумбочку, - откуда такая срочность?
- Не знаю, - вздохнула моя бывшая няня, - у неё там какая-то женщина. Выглядит очень расстроенной, они о чём-то долго шептались, а сейчас кофе с пирожными пьют.
- Ладно, сейчас всё выясним, - кивнула я, и, стуча каблуками, я вошла в просторную гостиную.
- О, Викуля, наконец-то, - обрадовалась маменька, - садись, выпей с нами кофе.
- А ты не говорила, что, помимо карьеры и сумасбродности, твоя дочь ещё и так красива, - воскликнула женщина, сидевшая рядом с матерью.
- Здравствуйте, - вежливо сказала я.
- Здравствуй, - кивнула женщина.
- Вика, знакомься, это Анастасия Станиславовна, моя бывшая одноклассница, - сказала маменька.
- Очень приятно, - я присела в кресло напротив, - а я Эвива.
- Да-а, Марьяшка, - протянула Анастасия Станиславовна, поглядывая на меня, - во всём меня обскакала.
- Настёна, уймись! – поморщилась маменька, - хорош завидовать! Мы уже давно выросли!
- Эх, да ладно, - махнула рукой её одноклассница, а я подпёрла кулачком подбородок, облокотившись о подлокотник кресла.
- Может, свои школьные проблемы вы потом обсудите? – протянула я, - а то мне ещё статью писать и пару колонок редактировать.
- Журналистка, что ли? – заинтересовалась женщина.
- Да, - гордо ответила маменька, - а ещё писатель. Ой, Вика, не делай такое свирепое лицо. Вообщем, это моя одноклассница и у неё проблема.
- О нет! Мама! – застонала я, - у меня ещё шрам от стрелы не зажил, которую в меня из арбалета одна идиотка выпустила, а ты меня в новое приключение втягиваешь!
- Доченька, - заулыбалась маман, - ты сначала выслушай, а потом решишь.
- Ага, - кивнула я, закатив глаза, - ты прекрасно знаешь, если я выслушаю, то, сто процентов, попаду в эпицентр событий. Просто не пройду мимо очередной загадки. Ладно, делайте, что хотите, пейте мою кровь. Вещайте уж, - кивнула я Анастасии Станиславовне.
- Там не то чтобы загадка, - протянула она, - но история довольно странная. Дело в том, что дочь моей приятельницы... э... девушка несерьёзного поведения.
- В смысле, продажная? – уточнила я, - торгующая телом?
- Именно, - закивала Анастасия Станиславовна, - и она отправилась в Афины.
- Куда? – оторопела я.
- В Афины, в Грецию, - терпеливо ответила женщина, - якобы с клиентом, и пропала.
- Пропала, - эхом повторила я.
- Да, пропала, - кивнула мамина одноклассница, - такая странная вырисовывается ситуация.
Арина Кудимова, так звали девушку, с ранних лет не хотела учиться. Она целыми днями валялась на диване, листала модные журналы, и мечтала о богатой жизни.
Сколько раз её мать, обычная рабочая женщина, пахавшая в три смены, пыталась усовестить дочь, но та всегда отмахивалась.
- Ну, в кого она у меня такая уродилась? – всякий раз жаловалась Катерина Петровна Анастасии Станиславовне, - вроде и отец работяга, и я пашу, как проклятая. Хотим, чтобы дочка имела всё, хотела, чтобы она на учительницу выучилась, а она делать ничего не хочет. Ну, что ж такое? О модельном агентстве мечтает, глупости в голову вбила, просто сил нет, её слушать. Что за девица?
- Ничего, - пыталась успокоить подругу и коллегу Анастасия Станиславовна, - образумится ещё, - но в своих словах вовсе не была уверена.
Всякий раз, возвращаясь с работы, Катерина Петровна заставала дочь в слезах. Арина, увидев на ком-нибудь из одноклассников что-то дорогое и красивое, тут же впадала в истерику, понимая, что такого у неё никогда не будет.
Мать бросалась успокаивать дочь, говорила, что не всё в её возможности, но Арина приходила в ярость.
- Зачем тогда рожала, раз дать нормальное существование не можешь? – визжала неразумная дщерь, - я выгляжу нищей оборванкой в глазах одноклассников! И всё по твоей милости!
Катерина Петровна после подобных разговоров хваталась за сердце, а её супруг за ремень. И Арина, получив хорошую трёпку, на время притихала. Но только на время.
И, едва ей исполнилось восемнадцать, она устроилась танцевать в стриптиз-клуб. Катерина Петровна была в шоке. Она и не предполагала, что дочь пойдёт на такое.
Первое время она ничего не замечала, ну, да, дочь стала приходить очень поздно, но она была трезвая, не под наркотиками, а своё отсутствие Арина объяснила новой работой. Мол, устроилась продавщицей в супермаркет, работает в две смены, чтобы заработать себе на платное обучение в институте. Радости родителей не было предела.
Наконец-то дочь одумалась!
Какое-то время Катерина Петровна была просто счастлива, но потом наступило прозрение.
Денег в семье вечно не хватало, и женщина устроилась на работу уборщицей в стриптиз-клуб. Обычно она приходила утром, убиралась, а потом уходила, но в этот раз получилась непредвиденная ситуация. Женщина, которая убиралась во время шоу, вывихнула ногу, и из клуба позвонили Катерине Петровне.
Она и не думала, что тут творится по ночам. Потные, красные, похотливые лица мужиков, голые официантки, разносящие горячительные напитки, да и само шоу.
К середине вечера Катерину Петровну затошнило.
Ей было морально плохо тут находиться. Голые девицы извивались по сцене, всюду царил Содом и Гоморра, от табачного дыма разболелась голова, а от одного алкогольного запаха можно было на месте опьянеть.
И тут на сцену вышла новая девушка. Голос в микрофон объявил, что девушка – их главная звезда, и красивая блондинка стала извиваться у шеста.
Катерина Петровна мельком, машинально глянула на сцену, и ведро из рук выпустила. На сцене крутилась её дочь.
Какое-то время женщина молча смотрела на весь этот ужас, а потом бросилась протискиваться к сцене.
В тот момент она сама не понимала, что делает, стала орать, но её никто не услышал, её возмущённые вопли перекрыла музыка, а охранники утащили её в подсобку.
Женщина стала рыдать, а менеджер, приятная дама лет сорока, велела принести ей чай. Глотнув сладкого и горячего напитка, Катерина Петровна перевела дух, но, вспомнив про дочь, опять затряслась.
- Вы можете внятно объяснить, какая муха вас укусила? – строго спросила менеджер, - зачем вы кинулись на сцену?
- Эта девушка! – простонала Катерина Петровна.
- Что танцевала? – уточнила начальница, - ну и что? Она у нас уже два года танцует, пришла в восемнадцать, но такая оторва. И смену оттанцует, и с несколько клиентами в кабинке успевает.
- Что? – охнула Катерина Петровна, - Арина спит с клиентами? За деньги?
- Конечно, - кивнула менеджер, да опомнилась, - откуда вы знаете её имя? Оно только в документах стоит.
- Она моя дочь! – простонала женщина, а менеджер так и села на соседний стул.
- Вы это, - промямлила она, - забудьте про клиентов, перепутала я с другой девушкой.
- Да ничего вы не перепутали, - горько сказала Катерина Петровна, - вот шалава-то! Запудрила нам с отцом головы, а сама телом торгует.
И, когда Арина вернулась домой, родители устроили ей грандиозный скандал. Арина тоже в долгу не осталась, послала родителей на три буквы, собрала одежду и документы, и была такова. Дочь не появлялась три месяца, а потом Катерина Петровна столкнулась с ней на улице.
Дочь было не узнать. Модная причёска, красивая шубка, в ушах и на пальцах бриллианты, благоухающая дорогим парфюмом.
- Доченька, - всплеснула руками Катерина Петровна, - неужели ради всего этого ты готова ложиться подо всех подряд?
- Ты, мам, как была блаженной, так и осталась, - скривила губы Арина, - я не желаю, как вы с отцом, жалкие копейки считать. Хочу жить в роскоши, а богатые мужчины мне это дают, им нравится баловаться с красивой куклой.
Бедная женщина зарыдала, а Арина усмехнулась, села в красивый серебристый «Мерседес» и уехала.
Анастасия Станиславовна замолчала, переводя дух, а я терпеливо ждала продолжения истории. Пока криминалом тут и не пахло.
- Настён, покажи газету, - первой отмерла маменька.
- Ах, да, - и она протянула мне газетный лист, - вот, на первой полосе.
- В Афинах в гостиничном номере застрелен русский олигарх Евгений Лосев, - я стала читать вслух, - по оперативным данным, он приехал в Грецию, чтобы отдохнуть там с некоей молодой особой. Он проводил с ней всё время, а потом горничная обнаружила труп Лосева. Арина Кудимова, спутница бизнесмена, исчезла в неизвестном направлении, полиция полагает, что именно она убила сожителя, ограбила и сбежала. Греческая полиция ведёт расследование.
- Вот такая история, - развела руками Анастасия Станиславовна, вздыхая.
- И? – посмотрела я на них, - что в данной ситуации требуется от меня?
- Как что? – вскинулась маменька, - найти убийцу Лосева.
- И очистить имя Арины, - добавила её одноклассница, - Катенька в шоке. Она не верит, что её дочь способна на такое.
- И чего я спрашивала, - вздохнула я, - ответ витал на поверхности.
- Викуля, ты устала, да? – вдруг участливо спросила маменька.
- Устала, - кивнула я, - от неопределённости.
- Что такое? – забеспокоилась она.
- Макс зовёт к священнику, Дима требует сына, Генрих, не беря во внимание жену, кидает на меня тоскливые взгляды, а Стефан периодически позванивает. Меня от его тоскующего голоса уже тошнит. Не поймёт мальчик, что становиться герцогиней я не хочу. Мне сейчас только Марио не хватает для полноты картины.
- Того датского принца? – наморщила лоб маменька.
- Его, - кивнула я, - а знаете, я поеду. Заодно разберусь между Максом и Димой. Последний меня в Мадрид зазывал, так я его оттащу в Афины, а заодно и мужа с семьёй прихвачу.
- А они не испортят тебе всю обедню? – заволновалась маменька, - сама знаешь, как Макс к этому относится.
- Не испортят, - улыбнулась я, - со мной ведь будет Дима, а он меня прикроет. Тем более, его могущественные связи мне очень понадобятся.
- Прикроет? – с ехидцей переспросила она, - это, в каком смысле?
- Ну, уж не в том, на какой ты намекаешь, - я закатила глаза, - и хорош меня подкалывать! Я помню, что ты мечтаешь, чтобы он стал твоим зятем. Раз он бегает за мной, так пусть помогает. Прямо сейчас ему и позвоню, - я вынула телефон, - он всех олигархов в округе знает, - и вызвала номер.
- Соскучилась, сладенькая? – промурлыкал в трубку Дима.
- Очень-очень, - хмыкнула я, - но у меня к тебе дело. Ты знаешь Евгения Лосева? Олигарха?
- Что? – ахнул он, - опять? Тебе не надоело? Короче, даже не приближайся к этой истории! Поняла?
- Это ещё почему? – возмутилась я, - нечего командовать! Какая муха тебя укусила?
- Этот вопрос я, пожалуй, переадресую тебе! – заорал не своим голосом Дима, - ты где?
- В родительском доме, - растерялась я, - а что? Что ты так взбеленился? Меня мама попросила об услуге.
- Ах, это Марьяна Георгиевна! – он только пуще разозлился, - сидеть на месте и пить кофе с пирожными! Я сейчас буду! – и мне в ухо полетели короткие гудки.
- Он летит сюда, и злой, как стая акул, - сказала я, убрав телефон в сумочку, - не понимаю, что его так разозлило.
- Не волнуйся, Викуля, - вздохнула маменька, - сейчас приедет и прояснит ситуацию. Лучше съешь эклер, ты их любишь.
Я сладко зевнула, взяла пирожное, и с удовольствием откусила. Пока он ехал, я слопала три эклера, потом тётя Аля отрезала мне кусок шоколадного торта, а я налила себе третью чашку кофе.
- От такого количества кофеина потом не уснёшь, - вздохнула Анастасия Станиславовна.
- Усну, как миленькая, - усмехнулась я, - кофе на меня не действует.
Они тоже лакомились тортом, запивая его чёрным кофе.
Дима приехал в самый разгар нашего пиршества. Оглядел сладости, а потом сложил руки на груди, нависнув над нами.
- Марьяна Георгиевна, - медленно произнёс он, - вам что, дочь надоела? Решили от неё кардинально избавиться?
- Дима, что ты такое говоришь? – закашлялась маменька.
- А то, что в это дело лезть нельзя, - прошипел он, - там мафия задействована. Рассказать вам, как они вопросы решают?
- Ты это серьёзно? – удивилась маменька, - мафия? А куда же девушка пропала?
- Какая девушка? – строго спросил Дима.
- Арина Кудимова, - тихо спросила Анастасия Станиславовна, - дочь моей коллеги. Она была с ним.
- Та проститутка? – он усмехнулся, - так, скорее всего, убрали, как свидетеля, а труп в море выкинули.
- Как!? – ахнула женщина, приложив руки к лицу, - что же я Катеньке скажу!
- Да погоди ты переживать, - воскликнула маменька, - а ты, - повернулась она к Диме, - хорош выдумывать всякое раньше времени. С чего ты вообще решил, что тут мафия замешана?
- Так ему давно угрожали, - пожал плечами Дима, - три покушения было, пару раз стреляли, а потом чуть не взорвали. Уже давно разговоры идут, что на него открыли охоту, что он нежилец. И вот, пожалуйста, застрелили.
- Может, это и не мафия? – задумалась я.
- Не смеши меня, - поморщился Дима, - работа профессионалов.
- А вдруг это кто-то имитирует мафию, чтобы сбить с толку следствие? – предположила я.
- Предложи ещё что-нибудь поглупее, - фыркнул он, - лучше зализывай свои боевые раны, и не лезь, куда тебя не просят.
- Думаешь, я буду тебя слушать? – прищурилась я, - охнуть не успеешь, как я в Элладу укачу. Ты звал меня в Испанию? Едем в Грецию! Я беру своё семейство и вперёд.
- Более оригинального отдыха у меня, пожалуй, ещё не было, - пробормотал он, - я так понимаю, ты опять будешь искать проблем на свою задницу, а я потом эти проблемы буду решать?
- Должна же быть от твоих мафиозных связей хоть какая-то польза, - ухмыльнулась я, а Дима пошёл пятнами от злости.
Даже кадык дёрнулся.
- Позвольте откланяться, милейшая Марьяна Георгиевна, - сквозь зубы сказал он, за руку выдернул меня из кресла, и поволок за собой. Я едва успела схватить с тумбочки сумку и ключи от машины.
Он выволок меня на улицу и с чувством прижал меня к своему джипу.
- Совсем оборзела? – прошипел он, - что за хамство?
- Кто тут хамит? – с невинным видом поинтересовалась я, сдув локон со лба, - что ещё с твоими закидонами делать? А? Не подскажешь?
- Быстро садись в мою машину, я сейчас, - рявкнул он, щёлкая брелоком, - давай свои ключи, я тебя потом отвезу.
Он исчез в особняке, а я уселась в машину. Интересно, что он задумал? Пока я рассматривала свои ногти и окружающую природу, он вернулся, сел за руль, а я внимательно посмотрела на любимый профиль.
- Куда ты меня везёшь?
- Куда-куда, - проворчал он, - к Катерине Петровне Кудимовой, будем её допрашивать.
- Так ты мне будешь помогать? – обрадовалась я.
- А что остаётся? – прищурился он, - альтернатива у меня есть?
Да, чего-чего, а альтернативы у него точно не было.
А я была довольна. Солнечная Греция, новое расследование, и Дима рядом. У меня только от одного его взгляда перехватывало дыхание, и сейчас я думала только о том, что какая же я дурёха. Он любит меня, я люблю его, значит, мы должны быть вместе. Эти сердечные мучения и душевные терзания набили оскомину даже для меня самой, а я себе печать в паспорт поставила. Почему-то всякий раз, когда дело доходит почти до воссоединения, обязательно случается что-то, что путает нам все карты.
Дима молчал, лишь довольно быстро мчал по шоссе, а я расслабленно расположилась в кресле. Не успела я успокоиться, как из сумочки полилась мелодия Штрауса, и я со вздохом вынула телефон. Это был Генрих.
- Викуля, привет, - сказал мне начальник, - я по поводу отпуска.
- Только не говори, что не отпустишь! – сурово сказала я, внутренне напрягшись.
- Не волнуйся, - засмеялся он, - отпущу. Дело в другом.
- Тогда чего пугаешь? – строго спросила я, - что там у тебя?
- У меня там писательница Вавилова, - хмыкнул он, - мечтает, чтобы мы её печатали. Завтра явится в редакцию.
- Что!? – ахнула я, - даже не выдумывай! У нас лучшие писатели России и зарубежья, а ты тут хочешь Вавилову печатать!
- Не волнуйся, Викуля, я не собираюсь её печатать, - поспешил успокоить меня Генрих, - хотя она уверена в обратном.
- Поясни, - потребовала я.
Госпожа Вавилова, мастер неудобоваримых романов, позвонила моему непосредственному начальнику около получаса назад.
Она не дала Генриху даже и слова вставить, начала трещать, как сорока.
- Я автор большого числа любовных романов, - вещала она, - топовый автор издательства «Маркус», но в последнее время они стали терять ко мне интерес. Занимаются сейчас Анфисой Николаевой, совершенно бездарной особой, пытаются вытрясти хоть что-то из этой курицы с ушами.
Пока Генрих озадаченно размышлял, есть ли у кур уши, и чем они вообще слушают, романистка неслась дальше.
- И я решила, что хватит мне пахать на них, - говорила она, - надо найти более достойное издательство, и перейти туда. Выбор пал на ваше, поскольку оно одно из лучших в Москве, имеет международные связи. Я завтра приду для переговоров и заключения контракта. До встречи.
Генрих так и застыл с трубкой в руке. С ним в подобном тоне ещё не разговаривали, хотя от чокнутых авторов всего можно ожидать.
Но милейшая Кира Михайловна даже не соизволила спросить, согласны ли мы вообще её печатать, просто поставила перед фактом. Мол, выбор её монаршей особы пал на наше издательство. Вот кретинка!
- Генрих! – сурово воскликнула я, - даже и не думай её печатать!
- Да ты что! – засмеялся он, - что я, дурак, что ли?
- Не знаю, не знаю, - проворчала я, - я тебя в последнее время не узнаю. Постоянно хочешь чего-нибудь новенького, эксперименты ставишь, а я отдуваюсь. Сначала тебе в голову стукнуло книгами заняться, потом на международный уровень.
- Так надо же расти, - усмехнулся Генрих, - сама понимаешь. Но ты же знаешь, что я никогда не опущусь до «желтизны», и до низкопробных романов.
- Вот и славно, - вздохнула я, - кстати, дай мне телефончик Вавиловой, я сама ей всё скажу.
- Пиши, - и, продиктовав номер, вдруг сказал, - и, самое главное, завтра у тебя передача.
- Какая передача? – изумилась я.
- Неужели ты думала, что, став писателем, тебе не придётся светиться по телевизору? Зря надеялась, - хмыкнул Генрих, а я заскрежетала зубами от злости, - если не пойдёшь, в отпуск не отпущу.
- Ты нахальный, злобный садист! – выдала я, - изверг! Другого слова тебе нет! Скажи, оно мне надо?
- Надо, - лаконично ответил мне начальник, - если хочешь славы и денег.
- Я хочу естественного призвания, - вздохнула я, - чтобы мои книги жили тысячелетиями и их читали. А денег мне хватает, мои рестораны приносят большой доход.
- Давай, давай, милая, - засмеялся Генрих, - записывай, куда надо прийти и во сколько.
Отсоединившись, я убрала свою книжку-ежедневник в сумочку, а сама набрала номер Вавиловой.
- Да-а-а, - пропела она в трубку, - говорите.
- Добрый день, - сквозь зубы сказала я, - с вами разговаривает главный редактор «График Интертеймент».
- Да, я недавно говорила с вашим директором, - пропела она, - и мы с ним обо всём условились.
- Это вы условились, а не он, - холодно ответила я, - мы не намерены вас печатать, а вы не дали Генриху Вениаминовичу и слова вставить.
- То есть, что ты себе позволяешь? – взвизгнула Вавилова, - мнение какой-то канцелярской крысы не является для меня доминирующим! Меня уже приняли! А ты, если не хочешь редактировать мои тексты, завидки берут, что есть кто-то талантливый на свете, увольняйся! Невелика потеря! Вам от вашей Миленич надо избавляться, вот уж кто пишет отвратительно, так это она. Совсем сдурели! Всяких бездарностей печатают, а нормальных авторов в шею гонят!
- Молчать! – рявкнула я, - к вашему сведению, Эвива Миленич – это я. Главный редактор, со аукционер и писатель. Генрих Вениаминович не может принять решение без мнения аукционеров, и, я вам обещаю, у нас вы печататься не будете. Мы печатаем литературу, а не макулатуру!
- Дрянь! – завизжала Вавилова, - завистливая стерва! – и разразилась площадной бранью.
Подождав, пока она прекратит плеваться нецензурщиной, я, ухмыльнувшись, сказала:
- Какие дивные выражения из уст писателя! Просто классическая музыка! Мой вам совет – выскажитесь так на какой-нибудь передаче. А то, как другому человеку по телефону нахамить, так мы горазды, а, как показать своё личико фанатам, так мы в кусты.
- Сучка поганая! – заорала она в ответ, - совсем иззавидовалась!
- Было б, чему завидовать, - усмехнулась я, - низкопробным книжонкам, цена которым – грош в базарный день?
- Мерзавка! – она перешла на диапазон ультразвука, - ничего, я вам ещё устрою! У меня есть такие связи, что мало не покажется!
- Да на здоровье, - ответила я, и нажала на кнопку отбоя, - уфф!
- Что? Не лёгкая это работа, из болота тащить бегемота? – рассмеялся Дима.
- Словно с бочкой навоза пообщалась, - вздохнула я, копошась в своих «контактах», - не баба, а русско-матерный словарь. Ещё, блин, писателем себя называет! Великим! Слышали бы Толстые с Достоевским, кто себя с ними равняет, дурно бы стало.
Дима весело засмеялся, а я набрала номер Армана Тулузье.
- Привет, Викки, - воскликнул он, - как жизнь?
- Была прекрасно, пока ты не назвал меня этим дурацким прозвищем, - проворчала я на французском языке, - неужели трудно назвать меня Викой, а не Викки?
- Сложно, - засмеялся он, - это не для моего французского языка.
- Ладно, - вздохнула я, - мне сейчас не до этого, другая проблема возникла.
- Что случилось? – посерьёзнел он.
- Одна дама, хотя дамой её вряд ли можно назвать, хочет у нас печататься, - сказала я, - а мы с Генрихом очень этого не хотим.
- Всё так запущено? – деловито осведомился Арман.
- Ты даже не представляешь, насколько, - вздохнула я, - это даже не перевести. А, если перевести, то и читать невозможно. Полнейшая муть.
- Так в чём проблема? – недоуменно спросил он, - значит, не будем её печатать.
- Ясное дело, - фыркнула я, - но Генриху она даже слова вставить не дала. Сказала, что завтра приедет контракт заключать, и отключилась. Тогда ей позвонила я, объяснила всё нахалке популярно, и на такое нарвалась. Из тех слов, которыми она меня называла, приличными были только предлоги.
- Писатель, ругающийся подобным образом, и не писатель вовсе, - вздохнул Арман.
- Полностью с тобой согласна, - воскликнула я, - пишет полнейшую мухлу. Но дело в том, что эта дрянь может нам руки выкрутить, она мне уже сказала, что мало нам не покажется. У неё муж в верхах сидит.
- Это уже действительно проблема, - голос Армана стал озабоченным, - знаешь, если она вдруг попытается пойти на нас танком, я поставлю хамку на место. Как фамилия нахалки?
- Кира Вавилова, - сказала я.
- Сейчас запишу, - воскликнул Арман, - если что, я на связи, быстро её урезоню.
- Вот и славно, - обрадовалась я.
- Тогда, если что, звони, пока, - и он отключился.
А я, повеселев, убрала телефон в сумочку, а сама вытащила сигареты.
- Меня жуть забирает, глядя, что ты куришь, - вздохнул Дима, покосившись на синюю пачку «Житан» в моих руках.
- Подумаешь, какой нервный, - хмыкнула я, щёлкнув зажигалкой, и выпустив несколько колечек дыма, - прекрасные сигареты.
- Кто бы спорил, - хмыкнул он, - ужасно крепкие, тягучие. Я и то, такие курить не в состоянии, а тебе, блин, нравится.
- Они относительно безопасные, - улыбнулась я.
- Безопасные сигареты? – развеселился Дима, - отличная шутка!
Хотя, в чём-то ты права. Лучше курить сигареты, которые, знаешь, что это просто засушенный и скрученный лист табака, а не обработанный какой-нибудь дрянью. А лучше вообще не курить! Слышала, что капля никотина убивает лошадь?
- Слышала, слышала, - рассмеялась я, - на себя посмотри!
- Главное, чтобы Василиса, глядя на нас, не пристрастилась, - вздохнул он.
- Вряд ли, - ответила я, - она и мои сигареты выбросить норовит. Постоянно отнимает, чуть ли изо рта не выдёргивает, когда может дотянуться. Она не станет себе голос портить, ей это нравится, но кто знает, как она поведёт себя в двенадцать лет. Я в пубертатный период была сущим кошмаром.
- Представляю, - хохотнул он.
- Что ты там себе представляешь? – насупилась я, - ну, пальнула той манерной курице в задницу из лука.
- Амазонка прямо, - захохотал он, - любопытно, как отреагировала Марьяна Георгиевна.
- Сначала оторопела, - я подавилась смехом, припомнив выражение лица матери, когда ей доложили о происшествии, - потом схватилась за сердце, а потом меня за ухо. Правда, когда за доносчиками закрылась дверь, отпустила, а сама стала хохотать так, что слёзы выступили. Я думала, меня выпорют, но нет, мама так хохотала, что папа тут же опустил ремень, за который, было, схватился. Правда, мне два часа читали нотации, но я видела в её глазах смешинки. Она эту актрису сама терпеть не могла.
- Гроза прошла стороной, - резюмировал Дима, въезжая во двор, и заглушил мотор, - приехали.
- Далековато, - вздохнула я, - боюсь, домой мы вернёмся поздно, да и сейчас уже десятый час, а тебе меня через кольцо везти. Удобно ли в такое время вообще к людям являться?
- Являться, именно, что удобно, - усмехнулся Дима, когда мы выбрались из машины, - особенно привидениям. Но альтернативы у нас нет, надо переговорить с матерью Арины. Я завтра свяжусь со следователем, который вёл дело о покушениях, ну, билеты надо заказывать. Чтобы время зря не терять, пойти по горячим следам.
- Отель не забудь заказать, - напомнила я.
- Не волнуйся, - Дима взял меня за руку, - с этим проблем нет, - увлекая меня к подъезду, - будем жить в особняке моих друзей.
- В особняке? – удивилась я.
- Да, они улетели на месяц на Мальдивы, я им позвонил, ключи у соседки. Ей уже известно, что я приеду, она меня знает, я часто бываю проездом там.
- И когда же ты успел позвонить? – прищурилась я.
- Да вот по дороге в посёлок, - улыбнулся он, - я сразу понял, что мне тебя не отговорить, что мафией тебя не особо напугаешь, и решил, что, раз не Испания, то хотя бы Греция. Вот и позвонил Филаретовым.
- Вот шустряк! – невольно восхитилась я, - оперативно сработал!
- А то! – хохотнул он, увлекая меня в лифт.
Мы поднялись на третий этаж, вышли из старого, дребезжащего всеми частями лифта, и Дима нажал на звонок.
- Кто там? – раздалось из-за двери.
- Добрый вечер, - хрипло сказал Дима, - нас просила вам помочь в поисках дочери Анастасия Станиславовна. Откройте, пожалуйста.
- О Господи! – воскликнула Катерина Петровна, и загремела замками, - но я же просила её не вмешиваться! – и распахнула дверь.
- Здравствуйте, - вежливо сказала я, - а почему вы не хотели, чтобы вмешивались?
Это была худенькая женщина с измождённым лицом рабочего человека. Тонкая сетка морщин покрывала лицо, светлые глаза голубого оттенка, и, подстриженные до плеч, густые, светлые волосы.
- Проходите, пожалуйста, - проговорила она, посторонившись, - да, Настасья говорила, что хочет обратиться к своей однокурснице...
- Однокласснице, - поправила я, - мою маму зовут Марьяна Георгиевна Фишман.
- Если уж проверяете людей, то делайте это, пока не открыли дверь, - хмыкнул Дима, - представляете, что было бы, если бы мы были самозванцами, а вы нас уже впустили?
Катерина Петровна слегка порозовела, а потом сделала приглашающий жест, призывающий двигаться вслед за ней.
И мы двинулись.
- Фишман? – с непередаваемым выражением на лице шёпотом спросил Дима, во все глаза глядя на меня.
- Если бы взяла фамилию родного отца, то была бы Потоцкой, а так, Фишман, - улыбнулась я, - по отчиму. А ты не знал?
- Откуда бы? – вздохнул он, - ну и фамилии у вас в семействе.
- Какие есть, - я пожала плечами, и вошла вслед за хозяйкой на кухню.
Бедность тут сквозила изо всех углов. Катерина Петровна указала нам на стулья, да и сама присела на краешек.
- Может, чаю? – предложила она, но я помотала головой.
- Нет, спасибо, - и продолжила, - а почему вы не хотели, чтобы в это дело вмешивались?
- Да просто бизнесмен этот, говорят, что с ним мафия разборки устроила, - вздохнула Катерина Петровна, - не хотелось бы к этому делу никого привлекать, боязно, вдруг что. Да и что вы можете сделать?
- Поискать вашу дочь в Греции, - спокойно сказала я.
- Всё равно собирались куда-нибудь съездить, - воскликнул Дима, - а так хоть приключений найдём, мы это любим, - и покосился на меня.
- Никогда не понимала людей, которые всё время себе приключения ищут, - пробормотала она, - но уж ладно, раз уж так получилось... Я, честно говоря, в таком шоке. Хоть она и гуляла направо и налево, но мысль о том, что её убили, меня просто с ног сваливает. Она выпила у нас кварту крови, но ведь ребёнок. Алиса и Ксюша не такие, им и в голову бы не пришло совершить подобное.
- У вас трое детей? – уточнила я.
- Да, - кивнула она, - минуточку, - она встала и вышла из кухни, но вернулась почти сразу, - вот, - она положила на стол фотокарточку, - это мои девочки.
С фото смотрели три красивые девушки. Две блондинки, и одна тёмненькая, похоже, младшая, но гораздо красивее сестёр.
- В брюках Ксюша, - сказала Катерина Петровна, - в платье Арина, а тёмненькая Алиса, младшая. Вот она моя гордость. Никогда я слова грубого от дочери не слышала, добрая и ласковая, учительницей младших классов стать собирается. Сейчас в одной школе для богатых практику проходит, очень её там хвалят.
- А Ксюша? – спросила я.
- Повезло ей, она секретарь при богатом депутате. Институт закончила, она у меня средняя, а потом ей местечко хорошее нашли. Очень ей нравится. Одна только Ариша по наклонной скатилась, сколько я слёз из-за неё пролила, не счесть. Алиса всегда вот донашивала за сёстрами, да только ни разу слова грубого по этому поводу мне не сказала. Она всегда верила, что, когда вырастет, окончит институт и встанет на ноги. А Ариша всегда получала всё первая, мы жилы тянули, а получилось вон что. Эх... Из милиции приходили, говорят, что Аришенька убийца, что она этого бизнесмена застрелила. Только я не верю, не могла она... – и в этот момент зазвонил телефон.
Хозяйка сняла трубку стационарного аппарата, и неожиданно звонко сказала:
- Слушаю. Да, это я. Как? – вскрикнула она, и зажала рот рукой, её глаза выражали полнейший ужас, - когда? – прошептала она, и вдруг схватилась за сердце.
Телефонная трубка выпала из рук женщины, а сама она стекла со стула на пол.
- Катерина Петровна! – вскричала я, бросаясь к ней.
Женщина билась, словно в конвульсиях, зажимая ладонью сердце, а дышала тяжело и отрывисто. И Дима вытащил мобильный.
- У человека сердечный приступ, - резко сказал он, называя адрес, - Кудимова Катерина Петровна, возраст не знаю, внешне лет пятьдесят.
И на кой чёрт им возраст? Бюрократы, блин! На месте не могут записать! А я схватила телефонную трубку.
Ясное дело, человек, напугавший её так, отключился, но у аппарата, хоть и старенького, был определитель. И я набрала последний входящий номер.
- Крупенин у аппарата, - гаркнули в трубку, а я обозлилась.
- Совсем сдурели? – взвизгнула я, - чуть человека до смерти не довели! Катерина Петровна с сердечным приступом лежит, ладно, мы рядом оказались, но, пока приедут врачи, всё, что угодно, может случиться! Совсем ума нет! И совесть у вас тоже начисто отсутствует!
- Вы кто? – гаркнули в трубку.
- Конь в пальто! – взорвалась я, - это вы кто? И чего людей пугаете? Ну, смотрите, если её не спасут, это будет на вашей совести!
- Подполковник Крупенин, - рявкнули на том конце провода, - занимаюсь убийством Алисы Кудимовой. А вы кто?
- Как? – ахнула я, схватившись пальцами за край стола, - как? – тупо повторила я.
- Назовите имя, фамилию и отчество, - упорствовал подполковник, - кем вы приходитесь Кудимовым? – а я быстро отключила телефон и ошарашенным взглядом посмотрела на Диму.
Катерина Петровна лежала, не подавая признаков жизни, а Дима внимательно на меня посмотрел.
- Она жива? – сдавленно спросила я.
- Без сознания, но пульс очень редкий и прерывистый, - ответил он, - а что случилось?
- Алису убили, младшую дочь, - прошептала я, - какой-то подполковник Крупенин...
- Вот идиот! – вскипел Дима, - сообщать такое по телефону! Совсем без ума! – и в этот момент в дверь позвонили.
Полная докторица, утирая пот со лба и тяжело дыша, остановилась в дверях.
- Ну, и что тут у нас? – строго спросила она, глядя почему-то на меня.
- Сердечный приступ, - вздохнула я, - схватилась за сердце и упала на пол. Мы её трогали, я знаю, что при таких случаях нельзя.
- Ясно, - женщина поставила чемоданчик, вынула аппарат для измерения давления, кардиограф, а я вытолкнула Диму в прихожую.
- Сумасшествие какое-то, - пробормотал Дима, - сначала Арина, теперь Алиса...
- Сможешь найти этого подполковника? – спросила я.
- Да в два счёта, - хмыкнул он, - как нечего делать! Только вот не знаю, станет ли он с тобой говорить.
- Вообще-то, он очень грубый, - вздохнула я, - может и не стать. Но позвоню, на худой конец, Мелиссову, он может помочь.
- Ну, у меня и свои связи есть, - улыбнулся Дима.
- Эй, дамочка, - раздалось из кухни, и мы поспешили на зов.
Катерину Петровну погрузили на носилки, и пронесли мимо нас, а докторица уселась за стол с кипой бланков.
- Фамилия, имя и отчество пациентки, - хмуро сказала она.
- Кудимова Катерина Петровна, - сказала я, а она стала заполнять бумаги.
- Возраст, - последовал вопрос.
- Не знаю, - вздохнула я.
- Интересное дело, - возмутилась врачиха, - и что прикажешь мне в документах написать? От балды дату поставить? Ты вообще кто?
- Частный сыщик, - спокойно ответила я, - её дочь обвиняют в убийстве, и я разговаривала с ней, но позвонил какой-то следователь, и прямо в трубку брякнул, что её младшую дочь убили.
- Ясно, - процедила врачиха, - сердечный приступ на фоне стресса, - и она сгребла бумаги.
- Впрочем, - неслась я, - оставьте адрес клиники, я выясню телефон её средней дочери, и она сама приедет в больницу.
- Хорошо, - кивнула докторица, - пиши.
Когда врачи уехали, до меня вдруг дошло, что нам не запереть квартиру. Почесав в затылке, я вышла на площадку, и нажала на кнопку звонка соседей.
- Кто там? – раздалось за дверью.
- Скажите, пожалуйста, у вас есть запасные ключи от квартиры Кудимовых? – спросила я.
- Чего-чего? – ошалела соседка.
- Катерину Петровну увезли с сердечным приступом, - пояснила я, - я частный сыщик, разговаривала с ней, а она упала, - и замок щёлкнул, а дверь раскрылась.
- Боже мой! – воскликнула женщина, - как же так? Да оно и неудивительно, она так переживала из-за Арины. Хотя эта паршивка не стоила этих слёз, но ведь родная дочь.
- Она не из-за Арины, - вздохнула я, - ей позвонили из милиции, и сообщили, что Алиса убита.
- Господи спаси и сохрани! – вскричала соседка, - как же это так-то?! Какой ужас! Любимая дочка! Вот горе-то! Вот горе! Кто ж сделал такое с девочкой? Такая хорошая, вежливая, двадцать лет всего! Жить да жить!
- Будем выяснять, - вздохнула я, - я займусь этим.
- Ева, нам проблем с Грецией хватает, - напомнил Дима, - два дела одновременно тебе не осилить.
- А вдруг это взаимосвязано? – я сосредоточенно нахмурилась, - и вообще, я могу Асю припахать.
- Да, это ты можешь, - ухмыльнулся он, а я повернулась к соседке.
- Вы давно знаете Кудимовых?
- Так всю свою жизнь, - ответила она, - девочки росли на моих глазах. Ксюша и Алиса такие спокойные, уравновешенные, они отлично учились, нашли достойные места работы. Лишь Арина не желала ничего, кроме лёгких денег. Она регулярно закатывала родителям скандалы, а стены тонкие, всё слышно. Я старалась не слушать, телевизор включала, так соседи сверху начинали барабанить. И что прикажете делать? Приходилось слушать её спектакли! Это отвратительно! Дерзкая, нахальная девчонка, у которой из-за денег крыша совсем съехала. И что из этого получилось? Нахалка пошла на панель!
- А Алиса? – спросила я, - насколько я поняла, Алиса была лучшим ребёнком.
- Ой, Алисонька вообще чудо! – взмахнула руками соседка, - умная, трудолюбивая, не понимаю, кому она вообще могла помешать!
- Она могла что-то знать про сестру, - вздохнул Дима, озвучив мои мысли, - вот её и убрали, чтобы не пролила свет на историю с убийством Лосева. Значит, Арина тоже, скорее всего, мертва.
- Что ж делается-то!!? – соседка прислонилась спиной к косяку, - кто ж такое устроил? Хотя... Так она, вроде, не общалась с сестрой. Вот Ксюша, да, я сама слышала, как она с Ариной по телефону говорила, а Алиса нет. Ох, знаете, я сейчас разговор припоминаю, и думаю, Ксюша действительно может что-то знать.
Ксения в тот день пришла на час раньше. Соседка услышала стук входной двери, а потом голос Ксюши.
- Привет, как дела? Ариш, не дёргайся, всё устроится. Нет, не слышат, я в квартире одна, они пока на работе. Ну, чего ты, чего ты, в самом деле? Посидишь какое-то время тихо, пока всё уладится, а потом всё будет так, как надо. Ок. Пока.
Какое-то время в соседней квартире царило молчание, а потом опять раздался голос Ксюши.
- Привет, - казалось, её голос стал звонче, - я так соскучилась! У нас всё, как надо, даже лучше. Да, я ей звонила, скоро всё закончится, они вылетают в Грецию. Да не волнуйся, потом пересидим и купим домик где-нибудь в Италии. Представляешь, как здорово?
Потом её голос перешёл в приглушённый шёпот, а позже и вовсе стих.
- У вас есть координаты Ксении? Номер телефона? – деловито поинтересовалась я.
- Да, конечно, - кивнула соседка, и скрылась в квартире, оставив дверь открытой.
- Любопытно, - протянул Дима, - если Ксения что-то знала, то почему молчала?
- Это-то и пугает, - кивнула я, - неужели она причастна к гибели сестёр? Бедная Катерина Петровна... Она этого не переживёт!
- Вот, держите, - вернулась соседка, и протягивала мне бумажку с номером телефона, - а квартиру я сейчас запру, - и, едва мы ступили в лифт, я позвонила Ксении.
- Слушаю, - раздался мелодичный голос.
- Здравствуйте, - воскликнула я, - Ксения, ваша матушка, Катерина Петровна, в больнице. Не могли бы вы приехать...
- Конечно, могла бы, - живо, с беспокойством в голосе, ответила она, - а что случилось?
Я поведала ей про сердечный приступ, дала адрес больницы, и отключила телефон.
- Думаешь, сбежит? – предположил Дима.
- Предполагаю, - кивнула я, - если она замешана, конечно.
И мы в рекордно короткое время доехали до больницы. Дима знал укромные улочки, на основные магистрали не совался, поскольку время позднее, к тому же пятница.
В это время трассы больше смахивают на кошмар. Сплошной поток машин, все едут с черепашьей скоростью, и я всегда впадала в недоумение перед этим феноменом?
Ну, почему происходят такие пробки? Ладно, я понимаю, авария, либо ищут кого-нибудь, шерстят багажники, проверяют документы. Это понять можно.
Но, когда, проехав всю трассу, и не увидев ни одного стража порядка, впадаешь в естественное недоумение. Даже при ограничении скорости можно спокойно двигаться. Ей-богу, во времена карет и фаэтонов было проще!
Но нам повезло, проблем с пробками сегодня не возникло.
Дима нашёл место для стоянки, запер джип, и мы вошли в холл больницы. В нос тут же ударил запах хлорки, а вид людей, с гипсом сидящих на кроватях в коридоре, выглядел удручающе. О какой помощи может идти речь в такой больнице?
Медсёстры с железными мисками в руках, переругиваясь, носились по коридорам, и отмахивались от больных, что-то наивно спрашивающих.
Диссонансом выступала молоденькая девушка, красиво и дорого одетая, несмотря на июньскую жару, в узкую юбку, белую блузку и шпильки.
- Мне кажется, это Ксения, - сказал Дима.
- Пошли, проверим, - я шагнула к девушке, - это вы Ксения?
- Да, Ксения Кудимова, - обернувшись, и я мгновенно её узнала, припомнив на фотографии, она окинула меня быстрым взглядом, - а вы кто? Мы знакомы?
- Нет, но именно на наших глазах с вашей матерью случился сердечный приступ, - сказала я.
- Как же это... – пролепетала она, но, не дав ей опомниться, я подхватила её с одной стороны под руку, Дима с другой, и мы поволокли её вниз по ступенькам.
- Эй-эй-эй, - завозмущалась Ксения, - что происходит? Кто вы? Отпустите! Помогите!
На наше несчастье, в больнице подошли два милиционера, они сразу же заинтересовались визжащей девушкой.
- Что происходит? – тут же шагнули они к нам.
- Они хотят меня похитить! – завопила Ксения, брыкаясь, а я с чувством двинула ей кулаком под рёбра.
- Документы! – рявкнул страж порядка.
- Да всё в порядке, - воскликнул Дима, - эта девушка предполагаемая преступница, мы частные сыщики. Хотим доставить её в МВД.
- Слушай, ты нам-то байки не рассказывай, - разозлился милиционер, - частные структуры не сотрудничают с МВД.
- Ещё как сотрудничают! – фыркнула я, - и одного из этих сотрудников я в качестве законного мужа наблюдаю в своей постели! – а сама прошипела Ксюше на ухо, - Алиса мертва, следователь этим сообщением по телефону довёл твою мать до сердечного приступа. И мы знаем про твой разговор по телефону про Грецию.
Ксюша мгновенно изменилась в лице, посерела, и вцепилась в мою руку мёртвой хваткой. Вокруг нас начал собираться народ, это несколько усложняло ситуацию.
- Вы что, решили, что это я? – пролепетала она, глядя на меня, ставшими огромными, голубыми глазами, - я подобного в жизни не совершила бы! – а сама вдруг повернулась к милиционерам, - пожалуйста, оставьте нас в покое! Мне было нехорошо, вот я и вопила всякую чушь, чтобы с родственниками не общаться.
- С родственниками? – прищурился страж порядка.
- С дальними, - нашлась Ксюша, - всё, недоразумение прояснилось.
Милиционеры смерили нас недоверчивыми взглядами, но ушли, а Ксюша выдернула у Димы свою руку. Но на ногах не удержалась, повиснув на мне, и ему пришлось подхватить её вновь.
Мы усадили её на ближайшую лавочку, а я сбегала до ближайшего лотка за минералкой и стаканчиком.
Ксюша залпом выпила воду, а потом закрыла ладонями лицо.
- Может, расскажешь? – спросила я, - судя по твоей реакции, ты что-то знаешь.
- Да, знаю, - кивнула она, - но мы не думали, что наше с Аринкой желание – разбогатеть – выльется в такую чудовищную историю.
- Значит, это ваши общие проделки, - констатировала я, - ну, и?
- Давай, колись, - потребовал Дима, - что вы там замутили?
- Просто хотели вывезти контрабанду, - пролепетала Ксюша, - хотели продать драгоценность там.
Конечно, каждая из сестёр с ранних лет мечтала о благополучии. Только Ксюша и Алиса молчали об этом, а Арина постоянно устраивала родителям скандалы. Сколько раз они пытались усовестить старшую сестру, но она буквально неслась по кочкам.
- А вы? А вы? – шептала она ночью, - неужели не хотите всего этого? В жизни не поверю!
- Да какая разница, хотим – не хотим, - отвечала Алиса, - может, и хотим, да только всё равно не получим. Наши родители никогда не станут богачами! Так такой смысл трепать им нервы?
- Подумаешь, честолюбивая нашлась! – злилась Арина, - раз родили, так пусть отвечают!
- Они рожали нас не для того, чтобы мы им претензии предъявляли, - начинала злиться Алиса, - ты жестокая! Чёрствая! Разве так можно?
И подобные разговоры продолжались изо дня в день, пока не случилась история с Ариной. Родители орали целый вечер, а Арина просто собрала вещи и хлопнула дверью.
Ксюша и Алиса тут же забились в комнату, слыша гневные крики родителей, и боясь, что их злость обрушится и на них.
К счастью, буря пронеслась стороной, в тот вечер с ними даже не заговорили, только из соседней комнаты слышались сдавленные рыдания.
Но контроль за девушками усилился, а после школы Алису заставили поступить на педагогический. Алиса ненавидела преподавание, она мечтала стать искусствоведом.
- На кой чёрт тебе это искусство? – закричала Катерина Петровна, - в актрисы захотела? Или, как старшая сестра, на панель?
- Нет! – в отчаянии вскричала дотоле тихая Алиса, - я хочу стать научным работником! Писать диссертации! Изучать древние манускрипты! Я ненавижу педагогику! Из меня не выйдет хорошего учителя! Не желаю!
Катерина Петровна пошла багровыми пятнами от злости, а Владимир Николаевич обнял супругу.
- Катенька, успокойся, пожалуйста, - мягко сказал он, - ну, выучится девочка на учительницу, и что потом? Если она не любит это дело, то счастья ей эта профессия не принесёт.
- Причём тут её счастье? – прищурилась Катерина Петровна, - наша дочь должна доставлять радость только нам! О себе она должна думать в последнюю очередь!
Голос бедной женщины перешёл на визг, но отчасти её можно было понять. Она слишком любила своих дочерей.
Проявление эгоизма с её стороны было лишь слабой попыткой защитить их, как она призналась потом. После истории с Ариной она была слишком обеспокоена оставшимися дочерьми.
А потом Алиса поняла, чего хочет. Она не хотела учить детей, но преподавать в университете – совсем другое дело.
Но она так мечтала стать искусствоведом, лила слёзы изо дня, и Ксюша рассказала об этом Арине.
Они, не взирая, на разлад в семье, продолжали общаться, и тогда Арина предложила альтернативный выход. Она дала Ксюше пачку денег.
- Пусть, - сказала она, - Алиса очно поступит в педагогический, но не младшие классы, а на исторический или ещё какой. Деньги пусть потратит на заочное поступление на искусствоведческий.
- Аринка! – вскрикнула Ксюша, - это ж офигеть можно! Ты будешь помогать Алиске?
- Конечно, - кивнула она, - это такой шанс для неё. Она моя сестра, и она должна быть счастлива. Я люблю её, и тебя люблю. Ты учишься последний год, я попрошу Женю, чтобы он замолвил за тебя словечко. Будешь работать у одного депутата секретарём, глядишь, сама политическую карьеру сделаешь.
Ксюша тот момент была просто в шоке. Она не думала, что старшая сестра беспокоится о них. Но это было так.
И Ксюша удачно устроилась на работу, а Алиса поступила на историческо-археологический и заочно на искусствоведческий. Родителям она правды не говорила, все считали, что она учится на учительницу младших классов. Но потом произошло кое-что, из-за чего Алиса встала перед нелёгким выбором.
Ей предложили стажировку в Бельгию, в Париж, опять-таки, без вмешательства сестры не обошлось.
Алиса потихоньку встретилась с Ариной, и, плача, рассказала всё сестре.
- Так в чём проблема? – не поняла та.
- В родителях, - сквозь слёзы сказала Алиса, - как я объясню это родителям? Эта стажировка – просто мечта. Сказка.
- Так просто уезжай, ничего им не объяснив, - со вздохом сказала Арина, - просто оставь им письмо, в котором объясни всё, как есть.
- Но как я могу? – прошептала Алиса, - как я могу доставить им такую боль? Ведь в Москве останется ещё и Ксюша, и весь гнев родителей упадёт на её голову.
Арина некоторое время молчала, она не знала, что ответить.
Она вычеркнула родителей из своей жизни, но она понимала, насколько чутка её младшая сестра.
- И что? – спросила она, - ты пойдёшь работать в школу? Будешь вбивать историю в пустые головы учеников? Вместо того, чтобы читать лекции в парижском университете? Вместо того, чтобы ездить на раскопки? Перед тобой открывается Бельгия и Франция! Да перед тобой открывается целый мир! Своими связями я добилась для вас с сестрой всего! А ты? Я понимаю, теперь понимаю, что родители превыше всего, но ты не должна так поступать!
И Алиса решилась, вечером она рассказала родителям обо всём. Те сначала ошеломлённо молчали, а потом Катерина Петровна отвесила дочери такую оплеуху, что та едва на ногах удержалась.
- Негодяйка! – кричала она, - устроить такое за нашими спинами! Никуда ты не поедешь! Я не позволю этого!
- Нет! – закричала вдруг Алиса, - я поеду! Я столько мечтала об этом! Вы не можете лишить меня моей мечты! Да, Арина поступила опрометчиво, но она любит вас, она сама мне сказала. Любит нас с Ксюшей, потому и помогает нам. Да, она пошла по неправильному пути, и она этого не отрицает. Она понимает, что вы её никогда не простите, поэтому она решила помочь нам за вашими спинами.
Неожиданно Катерина Петровна разрыдалась. Она рухнула на диван и стала плакать. Внезапно Алиса поняла, что их мать всё так же любит Арину, просто обида слишком заполонила её душу.
- Иди спать, - хрипло сказала она, - потом поговорим.
Но потом случилось непредвиденное. Поздно вечером, когда Алиса вышла из института, к ней кинулась девушка.
Молоденькая, перепуганная, светлые волосы стояли дыбом, а голубые глаза выражали дикий ужас.
- Пожалуйста, пожалуйста, - прохрипела она, - заберите это, - она буквально всунула в руки ошалевшей Алисы некий свёрток.
- Что? Что такое? – переполошилась Алиса, - что это?
- Возьмите это себе, насовсем, - прошептала незнакомка, - это подарок. Может, хоть вам это принесёт счастье, - и она бросилась через дорогу.
Алиса даже не успела ничего предпринять, вдруг, откуда ни возьмись, появился чёрный джип. Он наехал на блондинку, а Алиса просто приросла к тротуару, глядя, как тело незнакомки взмыло в воздух, а потом упало на асфальт.
А машина понеслась в сторону Алисы.
И девушка, резко придя в себя, помчалась назад в здание института. Она юркнула через чёрный ход на улицу, поймала такси, и приехала к Ксюше на квартиру.
Целый вечер та отпаивала перепуганную сестру горячим чаем, а потом они вскрыли пакет. То, что предстало их взору, было просто ошеломительным.
Целый час девушки смотрели на шкатулку из чистого серебра, явно старинной работы, усыпанную голубыми и сиреневыми камнями. А внутри шкатулки оказались красивейшие драгоценности. Сверху лежала рубиновая диадема, а внизу ожерелья, серьги, кулоны, броши... Но наиболее красивым был довольно крупный кулон в виде ангела, собранный из мелких бриллиантов, которые просто фантастически сверкали. Припаянная цепочка тоже переливалась камнями, а на дне шкатулки лежала золотые монеты и набор марок.
Алиса страшно перепугалась, она боялась, что из-за этих камней за ней придут. Она несколько дней не могла спать спокойно, просыпалась с криком посреди ночи. Но в этом была и положительная сторона. Родители, решив, что она так переживает из-за скандала, отпустили её в Брюссель.
Алиса была счастлива. Она не знала, что делать с этими несметными богатствами, но тут на помощь пришла Арина.
- Я знаю, что делать, - сказала она, - мы просто продадим их. Вряд ли они запомнили тебя, когда пытались задавить. Тем более, ты сама сказала, что та девушка отдала тебе это, как подарок.
- А если за ними придут? – пролепетала Алиса.
- Вряд ли, - вздохнула Арина, - лучше подумай, какой это шанс для тебя. Мы заживём в огромном доме на берегу моря, заживём дружной семьёй. Я помирюсь с родителями, и мы увезём их с собой. Что думаешь?
- Выглядит просто замечательно, - вздохнула Алиса.
Сёстры её уговорили, Ксюша через интернет нашла покупателя. Это был греческий бизнесмен, баснословно богатый, он тут же заинтересовался драгоценностями, но больше всего марками. Оказывается, среди марок была Первая Польша, немецкая в три пфеннинга с надпечаткой, доплатная польская Краковского выпуска, так называемые стандартные выпуски. Полный польский набор, стоивший соответственно. А ещё Гондурас, Королева Виктория и Сан-Марино.
Да одних этих марок достаточно, чтобы голову оторвать.
С некоторых пор я сама увлеклась марками, хотя до сих пор не замечала особо воодушевления к ним, и знаю, что пресловутые экземпляры очень ценны. Я сама была бы не прочь такие приобрести, да дорого, если только Димку попросить.
И Сокрэйтс Пляцикас, бизнесмен, согласился встретиться с Ксюшей. Она написала, что приедет её старшая сестра, они переговорили на английском по скайпу, а потом Арина вместе с Лосевым уехала в Афины.
И сгинула. Ксюша себе уже несколько дней места себе от беспокойства не находит. Алиса тоже в волнении.
А потом в газетах появилось сообщение, что Лосева убили, и Арина пропала, а к ним пришёл следователь. Перепуганные, Ксюша и Алиса молчали, а их родители, тем более, не могли пролить свет на эту запутанную историю. А теперь Алису убили...
- Как же так? – простонала Ксюша, вытирая слёзы, и устремляя свой взгляд на меня, - Алису-то за что?
- Держись, пожалуйста, - прошептала я, не находя слов, - мы сделаем всё, что сможем.
Ксюша была такой перепуганной и расстроенной, что мы сами довезли её до квартиры. Всю дорогу девушка плакала, а, когда мы подъехали, вынула из сумочки листок и авторучку.
Она что-то быстро написала на нём, а потом протянула нам.
- Если что-то понадобится, звоните, - и она легко выскользнула из машины. На листке был написан номер мобильного и имя.
- Аксинья! – ахнула я, и рассмеялась, - во дают! Дали всем дочерям имена на первую букву в алфавите! Делать людям нечего!
- Да, - скривился Дима, - Аня или Ангелина тут явно не катят! Аксинья прикольней всего! – и вынул мобильный.
- Куда звонишь? – заинтересовалась я.
- Да про этого Крупенина выяснить, - сказал он, и стал с кем-то разговаривать, а я с меланхоличным видом смотрела в окно.
Неожиданно стемнело. Порывистый ветер яростно раскачивал ветки деревьев, закручивал вихри пыли на тротуаре. Это говорило о том, что скоро будет гроза.
Я невольно зевнула. Кажется, у меня в сумке были вафли и шоколадка, а мороженое, скорее всего, растаяло. Наверняка растаяло, ведь я его оставила в своём джипе.
И, разорвав упаковку, я захрустела вафелькой. Дима, который в это время разговаривал по телефону, неодобрительно покосился на меня. Крошки посыпались на пол, Дима убрал мобильный, а сам покосился на меня.
- Знаешь, дорогуша, - с сарказмом произнёс он, - я в ближайшее время не собирался чистку салона производить!
- Для пущей эффективности я тебе Василинку запущу с горой печенья! – хохотнула я, представив, как наша дочка этим печеньем ему салон уделает.
- Стервочка ты моя! – ухмыльнулся он, - обожаемая! И дочь на нехорошие поступки провоцируешь!
- Само собой, - кивнула я, - должна же я ребёнка чему-то научить!
- Лучше учи её игре на рояле, - хмыкнул он, посмотрел на мою сонную физиономию, и рассмеялся, - звезда моя, по-моему, тебе пора баиньки. И что-то твой муж не звонит, не беспокоится, где его жёнушка в поздний час шляется.
- Он на трупе, - улыбнулась я, - преступники не дремлют.
- А заодно не дают спать твоему супругу, - усмехнулся Дима, - что ж, конфетка, пока твой законный муж с трупами зажигает, я воспользуюсь моментом, пока ты совсем не уснула, - и его руки вновь потянулись ко мне. А я кинулась в объятья этого потрясающего мужчины.
Пока он вёз меня назад, я кое-как пыталась пригладить одежду, причесала всклоченные волосы, поправила макияж...
Сильный ливень хлынул стремительным потоком, и, кажется, не собирался останавливаться.
Я задумчиво смотрела на стекающие по стеклу капли.
Наш дом был погружён во тьму, что странно. Рано ложится только Анфиса Сергеевна, она привыкла к графику.
Садовник Фёдор вместе с Иваном Николаевичем обычно допоздна смотрят футбол, Мира с Фридой «виснут» в сетях, Саша, няня Лёнечки, вышивает крестиком, прихватив специальный аппарат, чтобы слушать, что творится в детской, пока она в гостиной. Если Лиза или Лёня начинают плакать, они с Октябриной Михайловной бегут наверх.
Почему же тогда такая тишина?
- Угостишь кофе? – вдруг спросил Дима, - а то такая стихия.
- Если оно есть, - ответила я, и холодные капли тут же брызнули мне в лицо.
Мы добежали до дома, успев слегка намокнуть, я открыла дверь ключом, чтобы не будить никого звонком, и мы вошли в тёмную прихожую.
- Что-то никого нет, - пробормотала я, заглядывая в полутёмную гостиную.
- А кого ты хочешь найти в три часа ночи? – рассмеялся Дима.
- Сколько!? – ахнула я, взглянула на часы, и оторопела, - ничего себе!
- А ты думала, меньше? – усмехнулся он, и взял курс на кухню, а я за ним. Дима тут же стал рыться в холодильнике, выискивая что-нибудь мясное. И нашёл.
Вытащил ветчину домашнего приготовления и мясной рулет, который Анфиса Сергеевна делает из нескольких видов мяса.
Глядя на него, мне тоже захотелось есть.
- Может, омлет сделать? – предложила я, - а то я тоже что-то проголодалась.
- Я не против, - кивнул Дима, с аппетитом набрасываясь на мясо, - но лучше «глазунью», - и я вынула сковородку.
Поджарив лучок с копчёностями, я вылила на них два десятка яиц, посолила, от души поперчила и посыпала тёртым сыром. И мы принялись за еду.
- А помнишь, как ты мне яичницу с перцем и сыром готовила на нашей квартире? – интимным голосом спросил он, отправив в рот кусочек моего шедевра.
- Конечно, помню, - улыбнулась я, - мечтаешь, чтобы это когда-нибудь повторилось?
- А то! – его глаза блестели в свете приглушённого бра, - ведь ты моя любимая и единственная.
- Перестань, - отмахнулась я, перекладывая себе на тарелку ещё кусочек яичницы.
- Слушай, дорогуша, а не много ли ты пожарила? – засмеялся Дима, - мы всё не съедим. А, если съедим, то изжога обеспечена.
- Да, что-то я перестаралась, - кивнула я, сдвинув брови.
- Не против, если я завтра заберу Василису? – спросил он, - я очень по ней соскучился, то есть, уже сегодня.
- Забирай, - согласилась я, - только вот не знаю, может, у Нуцико были какие планы.
- Нет, не было никаких планов, - мотнул он головой, - я спрашивал.
- Ладно, хоть меня спросил, - проворчала я.
- Извини, - улыбнулся он, - но ты стала такая мягкая и пушистая, что я расслабился.
Яичницу мы так и не доели. Я сварила кофе, достала песочные корзиночки с масляным кремом, но Дима от корзиночек, как всегда, отказался. Закусывал чёрный кофе с лимоном куском ветчины, а я лакомилась пирожными.
Времени было уже начало пятого, мы болтали о всякой ерунде, пока наше общение не нарушил Макс.
- А вы чего это? – спросил он, возникнув на пороге кухни, бледный до синевы от усталости.
- Разбирали документы в «Орхидее», а потом решили перекусить, - усмехнулся Дима, а Макс плюхнулся на стул.
- Устал, как собака, - вздохнул он, и устремил голодный взгляд на сковородку с остатками яичницы.
- Будешь? – спросила я.
- Ага, - кивнул он, и подцепил вилкой кусок. Сыр на остывшей яичнице растянулся длинной ниткой, и Макс скривился.
- И зачем её сыром посыпать? – хмыкнул он, отправил в рот, и закашлялся, - к этому блюду необходим огнетушитель, - но всё же съел всё, а потом схватился за мясо.
- Как дела? – спросила я, - что нового?
- Да всё тоже, - махнул рукой Макс, - слава Богу, я свалю это дело на Стаса с Андреем, а сам со спокойной душой отправлюсь в отпуск.
- Кстати, насчёт отпуска, - улыбнулась я, - мы едем в Грецию.
- Куда? – удивился Макс.
- И всей толпой, - ухмыльнулся Дима, - вместе с твоей бабушкой, отцом, моей тёткой, нянями и детьми. И со мной в том числе. Я жильё обеспечиваю.
- Капец! – протянул Макс, ошеломлённо глядя на нас, а потом пристально посмотрел на меня, - а Марьяна Георгиевна с нами, случайно, не едет?
- Упаси Боже! – вполне искренне воскликнула я, - нет, не едет.
- Аллилуйя! – воскликнул Макс, закатив глаза, - её нам как раз и не хватало для полноты картины!
- Смотри, - рассмеялась я, - а то позову!
- Ну, тогда я смотаю удочки и отправлюсь на рыбалку в деревню, - усмехнулся Макс.
- И что? – ехидно осведомилась я, - дашь мне уехать с ним, - я кивнула на Диму, - в Афины? Я с тобой на твою рыбалку ни за что не поеду!
Макс закашлялся, подавившись куском мяса, а потом бросил на нас раздражённый взгляд.
- Я спать, - буркнул он, запил мясо кофе, и выскочил из кухни.
- И часто ты его так подтруниваешь? – ехидно осведомился Дима.
- Бывает, - усмехнулась я, а Дима прожёг меня своими внимательными чёрными глазами.
- И не без оснований! – ухмыльнулся он, а я слегка покраснела.
Когда я юркнула в постель рядом с Максом, выключив ночник, Макс тут же перевернулся ко мне, и включил свет.
- А можно без подколов в присутствии Димки? – с прищуром спросил он.
- Можно, - кивнула я, потянувшись, - при условии, если не будешь тёщу задевать.
- Окей, - процедил он, - только эта, с позволения, тёща у меня уже в печени сидит. Но всё-таки ты редкостная зараза!
И с этими словами он перевернулся на другой бок, а я на другой, к окну, в душе отчётливо ощущая, что хотела бы, чтобы рядом был Дима.
Я проснулась в час дня. Открыв глаза, я взглянула на циферблат и тихо ахнула. И почему меня никто не разбудил? И почему никто не позвонил?
Обычно мне с самого утра звонят Генрих и Модест Львович, беспокоят из ресторанов, а тут ничего. Я потянулась, и, сев на кровати, взяла с тумбочки мобильные.
Естественно, все были разряжены. Оно и неудивительно, я такая раззява! И, поставив телефоны на зарядку, я приняла душ, переоделась в домашний костюм, и спустилась вниз.
- О, Викуля, ты проснулась? – воскликнула Анфиса Сергеевна, когда я вошла на кухню, - садись. Будешь кашу или суп?
- Нет, супа я пока не хочу, - улыбнулась я, - попозже. Лучше кашки.
- Овсянки мало осталось, пара ложек, - сказала Анфиса Сергеевна, - Василиса развопилась, начала швыряться манной кашей, пришлось кормить её овсянкой. А вот манки осталось много.
- Не откажусь от манки, - улыбнулась я, - и овсянку доем. А на стационарный никто не звонил?
- Звонил, - лицо Анфисы Сергеевны стало хитрым, - но я сказала, что ты легла в пять утра и теперь спишь.
- А вы откуда знаете, во сколько я легла? – изумилась я.
- Макс сказал, - усмехнулась она, - что застал вас с Димой на кухне, поглощающих термоядерную яичницу. А я думаю, кто на кухне ночью разбойничал! Кстати, что Макс подразумевал под словом «термоядерная»?
- С огромным количеством перца, - засмеялась я, - ему не понравилась яичница с перцем и сыром.
- А, да, он не любит, - согласилась Анфиса Сергеевна, - он сыр предпочитает на хлебе под куском колбасы.
- А что сказал Генрих? – заинтересовалась я.
- Сказал, чтобы не опаздывала на передачу, - Анфиса Сергеевна поставила передо мной тарелку с кашей, - что за передача?
- Сама не знаю, - пояснила я, приканчивая остатки овсянки, и принимаю за манную кашу, - сказал, что я должна в какой-то передаче участвовать. Что это касается книг.
- Умница ты моя, - ласково сказала она, и налила мне кофе.
Из гостиной послышался топот, и на кухню вошёл Макс, а вслед за ним Иван Николаевич.
- Выспалась, любовь моя? – спросил Макс, целуя меня.
- Выспалась, - заулыбалась я, - а как твои дела? Готов к поездке в Грецию?
- Готов, готов, - проворчал он.
- Вика, Греция – это просто потрясающе! – воскликнула Анфиса Сергеевна, - всегда мечтала побывать в Элладе!
- Да, Эллада – это что-то с чем-то, - согласилась я.
- Да это кошмар какой-то! – возмущённо воскликнул Иван Николаевич, - музеи, статуи, опера...
- Насчёт оперы, это в Австрию, - засмеялась я, - а в Греции море, солнце, горячий песок и вкуснейшая еда. Думаю, это всё, что вам надо. Будете наслаждаться природой, а мы пойдём статуи рассматривать.
- Это великолепно, - вздохнула Анфиса Сергеевна, - я уже не дождусь.
И в этот момент раздался звонок в дверь.
- Ира, - посмотрела я на девушку, которая у нас убирается.
Я стояла спиной к двери, но, услышав сзади шаги, не успела обернуться. Две могучие, сильные руки подхватили меня сзади, а ноги оторвались от пола.
- Вот ты и попалась, моя славная черноглазка! – загрохотало надо мной.
- Деда! – в восторге завопила я, и взвизгнула, когда он с высоты своего двухметрового роста стал кружить меня, - ой, деда, у меня сейчас морская болезнь начнётся!
- Кто может сравниться с Эвивой моей, сверкающих искрами чёрных очей, как звёзды на небе осенних ночей! – гулко пропел деда, специально взяв самые низкие ноты, зная, как я это не люблю.
- Деда, прекрати! – возмущённо воскликнула я, когда вновь твёрдо стояла на ногах, - это баритональные слова! Ты отца принцессы поёшь!
- И неплохо пою, между прочим! – самодовольно воскликнул он, - в Ла Скала у меня был бурный успех!
- Так ты был в Италии! – воскликнула я.
- Был! И король Прованса в моём исполнении был принят на «ура»! – и он низким, могучим басом акапельно на незнакомом языке гулко вывел несколько моментов из оперы.
Иван Николаевич тут же поморщился, и это не укрылось не только от меня.
- У вас зубы болят? – деловито осведомился дедушка, резко оборвав пение, - тогда стоит обратиться к дантисту.
- Извиняюсь, - смутился Иван Николаевич, а дедушка потянул ему руку для пожатия, а я вспомнила про манеры.
- Знакомьтесь, - воскликнула я, - это Олег Антонович, мой дедушка. Это Иван Николаевич, мой свёкр, а это Анфиса Сергеевна, бабушка Макса по матери.
- Рад, очень рад, - дедушка галантно поцеловал руку Анфисе Сергеевне, а Иван Николаевич окончательно смутился.
- Ещё раз извините, - проговорил он.
- Если зубы болят, не за что извиняться! – фыркнул дед.
- Деда, перестань! – воскликнула я, - Иван Николаевич ненавидит оперу всем сердцем! Сам же всё прекрасно понял!
- Ладно, ладно, - дед со смехом поднял руки вверх, - сдаюсь, черноглазка, мы оба повели себя неучтиво.
- Как дела, деда? – деловито спросила я, - кофе будешь?
- Само собой, - прогрохотал он, усевшись на стул, а я стала наливать ему кофе, - а дела ничего, если не считать подпорченного Марьяной настроения! Не понимаю, как у меня, и у тихой и интеллигентной Аннушки могла родиться такая ведьма?
- Так вы отец Марьяны? – заинтересовалась Анфиса Сергеевна.
- У неё же отчество – Георгиевна, - бестактно вырвалось у Ивана Николаевича.
- Верно, - загрохотал дедушка, - но это давняя история. У нас с покойной Аннушкой гремел роман, весьма бурный, в институте, а потом костёр страсти затух. Но она оказалась беременной, и мы, хоть и не желали этого, собирались пожениться. Так требовали её родители. Но тут ей сделал предложение Гоша Фишман, который давно был в неё влюблён, и сказал, что будет только рад ребёнку. Сам он в детстве переболел свинкой, поэтому детей иметь не мог. Аннушка тоже ему симпатизировала, ответила взаимностью, и они, поженившись, улетели в Америку. Дочь я увидел лишь в десятилетнем возрасте, и с тех пор она ведёт со мной войну.
- Но почему? – не поняла Анфиса Сергеевна.
- Считает, что я предал её мать, - улыбнулся дед, - что я должен был быть хотя бы просто рядом, быть рядом с ними. И я сам понимаю, что виноват, поскольку почувствовал облегчение, когда они уехали. Через пять лет я женился на Гинтарэ, эта женщина буквально свела меня с ума, а Марьяна, увидев мою жену и моё чувство к ней, безумно разозлилась. По её мнению, на свете нет никого лучше, чем её мать.
- Да, она обворожительна, - вздохнула я, вспомнив красавицу Гинтарэ. Она всегда светилась каким-то незримым солнечным светом, заполняя всё пространство вокруг себя.
Картинные кудри, вьющиеся от природы изящными завитками, цвета спелой пшеницы или золотого песка, точного сравнения не подобрать. Прекрасные, золотистые глаза в коричневую крапинку, белоснежная кожа и розоватые губы. Лёгкая и изящная, как все танцовщицы, она не ходила, а порхала, словно бабочка.
И до сих пор, хоть она уже немолода, по ней не скажешь, что ей под семьдесят. Она по-прежнему энергична и весела, твёрдой рукой ведёт домашнее хозяйство, и в опере больше не поёт, она была мастером оперы-балета, а это очень сложно, танцевать вальс на носках и петь одновременно.
Теперь же, аккомпанируя себя на рояле, исполняет внукам небольшие пьески.
Гинтарэ нравилось жить здесь, но, когда дедушка окончательно разругался с моей матерью, он подхватил жену с детьми и унёсся в Литву. У них там просторный дом, отделанный с отменным вкусом. У меня там живут две тёти, и два дяди, причём дочери дедушки от Гинтарэ близнецы.
Родив двоих сыновей, они захотели ещё и дочку, а родились две, Миллэй и Аушра, и обе переняли прекрасную внешность матери.
Когда моя бабушка и дедушка Георгий вернулись из Америки, они решили построить дом. У них была просторная квартира, но бабушка любила природу. Наверное, от неё я унаследовала любовь к природе. Нет, сначала её унаследовала моя мать, а потом и я.
Отношения с отцом моей матери бабушка и её муж сохранили прекрасные, а потом даже стали жить двумя семьями.
Бабушка с дедушкой Георгием и моей матерью, дедушка с Гинтарэ и двумя их сыновьями, Антоном и Арсением.
А потом моя мама вышла замуж.
Дом был большой, на три этажа, и три семьи спокойно сосуществовали вместе. Потом бабушка с дедушкой Георгием попали в автокатастрофу, но дедушка и Гинтарэ продолжали жить в этом доме. Теперь в том доме остались лишь мама с отцом, да тётя Аля, моя няня. До этого с ними жила Ася с семьёй, но потом, став женой Рената, уехала.
- Ау, черноглазка! – вырвал меня из воспоминаний громовой голос дедушки, - ты куда улетела?
- Так, в воспоминания ударилась, - хмыкнула я, - как мои дяди и тёти? Как Гинтарэ?
- По-прежнему замечательно, - воскликнул дед, - всё такая же бойкая, всё такая же прекрасная. К несчастью, никто из наших детей не ударился в музыкальную среду, даже внуки, и те, даже слуха не имеют. Жаль, конечно, что дар утрачен, я этим очень опечален.
- Нет, дедуль, не утрачен, - улыбнулась я, - он пошёл по другой стороне.
- Ты это о чём? – поперхнулся дедушка, но сказать я не успела, из гостиной раздался звон, топот ножек, и на кухню вбежала Василинка. Её чёрные кудряшки развивались, а Василинка держалась за длинную шерсть Жеки.
Василинка не удержалась на собаке, свалилась на пол, и разразилась весёлым смехом.
- Василюша, - бросилась я к дочери, но та уже успела вскочить, и с любопытством уставилась на дедушку.
- Ещё одна черноглазка! – загрохотал дед, вскакивая, и подхватил Василинку на руки, - что за красавица!
- Меня зовут Василиса, - строго сказала моя маленькая дочка, - а вы кто?
- А я твой прадедушка, - весело воскликнул дед, - какая прелестная девчушка! Викуль, сколько ей годков?
- Пять будет в сентябре, - сказала я, а дед поперхнулся.
- Так она... – он запнулся, и я поняла его без слов.
- Да, деда, - кивнула я, - от Димы. А у нас с Максом двое, Лиза и Лёня, двойняшки.
- Само очарование, - восхищался дед, держа Василинку на руках.
- Дед, я тебе о ней пыталась сказать, - улыбнулась я, - у неё абсолютный слух, а голос, словно серебряный. Нуцико Вахтанговна полагает, что у неё будет колоратурное сопрано, хотя ещё рано об этом судить. Но она с ней активно занимается.
- Это же потрясающе, - гремел дед.
Да, он был доволен. Потом он познакомился младшими, остался с ними играть, а я полетела на передачу, правда, дав перед этим Анфисе Сергеевне ценные указания. Я попросила её сварить кислые щи и вишнёвый кисель.
- С чего бы это? – удивилась она.
- Для дедушки, - пояснила я, улыбаясь, а сама умчалась на телепередачу.
Около телецентра маячили два охранника, они мгновенно преградили мне дорогу.
- Я Эвива Миленич, - сказала я, - гость телепередачи.
- Не знаем такую, - сонно отреагировали охранники, но не успела я возмутиться, как из дверей выскочила тёмненькая девушка и бросилась ко мне.
- Эвива, наконец-то! – воскликнула она, а потом накинулась на охранников, - совсем идиоты? Я же вам дала чёткие инструкции!
- Запутались мы малость, - один из охранников почесал в затылке, я закатила глаза, а девушка, покрывшись от злости пятнами, увлекла меня внутрь здания.
- Уж извините, - бормотала она, - Пашка с Венькой полные кретины! Вот что с людьми делают излишние физические нагрузки! Я Оксана, редактор по гостям.
- Очень приятно, - благовоспитанно сказала я, - рада познакомиться. А что хоть за передача?
- Генрих Вениаминович разве не разъяснил? – удивилась Оксана.
- Нет, не успел, - улыбнулась я, - он знает, как я люблю физией по телевизору светить, поэтому сообщает мне об этом в последний момент. Чтобы я не могла отбрыкаться от этого! Моего начальника, похоже, моя карьера волнует больше, чем меня.
- А с писателями всегда так, - рассмеялась Оксана, - начальству прибыли нужны. Хотя, большинство писателей сами рвутся на передачи, - тараторила она, ловко петляя по длинным коридорам телецентра, - сами ничего не написали, одну книжонку, которую и читать-то невозможно, а уж мнят из себя. Но вы – другое дело, честно. Хотя наши девчонки считают, что вы удачливая зараза, так и называют, уж извините. Наверное, не стоило вам этого говорить...
- Ничего, - рассмеялась я, - меня это нисколько не задевает, тем более, отчасти они правы. Я уже привыкла, что мне все завидуют, но радости, если честно, мне это мало приносит. А вообще, мне всё равно. У меня полно замечательных друзей, которые видят, какая я в душе, а на материальные блага внимания не обращают.
- Это здорово, когда есть такие друзья, - вздохнула Оксана, заводя меня в маленькую комнатку, - садитесь, сейчас Сашку из техотдела кликну, чтобы проводки прицепил.
Сашка из техотдела приклеил мне к уху микрофон, другая девушка обсыпала пудрой, а Оксана повела меня в зал.
- С одеждой-то порядок? – спросила я, взглянув на своё изящное платье серо-жемчужного цвета, выбранное специально для передачи.
- Всё круто, - заверила меня Оксана, - поверьте, вы выглядите в сто раз круче этой кикиморы болотной.
- Какой кикиморы? – не поняла я.
- Значит, так, - повернулась ко мне Оксана, - это шоу – «Скандал недели». Ведущая задаст вам и двум другим писательницам по паре вопросов о творческих планах, будет подводить дело к скандалу.
- О Господи! – вырвалось у меня, - я не собираюсь ругаться в прямом эфире!
- Можете не ругаться, - захихикала Оксана, - ваши оппонентки сами всё сделают. Улыбайтесь и молчите, ну, максимум, можете съязвить пару раз, это вы умеете, я знаю. Это их только распалит. Вперёд, - она вытолкала меня в зал и усадила в узкое кресло с высокой спинкой.
Других писательниц я не видела, из кресел, повёрнутых спинками от камер, маячили лишь ноги, обутые в дешёвые балетки. Я с самым мрачным видом уселась на своё место.
Представляю, что сейчас начнётся. Эти кретинки будут меня «клевать», а я должна молчать...
Впрочем... неожиданно я поняла замысел Генриха, отправившего меня на эту передачу. На фоне этих злобных фурий я должна выглядеть эдакой интеллигентной и спокойной дамой, что только поднимет мой рейтинг. Да-а, главное, не сорваться.
И, внутренне улыбнувшись, я взяла себя в руки, и приклеила на лицо дежурную улыбку.
Я расслабилась, и, откинувшись в кресле, постаралась придать себе непринуждённый вид. Спокойная и величественная одновременно.
- Молодец, - зашептала в моём ухе Оксана, - так держать, - видимо, она за мной наблюдала, - не переживай, если что, я буду тебе подсказывать, - и я невольно улыбнулась.
Полилась музыка, а потом раздался лёгкий шорох, цокот каблуков, и голос ведущей:
- Добрый день. В эфире программа «Скандал недели» и с вами я, Алина Мисова.
Это ж надо, угодить на шоу к Мисовой! Я всегда выключаю эту передачу, если попадаю на неё по телевизору. Ну, Генрих, погоди! Получишь у меня с Милой за компанию на орехи!
А Регина тоже хороша! Могла бы и предупредить! Она всегда в курсе всего!
Даром, что ли, я её техническим редактором сделала!
Втроём будут передо мной отчёт держать! Партизаны, блин!
А Мисова тем временем продолжала свои речи.
- Сегодня в нашей студии три писательницы, - говорила она, - поприветствуем, Ирина Адашева, начинающий автор, из-под пера которой вышел научно-фантастический роман «За гранью вселенной».
Музыка, аплодисменты, видимо, стул повернулся лицом к зрителям.
- Теперь поприветствуем автора бесчисленного множества любовных романов, Киру Вавилову, - и как я со стула не съехала, не знаю. Вот, значит, кто у нас кикимора болотная, по словам Оксаны... О, нет! Сейчас тут будет дело под Полтавой!
- И, наконец, модная писательница элегантной прозы, журналист года, главный редактор «График Интертеймент» и «Планеты спорта». Победительница конкурсов «Золотое перо» и «Бриллиантовое перо», Эвива Миленич.
Музыка, кресло повернулось, аплодисменты, и перекошенное лицо Вавиловой. Судя по её посиневшим губам, она в ярости.
Любопытно, а Генрих знал, что она тут будет?
- Как известно, писатели часто завидуют друг другу, - начала Алина, она взяла в руки довольно толстую книгу тёмного оформления, - и сейчас мы расспросим наших участниц. Ирина, скажите, что вы чувствуете, находясь рядом с Эвивой и Кирой? У одной бесчисленное количество книг и огромное количество поклонников, а у другой доминирующий талант, харизма, победы и эффектные книги.
- Я счастлива, что просто нахожусь рядом с маститными писательницами, - пискнула Ирина, - надеюсь, что когда-нибудь поднимусь до их высот.
- До моих высот тебе не подняться, дорогуша, - мигом процедила Вавилова, - а вот упасть до её уровня, - кивнула она на меня, - всегда, пожалуйста.
- Вы считаете, что талант Эвивы преувеличен? – мгновенно отреагировала Алина.
- Безусловно, - фыркнула та, - ни рожи, ни кожи, ни умения писать. Мне вообще непонятно, за какие заслуги её держат в издательстве, давно пора было вышвырнуть за дверь. Хотя, она владеет акциями издательства, вот и весь ответ.
- Вы считаете, что только благодаря связям Эвива поднялась до таких высот? – деловито осведомилась Алина, блестя глазами.
- Конечно! – злорадно воскликнула Вавилова, бросив на меня недоуменный взгляд. Было, от чего недоумевать.
Я расслаблено сидела в кресле, милая Оксана запустила мне в наушник Шопена, и я просто наслаждалась «Ноктюрнами», в пол уха слушая разглагольствования в зале.
Наверное, Кира думала, что я брошусь защищаться, а я молчала.
- Эвива, - обратилась ко мне Алина, - что вы можете сказать по данному поводу? Вы сочтёте это оскорблением?
- Нет, - спокойно ответила я, - не сочту. Оскорбление в устах Киры Вавиловой – это детский лепет. К мнению любого другого человека я всегда готова прислушаться и попытаться разобраться в себе, но не к мнению этой женщины. Оно для меня абсолютно ничего не значит.
- Вот как? – обрадовалась Алина, - значит, вы её ненавидите?
- Нет, что вы! – звонко рассмеялась я, - мне просто на неё наплевать!
- Ну, я на тебя сейчас плюну! – завизжала Вавилова, - я сейчас на тебя так плюну! Ишь, считает она себя главнее всех! Все с ней носятся, как с цацой какой! Тут одна звезда – я. Самая яркая на весь мир!
- Спокойно, спокойно, - тут же воскликнула Алина, взяла с невысокой, узкой стойки одну из моих книг и стала внимательно её рассматривать, - насколько я знаю, - обратилась она ко мне, - ваши книги вышли в ряде стран.
- Абсолютно верно, - так же спокойно подтвердила я, - во Франции, Англии, Америке и Дании. Генрих Вениаминович планирует подключить ещё и Грецию с Италией, на данном этапе мы печатаем пробные тиражи.
- И вы уже успели завоевать поклонников в этих странах? – спросила Мисова.
- Трудно сказать, - задумчиво протянула я, - но автограф-сессии проходят на «ура».
- Вы считаете себя великой? – продолжала задавать провокационные вопросы ведущая.
- Да какое в ней величие! – фыркнула Вавилова, - великая! Тут только одна великая писательница! Я – главная звезда во всём мире!
- Эвива, - обратилась ко мне Алина, прерывая возмущение романистки.
- Нет, - просто ответила я, - это эпитет для недостойных – считать саму себя великой. А я просто писатель, который своими книгами хочет дарить радость другим людям. Для меня счастье – видеть счастливые лица посторонних людей. И это главное.
Мисова слегка дёрнулась, видимо, для неё счастье имело несколько другое понятие. Вавилова тоже перекосилась, а из зала грянул гром аплодисментов.
Я своим размеренным тоном добила эту курицу, а Алина стала разговаривать с Ириной. Передача катилась по накатанной, зрителям предложили задавать вопросы, а потом Алина закончила эфир.
Когда я оказалась в коридоре, ко мне подбежала Оксана.
- Молодец, - запыхавшись, сказала она, - просто умница. Ты самая настоящая звезда.
- Спасибо, - улыбнулась я, - но я, правда, не считаю себя звездой.
- Конечно, ты не звезда! – налетела на меня, багровая от злости, Вавилова, - и ты так говоришь, потому что завидуешь! Нахальная дрянь! Ты ещё пожалеешь! Я всё равно буду в «График Интертеймент» печататься! Из-за твоей зависти никто не откажет главной рейтинговой писательнице!
- О чём речь? – захлопала глазами Оксана.
- О том, что у кого-то самомнения выше крыши! – хохотнула я, а сама в упор посмотрела на Вавилову, - мне на вас глубоко наплевать! Можете, сколько угодно, злиться и беситься, но вы у нас печататься не будете. Это не моё решение, а Генриха Вениаминовича. Всего хорошего.
- Ах ты, стерва! – вскричала романистка, миг, и вцепилась мне в волосы. Мы покатились по полу, по коридору забегал народ...
- Снимай, снимай! – вопила Мисова, - такой рейтинг сделаем! – только этого мне не хватало!
- Кто-нибудь, разнимите их!
- Раз такой умный, сам и разнимай!
- Эту Миленич давно надо было проучить, уж больно нос задрала.
- Вторая не лучше, даже наоборот.
- Да чего вы стоите, сделайте же что-нибудь!
- Ведро воды на них вылить! Как дикие кошки!
- Пожалуй, их разнимать – себе дороже.
В этот момент Кира расцарапала мне нос, и я, обозлившись, решила сделать то же самое. Нас окатило ледяной водой, противно пахнущей хлоркой, а мой палец с длинным, острым ногтём скользнул ей по лицу...
Вавилова визжала так, что многие закатили глаза, а потом, когда она упала в обморок, унесли её в одну из комнат. А меня, перепуганную, Оксана отпаивала валерьянкой в гримёрке.
- Боюсь, если я ей глаз ногтём повредила, от суда мне не увильнуть, - вздохнула я, судорожным глотком проглотив неприятно пахнущую жидкость.
Оксана тем временем паром высушила платье прямо на мне, причесала, я поправила макияж, и теперь с содроганием думала, что последует за случившимся. Это просто что-то с чем-то...
- Вот мразь-то! – воскликнула Оксана, - и вообще, это случайность. То, что ты ей глаз проколола, даже к хулиганству не относится. Если что, я подтвержу, что она первая на тебя налетела.
С этими словами она провела ваткой, пропитанной спиртом, по моему носу, и я взвизгнула. А Оксана наклеила мне на нос пластырь. Я нервно посмотрела на своё отражение, а потом вздохнула. С пластырем на носу я выгляжу круче некуда.
- Пойдём, кофейку выпьем, - позвала Оксана, - внизу неплохое кафе, - и я встала с места.
- Надеюсь, эта ненормальная не набросится на меня из-за ближайшего угла! – фыркнула я, и мы спустились на первый этаж.
В кафе подавали совершенно восхитительный кофе. Я взяла себе чашечку ристретто, пару пончиков с сахарной пудрой, и корзиночку с кремом.
- Здесь обалденные пирожные, - вздохнула Оксана, - с таким кафе под боком я скоро в бочку превращусь, - и засмеялась.
- Не думаю, - улыбнулась я, - ты такая стройная, а сбросить несколько лишних килограммов после пары пирожных не проблема. Что это? – возмутилась я, откусив от корзиночки, - девушка, - окликнула я официантку.
- Что такое? – подошла та.
- Вы сказали, что пирожное с кремом! – воскликнула я, - а тут взбитые сливки!
- Ну, да, - кивнула официантка, растерявшись, - а что такое?
- Но ведь написано – с кремом, - стала объяснять я, - я просила с кремом, масляным или заварным, а не со взбитыми сливками! Я терпеть не могу взбитые сливки, тем паче, с фруктами!
- Но мы не делаем масляного или заварного крема, - слегка растерялась девушка, - если хотите, могу предложить вам кусок шоколадного торта. Там нет крема, только шоколадный бисквит и глазурь.
- Давайте, - кивнула я, и протянула тарелочку с недоеденной корзиночкой, - а это заберите.
- Минуточку, - девушка упорхнула, а я хлебнула кофе.
- Ты не любишь сливки? – удивилась Оксана, - вот уж не думала, что кто-то может их не любить. Большинство их обожает.
- Я – не большинство, - улыбнулась я, - и у меня есть свои пристрастия, - и в этот момент зазвенел мой мобильный.
- Вика, привет, - воскликнула Регина, - я тебе дозвониться не могу. Где ты бродишь? Тебе Генрих ловушку устроил...
- Я в курсе, - перебила я, - сижу сейчас с расцарапанным носом, а Вавилова отправилась в больницу с выбитым глазом. Славно повеселились!
- Ой-ой-ой! – простонала Регина, - что же теперь будет?
- Ничего особенного, - усмехнулась я, - ну, подаст на меня в суд, Димка отмажет, ничего страшного. Генрих будет доволен, скандал в наличии, битые морды тоже. Всё, как он и хотел.
- А я тебе звонила, звонила, - забормотала Регина, - а ты не отвечаешь. Кстати, приехал Тулузье, очень нервный, они с Генрихом уже час сидят в кабинете.
- К чему бы это, - пробормотала я, - ну, да ладно, узнаем. Я скоро буду.
Я положила мобильный на столик, а сама сосредоточилась на шоколадном лакомстве, принесённом официанткой.
Мы мило поболтали с Оксаной о всяких пустяках, выпили кофе, а я уселась в свой красный джип. Я безмерно люблю свою машину, но сейчас стала подумывать о том, чтобы заменить её.
Нет, я никогда не собираюсь расставаться с огромным джипом, занимающим полдороги, просто я хочу этот автомобиль продать, а купить такой же, но абсолютно новый, с нуля.
Когда я заикнулась об этом Диме, он тут же заулыбался, и пообещал, что ещё пол годика на джипе можно ездить. А следующим летом можно его заменить.
Как раз получается два с половиной года. Да только Димку сомнение берёт, что на такую машину найдётся покупатель.
Громадный внедорожник ослепительного алого цвета, напичканный электроникой и прибамбасами, к тому же проблемы с полировкой...
Пока я была в ссоре с Димкой, то решила не ездить в его автосалон, к которому прилагается ещё и автомастерская. Я посчитала это нахальством со своей стороны, и отправилась в автомастерскую, которую посещала раньше.
У механиков глаза из орбит повыкатывались, да так и остались, когда они мою машину увидели.
- А ничего попроще нельзя было купить? – строго спросил меня Павел, механик, - вы знаете, скольких нервов и на какую сумму полировка выльется?
- Не волнуйтесь, - улыбнулась я, - мои нервы выдержат любую сумму.
- А вот мои могут и сдать, пока мы её полировать будем, - хмуро сказал механик, и, вспоминая через слово чью-то маму, взялся за дело. Видимо, маячившая на горизонте сумма вдохновила.
И я отправилась прямиком в издательство, выяснить, что стряслось, и почему Арман так срочно примчался в Москву.
- Здравствуйте! – весело воскликнула Леночка, секретарша.
- Лови, - я кинула через стойку букет лилий, - что новенького?
- Письма, - она протянула мне конверты, - а ещё звонил Касьянов, сказал, что перезвонит.
- Я сама ему позвоню, - кивнула я.
- Генрих Вениаминович вместе с господином Тулузье сейчас в кабинете, - сказала Лена, - уже долго разговаривают.
- Ага, спасибо, - кивнула я.
- Ой, а что у вас с лицом?
- Производственная травма! – хохотнула я, и, заскочив в свой кабинет, оставила там сумку, а сама отправилась к Генриху.
Дверь была слегка приоткрыта, и я помедлила, прислушиваясь к голосам из кабинета.
- Ну, и что прикажешь делать? – сердито вопрошал Арман, - это просто счастье, что Эвива тоже владеет акциями. У этой гадины длинные руки, она ненавидит нашу Эвиву, мечтает стать нашим автором. Я не думал, что до такого дойдёт, и я порядком ошарашен.
- Эта идиотка мне не нужна! – рявкнул Генрих, - да, она принесла бы доход, но репутацию нам подпортит. Получается, что мы принимаем всяких беглянок.
- Нехорошо дело, - пробормотал Арман.
- А что делать? Эта курица нам руки выворачивает. В итоге, если мы её примем, возникнут напряжённые отношения с её бывшим издательством. Это будет война. Мне такие проблемы не нужны. Да и эта бумагомарательница мне тоже не нужна.
Я, закатив глаза, прислонилась к стене.
Похоже, Вавилова сдержала своё обещание – руки нам повыворачивать – вот зараза!
- И она со свету сживёт Вику, - продолжил Генрих, - конечно, сделать ей она ничего не сможет, но кровь пить будет постоянно. Ругань станет непрекращающейся у нас в издательстве.
Я в очередной раз закатила глаза, и решила материализоваться.
- Тук-тук-тук, - сказала я, приоткрывая дверь, - можно к вам?
- Конечно, Викуля, заходи, - воскликнул Генрих, улыбнувшись.
- Можно вопрос? – прищурилась я, - ты знал, что на передаче будет Вавилова? Подставил меня, да?
- Что ты, Вика! – как-то слишком энергично запротестовал Генрих, а я склонила голову на бок, и он усмехнулся, - ладно, сдаюсь. Знал.
- Ты – мерзавец! – с чувством сказала я, - так подставить меня! Самый натуральный!
- Извини, - вздохнул он, - но что бы она могла сделать тебе на передаче? Всё ведь хорошо закончилось?
- Да, - сощурилась я, - если не считать моего расцарапанного носа, выбитого глаза этой чучундры, и драки в прямом эфире! Класс, да?
- Вы подрались? – ахнул Генрих.
- Ага, - я плюхнулась на кожаный диван, закинув ногу на ногу, - правда, после передачи, в коридоре, но Мисова включила камеры. Тоже та ещё зараза! Вечером наверняка будет повтор! А заодно ещё и дополнительные кадры!
- Офигеть, блин! – процедил Генрих, и вынул из кармана мобильный. Он кого-то вызвал, и стал напряжённо ждать ответа, глядя куда-то в пространство. Интересно, куда он звонит? И что задумал? Я с любопытством уставилась на него.
- Андрей Павлович, - свирепым тоном воскликнул Генрих, - я предупреждаю по-хорошему, если вы выдадите драку в эфир, мы вас засудим! Что? – заорал он не своим голосом, - как вы посмели? Давно проблем не получали? Ну, вы у меня ещё получите! Уроды! – и он отключил телефон.
- Что случилось? – заволновалась я.
- Они уже выпустили в эфир этот кадр, - процедил он в бешенстве, - впихнули в выпуск новостей! Сволочи! Мне этот редактор так и сказал, что давно надо было поставить тебя на место. Что ты обнаглевшая выскочка, оборзевшая кукла и стерва с замашками аристократки.
- Я почему-то не удивлена, - усмехнулась я, - меня все ненавидят. Но почему этот редактор-то? Он мужчина... Понимаю, женщины... Но мужчина!
- Элементарная зависть, - улыбнулся Генрих, - ты в месяц зарабатываешь в десять раз больше, чем он.
- Всюду деньги, всюду деньги, всюду деньги, господа, - пропела я, - а без денег жизнь такая, не годится никуда. Похоже, мне пора прятаться, а то затерроризируют. Я лечу в Афины.
- Отличная у тебя идея – прятаться, - с сарказмом сказал Арман, - чуть что, сразу за границу сматываешься. Нет уж, никуда ты не поедешь.
- Извини, Арман, но у меня отпуск, - строго сказала я, - мы всей семьёй летим в Афины, это уже давно решено. Жильё найдено, билеты заказаны.
- Ясно, - нахмурился он, - а нам, значит, отбивайся? Отлично.
- Ничем помочь не могу, - я развела руками, - все претензии к нему, - кивнула я на Генриха, - сам меня направил на эту передачу. Кстати, Вавилову увезли в больницу, я ей случайно в глаз ногтём заехала.
- Умница, - скривился Генрих, - давно пора было. Пусть теперь с повязкой ходит. Как пират!
Мы переглянулись, а потом звонко расхохотались.
Отсмеявшись, мы перешли к более важным проблемам, а именно, к ситуации с Вавиловой. Оказывается, Генриху всё-таки позвонили, его просили принять романистку. Начали с обычной просьбы, а потом перешли к прямым угрозам.
- И что? – сурово спросила я, - что ты теперь намерен делать? Неужто решил принять?
- Ни за что! – строго воскликнул Генрих, - пусть отправляется ко всем чертям! А ты, Вика, спокойно отправляйся на курорт, этой курице к нам не пробиться.
Остаток дня я провела в редакции. Мы всё утрясли, а потом я отправилась в «Планету спорта». Просидела до десяти вечера с Модестом Львовичем, переругалась из-за макета с Архангельцевым, и, когда я выпала из издательства, была очень зла. А около моей машины стоял дедушка, прислонившись спиной к капоту. Правда, я его сначала не заметила, шла, роясь в сумке в поисках ключей, а меня нагнал Архангельцев.
Никита с чувством дёрнул меня сзади за волосы, и я возмущённо обернулась.
- Что за детский сад? – вскричала я, - что ты себе позволяешь?
- Это ты что себе позволяешь? – раздражённо зашипел он, - не надейся, что тебе это с рук сойдёт! Я тебе ещё устрою!
- Устроит он мне! – скривилась я, - подумаешь, напугал! Ты будешь махинации плести, афёры за спиной Модеста Львовича проворачивать, а я должна спокойно на это смотреть? А не пошёл бы ты?
- Куда? – прищурился он.
- Куда Макар телят не гонял! – рявкнула я, - думаю, тебе твоё извращённое воображение живо подскажет, куда тебе следует валить!
- Сучка! – вскричал Никита, - ведьма! Я тебя вышвырну отсюда!
- Любопытно, каким образом заместитель главного редактора способен выгнать самого главного редактора? – ехидно осведомилась я, - прямо сгораю от любопытства. И ещё, друг мой, я уверена, что ты был в сговоре с бывшим главным редактором. Афёры крутили вдвоём, а отвечать ему пришлось.
- Это недоказуемый бред! – фыркнул Никита.
- То, что недоказуемый, это точно, - кивнула я, - то-то ты так бесишься. Я ведь тебе кислород на ровном месте перекрываю. Все левые платёжки и подтасовки в мусорное ведро выбрасываю.
- Что ж Модесту Львовичу не нажалуешься? – ядовито осведомился он.
- Чтобы он расстроился? – вскинулась я, - ты его зять, и, думаю, он прекрасно понимает, что ты за фрукт. Вероятно, только поэтому ты не вылетел вслед за Адашевым, но, если зайдёшь слишком далеко, его терпение может лопнуть.
- Знаешь, что больше всего меня в тебе бесит? – прищурился Никита.
- И что же? – заинтересовалась я.
- Твоё желание помочь всем и вся, - процедил он, - твоё честолюбие, и то, что ты вечно всем помогаешь! Что думаешь о других! И всё равно я останусь при собственном мнении! Ты – заносчивая стерва, которой в жизни всё легко достаётся. Не верю я, что ты такая уж добренькая на самом деле! Ты хитрая! Вот в чём вся соль! Просто тебе надо удержаться на месте, вот ты и держишься. Изображаешь из себя эдакую честную и справедливую. Конечно, чего тебе переживать? У тебя любовник – крутой воротила! Эх, жаль, я не смог тогда обнародовать снимки! Мало тебе не показалось бы!
- Да, милый, - сладко пропела я, добавив голосу яда, - зато мало не показалось тебе! Димкин хук справа дорого стоит!
- Ты смотри, оглядывайся по сторонам, - перекривился Никита, - а то кирпич на голову упадёт!
- Если только ты его кинешь, - фыркнула я, - спасибо за предупреждение, обязательно передам Диме, а он, если с моей головы падает хотя бы волос, тут же летит в бетон вкатывать виновного.
- Мафиозная подстилка! – выплюнул он.
- Аферист со стажем! – парировала я.
- Смотри, как бы твой муж о походах налево не узнал!
- А ты смотри, как бы твой тесть не узнал, что ты его обкрадываешь! – и я, наконец, нащупала ключи, нажала на кнопку, и, когда джип мигнул фарами, увидела дедушку.
- Деда! – ахнула я, - ты давно здесь? – мне совсем не улыбалось, чтобы он слышал весь разговор.
- Давно, - улыбнулся он, а я закатила глаза.
- Индюшка нещипаная! – рявкнул Никита, нырнув в свой «Мерседес».
- Импотент ощипанный! – не осталась в долгу я, когда он опустил стекло, и, вероятно, от злости, въехал в багажник «Мерседеса» Модеста Львовича. Никита разразился непарламентской руганью, дедушка округлил глаза, а я юркнула в салон джипа.
- Ну-ка, черноглазка, объясни мне кое-что, - задумчивым тоном сказал дедушка, устроившись в джипе, а я виновато улыбнулась.
- Что именно?
- Не думал я, что ты так выражаться умеешь, - протянул он, а я вздохнула.
- Ну, и где ты слышал, чтобы я выражалась? – усмехнулась я, - и вообще, в виду того, что ты слышал от моего заместителя, я просто невинная овечка.
- Угу, - промычал дед, уставившись в окно, - знаешь, ты стала больше похожа на мать. Меня это расстроило. Я скучал по тебе. Ты всегда была такой трепетной и хрупкой... А что теперь? Я ещё тогда знал, что тебе нельзя становиться женой Северского...
- Интересное дело... – протянула я, - а почему же ты сказал, когда мы встретились в Париже, что сожалеешь о нашей размолвке?
- Просто на какой-то момент я подумал, что ты была счастлива с ним, - сказал дед, - такое мнение у меня сложилось после разговора с Марьяной, но потом всё встало на свои места. Твоя мать – дерзкая и властная особа, а ты славная девочка. Тебе надо повенчаться с Максом.
- И ты туда же! – хохотнула я, ловко выезжая на проезжую часть.
- Я тут кое-что услышал из уст твоего заместителя, - настороженно сказал дедушка, - насчёт Северского... Это ведь брехня?
- Смотря, с какой стороны посмотреть, - ухмыльнулась я, - жаль, что ты это услышал. Ну, Никита, держишь! Я ему покажу, почём фунт лиха! Оболью ему его лакированный гроб на колёсах лапшой быстрого приготовления! Хотя, нет, лапшу мы уже проходили, лучше валерьянкой оболью да пшеном капот посыплю.
Я мстительно возрадовалась, а дедушка сурово сдвинул брови.
- Вика, не надо быть стервой, - воскликнул он, - тебе это не идёт!
- Деда, хорош мне нотации читать! – хохотнула я, - я уже давно взрослая девочка. И один маленький нюанс, деда. Я поступаю по-стервозному только с теми людьми, которые этого действительно заслуживают. Да, свой характерец я от матери унаследовала, но я остаюсь доброй. Знал бы ты, что зимой в «Планете спорта» творилось! Этот упырь мечтал о месте главного редактора, а получила его я.
- В спортивном журнале? – удивился дед, - вот уж не думал, что ты выберешь профессию журналистки. Зачем? Я готовил тебя к сцене, надеялся, что ты станешь пианисткой, а ты...
- Дед, я никогда не хотела становиться пианисткой! – я решила расставить все точки над «и», - это свело бы меня с ума! Это не моё, понимаешь? Вот Василинка, да, она это обожает. Я знаю, что у меня есть слух, но в детстве меня раздражало постоянно сидеть за роялем. Конечно, я люблю играть, и я благодарна тебе за эту школу, но я предпочитала шкодить. А Василинка предпочитает рояль. Она без ума от музыки, она живёт ею, значит, это её судьба.
- Хоть правнучка с головой, - улыбнулся дед, - а что случилось в журнале зимой?
- Долгая история, - рассмеялась я.
- А ты расскажи, любопытно.
- Просто Модест Львович заметил, что кто-то топит его журнал, - стала объяснять я, - но вычислить мерзавца не мог. Через знакомых он добрался до меня, а я помогла ему выяснить, кто макет другому спортивному журналу сливает. В итоге, тот журнал без выпуска, пролетел, как фанера над Парижем, а Модест Львович выгнал бывшего главного редактора. Он предложил мне эту должность, хотя, аналогичную я занимаю в ещё одном глянце, но другого формата. Ясное дело, Никита взъерепенился. Надеялся на эту должность, а тут я. Он ко мне с левыми платежами, а я их в мусорку. Он меня потом этой лапшой, рекламу которой я забраковала, с ног до головы облил, а его подружанки мою одежду упёрли. Ася мне потом новую привезла, а я рассекала по офису в половой тряпке. А что, мне надо в кружевных стрингах перед инвесторами сверкать? Я его потом к стулу приклеила.
- А начальник, что? – спросил дед, я видела, что он борется с приступом смеха. И, наконец, не выдержав, расхохотался.
- Догадался, что у нас распри идут, - пояснила я, - но уверен, что это из-за должности. Я его разубеждать не стала, пусть спит спокойно. Хотел наказать Никиту, да я упросила его этого не делать. Мало мне проблем, а, если он ему зарплату бы урезал, то вообще началась бы война на выживание. Мы с ним и так подрались...
- Он поднял на тебя руку? – ахнул дедушка.
- Нет, - улыбнулась я, - дралась, в основном, я, а он только закрывался. Заснял меня с Димой в отеле, хотел пошантажировать, а получился прокол...
- Добрались, наконец, до главного момента, - кивнул дед, - а теперь поподробнее.
- Каких ты подробностей хочешь? – вскинулась я, - да, я сплю с Димой. Не говори Максу, я тебя прошу. Я не хочу делать ему больно, но я ещё и сама не знаю, как поступить. Я люблю Диму. У нас огромное чувство, причём взаимное.
- Хочешь бросить мужа? – с лёгкой грустью спросил дед.
- Ещё не решила, - вздохнула я, - но очень к этому склоняюсь. Дед, хочешь кофе?
- Конечно, солнышко.
Мы устроились в уютном кафе, заказали кофе с пирожными, дед стал рассказывать забавные истории, которые постоянно происходят с ним на гастролях...
В какой-то момент он отошёл на пару минут, и я осталась одна.
Официантка принесла мне кофейно-шоколадное пирожное, такое же поставила и для дедушки, а сама удалилась.
Рядом шумела Москва-река, от воды веяло лёгкой прохладой, разбавляя удушающую июньскую жару. Горячий кофе вкусен, немного освежает, поскольку давно известно, что горячее питьё охлаждает в сто крат лучше холодного. Очередная теория, проверенная на практике.
- Убирайтесь! Я ничего платить не буду! Да за такое предсказание надо в тюрьму сажать! Идиотка!
Я машинально повернулась на крик, и увидела красивую цыганку преклонных лет. Она была одета в нелепое, пёстрое одеяние, вся увешана украшениями... Но в её образе было что-то, что притягивало взгляд. Во всяком случае, для меня.
Для меня цыгане – особый народ, и я никогда не назову их ворами. Я вообще не понимаю, почему бытует такое мнение.
То, что эти люди ведут кочевой образ жизни, совсем не является зазорным. Но, боюсь, дело в том, что они отличаются от других, вот на них ярлык и повесили. Нет, цыгане хорошие люди, а среди русских полно таких же воров и мерзавцев, в любой национальности, в любой народности. Просто нам, как всегда, хочется найти крайнего.
Конечно, проще наехать на отличающегося, чем в себе проблему поискать и решить её.
- Я не вру, - услышала я лепет, - я всегда говорю правду, и вы можете не платить, я за беду денег не возьму.
- Пошла вон отсюда! – взбудоражено крикнула какая-то блондинка, и пожилая цыганка, теребя пальцами свои юбки, отошла от неё.
Мой взгляд вдруг встретился со старой цыганкой, и она тут же направилась в мою сторону.
- Здравствуйте, - подошла она ко мне, - хотите, я вам погадаю? – и она опустилась на стул.
- Давайте, - сама не знаю, почему, ответила вдруг я, - я не откажусь. А вы на чём гадаете?
- Только на картах, - вынула она старую колоду, - а откуда у вас это украшение? – спросила вдруг она, глядя на мою шею, - я об ожерелье.
- Это подарок матери на двенадцатилетие, - спокойно ответила я.
- Понятно, просто оно цыганское ожерелье, старинное. Значит, всё абсолютно правильно.
- А что правильно? – заинтриговано спросила я.
- Ерунда, - и она стала тасовать колоду, - снимите, - велела она мне, и стала раскладывать карты, - вижу страдания в твоём сердце, ты любишь человека, которого считаешь своим врагом, и одновременно ненавидишь его. Но вам суждено быть вместе, вы судьбой друг для друга предназначены, и на всю жизнь. Ты считаешь его плохим человеком, но он добро под маской зла. Он истинное добро, и ты узнаешь всю правду о нём, ему разрешат рассказать, и родишь от него много детей.
- Это такие шутки? – ошарашено спросила я.
- Зачем мне шутить? – пожала она плечами, - я никогда не лгу, - вскинулась старая цыганка, - я вижу будущее, я ясно вижу. Рядом с вашим настоящим мужем будет другая женщина, не менее красивая, и вы как-то с ней связаны. Наверное, сестра, или подруга.
- Даже предположить такого не могу, - улыбнулась я, - моя сестра замужем и счастлива. Лучшая подруга тоже.
- Я всего лишь старая цыганка, - вздохнула гадалка, продолжая переворачивать карты, - и я всегда говорю правду, только то, что вижу. Скоро всё раскроется, считанные дни остались. Вас ждёт дальняя дорога, и опасность. И вы выкарабкаетесь, а потом ты узнаешь правду, и обретёшь своё счастье, - она резко встала, собрала карты, и тихо сказала, - ты только не ошибись, когда тебе будет предоставлен выбор между мужчинами, потому что ты будешь стоять на перепутье, а потом ты найдёшь меня.
По ожерелью найдёшь, мне помощь нужна, - и она быстро ушла, взмахнув пёстрыми юбками, мгновенье, и исчезла.
Я ошеломлённо покачала головой, а из зала выскочила официантка.
- Извините меня, - оправдывающимся тоном сказала она, - эта цыганка здесь постоянно ошивается. Прогоняем, а толку-то!
- Да ничего, - улыбнулась я, - она меня не задела.
Официантка кивнула, и убежала обратно в кафе, а из зала вернулся дедушка.
- Ну, что? – спросил он, - что у нас дальше по плану?
Я ещё была несколько ошеломлена гаданием, поэтому отреагировала не сразу. Вдруг ожил мой сотовый, лежащий на столе, и я рассеянно взглянула на дисплей. Номер был незнакомый, но я ответила.
- Слушаю.
- Попалась! – гаркнули в ухо, - ничего, ты у меня ответишь за смерть Екатерины Кудимовой. Надолго сядешь!
- Вы кто? – строго спросила я.
- Подполковник Крупенин, - вновь гаркнули в самое ухо и я поморщилась.
- Очень рада! – язвительно ответила я, - но по какому праву вы мне подобные обвинения предъявляете? А?
- Узнаешь, дрянь! – и подполковник отключился, а я в недоумении посмотрела на свой телефон.
- Что-то случилось? – спросил дедушка, а я помотала головой.
Мысли в моей голове были быстрее молнии.
Зачем он звонил? Только затем, чтобы попугать? О, нет! Тут совсем другое!
- Девушка, - резко крикнула я, - счёт, пожалуйста, и побыстрее.
- Черноглазка, да что произошло? – допытывался дедушка, а я вновь упрямо помотала головой, и позвонила Асе.
- Асют, у меня проблема! – воскликнула я, - кто такой подполковник Крупенин?
- А я откуда знаю? – взорвалась сестра, - опять набедокурила? Тебе не надоело?
- Все вопросы к матери! – рявкнула я, - она меня просила помочь одной знакомой. Итог – мне звонят и угрожают. Ты в курсе, кто этот следователь?
- Нет, конечно! – возмущённо воскликнула Ася.
- Ладно, если что, звони Димке, - сказала я, и отключилась.
Дедушка глядел на меня недоуменно. Вернулась официантка, я расплатилась по счёту, а за несколько метров от кафе с воем затормозила милицейская машина.
Ахнув, ведь мои догадки подтвердились, я быстро сунула дедушке ключи от джипа, а сама вихрем понеслась в кафе.
- Девушка, - остановила я официантку, - тут есть запасной выход? Или окно? Пожалуйста, за мной гонятся!
- На кухне окно открыто, - официантка растерялась, и я, воспользовавшись этой растерянностью, юркнула на кухню.
Повара завращали головами, а я, усевшись на подоконник, ловко развернулась и выскочила на задний дворик.
Я бегом помчалась по улочке, выбежала на проезжую часть и вскинула руку. Мгновенно остановился автомобиль, новенькая «Ауди», в которой сидел молодой парень. И я без лишних разговоров забралась на заднее сиденье.
- Скорее, пожалуйста, скорее, - видимо, в моём голосе отчётливо прозвучала паника, ибо молодой человек сорвался с места на предельно допустимой скорости.
Убедившись, что погони нет, я облегчённо перевела дух.
- Куда везти-то? – спросил молодой человек, - вы были так испуганы, что я даже адрес не спросил, сразу погнал.
- Давайте на Лубянку, - сказала я, а молодой человек чуть в столб не въехал.
- Куда? – оторопел он, а я махнула рукой и вынула телефон.
Мне сейчас поможет только один человек, если Дима не может.
- Антон Антонович, здравствуйте, - вежливо сказала я, - как жизнь?
- Скриплю потихоньку, - он рассмеялся могучим басом, - а как ты? Как дети?
- Чудесно, - заверила я, - Лёня с Лизой активно шалят, а Василинка разучивает гаммы и доводит моего свёкра до нервного истощения.
- Знаю, знаю, - расхохотался Антон Антонович, - Иван говорил, что внучатая падчерица научила его становиться хамелеоном. Правда, в последнее время он немного успокоился, привык.
- О! – обрадовалась я, - а он не говорил! Ничего, я из него любителя всё-таки сделаю, он у меня от классической музыки не отвертится.
- Даже боюсь представить, - усмехнулся Сватов, - ну, а ты? Ты просто так звонишь или что-то случилось?
- Кое-что случилось, - уклончиво ответила я, - и я сейчас еду прямиком к вам. Вы на месте?
- Я-то на месте, - горестно вздохнул генерал ФСБ, - а вот на месте ли твоя голова, это ещё большой вопрос. Я же тебя просил!
- Я помню, - согласилась я, - и поэтому с вами я больше не связываюсь. У меня свои методы, у вас свои.
- Знаю я твои методы, - проворчал он, - в самое пекло без подстраховки! Если такая умная, то шла бы, с тарзанкой прыгала! Или с парашютом!
- Спасибо, - язвительно ответила я, - но я парашютом я уже прыгала!
- Да ну! – удивился он, - и как?
- Многообещающе! – хохотнула я, - впрочем, прыгала я с Димкой, так что сердце не разорвалось. Он мои страхи клином вышибает! В военный самолёт затащил, на воздушный шар тоже.
- Пожалуй, необходимо провести с Северским профилактическую беседу, - проворчал Антон Антонович, - нам тебя и на земле хватает с лихвой, а ты ещё и небо осваивать взялась! Слушай, а что ты натворила? Сама сказала, что со мной ты больше не связываешься! Что ты такого отмочила, раз мчишься за помощью в ФСБ?
- Сама не знаю, - вздохнула я, - точнее, я только-только начала расследование, меня мама попросила о помощи. Вы наверняка знаете, что она собой представляет. Мой свёкр в ужасе от тёщи своего сына! И Макс, и Иван Николаевич твердят, что моя маменька – гибрид танка с эфиопским тигром! А я бы к этому замесу добавила гору Арарат и установку «Катюша»!
- Да уж, взрывоопасная дамочка, - хмыкнул генерал.
- Я помогаю коллеге её бывшей одноклассницы, - пояснила я, - но, когда мы эту коллегу расспрашивали, ей позвонили, и она прямо с трубкой в руке свалилась с сердечным приступом. Я позвонила по высветившемуся на определите номера, после того, как мы вызвали врачей, и наорала на звонившего. Им оказался некий подполковник Крупенин. А сегодня, когда я была в кафе, он мне сам позвонил, сказал, что арестует меня за доведение до сердечного приступа этой женщины.
- Это как? – тут же заинтересовался генерал, - так кто её довёл до сердечного приступа?
- Он! – возмущённо вскричала я, - конечно, он! У меня свидетель есть! Со мной Димка был! Этот Крупенин с наскоку сообщил ей, что её младшая дочь убита, а та в Алисе души не чаяла. Но не в этом дело, он мне нахамил и отключился, а мне это не понравилось. Я быстренько расплатилась, собрала вещи, а ключи от джипа отдала дедушке, который был в кафе со мной. Как в воду глядела, к кафе подъехала милицейская машина, а я сиганула в окно кухни в кафе и поймала частника. Кстати, вы наверняка слышали об этом деле... Дело в том, что эта женщина попросила меня найти её старшую дочь, Арину Кудимову, ту самую, что пропала в Афинах, когда убили её содержателя – Лосева.
- Что? – ахнул Антон Антонович, - Вика, не лезь в это!
- Меня попросили! – рявкнула я, - я не могу пройти мимо страждущего! Тем более, в Греции я ещё не была. Самое время культурно обогатиться архитектурными красотами Эллады и доброе дело сделать!
- Ты ненормальная! – рявкнул генерал.
- А кто вам фальшивомонетчицу поймал? – рявкнула я, внезапно разозлившись, - а? Сколько вы с вашими методами ловили её, она полмира фальшивками закидала, а толку не было! А я копнула личные мотивы, и художница в тюрьме! Если так рассуждать, то кому тогда надо преступления расследовать? Роботам?
- Вика! – простонал генерал, - да пойми ты – мы соответствующую школу прошли, и на дело мы идём в бронежилете!
- Отлично! – обрадовалась я, - попрошу Димку достать мне бронежилет!
- Лучше отца попроси, - ядовито сказал Антон Антонович, - впрочем, с тебя и ментовского достаточно! Будешь валяться в ближайшей канаве в этом бронежилете со своим бараньим весом!
- У меня не бараний вес! – возмутилась я, - во мне пятьдесят пять!
- Особо крупная овечка! – хохотнул он, а я покрылась багровыми пятнами от злости.
И в этот момент стекло сзади меня разлетелось вдребезги, а осколки посыпались на меня.
- Что за чёрт? – вскричал водитель, обернувшись, - а ну, выходите!
- Ага, сейчас! – воскликнула я, - давай, гони на Лубянку, а то, остановишься, они и тебя за компанию пристрелят! Тебе оно надо? – и, оглянувшись, ахнула. Я тут же скатилась вниз, на пол.
- Вот связался на свою голову, - простонал водитель, - чёрт дёрнул посадить тебя!
- Вика, что случилось? – кричал в трубку генерал.
- Антон Антонович, сделайте что-нибудь! – простонала я, - я лежу на полу «Ауди», её владелец ругается, а нас пытаются обстрелять две милицейские машины, четыре джипа, и четыре лимузина «Майбах Гард»! Как вам такое? Эти бронированные лимузины ещё только в процессе запуска! Их даже в Европе ещё нет!
Генерал на том конце провода тоже ахнул, матюгнулся, а потом мне в ухо полетели короткие гудки. Класс!
Времени на раздумья просто не было, но лимузины меня поразили. Нет, конечно, «Майбах» – это круто, никто и не спорит.
Димка мне предлагал подобную машину, но я отказалась.
Я понимаю, что это очень статусно, но подобные машины просто не в моём вкусе. Я люблю джипы, громоздкие и массивные, и спортивные автомобили.
Нет, всё-таки я уговорю Димку купить мне «Бугатти», он у меня не отвертится!
Однако, то, что за мной несутся в последней разработке «Майбаха», оснащённой пятьдесятью килограммами брони, пожалуй, явление из разряда фантастических.
«Ауди» вдруг затормозила, но я не спешила высовываться.
Снаружи слышались выстрелы, крики, вой сирен, а потом всё стихло. Дверца открылась, и я увидела лицо Антона Антоновича.
- Ну, привет, красота моя, - ухмыльнулся он, - как жизнь молодая?
- Как видите, бьёт ключом, - усмехнулась я, а он взял меня за локти и рывком вытащил из машины, поставив на ноги.
Я отряхнулась от осколков, почувствовав лёгкое саднивение в районе шеи, проведя пальцами по которой, увидела на ладони кровь, а потом огляделась по сторонам.
Улица оцеплена, всюду ОМОН, четыре джипа стоят на тротуаре, их владельцев прижали лицом к капоту, заставив завести руки за спину. Вокруг столпилось немало зевак, и я увидела, как на бешеной скорости недалеко затормозила ещё одна машина.
- О, нет! – застонала я, разглядев опознавательные знаки на машине, быстро выхватила из «Ауди» чей-то плед, и накинула его на голову, как привидение.
- Ты чего? – удивился генерал.
- Тут телевидение, - прошипела я, - пусть принимают меня за шахидку, мне плевать, но звездой экрана я сегодня уже побыла! С меня хватит!
- Идём, карамелька, - это был Дима, его руки обвились вокруг моей талии, а мои ноги оторвались от земли.
- А ты откуда взялся? – глухо спросил я из-под накидки.
- Ася позвонила, а потом Антон Антонович, - пояснила Дима, он подхватил меня под колени, и посадил в машину, - я отвезу тебя прямиком на рабочее место Сватова, - и он со стуком захлопнул дверцу, но снимать покрывало я не спешила.
Когда только дверца хлопнула во второй раз, и я почувствовала, что Дима рядом, тогда и сняла накидку.
- Привет, красотка, - ухмыльнулся он.
- Привет, привет, - проворчала я, приглаживая встрёпанные волосы, а он ухмыльнулся.
- Ты похожа на взъерошенного воробья, - и засмеялся.
- Слушай, угомонись, - вздохнула я, - хватит с меня сегодня! Исчерпала лимит темперамента!
- Вот и славненько, - усмехнулся он, и, насвистывая весёлую мелодию, привёз меня на Лубянку.
Антон Антонович уже ждал, он успел долететь до места назначения раньше нас, наверное, ехал с мигалками.
- Давайте, милая Эвива, повествуйте, - велел генерал, и мне пришлось рассказать про Ксюшу Кудимову. И тот задумался.
- А ты? – повернулась я к Диме, - чего тормозим? Я же просила тебя разузнать про Крупенина. И вообще, я даже боюсь представить, кто с этим делом может быть связан, учитывая тот факт, что за мной на «Майбахе Гарде» гнались!
- На чём за тобой гнались? – вытаращил глаза Дима, и я явственно увидела, как в его глазах вспыхнула тревога.
- Лимузин «Майбах Гард», - повторила я, - не смотри на меня так, я сама удивилась.
- Послушай, Эвива, - медленно произнёс Антон Антонович, - а ты уверена, что за тобой на подобной машине гнались?
- Конечно, - кивнула я, удивлённая, - а что?
- Да ничего, - ухмыльнулся генерал, - просто, когда мы их в тиски взяли, «Майбахов» и в помине не было.
- Не может быть! – ахнула я, - куда же они девались?
- Самому интересно, - генерал склонил голову на бок, заулыбавшись, а я рассердилась.
- Надеюсь, вы меня за слабоумную не держите? – сквозь зубы спросила я, - я точно видела эти машины.
- Тебе свекровь пирогов с какой начинкой с утра пораньше испекла? – с улыбкой спросил Антон Антонович, - случайно, не с грибами?
- Нет, не с грибами! – рявкнула я, - да вы чего, в самом деле? Я их точно видела! Ну, зачем мне такое выдумывать? Я сама ошалела.
- Хорошо, - генерал раскрыл ноутбук, пощёлкал по клавишам, а потом повернул компьютер ко мне, - какая из этих?
Я внимательно всмотрелась в представленные машины, потребовала увеличение, хотя и так довольно быстро распознала преследовавшую меня машину.
- Вот эта, - я повернула ноутбук к генералу, и тот цокнул языком.
- В самом деле, «Майбах Гард», - пробормотал он, - но как такое может быть? Этой машины ещё и в Европе с Америкой нет, она ещё в планах разработки в Германии. В принципе, они могли её выпустить для узкого круга лиц, но пресловутые лица слишком высоко стоят. Зачем им гнаться за тобой на машине, которую может позволить себе лишь Барак Обама? Ну, или какой-нибудь президент, мультимиллиардер, либо разведка во время военных действий. Пятьдесят килограмм брони, пуленепробиваемое стекло, и ещё чёрт знает чего наворочено.
- Её саму пора в танк посадить, - сквозь зубы сказал Дима, а я подивилась его внезапной смене настроения.
- Да и так почти в танке ездит, - усмехнулся генерал.
- Я тебе «Мерседес Гелендваген» куплю, - процедил Дима, - в самый раз будет, - и они дружно захохотали.
- Не хочу никаких «Мерседесов», - капризно протянула я, надув губы, - я люблю свой джип и хочу «Бугатти».
- Слыхали? – хохотнул Дима.
- Северский, даже не вздумай покупать ей «Бугатти»! – подпрыгнул в своём кресле генерал.
- Что я, идиот, что ли? – пожал плечами Дима, - с таким же успехом можно буйного больного из психушки выпустить и дать ему в руки пистолет.
- Хорош уже! Угомонитесь! – возмущённо воскликнула я, а потом перевела взгляд на Диму, - а с тобой мы потом поговорим!
- Даже не надейся, что я сдамся! – рявкнул он, - спорткар ты не получишь!
- Ну, теперь мне ясно, насколько сильно ты меня любишь, - проворчала я, - какой-то машины жалко!
- Мне тебя жалко! – разозлился он, - и себя! Потому что без тебя жизни мне не будет! Кретинка! Я о твоей жизни больше беспокоюсь, чем ты сама!
- Ничего со мной не случится, - продолжала упорствовать я, уже просто в силу испорченного характера. Хотя, покладистостью я никогда не обладала, но желание заполучить спорткар номер один из списка топовых спортивных автомобилей затмевало мой разум. Если вообще можно назвать разумным мечтать об автомобиле, который развивает скорость, больше четырёхсот километров в час.
Не для наших дорог машинка, но, тем не менее, я люблю бешеную скорость, а ещё люблю пить кофе за рулём. Димкины опасения зиждеются не на пустом месте, мы с ним с апреля месяца из-за этой машины ругаемся.
- У меня всё внутри переворачивается, как представлю себе тебя, врезавшуюся в этой машине в ближайшую стену, - процедил он, - я тебе, в самом деле, танк куплю! Военный! Времён второй мировой! На нём ты точно никуда не врежешься! Да и разогнаться особо не сможешь!
- Изувер! – бросила я в пространство, скривив губы.
Я прекрасно осведомлена, что в такие моменты с ним лучше не спорить. Он ведь, в самом деле, танк может припереть!
В прошлом году я с ним переругалась, когда он притащил мне золотое колье весом в несколько килограммов. Итог – у меня в прихожей теперь стоит Медуза-Горгона в человеческий рост полностью из золота.
Что ж, мы друг друга стоим!
- А теперь прекратили пререкаться, - оборвал нас генерал, - и перейдём к насущным проблемам. У нас на повестке дня история с Лосевым. И мне не нравится ваше участие.
- Наверное, особенно, моё, - буркнула я.
- Особенно, твоё, - подчеркнул генерал, - ты, как всегда, наломаешь дров, а я должен буду это расхлёбывать.
- Не вы, - ухмыльнулась я, - а подданные греческой полиции.
- Ага, - по-детски сказал Антон Антонович, но с возмущением, - только есть один крохотный нюанс – это дело началось ещё тут, в Москве, и оно в нашем ведомстве.
- Но почему? – удивился Дима, - Лосев – не политически важная персона. Всего лишь крупный бизнесмен, олигарх.
- Он чиновник, депутат, - вздохнул Антон Антонович.
- А с каких пор чиновникам и депутатам в России разрешено заниматься коммерческой деятельностью? – прищурилась я.
- Ни с каких, - ответил он, - весь его бизнес записан на сына и дочь. А то, что его сын является представителем золотой молодёжи, а дочь преуспевающий адвокат, которой просто нет дела до бизнеса отца, дело десятое.
- Ясно, - буркнула я, - а Крупенин?
- Скоро должен подъехать, - кивнул Антон Антонович, - буквально с минуты на минуту, - и мы услышали стук в дверь.
- Антон Антонович, можно? – заглянул к нам молодой человек.
- Конечно, Павел, заходи, - кивнул Сватов, - что там?
- А ничего, - пожал плечами Павел, - ушли в глухую несознанку. Мы их стращали, как могли, а они упорно молчат.
- Джипы на кого зарегистрированы? – строго спросил Антон Антонович.
- На мертвеца, - хмуро сказал Павел, опустив глаза в пол, - Хасанов Рашид по кличке Хасан. Помните такого?
- Как не помнить, - сквозь зубы сказал Сватов, - едва успели взрывчатку из-под часовни вытащить! Богохульник хренов! Мы им мечети не взрываем! Чтим свободу религиозного выбора!
- Пожалуй, даже, если и взорвали бы, - скривился Павел, - они бы нам устроили секир башка! Они только горазды наши церкви вместе с людьми подрывать, а их – только тронь! Неверные! Сами они неверные!
- Минутку, Паш, - генерал поднял ладонь, останавливая поток раздражительной тирады подчинённого, - если Хасана нет в живых, тогда почему на его имя записаны машины?
- Спросите, что полегче, - ответил парень, - я им в ГАИ уже позвонил, устроил небольшой разгон.
- И? – генерал не сводил с него мрачного взгляда.
- Сами ничего не понимают, - вздохнул Павел, - говорят, что сбой в компьютере, недосмотр.
- Какой, блин, недосмотр!? – заорал генерал не своим голосом, - они издеваются, что ли? У них в голове явно недосмотр! Это в любой другой конторе может быть недосмотр, но только не в правоохранительных структурах! Идиоты! Раззявы! Человека два года, как в живых нет, а на нём четыре джипа!
- Шесть, - Павел виновато улыбнулся.
- Отловить! – гаркнул Антон Антонович, - всем постам передайте! Пусть ловят голубчиков! И где Валерий Никитович? У меня уже много вопросов к нему скопилось!
Дверь опять открылась, и в кабинет вошли два конвоира, а с ними высокий мужчина лет сорока пяти. Он был здоровенный, тёмноволосый, с мрачным взглядом тёмнокарих глаз.
- Ну, и что вы вытворяете? – зло спросил он, - по какому праву меня сюда силой привезли? Я представитель органов правопорядка! Вы за это ответите! Я вам это с рук не спущу, будьте уверены!
- Силой вас никто не привозил, - сквозь зубы сказал Антон Антонович, - вас пригласили пока для беседы. Зачем вы напугали Кудимову Катерину Петровну до сердечного приступа? Женщина чуть не умерла из-за этого. И по какому праву вы пугали Эвиву Леонидовну? – он кивнул на меня, - после вашего звонка ей за ней устроили погоню милицейские машины и джипы. Причём джипы оформлены на некоего Хасана, таджикского боевика, который был застрелен два года назад. Может, потрудитесь объяснить?
- Не знаю, о чём вы, - сквозь зубы ответил Крупенин, - да, я звонил Катерине Петровне, да, понимаю, поступил неразумно, надо было приехать к ней с этим ужасным сообщением. С другой стороны, ей бы всё равно пришлось это сообщить, и подобная реакция всё равно произошла бы. Своей вины я не отрицаю, но Катерина Петровна всё равно слегла бы, узнав о смерти дочери. Она её слишком любила, как выяснилось. В чём тут моя вина?
- А зачем вы стали Эвиву Леонидовну запугивать? – прищурился генерал, - зачем обстрел по ней устроили? Как это понимать? Можно узнать?
- И ещё, - процедила я сквозь зубы, - что вы за ересь несли, когда обвиняли меня в доведении до смерти Кудимовой? Это как понимать?
- Извините меня, - медленно произнёс Валерий Никитович, - я не хотел вас напугать. Только поговорить. Я не знал, кто вы. Когда вы наорали на меня, перезвонив, я решил, что это какая-то уловка. Ну, посудите сами, я сообщаю женщине о смерти её дочери, а потом мне перезванивает другая женщина, и кричит, что я довёл ту до приступа. Я лишь хотел с вами переговорить, поэтому решил сначала припугнуть, чтобы въехать в ситуацию. Засёк по телефону, хотел приехать в то место, где вы находитесь... Но я не посылал никаких машин! Тем более, джипы, оформленные на кого-то мёртвого преступника! Большей глупости в жизни не слышал!
- Но тогда кто?... – я окончательно растерялась.
Дима вдруг поднялся, и, резко развернувшись, быстро вышел из кабинета. Вид у него был, прямо скажем, странный, какой-то отрешённый. И решительный.
- Вот чёрт! – буркнул генерал, - хорошо. Значит, вы занимаетесь делом по факту убийства Алисы Кудимовой?
- Абсолютно верно, - кивнул он.
- И? – не сводил с него глаз Антон Антонович, - рассказывайте, что там с этим делом. Мы занимаемся расследованием по делу Лосева, а его пропавшая любовница старшая сестра Алисы. Предполагаю, что это как-то взаимосвязано.
- А, может, и нет, - пожал плечами Валерий Никитович, и по его равнодушному тону я поняла, что ему наплевать.
Он из тех следователей, которые чешутся, когда их, как следует, прищучит. А я заставила его подёргаться, ведь тут дело касалось его самого. Испугался, как бы ему не досталось за его оплошность. Но кто же за мной гнался?
- Давайте исходить из этого варианта, - продожил Антон Антонович, - расскажите, как это случилось.
- Странная история, - пожал плечами Валерий Никитович, - нам позвонили сотрудники супермаркета.
Это был самый обычный рабочий день для служащих магазина.
Охранники сидели около камер, и они совершенно не обратили внимания на молодую женщину, выходящую из магазина около двенадцати часов дня.
Им положено бдительно следить за происходящим в зале, чтобы никто ничего не украл, а за входом-выходом они не так следят.
Камеру детально просмотрели лишь потом, когда охранники боковым зрением увидели диссонанс в картине.
А именно, Алиса вышла из супермаркета, народу вокруг не было, и к ней подошёл некий мужчина. Они о чём-то разговаривали, но всего несколько секунд, не больше.
А потом мужчина ударил её ножом, ударил несколько раз, и девушка стекла на асфальт.
Он подхватил девушку на руки, а потом исчез из поля зрения камер. Охранники бросились туда, но нашли только женскую сумочку и лужу крови.
- Господи! – воскликнула я, - но зачем было её уносить? Опять, блин, похищенный труп! Мало мне австрийской истории!
- Что, ты теперь и за границей отрываешься? – ухмыльнулся генерал, бросив на меня насмешливый взгляд.
- Бывает, - уклончиво ответила я.
- Перешлите мне копию дела, - сказал Антон Антонович Крупенину, - мы тоже будем работать в этом направлении.
Валерий Никитович мрачно кивнул, а потом убрался восвояси.
Вернулся Дима, несколько раздражённый и взбудораженный, сел рядом со мной, уставившись взглядом в стол, не обращая ни на что внимания.
Я покосилась на него, а потом встревоженно посмотрела на генерала.
- А Хасанов? – спросила я.
- А фиг его знает, - пожал плечами тот, - будем искать того, кто всё это замутил. Сам ничего не понимаю.
- Пожалуйста, расскажите мне всё поподробнее, - взмолилась я, - я ведь всё равно буду заниматься этим делом, и обязательно наживу проблем, если не будет подстраховки.
- Ладно, - нехотя ответил Антон Антонович, - я поразведаю о Хасанове, ещё раз изучу дело Лосева, а потом заеду к вам.
- Отлично, - обрадовалась я.
- А когда вы уезжаете? – вдруг спросил генерал.
- Завтра, - ответил Дима, я слегка растерялась, а Антон Антонович удовлетворённо кивнул.
Когда мы вышли на улицу, Дима был всё так же рассеян и мрачен. Что с ним такое?
- Что-то случилось? – осторожно спросила я.
- Нет, любовь моя, - с Димы мгновенно спала маска отчуждённости, - а где твой джип?
- На нём дедушка уехал, когда я в срочном порядке сбежала из кафе, - пояснила я.
- Олег Антонович здесь? – удивился Дима.
- Да, приехал сегодня, - я прикусила губу, - и уже стал свидетелем моих закидонов!
- Пусть привыкает! – хохотнул Дима, открывая передо мной дверцу машины, - прошу, любовь моя.
- Благодарю, - хмыкнула я, и устроилась на переднем сиденье.
Дима обошёл машину, сел за руль и тронулся с места.
- Может, расскажешь, что с тобой такое сегодня произошло? – спросила я, - звонил куда-то, на тебе лица не было.
- Так, мелочи жизни, - отмахнулся он, - Василиса дома?
- Конечно, - улыбнулась я.
Он всю дорогу насвистывал весёлую мелодию, и, когда мы приехали, мой красный джип уже стоял около дома.
И, переступив порог дома, услышали звуки музыки из гостиной. Василинка играла на рояле. Я мгновенно узнала «Лунный свет» Дебюсси. Надо же! Дебюсси – это круто!
Но я не думала, что моей почти пятилетней дочке уже по силам сыграть подобное.
Иван Николаевич меньше всех был доволен этой музыкой. Он сидел на диване, закрывшись последним номером моего спортивного журнала, и старательно не реагировал на внешние раздражители. Нуцико Вахтанговна расположилась в кресле, попивая кофе, рядом с ней Макс, который держал на руках Лёню. Наш сын махал ручками, смеялся, а Лиза разместилась на коленях Анфисы Сергеевны. Все, вообщем-то, довольны.
Октябрина Михайловна вязала крючком салфетки, а Саша вышивала.
Дедушка стоял около рояля, облокотившись на него, он слушал, как Василинка играет. Я видела, что он доволен.
- Мама пришла! – звонко воскликнула Василинка, оборвав звуки музыки, - и папа! – и помчалась к нам.
- Моё ты талантливое солнышко! – воскликнул Дима, подхватив дочку. Он с удовольствием поглаживал её по красивым, смоляным кудряшкам.
Её роскошные волосы уже отросли до бёдер, но Нуцико и Октябрина Михайловна их регулярно подрезали. Аккуратно, на один сантиметр, потому что моя умненькая дочка сразу же начинала вопить. Хоть и маленькая, но понимает, что с длинными волосами любая представительница женского пола привлекательнее. Моя умница.
И я накрутила на палец её кудряшку.
- Радость моя, ты играла Дебюсси! – в восторге воскликнула я, - ты такая молодчинка!
- Мне дедушка показал, - гордо ответила дочка.
- Вот не думал, но девочка очень умная, - воскликнула дедушка, - всё схватывает на лету. Аналитический склад ума в сочетании с творческими наклонностями!
- Ну, аналитика – это явно не в меня! – весело воскликнула я, покосившись на Диму, и тот ухмыльнулся.
- Надеюсь, ей не придёт в голову стать одновременно певицей и академиком математических наук! – хохотнул Дима, - учитывая некоторые нюансы.
- Упаси Боже! – вскричал дед.
- Какие ещё нюансы? – прищурилась я.
- Твою излюбленную манеру сочетать несочетаемое! – рассмеялся Дима, а я закатила глаза.
- Что очень может быть, - закивала Нуцико, - Василиса с удовольствием занимается и математикой, и музыкой, и языками. А, учитывая своеобразные гены, итог может быть экстремальным. Очень специфическая девочка.
Дед поёжился от подобной перспективы, видимо, он ещё помнил все проблемы со мной. Он так старался, чтобы я стала пианисткой, но всё пошло прахом.
- Ладно, - Макс встал с места, посадил Лёню на диван, а сам подошёл ко мне, - радость моя, пойдём, пообщаемся. Разговор у меня к тебе есть. И к тебе тоже, - процедил он, покосившись на Диму.
- Что на этот раз? – прищурился тот, поставил дочку на ножки, и мы раскрылись в моей оранжерее.
- Итак, милые мои, - процедил Максим, сложив руки на груди, - колитесь, что на этот раз выкинули? Только не надо врать, я всё знаю. Мне Олег Антонович уже рассказал, что что-то случилось.
Я сам видел, как он в твоём джипе приехал.
- А, может, тебе померещилось? – сладко улыбаясь, проговорила я.
- Конечно! Померещилось! – рявкнул Макс, - бабушка сегодня пирогов с грибами не готовила! – на его губах появилась ухмылка, а потом он посерьёзнел, - Вика, немедленно признавайся!
- Да не в чем признаваться, - возразила я, решив молчать до последнего, - просто по мне перестрелку устроили.
- Кто? – ахнул Макс, - за что? Во что ты влезла? Олег Антонович сказал, что тебе позвонили, и ты сорвалась с места. Убегала так, будто за тобой стая волков гналась, щёлкая зубами!
- Ага! – ухмыльнулась я, - и, роняя слюни на тротуар! А насчёт волков прямо в яблочко, учитывая лингвистические особенности балатного жаргона! За мной милиция гналась!
- Что ты натворила? – заскрежетал зубами Макс, Дима хохотнул в кулак, и мой муж посинел от злости, - а с тобой, мерзавец, я потом поговорю! Только поощряешь её выходки!
Дима склонил голову на бок, а Макс продолжал наезжать на меня.
- Отвечай сию минуту, что ты сделала! – шипел он.
- Макс, успокойся, - воскликнула я, - я ничего не делала. Просто кто-то позвонил, стал угрожать, я поспешила сбежать из кафе, а за мной устроили погоню. Я едва увильнула.
- Это, каким образом, хотелось бы знать? – прищурился Макс.
- Начальнику твоего отца позвонила, - вздохнула я, - и тот задержал их. Мы сейчас от Антона Антоновича, оставив бравого ФСБшника в полной прострации. Потому что он не понимает, откуда взялись четыре «Майбаха Гарда», считает их плодом моего больного воображения. Они только задержали джипы и несколько милицейских машин, а те молчат, ни слова не выдали.
- Кто молчат, машины? – съехидничал Дима, но его реплика осталась без внимания.
- Очень хорошо, что мы завтра уезжаем! – рявкнул Макс, - а то ведь влезла бы!
- Стоит ли уезжать... – задумчиво протянула я, чтобы у него не возникло лишних подозрений.
- Даже не выдумывай! – рявкнул Макс, и развернулся к Диме, - а ты тут каким боком?
- Левым, - ухмыльнулся он, - всего лишь хотел отдать билеты на самолёт, а Ева в панике сказала, что её обстреливают.
- Минутку, - Макс вдруг замер, а его зелёные глаза удивлённо расширились, - «Майбах Гард»?
- Ага, - по-детски ответила я, фыркнув, - сама изумилась.
- А тебе не показалось?
- Только ты не начинай, - поморщилась я.
- Но как, такое, может быть? – оторопел он, - этих машин ещё нигде нет!
- Есть, - вздохнула я, - в единичных экземплярах.
- И эти единичные экземпляры гнались за тобой! – с возмущением воскликнул Максим, и неизвестно, что его больше возмущало – то, что за мной гнались единичные экземпляры, или то, что я опять притягиваю неприятности.
Да уж... Если он хотел покоя и тихой, семейной жизни, тогда ему надо было влюбиться в другую женщину. В скромную неприметную блондинку, не слишком сексуальную, которая посвящала бы себя домашнему очагу.
- Макс, отстань! – возмущённо воскликнула я, - разве я виновата?
Ну, причём тут я? Уймись, любимый!
- А с тобой всегда так! – раздражённо пробурчал Макс, а я пожала плечами и выскочила из оранжереи.
В гостиную возвращаться не стала, оттуда были слышны звуки музыки, на этот раз скрипка, рояль и лютня.
На скрипке у нас играют Василинка и Нуцико, последняя её учит, но Нуцико не умеет на лютне. Значит, на лютне выводит мелодии моя четырёхгодовалая дочка, на скрипке Нуцико, а за роялем, вероятнее всего, дедушка. И мелодия знакомая... Ах, да, это же Мусоргский! «Ночь на лысой горе»! Эх, вот бы и Лизаня обладала бы слухом! Это было бы потрясающе!
Я на минуту замерла около боковой лестницы. Бессмертная мелодия Мусоргского в смелом исполнении на скрипке, лютне и рояле – это что-то с чем-то! Только арфы и флейты для полного счастья в этом симбиозе не хватает!
Хихикнув, я стала подниматься по лестнице.
Вошла в спальню и, притворив дверь, отправилась в гардеробную. Распахнув дверцы шкафа, я застыла в нерешительности. Что мне взять с собой?
В принципе, летом я люблю ходить в платьях, клешёных юбках и кофточках. Джинсы и брюки надеваю лишь зимой, или летом в прохладную пору.
Я сняла с вешалок с десяток платьев, потом подумала, и сняла ещё. Юбки, несколько шёлковых брюк с широкими штанинами. Вечерние платья, кофточки, туфли и босоножки, сумочки.
Я набила три нессера. Подозреваю, что, когда мы прибудем в Афины, вещи, тщательно упакованные и спрессованные, станут мятыми тряпками. Ну, да ладно, в конце концов, утюги везде есть. Внезапно меня разобрал хохот.
Интересно, как отреагировали бы сотрудники аэропорта, если бы я положила в багаж утюг!? Угольный!
Я звонко расхохоталась, потом уложила планшет, всякие электронные прибамбасы, оставив только ноутбук, но плоская сумка для него уже была приготовлена.
Все свои драгоценности я сложила в сейф, но, подумав, решила спрятать их в погреб. Там, за бутылками, у меня тоже есть сейф, и там безопасней.
Вообщем-то, всё закончено, остались только мелочи.
Вечером все тоже стали собирать свои вещи. Пока Макс отвлёкся на сборы, я прихватила телефон, и убежала на другой конец участка, прячась за высоченными кустами сирени Звягинцева. Уж больно хороша эта сирень! Из старых сортов, купленная бабушкой Анной на ВНДХ, ныне ВВЦ, а я унесла с участка матери куст и на свой участок.
Мне всегда было некогда заниматься участком, особняк утопал в крапиве и лопухах, а я стойко выдержала споры с местной заведующей.
Эту историю мне рассказали старожилы. Когда посёлок только начинали возводить, то рабочие и организаторы столкнулись с массой трудностей. Во-первых, тут находилась деревня, а, во-вторых, остов старинной усадьбы. Но, не взирая, на все эти нюансы, посёлок всё равно стали возводить.
Для жителей деревни купили квартиры. Подозреваю, что стоимость квартир была гораздо ниже, чем стоимость участков. Здесь бескрайнее буйство зелени, сосны, ели, относительно чистый воздух. Но Фаина Петровна, жительница бывшей деревни, переезжать категорически отказалась. И, когда к ней явились люди из различных учреждений, она заявила:
- И чего? Значит, вы у нас по дешёвке землю выкупите, особняков понастроите, а простой люд по боку? Нет уж, не выйдет! Я отсюда не съеду!
- Да нет же, - уверяли её, - для вас куплена квартира. Все жители деревни получили квартиры, съехали, только вы остались.
- Ага, - кивала женщина, - на фига мне ваши квартиры, когда я всю жизнь на земле прожила? Тут у меня огород, хозяйство, а там что? Не желаю!
- А там комфортабельная квартира, - не сдавались чиновники, - все удобства, не нужно пахать целыми днями в огороде. Подумайте.
- И с тоски скиснуть? – вскинулась Фаина Петровна, - ни за что не поеду в Москву! Даже не пытайтесь уговорить!
Скандалы бушевали день за днём, пока не приехали из милиции и силой не увезли женщину на квартиру. Фаина Петровна, конечно же, разозлилась, и начала жаловаться в различные инстанции, пока не дошла до выкупщика этой земли.
Тот неожиданно оказался человеком с понятием, меценатом, и решил, таким образом, проспонсировать простое, частное лицо.
Фаина Петровна осталась в нашем посёлке, ей построили новый дом взамен снесённого старого, и вменили в обязанность следить за порядком в посёлке.
Конечно же, я стала для неё бельмом на глазу.
Во-первых, я выкупила у Анатолия Михайловича свой участок земли, точнее, выкупил Дима, надавив на него, как следует.
А как Димка умеет надавливать, известно, если все зубы не выбьет, уже хорошо. А своего спасителя Фаина Петровна боготворила...
К тому же с неё спрашивалось за порядок и тишину в посёлке.
У нас никто не ездит с музыкой, не жужжит газонокосилками, траву скашивают обычной косой, короче говоря, полный уют и комфорт. Одна я ей глаза мозолила своей крапивой.
В конце концов, я не выдержала, и рявкнула на неё:
- Что хочу, то и выращиваю на своём участке! Может, я щи крапивные ем?!
А потом появившийся садовник Фёдор уничтожил всю крапиву, разбил клумбы и вскопал грядки, и эта старая ведьма успокоилась. Временно. Она всегда находит, к чему придраться.
То Василинка нашкодит, то мои собаки по посёлку носятся, как оглашенные. А Фёдор всё основательно вычистил.
Наделал грядок, обиходил ягодные кусты и плодовые деревья, и наставил скамеек, на одну из которых я сейчас опустилась, аккурат рядом с огромным кустом красной смородины.
- Вика, мне звонил твой Максим, - известил Антон Антонович, и я заволновалась. Получить новую трёпку мне совсем не хотелось.
- И что? – осторожно спросила я.
- А ничего, - ответил генерал, - я его просто сбросил. Рассказывай, что ты ему сказала? Ведь просто так он звонить бы не стал, хотя, кто знает, - и мне пришлось всё пересказать.
- Буду иметь в виду, если он ещё позвонит, - ответил генерал, - а теперь слушай. На Лосева уже были покушения.
Про то, что на жизнь Евгения уже покушались, я знала, и жаждала подробностей.
- В первый раз его чуть не подорвали около банка, - сказал Антон Антонович, - к счастью, машина рванула раньше времени. Опрос свидетелей ничего не дал, никто ничего не видел. Лишь камера на автостоянке зафиксировала некоего подростка, но наш админ ничего из этого выжать не смог, хоть и изучал неделю. Такое чувство, что подготовился специалист.
- А тип взрывчатки? – спросила я.
- Очень странное соединение, - пояснил генерал, - объяснять не стану, долго, да и ты вряд ли что поймёшь. Кто такое мог сделать, ума не приложу. Некий химик, определённо, но за подобные эксперименты можно так по шапке получить, что мало не покажется. И потом, мы сделали запрос во все институты, где имеются химические кафедры, чтобы выяснить, не пропадали ли химикаты, но мимо.
- Они могли приобрести ингредиенты в любом уголке России, - тихо сказала я, - это сизифов труд!
- Верно, - горестно вздохнул генерал, - вообщем, пустышка. Во второй раз опять взрыв, ситуация аналогичная, только в этот раз погиб охранник, которого Евгений отправил за барсеткой, сидя в салоне красоты. Ногти себе полировал голубчик, наверное, голубой. Хотя, он вроде бы по бабам...
- Глупости! – фыркнула я, - Дима тоже себе маникюр и педикюр делает, а предпочитает женщин. Это делается в целях гигиены, а то от грязи под ногтями запросто можно себе инфекцию схлопотать. А потом какое-нибудь заражение, если случайно порежетесь. Глупо, знаете ли, от такой глупости на тот свет отъехать!
- В принципе, резонно, - засмеялся Антон Антонович, - но как-то уж слишком не по-мужски.
- Зато очень по-мужски с грязью под пальцами в морге оказаться! – фыркнула я, - а третий случай? С выстрелом?
- Так ты уже знаешь про выстрел? – протянул генерал.
- В общих чертах, - я уклонилась от ответа, - вы же знаете, мне нужны подробности!
- Стреляли в него, когда он выходил из своего офиса, - продолжил Антон Антонович, - наши эксперты вычислили траекторию, поняли, откуда стреляли, и тщательно исследовали место, откуда был произведён выстрел.
- И опять ничего? – заволновалась я.
- Именно, милая, именно, - вздохнул он, - это всё чрезвычайно напрягает, ведь тогда получается, что тут замешан профессионал. Ну, в смысле, представитель органов.
- Жуть, - вздохнула я, - это хуже всего. Такого трудно привлечь, знает множество лазеек. Как одна из версий – с милицейским рэкетом поцапался! Не захотел платить или что-нибудь в этом роде! Однако, версия весьма и весьма примитивная.
- Наверное, потому, что лежит на поверхности, - протянул Антон Антонович с горьким вздохом, - но разборки чисто мафиозные, однако, милицейский рэкет – тоже своего рода мафия! Ты уж разберись там, а я тут справки наведу, но о том, что ты тут замешана, никому ни слова.
- Да уж понятное дело, - вздохнула я, - над каждым, даже самым высоким чином, кто-то стоит. А что насчёт оружия?
- Ворованное, - пояснил он, - заявление подали давно, мы выяснили, в районное отделение милиции. Мы его со всех сторон прощупали, совсем старый дед, сам ничего не понимает. Висело ружьё, сколько времени в сарае, он им давно не пользовался, стар, стал для охоты-то, а раньше уток из него стрелял. А тут вспомнил, решил тряхнуть стариной, а ружья нет. Всю деревню перетряхнули, да что толку-то, по горячим следам надо было идти, а районные и не стали разбираться. Решили, что ружьё давно продали, и убрали папку в архив. Если кто что и заметил, то трясти, сама знаешь, надо было сразу, а кража-то произошла за полгода... Умельцы, блин! – в голосе генерала прозвучала тоска.
- О-хо-хо, - вздохнула я, - ладно, попробую разведать на месте.
Я убрала телефон в карман, а сама через оранжерею пробралась в дом. Остаток вечера прошёл тихо и спокойно...
Я проснулась очень рано, когда весь дом ещё спал. Все вещи давно были собраны, Макс спал под боком, а времени было только пять часов утра. Я выбралась из постели. Накинула шёлковый халат на шёлковую же ночнушку. И отправилась в ванную. Умывшись, спустилась на кухню, сварила в джезве крепкий кофе, и, перелив его в большую чашку, взяла из холодильника эклеры. Потом подумала, вынула кусок отбивной, солёную сёмгу, и стакан молока. Молочко я подогрела, добавив туда немножко мёда. И, уложив всё это на поднос, поднялась на четвёртый этаж, в свою мастерскую.
Тут у меня царит самый настоящий творческий бардак.
Конечно, Ира убирается, но она знает, что ничего переставлять нельзя, иначе я потом ничего не найду.
В последнее время я переоборудовала свой кабинет на втором этаже в некое подобие холла при библиотеке, а сама перебралась на четвёртый. Тут мне уютней.
В комнате всегда царит полутень, ведь прямо около дома стоит высокий тополь и ель. В соседнем помещении, которое я переоборудовала под кабинет, есть выход на балкон.
Я притворила дверь, поставив еду на столик, а сама подошла к мольберту, к которому ещё вчера прикрепила чистый лист.
В комнате был лёгкий полумрак, но мне это не мешало, я стала набрасывать контуры рисунка.
Это очень долгая и кропотливая работа, я наносила штрихи очень аккуратно, потом перекусила, и вернулась к рисунку.
Макс нашёл меня около десяти часов, когда я, прикончив кусок мяса, и запив тёплым, сладимым молоком рыбу, вернулась к мольберту.
- Ну, что, любовь моя, шифруемся? – спросил он, улыбаясь, - я тебя уже полчаса ищу по всему дому.
- Должен знать, раз меня нигде нет, а сумка на месте, значит, я рисую, - хмыкнула я.
- Или пишешь, - кивнул он, - или на рояле играешь, - он с лёгкой неприязнью посмотрел в сторону моего нового кабинета.
Ведь этот старинный рояль я привезла из Копенгагена, он антикварный, и тяжёлый, как собака, а затаскивали его на четвёртый этаж...
Мы выехали на двух машинах, моей и Макса. В мою уселись Анфиса Сергеевна и тётя Нуца с Василинкой.
А так же Октябрина Михайловна с Лизочкой. К Максу же Иван Николаевич и Саша с Лёней, по пути к ним сел и Дима.
Последнего не возрадовала перспектива ехать с Максом, но альтернативы не было.
Зато он сел со мной в самолёте, что весьма раздражало Макса.
Он чуть шею себе не свернул, а я вела ничего не значащие разговоры с Димой. Он рассказывал анекдоты, смеша меня, а я позабыла про проплывающие в иллюминаторе облака. Зато не надо напиваться!
А потом я увидела море. Потрясающее, красивейшее, бескрайнее!
Из окна самолёта море всегда изумительно, бирюзовое, окаймлённое ажурной полоской белого песка.
- Оно такое красивое, - с нежностью сказала я, - похоже на ожерелье.
- На что? – удивился Дима.
- Это белое кружево, как платиновая оправа, а море, как звездчатый королевский сапфир. Хотя можно сравнить и с кружевным платком...
- Хочешь такое ожерелье? – тихим голосом спросил он.
- Я люблю украшения, - улыбнулась я, - что-нибудь делаешь сейчас?
- Кое-что, - кивнул он, и его взгляд стал отрешённым.
- А ты делал украшения для кого-то ещё, кроме меня? – спросила я.
- Нет, не делал, - улыбнулся он, - хотя Трейси намекала. Она видела кольцо с аметистом, ей оно понравилось, но я сразу сказал, что делаю драгоценности только для одной женщины.
- Вероятно, она была обижена, - протянула я.
- Вероятно, - кивнул он, - но мне всё равно, для меня существуешь только ты. Хочешь, я научу тебя играть на скрипке?
- А я сумею? – усомнилась я.
- Конечно, - кивнул Дима, - если слух есть, значит, сумеешь.
- А шрам? – со вздохом спросила я, - сомневаюсь, что мне отметина на шее придаст харизмы, в отличие от тебя.
- У меня нет на шее никаких отметин, - засмеялся он, и для достоверности задрал подбородок, - видишь что-нибудь?
- Не вижу, - пришлось признать, - а как тогда? У всех, кто играл когда-либо на скрипке, есть отметина.
- Просто бархатную накидку набрасываю на скрипку, - заулыбался Дима, - и всё.
- Проще простого! – выдохнула я, - тогда хочу! Ой!
- Что?
- Ведь и у Нуцико нет отметины! – воскликнула я, - и как я раньше не заметила? Но как же она на сцене выступала? С накидкой?
- Вот видишь, - рассмеялся он, - ты крайне невнимательна. Думаешь, я позволил бы учить Василису игре на скрипке? Она ж всё-таки девочка! А для девочки, прежде всего, важна внешность!
- Да, верно, - задумчиво протянула я, - так что насчёт сцены?
- Да она всегда выступала в длинном платье старинного фасона, - пояснил Дима, - с воротником под горло. А дома занималась с накидкой.
За разговорами время пролетело незаметно, мы приземлились в Афинах, в международном аэропорте «Элефтериос Венизелос».
- Мама, мама, мы уже Греции? – прыгала Василинка.
- Да, моё солнышко, - воскликнула я, - это уже Греция.
- А почему здесь так шумно? – спросила дочка, - это же страна Гомера!
Макс прыснул в кулак, Иван Николаевич закашлялся, а я звонко расхохоталась. Остальные просто улыбались.
- А что это – Гомер? – спросила Лиза.
- Я что-то не то спросила? – сдвинула широковатые брови Василинка.
- Нет, солнышко, - я погладила её по кудряшкам, - Греция действительно страна Гомера, да и не только его. Но современная Греция и Греция того времени разительно отличаются друг от друга. Понимаешь, милая? Иная эпоха, соответственно, иной уровень развития.
Василинка задумалась, получив пищу для размышлений, а Лиза продолжала скакать, дёргая меня за руку.
- Что это? Что это, мама? Что такое Гомер?
- Не что, а кто, солнышко, - воскликнула я, - это писатель, очень известный в Греции, да и вообще, по всему миру.
- А-а-а, - протянула Лиза, кивнув, и стала вертеть головой по сторонам, сразу потеряв к этому интерес. Она ещё слишком мала для Гомера!
Василинка тут же взяла меня за руку, Лиза попыталась с другой стороны, но мне было неудобно с багажом, и я кивнула Октябрине Михайловне. Пожилая женщина подхватила мою младшую дочку, и мы вышли на улицу.
Машины уже ждали, мы разместились в них, и двинулись в путь. Я и Василинка прилипли к окну, было, на что посмотреть.
Зелень, горы, море, колоритные улочки, а потом я поняла, что мы направляемся в горы. Дорога вела вверх, и вскоре я увидела дом. Такой красивый, что дух захватывало.
Он был белоснежный, с высокими башенками, балконы в стиле итальянского ренессанса, огромное количество зелени и цветов, и отвесная скала. До моря было далековато, это меня огорчало, но вид на горы тоже очень неплох.
Отвесные, словно обтёсанные, они выглядели восхитительно, а, когда мы въехали в небольшой дворик, утопающий в цветах, и вышли из машины, я ахнула. Всё утопало в цветах, розах всех видов и оттенков, запах стоял головокружительный, а по другую сторону дома, вниз, был ошеломляющий вид
Внизу простирались плантации винограда, оливковые, апельсиновые и лимонные рощи, и кипарисы.
- Как тебе домик? – спросил Дима, увидев, что я застыла, стоя около балконных перил.
- Сказочный, - прошептала я, - а вид ещё более сказочный.
Дом был огромен. Белоснежный снаружи, изнутри он тоже был светлым, но очень уютным. Преобладала песочная и бежевая гамма, модерн изумительно сочетался с зеленью и изяществом.
Я обосновалась в уютной комнате с раздвижными стеклянными дверями, выходящими на балкон, откуда открывался вид на горы и на море. Шёлковые бежевые портьеры колыхались на ветерке, я бросила вещи на пол, скинула туфли, и босиком вышла на балкон. Красота, да и только.
- Очень красиво, - вышел вслед за мной Макс, и я вздрогнула, ощутив, что мгновение сказки из-за него исчезло.
Я не понимала, что произошло, но рядом с ним в моей душе что-то исчезает... Кажется, я его окончательно разлюбила...
Пустота. Чувств нет совершенно. В этой чудесной комнате, в этом чудесном доме, здесь рядом со мной должен быть Дима.
- Макс, - тихо сказала я.
- Что, любимая? – спросил он.
- Пожалуйста, устройся в соседней комнате, - попросила я, - хочу тут жить одна.
- У тебя что-то случилось? – он растерянно смотрел на меня, - почему вдруг так?
- Просто мне так хочется, - прошептала я, - хочется одиночества. Пожалуйста, милый.
- Как скажешь, - он ушёл в полнейшем недоумении, а ко мне вернулась магия очарования эти дивным местом.
К несчастью, балкон у нас с Максом оказался общим, но я не расстроилась.
Было уже поздно. Мы приехали на закате, и сейчас сумерки окончательно сгустились.
Обустроившись, я первым делом вынула ноутбук, и уселась с ним на просторную кровать. Я знала, в каком отеле остановились Лосев с Ариной, по интернету я выяснила, как туда добраться, а потом заглянула к Диме.
- Тут есть машина? – спросила я.
- Конечно, - кивнул он, - нужна помощь?
- Лучше не будем нервировать Макса, и вызывать ненужные подозрения, - улыбнулась я, - дай мне ключи, сама съезжу.
Дима вдруг заулыбался. На лице появилось хитрое выражение, которое перешло в ухмылку, а потом стала обеспокоенным.
Он вынул из ящика небольшого антикварного стола ключи, и, протягивая их мне, сказал:
- Думаю, ты будешь в восторге. Только, очень тебя прошу, осторожнее.
- Постараюсь, - кивнула я, но не придала значения его словам.
Очень хотелось искупаться. Из широкого окна собственной спальни я взглянула на море, волны которого поднимались до небес. Сейчас в стихию лезть опасно.
Спала я крайне нервно. Легла довольно поздно, засидевшись над рукописью, а потом сама не поняла, как уснула. Я изредка просыпалась, в предпоследний раз в три ночи.
Сквозь полуопущенные ресницы я увидела Макса. Он стоял, прислонившись к косяку балконной двери, и наблюдал, как я спала. Не знаю, заметил ли он, что я проснулась, но я тут же повернула голову на бок, маскируя это бессознательно-сонным движением. Большие антикварные часы показывали без пяти три.
Окончательно я проснулась в пять. Мой сон был каким-то бессознательным и хаотичным, не было покоя в душе, наверное.
Дрёма растворилась, и я некоторое время лежала, рассматривая тени на потолке, а потом посмотрела на балконную дверь. Макса там уже не было. Вероятно, спит. Это я – ранняя пташка.
Я не знаю, что со мной творится в последнее время. Я стала какая-то нервная, сны снятся беспорядочные, как полотна абстракционистов. Слишком цветные и слишком невнятные.
Мне часто снится ребёнок... Явно новорожденный, но волосы у малышки, как у четырёхлетней, длинные и очень светлые. Её глаза, пронзительно-синие, интенсивно-бархатного цвета королевских сапфиров, смотрят на меня нежно и внимательно.
И, словно с сожалением, с раскаянием, а во мне растёт недоумение и растерянность.
Я помотала головой, стряхивая с себя остатки сумбурного сна.
Но ощущение было столь реальным, что я ещё какое-то время пребывала в ступоре.
Легко спрыгнув с кровати, я побежала в ванную, а потом в лёгком бирюзовом платье миди в стиле ампир с завышенной талией, и в изящных босоножках на тонкой шпильке с ремешками, бросилась на улицу. В сумочке было всё необходимое. Планшет, мобильный телефон, а в дополнительном пакете купальник и полотенце.
Время ещё очень раннее, и потому я решила сначала искупаться, а уж потом поехать в отель, чтобы хорошенечко расспросить персонал. Думаю, местная полиция уже сделала своё дело, но ничего, может, теперь, успокоившись, свидетели вспомнят ещё какие-нибудь детали.
Одолеваемая этими мыслями, а так же мне пока непонятным беспокойством, я спустилась в полутёмный гараж.
Я нажала на кнопку, включая свет, потом на брелок, и чуть челюсть на пол не выронила, когда увидела стоявшую машину.
Это был «Бугатти»!
О, теперь мне понятно выражение лица Димы, когда он отдавал мне ключи. На минуту меня затопило ликование. Он всё-таки сдался! Но я поспешила остудить свой пыл.
Поездить на этом авто я могу только здесь, больше мне такой возможности не достанется.
И, горестно вздохнув, я провела пальцами по блестящей, гладкой поверхности лакированной красавицы. Чёрная с красной внутренней отделкой, с открытым верхом и не такая покатая, как я видела в интернете. Так даже лучше, а то та модель больше походила на «божью коровку», слишком уж умильно выглядела, а я предпочитаю более агрессивные модели.
И данная модель как раз была довольно агрессивна, надеюсь, не только внешним обликом.
Я села на сиденье, повернула ключ в зажигании, мотор тихо заурчал, и, открыв ворота гаража пультом управления, я выехала на улицу. И, закрыв ворота, утопила педаль газа...
Для меня нет ничего упоительнее, чем ощущение скорости.
С горы я съезжала под сотню, памятуя данное Диме обещание, быть осторожнее, но на ровной поверхности стрелка спидометра колыхалась на трёхстах, и я наслаждалась свистящим в ушах ветром. Солёный морской воздух разъедал слизистую носа, я попробовала дышать ртом, и вскоре ощутила острую сухость в горле. Мне стало интересно, что со мной станет, если разогнаться до четырёхсот тридцати пяти, то бишь, до максимума. Насколько я знаю, на четырёхсот пятнадцати должен сработать ограничитель скорости. Но он не сработал.
Я два часа гоняла на сумасшедшей скорости, но, ощутив, что ещё немного, и мои лёгкие не выдержат подобного натиска, остановилась. Выпила минеральной воды, а потом искупалась.
Переодевшись, с мокрым купальником в пакете, решила, что пора ехать в отель, наверное, сейчас уже вполне уместно.
Ещё раз, изучив карту, я взяла курс в отель, где был убит Евгений.
Следуя указаниям навигатора, я подъехала к красивому, высокому зданию. Швейцар вытянулся по струнке, а на лице появилось подобострастное выражение. Оно и неудивительно, вероятно, он принял меня за туристку, желающую снять номер, а в ступор его ввела моя машина. Любого ошарашат три миллиона долларов на колёсах! Если не больше...
Он хотел отогнать машину на стоянку при отеле, но я не дала, помотав головой, вошла в холл отеля. Швейцар открыл передо мной дверь. И я подошла к стойке ресепшен, и девушка, оформлявшая постояльцев, вежливо заулыбалась.
- Херэте, кириа, - это я поняла, «добрый день, госпожа» – это означает, загодя немного разговорник изучила.
- Я не говорю на греческом, - сказала я на английском.
- Вы хотите снять номер? – спросила девушка на хорошем английском.
- Нет, - так же вежливо ответила я, - я бы хотела побеседовать с вашим начальством.
- Что-то не так с номером? – продолжала допытываться девушка, а я начала терять терпение.
- Я у вас не живу, - довольно резко ответила я, - мне просто нужен ваш менеджер. Для конфиденциального разговора.
- Минуточку, - девушка сняла трубку телефона, пробежалась пальцами по кнопкам, а потом быстро заговорила на греческом.
Я терпеливо ждала, девушка окинула меня внимательным взором, видимо, оценивала меня визуально. Но выгляжу я не бедно, а одета дорого и со вкусом. А девушка положила трубку на рычаг.
- Сейчас подойдёт менеджер, - сказала она, я кивнула, и опустилась на небольшой диванчик.
Помещение оказалось очень красивым. Высокие, сводчатые потолки, всё позолочено, всюду шик и роскошь.
- Чем могу помочь? – раздался мелодичный голос, говоривший по-английски, и я повернулась.
Ко мне подошла красивая женщина средних лет. Стройная, одетая в дорогой и элегантный костюм и туфли на шпильках, пальцы сцеплены, во взгляде сквозит беспокойство.
- Здравствуйте, - я поднялась с места, - я приехала из России. Мне очень нужно с вами поговорить, это касается убийства Евгения Лосева, русского бизнесмена.
- Но полиция тут уже всех опросила, - сказала женщина, - а вы кто?
- Мне несколько неудобно объяснять всё прямо посреди холла, - вежливо сказала я, - вдруг кто-нибудь услышит.
- А вдруг вы меня убьёте!? – вдруг истерически вскричала женщина, делая шаг назад.
- Что вы такое говорите? – изумилась я, - дайте мне всё объяснить. Я частный сыщик.
- Кто? – пролепетала женщина.
- Частный сыщик, - я сделала шаг вперёд, а она от меня.
- Красивые и эффектные женщины не бывают частными сыщиками! – проговорила она бледными губами.
- А кто бывают? – рассердилась я, - грузные дядьки с большими животами? Не говорите глупостей! Пожалуйста, поверьте мне. Я нанята матерью исчезнувшей подруги Лосева, она переживает за дочь. Хорошо, - вздохнула я, открыла сумочку, и протянула пластиковый прямоугольничек.
- Что это? – прошелестела женщина.
- Мои телефоны, - сказала я, - и мои инициалы. Наберите моё имя в интернете, и вы сразу всё поймёте. Я журналист, писатель, а на досуге занимаюсь частным сыском. Не пугайтесь так, пожалуйста. Как убедитесь во всём, перезвоните мне. Так как?
- Хорошо, - кивнула она, судорожно сглотнув, а потом резко вырвала из моих пальцев визитку, и унеслась прочь.
Девушка на ресепшен глядела на меня с неподдельным интересом. Наверное, гадала, чем я так напугала её начальницу.
Может, стоило порасспросить и девушку, но я этого делать не стала. Мало ли, вдруг доложит начальнице, а та ещё сильней перепугается. Что-нибудь навообразит себе, а она явно что-то знает. Иначе чего ей так пугаться?
На ровном месте люди в панику не впадают, а психа на руководящие должности не поставят.
И я, мило улыбнувшись девушке, я вышла из отеля, села в машину, и погнала назад.
На обратном пути я опять искупалась. Влезать в холодный, мокрый купальник было не из приятных, но, очутившись в тёплой, как парное молоко, воде, я расслабилась.
Так хорошо было поплавать в прозрачной воде, покачаться на прибрежных волночках. Неподалёку народ развлекался, катаясь на квадроциклах, сёрфенгисты взмывали вверх на досках, а кто-то просто плавал.
Вдоволь насладившись морем, я поехала домой, напевая себе под нос некую мелодию, которая давно крутится в моей голове.
Сама не знаю, откуда взялся этот мотив, вроде, он мне незнаком.
По дороге я заскочила в магазинчик, где купила упаковку овсяной каши, молока, ванилин, и уже прямым ходом направилась домой.
Надеюсь, эта женщина мне перезвонит, поверит, что я приехала помочь, а не наоборот.
Въехав во дворик, уютный и благоухающий, я заглушила мотор, и, в который раз, насладилась очаровательным домом и прелестнейшим пейзажем. Мне сразу же захотелось съесть апельсинчик, глядя на бескрайние рощи фруктовых деревьев.
Но здравый смысл подсказывал, что лучше туда не лезть.
Во-первых, надо спросить Диму, можно ли срывать плоды, а, во-вторых, там могут водиться всякие твари в виде коварных пресмыкающихся.
Встреча со змеёй меня совсем не вдохновляла. Змей я предпочитаю в виде ювелирных изделий на шее, а не, мирно трапезничающих, повиснув на моей лодыжке! Им, может, хорошо, а вот мне не очень!
Неожиданно для себя самой я задумалась над этим. Почему я так боюсь живых змей, равно, как и пауков, а уж последних вообще, то совершенно спокойно отношусь к ним в виде, скажем, броши, либо кулона. Понять подобную особенность моего психологического состояния я не могла, как ни старалась.
Облокотившись об узорчатую решётку балкона, я расслаблено смотрела вдаль, буквально упиваясь дивным пейзажем.
Опять вспомнился сегодняшний сон... Я поморщилась.
Почему, почему это мне приснилось? Я не беременна, это я знаю точно. По весне я была у Исаака Наумовича.
Врач сказал, что никаких проблем для зачатия и рождения ребёнка он не видит, и мы с Максом приступили к действиям.
Наверное, следовало идти в ногу со временем, купить специальный приборчик, вычислить наилучшее время для зачатия и вперёд... Но мне вечно некогда, а задержки у меня как не было, так и нет.
Синие глаза не шли из ума. Белокурая девочка с синими глазами... Откуда они вообще взялись, эти синие глаза?
У меня чёрные, у Макса зелёные... Может, по линии отца?
Где-то я читала, что такое бывает. Некоторые повадки или манеры поведения по национальным особенностям предков передаются через третье колено. Может, так же и с цветом глаз?
То, что мне приснился такой сон, меня ни сколько не удивило.
Мне с детства снятся сны, а потом сбываются. Наверное, это и ненормально, но ведь должны же существовать такие вещи.
Почему-то это никогда меня особо не пугало, но и особо распространяться на эту тему я не любила. Зачем? Чтобы посмеялись? Покрутили пальцем у виска? Оно мне надо?
И белокурая девочка с синими глазами меня заинтриговала.
Наверное, если я забеременею, у меня родится дочка...
Но от Димы я хотела сына, дочка у нас уже есть, и, как поступить, я не знала. Так и стояла, опираясь о перила, и задумчиво глядела вдаль...
- Вика! – раздалось сзади, и я обернулась. По мраморной лестнице спускались Макс и Иван Николаевич.
- Викуля, ты, куда исчезла с утра пораньше? – спросил супруг, подходя ко мне, - мы не знали, что и думать.
- Проснулась рано, и захотелось искупаться, - улыбнулась я, - тем более, с Димкиной подачи я получила во временное распоряжение совершенно умопомрачительную машину!
Макс проследил за моим взглядом, тихо ахнул, а Иван Николаевич, похоже, вообще лишился дара речи.
- Это же «Бугатти»! – наконец, пришёл в себя Макс, - офигеть можно! Это же целое состояние!
- Да уж! – Иван Николаевич тоже был ошеломлён, - но он экстремал, этот Дмитрий! А если ты её расколотишь?
- Это уже его проблемы! – фыркнула я, - и, пожалуй, куплю-ка я себе «Порше», жёлтенький.
- Да уж, жёлтенький отчётливо отражает психическое состояние его обладателя, - хмыкнул Макс.
- Давай уж оранжевый, - скривился Иван Николаевич, - это твоё состояние он точнее отразит!
- Иван Николаевич, - прищурилась я, - похоже, придётся мне попросить Фёдора, чтобы он под вашим окном лилии посадил! Ведь вы их та-а-ак любите! – нараспев произнесла я.
- Вот ведь ведьма! – хохотнул свёкр, ухмыляясь, - самая настоящая!
- Добрая невестка решила любимого свёкра до отёка Квинке довести! – хохотнул Макс, засунув руки в карманы.
- Ну, до отёка вряд ли, - скривился Иван Николаевич, - но тошнота мне обеспечена. Спасибо, Викуля, ты сама доброта. А что это ты купила?
- Конечно, кашу, - улыбнулась я, а мужчины закашлялись.
- И чего я спрашивал... – пробормотал он, - что у нас на повестке дня? Музеев и скульптур я не желаю! – в голосе даже слышался испуг.
- Не волнуйтесь, - улыбнулась я, и, задрав голову, прокричала, - Саша!
- Что? – свесилась девушка.
- Ты культурную программу любишь? – спросила я, - только честно.
- Оперы и музеи? – заулыбалась девушка, - если честно, то нет. А что?
- Значит, посидишь с детьми на пляже? – допытывалась я.
- На пляже? – девушка звонко рассмеялась, - с превеликим удовольствием!
- Значит, будете сидеть на пляже, - резюмировала я, - дети вам не в тягость? – посмотрела я на Ивана Николаевича, - они же суетливые и в море полезут.
- Нисколечко, - заверил меня свёкр, - я их обожаю. С удовольствием порезвлюсь с ними, детство вспомню. А вы езжайте себе статуи рассматривать.
На этом мы и порешили. Детей оставили на попечение Саши, Макса, Ивана Николаевича и Октябрины Михайловны, а Анфиса Сергеевна, тётя Нуца, Дима и я собрались к развалинам.
- Культура – это хорошо, - кивнула Октябрина Михайловна, - но на развалины не хочу, лучше отдохну, как следует, пару дней, а потом тоже куда-нибудь схожу.
Бабушка Макса оказалась более стойкой, и мы отправились на гору Олимп, а Дима всю дорогу шутил по поводу муз.
- Может, поймаешь какую-нибудь, особо древнюю, за хвост, - хохотал он, - и начнёшь писать шестистопным дактилем!
- Уже пишу! – рявкнула я, - и шестистопным дактилем, и «Онегинской строфой»! – а Дима пуще захохотал.
Я с чувством двинула его под рёбра, Анфиса Сергеевна и тётя Нуца завозмущались, требуя прекратить шутки на дороге.
Так здорово было любоваться панорамой города, открывшейся нам с холма. Зелень, белоснежные крыши домов...
Делать сегодня было решительно нечего, в плане криминала, я ждала звонка менеджера, этой испуганной женщины, и мы объехали множество развалин.
Я много фотографировала, снимки подойдут мне для географического глянца, а потом мы перекусили в уютном кафе на улице.
Я давно мечтала попробовать «фасоладу», густой суп из фасоли, томатов и моркови, к которому подали копчёную сельдь. Это блюдо типично для греческой кухни, считается чуть ли не национальным, и оказалось очень вкусным. А так же морские гады в кляре. Запив еду крепким чёрным кофе, мы отправились гулять дальше.
К концу дня я утомилась. Я, хоть и люблю гулять по всяким историческим достопримечательностям, но сейчас мне не хватало адреналина.
И, когда мы вернулись домой, отправилась поплавать. Макса нигде не было видно. По его словам по телефону, они до сих пор были на пляже, но я, спустившись к пляжу, их не увидела.
Впрочем, народу было предостаточно, мы могли просто друг друга не увидеть. И я окунулась в прозрачные воды.
Вдоволь поплавав, вплоть до сумерек, я вышла из воды, и, наконец, заметила Макса. Похоже, они тут целый день провели.
В руках супруга был некий пакет, и он подошёл к остальным, прятавшихся под тенью высокого зонтика.
Я тут же подхватила одежду, и направилась к ним.
- Мама, мама пришла, - Василинка, конечно же, заметила меня первой, и понеслась ко мне.
- Как день прошёл, солнышко? – воскликнула я, обнимая дочку.
- Мы купались, - доложила Василинка, - дядя Макс учил меня плавать!
- Что?! – ахнула я, переводя взбешённый взгляд на мужа, - совсем ополоумел? Она же ещё такая маленькая!
- Нет, мамочка, я уже взрослая, - захныкала Василинка, а я погладила дочку по голове.
- Максим! – рявкнула я, - я требую ответа!
- Да какой ответ ты хочешь услышать? – спросил он, недоуменно глядя на меня, - меня самого в этом же возрасте плавать учили. Тем более, отец тоже был рядом, на всякий случай.
- Викуля, не волнуйся, - подал голос Иван Николаевич, - мы следили за ней в оба. Мы её так любим. Разве допустим плохое?
- Ладно, - улыбнулась я, и уселась на полотенце, подогнув под себя ноги, - может, вы и правы.
- Василиса прямо незабудка, - засмеялся Макс, усевшись рядом, - а как насчёт того, чтобы немного закалить её? Ты трясёшься над ней, как над редким цветком! Это не всегда на пользу.
- Знаю, - кивнула я, прижав к себе дочку, - но что делать? Я сама с собой совладать не могу.
- Мамочка, а можно мне немного газировки? – спросила Василинка, жалобно заглядывая мне в глаза, - тёплой. Чуть-чуть.
- Она тёплая? – спросила я, глядя на банку спрайта в руках Макса.
- Эта, да, - кивнул он, протягивая мне жестянку, - остальные ледяные.
Василинка сделала маленький глоточек, потом второй, скривила изящные губки, и помотала кудряшками.
- Фи, она невкусная. Лучше уж клубничного компотика, домашнего.
- Где ж мы тебе его тут возьмём? – рассмеялась я, - впрочем, свежевыжатый апельсиновый сок могу гарантировать.
- Вика, концентрированный сок вреден и детям, и взрослым, - строго сказала Анфиса Сергеевна.
- Я в курсе, - кивнула я, - водой разбавим.
- Мороженое будешь? – Макс протянул мне порцию, и я, сняв обёртку, откусила кусочек. И тут же поймала жалобный взгляд дочери. Какая-то она в последнее время стала послушная.
Не топает ножками, капризничая... хотя... умная девочка избрала другую политику. Сообразила, что за капризы она будет наказана, а, изображая мольбу, легче добиться желаемого. Вот пройда!
Маленькая да удаленькая!
- Итак, юная леди, - прищурилась я, - я всё понимаю, мороженое все любят, но я сомневаюсь, что твои связки выдержат это испытание. Как считаешь?
- Хочется, - потупилась дочка.
- Ну, думаю, одно мороженое ей можно, - возникла рядом Нуцико.
- Как знаете, - улыбнулась я, и достала из пакета мороженое для дочери, и ещё одно для Нуцико, она тоже уселась на песок.
- Как день провели? – спросила Октябрина Михайловна, - куда ездили?
- Куда мы только не ездили, - улыбнулась я, - и в музей, и к развалинам, и погуляли.
- Да, было очень интересно, - кивнула Нуцико, - я бы ещё местные театры посетила.
- Надо Димке сказать, - закивала я, краем глаза заметив, что Иван Николаевич поморщился, - а вы что, неужели, целый день на песке провалялись? Впрочем, судя по вашему загару...
- Ага, провалялись, - ухмыльнулся Макс, - а хорошо-то как! На солнышке поплавиться!
- Б-р-р, - невольно поёжилась я, - не люблю загорать.
- А почему не любите? – вдруг спросила Саша, а я улыбнулась.
- Во-первых, у меня аллергия на солнце в пятнадцать лет началась, - пояснила я, - насморк со слезами от прямых солнечных лучей.
- Бывает, - авторитетно закивал Макс, всё-таки имеет медицинское образование, - индивидуальное не восприятие, а так же особенности эпидермиса.
- Вот-вот, - закивала я, - эпидермис очень кстати, кожа у меня и без того бледная, а на солнце я пятнами покрываюсь вместо загара. Да и просто раздражает, я в десять лет пыталась на солнце лежать, так не могла усидеть. Меня раздражает, когда меня припекает, ощущение, словно чешется. Нет, не то сравнение, словно на нервы действует, как мелкая моторика постороннего человека, как скрип вилкой по эмалированной миске...
- Офигеть, блин! – простонал Иван Николаевич, Макс расхохотался, а Саша смотрела на меня круглыми, как у совы, глазами.
- Ну, ненормальная я, что со мной сделаешь... – ухмыльнулась я, наслаждаясь мороженым, - я люблю солнце сквозь листву высоких деревьев, «слепые» ливни...
- Короче говоря, романтик, - пробормотал Макс.
Мы ещё посидели на пляже, но подошло время ужина, и мы вернулись в особняк.
На кухне уже хозяйничала некая женщина лет пятидесяти. Невысокая, с тёмными густыми волосами до талии, зачёсанными на пробор и перехваченными у шеи резинкой.
Увидев нас, она улыбнулась и что-то сказала на греческом, а Дима ей что-то ответил. Потом мы отведали очередное национальное блюдо, баклажаны, фаршированные фаршем и помидорами, напились кофе с пирожными, и я умчалась в сад.
Я устроилась с ноутбуком в красивой беседке, хотя это дурацкое ожидание меня страшно нервировало. День прошёл очень бурно, но мне хотелось криминальной активности, но её как раз не доставало.
И, словно кто-то свыше подслушал мои мысли, лежащий рядом мобильный ожил, а номер был незнаком. Я мгновенно схватила трубку.
- Слушаю, - сказала я на английском.
- Эвива? – раздался тихий голос, - это Аделфа Иоанниди, из отеля «Эллада». Я посмотрела о вас в интернете, и была поражена. Честно говоря, я ужасно боюсь, вдруг это мне боком выйдет. Даже и не знаю, как поступить, ведь на кону человеческие жизни, жизнь моей дочери.
- Вам угрожали? – деловито осведомилась я.
- В какой-то мере, - прошептала она, - это трудно объяснить, но я постараюсь. Давайте завтра встретимся, и я всё расскажу. Это очень долгая и муторная история, к тому же я боюсь говорить по телефону.
- Хорошо, где и когда? – деловито осведомилась я.
- Подъезжайте к отелю, - сказала она, - наберите этот номер, и я выйду. К десяти утра. Ладно?
- Ладно, - быстро согласилась я, - до встречи.
- Только помогите, - прошептала она, - а то я уж и не знаю, что делать... – и она отключилась.
Я положила рядом аппарат, и облегчённо вздохнула. Хоть что-то.
Я долго просидела в саду, а потом, украв из холодильника пирожное, юркнула к себе в спальню, предварительно задёрнув шёлковые портьеры. Плохо, что у нас с Максом общий балкон.
А утром, когда я, сбегая из дома, уже собиралась сесть в машину, меня перехватил Дима.
- Есть продвижения? – спросил он, облокотившись о машину.
- Сейчас съезжу, поговорю с одной женщиной, - кивнула я, - менеджером того отеля. Хочешь, поехали вместе.
- Поехали, - улыбнулся он, и уселся на сиденье рядом, а я тронулась с места. Съехав вниз с опасного участка, я прибавила скорость.
- Очень красивый дом, - сказала я, глядя на проносившуюся мимо зелень, - что за знакомые такие?
- Да есть одни, - хмыкнул Дима, улыбаясь, - да только, если честно, то этот дом уже мой. Я его у них купил.
- Знаешь, я почему-то не удивлена, - хмыкнула я, - что-то такое я и подозревала после того, как ты мне дал ключи от этой машины.
- Любопытно, что привело тебя к этому умозаключению, - Дима продолжал нахально улыбаться.
- Машина, - спокойно ответила я, - если бы она была чужая, ты вряд ли меня пустил за руль. Сам же знаешь, какая я лихачка. А зачем тебе машина в стране, где у тебя нет жилья?
- Да уж, - пробормотал он, - проницательна, ничего не скажешь. И умна.
- А ты сомневался? – усмехнулась я.
- Ну, не то, что бы... – и он расхохотался, посмотрев на меня.
- Я тебя сейчас стукну, - пообещала я, - и ещё, если даже и так, то какой смысл пригонять её в этот дом? Причём не её одну! Утром, я видела, ты уезжал на чёрном «Астон Мартин», а в гараже ещё стоял серебристый «Порше», на котором мы ездили гулять, и красный «МакЛарен». Ты, Дим, ненормальный. Форменный псих! Зачем тебе четыре спортивных машины?
- Развлекайся, дорогая, - ухмыльнулся он, - а, если честно, то ты сама дала мне надежду на совместное будущее. Поэтому я купил дом, для тебя машину, о которой ты мечтала. Хотел красную, но не нашёл, а перекрашивать не стал, только внешний вид бренда портить. Поэтому взял тебе ещё и «МакЛарен», себе «Астон Мартин», а «Порше» возить гостей.
- Ох, Димка, - простонала я, - что с тобой делать! – у меня сердце сжалось от всего этого. Он надеется, что я буду с ним...
Купил дом моей мечты, машину моей мечты, а я всё ещё в раздумьях... Я ведь ещё и сама не знаю, как поступить.
- Я знаю, что Макс хочет с тобой обвенчаться, - медленно сказал Дима, - а Леонид Филиппович даже со священником уже договорился...
- Что!? – дико вскричала я, от неожиданности чуть в столб не въехав, - с каким ещё священником?
- А ты что, разве не в курсе? – оторопел Дима, - они тебе не сказали?
- Без меня меня женили! – рявкнула я, так вцепившись пальцами в руль, что костяшки пальцев побелели, - причём буквально! Что за самоуправство!
- Слушай, скажи мне по-нормальному, что ты хочешь? – вдруг рассердился Дима, - ты хочешь быть со мной?
- Больше всего на свете, - не раздумывая, ответила я.
- Так я всегда готов, - кивнул он, - в чём проблема?
- Сам знаешь, - медленно, слегка растягивая слова, произнесла я, - как откроешь мне свои тайны, поговоришь со мной откровенно, я буду с тобой. Всё просто, милый. Один только разговор. И будет тебе и сын, и ещё одна дочка...
- Я подумаю, - кивнул он, - пожалуй, я сейчас, как никогда, близок к тому, чтобы разрушить перед нами все преграды. Главное, чтобы потом не было последствий.
- Что за последствия? – подозрительно поинтересовалась я, косясь на него.
- Я попробую их ликвидировать, - задумчиво произнёс он, - попробую решить вопрос миром. Почему-то я сейчас отчётливо ощущаю, что, если потеряю тебя, то потеряю навсегда. Церковь даёт разводы, но это не то... Он будет первым, с кем ты пойдёшь к алтарю! Да и развод перед богом… что это за развод-то такой... нет, милая, я хочу быть твоим единственным супругом перед всевышним. Я обещаю, что сделаю всё возможное, по крайней мере, до твоего венчания. Не хочу, чтобы это случилось.
- Уж постарайся, - проворчала я, а он рассмеялся.
- Ты такая красивая, - весело воскликнул он, - и это платье тебе очень идёт.
Я невольно усмехнулась, посмотрев на подол своего яркого оранжевого платья. Да, платье шикарное.
Любую другую девушку подобный цвет приведёт в неописуемый ужас, но только не меня. Юбка летящего фасона, Y-образный вырез, и ленточки образующие бретелю-петлю.
Элегантно и стильно. А довершают образ изящные лодочки на высокой, тонкой шпильке, тоже оранжевые, то бишь, подобранные в цвет платья.
- Где ты договорилась с ней встретиться? – спросил Дима, когда мы уже подъезжали к отелю.
- Она просила позвонить, как подъедем, - сказала я, и, припарковавшись, вынула мобильный. Аделфа ответила почти сразу.
- Здравствуйте, - выдохнула она, - я вижу вас, вы с каким-то мужчиной сидите в спортивной машине. Я сейчас подойду к вам, - и она отключилась, а я, расправив подол платья, убрала мобильный в сумочку.
- Она идёт, - сказала я, увидев выходящую Аделфу.
Женщина замерла, пережидая поток машин, и, едва она сделала несколько шагов по проезжей части, как, откуда ни возьмись, появилась чёрная машина. Это был шикарный «Мерседес», блестящий и красивый. И он на огромной скорости наехал на Аделфу.
Женщина взлетела вверх, взмахнув руками, а потом приземлилась на тротуар. С моих губ тот час сорвалось ругательство, не слишком пристойное, и я, выскочив из машины, со всех ног бросилась к ней, насколько это вообще возможно на шпильках.
Вокруг женщины уже собралась толпа, мне пришлось проталкиваться, чтобы протиснуться к ней, не обращая внимания на возмущение.
- Аделфа! – ахнула я, присев на корточки около неё, и она схватила меня за руку.
Она закашлялась, на губах и подбородке была кровь.
- Мою доченьку, - прошептала она, - Лиссу, спасите её. Иначе они... они... – она прерывисто задышала, закатив глаза.
- Дима, - вскрикнула я, посмотрев на него снизу вверх.
- Я вызвал врачей, - сказал он, - спокойно, - и резко поставил меня на ноги.
- Эвива, - вдруг прохрипела Аделфа, открыв глаза, а я резко повернулась к ней, - аукционный дом «Верейнс»... Алек... – и теперь уже точно потеряла сознание.
В этот момент подъехала машина «Скорой», а Дима схватил меня за руку, и во всеобщей сутолоке втолкнул в холл отеля.
- Офигеть! – простонала я, - а нас не вычислят?
- Не должны, - раздражённо воскликнул он, - да и потом, чего ты так волнуешься? Единственный, чьего гнева ты опасаешься, твой законный муж, а всё остальное туфта. В конце концов, если засекут, скажем, куда звонить, Антон Антонович всё разрулит.
- А Макс? – почти простонала я.
- А Макса я возьму на себя! – хохотнул Дима, - двину ему, и твой дражайший супруг остаток отпуска пролежит в отключке. Как тебе вариант? А мы с тобой бандитов поймаем, а заодно рожек твоему муженьку нарастим поветвистее.
- Молодец! – я хрюкнула, и залилась смехом, - всё в шутку перевёл!
- А то! – усмехнулся он, - ну, чего ты нервничаешь? Если он начнёт кричать, я его с ходу так отбрею, что мало не покажется. А, если не дойдёт, по звёздочке на каждый глаз прилеплю, долго будет ими любоваться!
- А, как надоест любоваться, опять начнёт со мной отношения выяснять, - кивнула я, - только, боюсь, на этот раз всё перерастёт в скандал.
- С каких пор тебя скандалы волнуют? – прищурился Дима, - я не слепой, прекрасно вижу, что происходит.
- И что же ты видишь? – внезапно рассердилась я, - ясновидящий ты мой!
- Например, что Макс уже вторую ночь стоит на балконе у запертых дверей твоей спальни, - вкрадчиво сказал Дима, - и это означает только одно...
- Что, что это обозначает? – пуще разозлилась я, на этот раз из-за его наблюдательности.
- Да не хочешь ты его! – рявкнул Дима, - и в постель свою не пускаешь! Ну, успокойся! Что ты разошлась? Эй, что с тобой?
Что со мной, я и сама ответить не могла.
Голова внезапно закружилась, и, если бы Дима вовремя меня не поддержал, точно упала бы. В ушах слегка звенело, и я, едва обрела равновесие в глазах, со всех ног бросилась в уборную.
Благо, у них тут есть общие. И даже с указателями, куда идти.
Придерживая рукой косу, я согнулась над раковиной, чувствуя, как желудок выворачивает наизнанку.
Потом, набрав в рот немного воды, я её выплюнула, и плюхнулась на холодный кафель, чувствуя, как по лбу стекают капли пота. С трудом встав, я посмотрела на своё отражение.
Краше в гроб кладут!
Бледная, как смерть, если ещё сильнее побледнеть вообще возможно, поскольку я по природе своей очень бледная. Под глазами тёмные синяки, как от недосыпа, отчего большие чёрные глаза стали ещё больше, слегка осунувшееся лицо... Коса расплелась, смоляные локоны чуть ниже талии разметались. Я больше походила на привидение, на ведьму на помеле, на вампиршу... Вообщем, хорошего мало.
- Эй, как ты? – заглянул в уборную Дима, - всё нормально?
- Фиг его знает, - вздохнула я, помотав головой, и почувствовала, как его тёплая ладонь легла мне лоб.
- Может, ты беременна? – предположил он.
- Нет, я не беременна, - вздохнула я, положив голову ему на рельефную грудь.
- Ты уверена? – волновался он, - мне совсем не улыбается, чтобы ты от мужа опять рожала.
- Не волнуйся, - хмыкнула я, - есть некоторые физиологические признаки, по которым быстро можно определить беременность. И я тебе со стопроцентной уверенностью говорю, я не беременна.
- Что ж, хорошо, - кивнул он, обнимая меня, и я, вдохнув, закатила глаза, и ухнула в чёрную яму. В чувство меня привела ледяная вода, которая полилась мне на лицо.
- Что со мной? – простонала я, увидев обеспокоенное лицо Димы и растерянное девушки с ресепшен, и потёрла пальцами виски.
- Ты сознание потеряла, - сказал Дима, - что происходит? Может, тебе стоит обратиться к врачу?
- Нет, не стоит, - возразила я, вдохнув побольше воздуха, - это просто нервное перенапряжение, - хотя я отлично понимала, что это стресс. Стресс из-за постоянных беспокойств по поводу моего гипотетического венчания, из-за неопределённости в отношении Димы и Макса.
Эта ситуация мне уже все нервы истрепала, так что обмороки не удивляют.
- Только, оказавшись на курорте, ты стала падать в обмороки, - кивнул Дима, - мне это не нравится.
- Ничего, - я пару раз моргнула, обретая равновесие, а потом сконцентрировала взгляд на испуганной девушке. Она явно не понимала ни слова из того, что мы тут говорили. А я вспомнила, для чего мы вообще сюда пришли.
- Простите, а как вас зовут? – я заговорила по-английски.
- Делия, - ответила она, и участливо поинтересовалась, - вам лучше?
- Да, спасибо, - кивнула я, - а скажите, Делия, вы хорошо помните день, когда тут убили русского бизнесмена Евгения Лосева?
- Помню, - кивнула девушка, на её лице появилось встревоженное выражение, - а что?
- Мы прибыли из Москвы, чтобы помочь в расследовании, - сказала я, - не совсем официально, но так даже проще. Помогаем матери пропавшей девушки.
- Это понятно, - кивнула Делия, её лицо стало задумчивым, - я помню Арину, очень дерзкая и капризная. Она постоянно кричала на горничных, не давала чаевых... Но она исчезла сразу после смерти Евгения, куда, неизвестно.
- Воспроизведите день, когда всё произошло, - попросила я, - это важно.
Делия опустилась в кресло напротив диванчика, на котором я сидела, и стала припоминать.
Она сама всё время была на своём рабочем месте, но именно она обратила внимание на странного человека, не то девушку, не то парня, проскользнувшего мимо неё. Непонятная фигура, одежда унисекс, которую носят и девушки, и парни.
Делия хотела остановить бесполое существо, чтобы установить половую принадлежность, и цель визита, но её отвлекли.
Одна дама средних лет, француженка с очаровательным йоркширским терьером устроили небольшой переполох.
Милый, славный, спокойный йорк вдруг цапнул свою хозяйку за запястье, а та закатила целый спектакль, требуя врачей.
Доктора прибыли мгновенно, оказали первую помощь женщине.
В суматохе все забыли про собаку, а потом обнаружили на полу за креслом. Француженка стала кричать, что её собачку убили, а потом лишилась чувств. А оказалось, что псинка просто спит. Да так, что проснулась лишь через несколько часов.
А, когда девушка вспомнила про странного посетителя, его и след простыл.
Лосева обнаружила горничная Кассандра, она тут же подняла крик, а потом отель наводнила полиция, стала всех опрашивать...
Владелица отеля, Аделфа Иоанниди, очень боялась, что из-за произошедшего поток туристов схлынет.
- Кто? – изумилась я, - но ведь вы сказали, что она менеджер!
- Да, - смутилась Делия, - я действительно звонила менеджеру, и она сказала, что сейчас подойдёт, но спустилась хозяйка. Я думала, она сама вам это сказала. Разве, нет?
- Нет, не сказала, - процедила я, - не успела, почему-то очень испугалась. Я дала ей телефоны, она позвонила, мы ждали её в машине через дорогу, но её только что-то сбили...
- Что? – вскрикнула девушка, дёрнувшись, - когда?!
- Да только что, - растерянно спросила я, - ты что, не в курсе?
- До отеля ещё слух не дополз, - усмехнулся Дима, а потом посмотрел куда-то в сторону, - ну, почти дополз.
Мы дружно посмотрели в указанном направлении, и увидели двух полицейских, появившихся в дверях.
- Слушай, отведи нас к этой горничной, Кассандре, - быстро попросила я, - мне с ней переговорить надо.
Делия кивнула, быстро встала, и повела нас к лифту. Я удивилась, разве ей можно оставлять свой пост, но, обернувшись, увидела ещё одну девушку, стоявшую на ресепшен.
Взгляд девушки почему-то был устремлён в нашу сторону, но был какой-то напряжённый. Я ступила в лифт, вслед за Димой и Делией, которая нажала на кнопку, дверцы лифта сошлись, и я забыла про напряжённый взгляд девушки.
- А ничего, что стойка осталась пустой? – спросил вдруг Дима, озвучив мои мысли, - а, если опять какой неизвестный убьёт кого-нибудь?
- Там Ксантия осталась, - ответила Делия, дверцы лифта разъехались, и мы вышли на третьем этаже.
Делия уверенно пошла вперёд, мы за ней. Девушка остановилась около одной из дверей и толкнула её. Внутри пылесосила женщина средних лет со стрижкой на волосах.
Увидев нас, она прекратила своё занятие, и вопросительно посмотрела на Делию. Та стала ей что-то растолковывать на родном языке, Кассандра закивала, а потом повернулась к нам.
- Что именно вы хотите узнать? – обратилась он ко мне на английском.
- Вы обнаружили тело Евгения? – спросила я.
- Да, это я, - кивнула женщина.
- И во сколько это было?
- Где-то около часу дня, - задумчиво сказала Кассандра, - мисс Арина всегда спала до двенадцати, и очень сердилась, если её рано будили. Две горничные получили выговор из-за неё.
- И вы нашли Евгения в номере? – продолжала допрос я.
- Нашла, - Кассандра скривилась, - страх просто! Вместо лица сплошное месиво, оружие валяется рядом, а в комнате бардак.
Все вещи убитого разворочены, техника поломана... Полиция стала искать его сожительницу, да только её и след простыл. Да она это, больше некому.
- Откуда такая уверенность? – заинтересовалась я.
- Так они ужасно поругались накануне, - воскликнула Кассандра, - он её обвинил, что она у него огромную сумму украла. А она, как только его не называла! Ругань стояла просто ужасная! Говорила, что деньги не отдаст, потом началась потасовка, визг, судя по звукам, они подрались. Потом Арина вылетела из комнаты, пронеслась мимо меня, как метеор, а в дверях появился Евгений. Он нос платком зажимал, который был весь красный, в крови, наверное...
- Погодите, - я потрясла головой, - вы что, знаете русский?
- Я? – изумилась Кассандра, - откуда бы? Зачем мне знать этот ужасно трудный язык?
- Так как же вы разобрали, что они кричали? – спросила я, - на каком языке они ругались?
- На английском, конечно, - кивнула Кассандра.
- А вы сказали об этом полиции? – спросила я, - о том, что они ругались на английском?
- Нет, не сказала, - мотнула головой женщина, - а надо было?
- Да, думаю, и не надо, - вздохнула я, размышляя, - они не поймут, да и не станут понимать, - а сама посмотрела на Диму.
Думаю, он тоже понял, что что-то не так.
- Делия, - повернулся Дима к девушке, - а кто приходил к Лосеву, вы не видели? Или к Арине?
- К Арине никто не приходил, - помотала головой та, - во всяком случае, я не видела. Она спала полдня, потом уходила, а с ней я никого не видела. Иногда сидела на шезлонге на крыше у бассейна, особенно, когда в море отлив.
- А вы? – я повернулась к горничной, - как вы повели себя, когда нашли тело?
- Да я сначала ужаснулась и застыла в дверях, - сказала Кассандра, - потом крик подняла, сбежался народ, две другие горничные. Вызвали полицию. Те стали спрашивать, видели ли кого постороннего.
- Вы сказали про постороннего полиции? – повернулась я к Делии.
- Да нет, забыла, - смутилась она, - наверное, надо им позвонить.
- Не думаю, что это им как-то поможет, - протянула я, - тем более, мотив налицо, Арину ищут. Не надо звонить, сами разберёмся.
- Так наверняка она убила, больше некому, - пожала плечами Кассандра.
- Не надо торопиться с выводами, - веско сказала я, - кто знает, как дело потом обернётся.
Отель мы покинули через чёрный ход, Делия провела нас вниз, чтобы мы не столкнулись с полицией. Потом с ними пообщаемся. К тому же я хотела есть.
Сбегая из дома, я на ходу слопала батончик мюсли, и настроение у меня от этой, с позволения, еды, не поднялось.
Я хочу овсяной каши и кусок запечённого мяса!
Убедительно попросив Делию не говорить о нас полиции, мы вышли на улицу за зданием отеля, и Дима осторожно взял меня за руку.
- Ты как? – спросил он, - больше не мутит?
- Нет, - улыбнулась я, - кажется, я в порядке. Только есть хочется. Поехали домой.
- Поехали, - кивнул он, - или купить тебе мороженое?
- Мороженое? – я на секунду задумалась, - да, мороженое можно. Шоколадное.
Утро было весьма свежее, а устроились мы на самом сквозняке, за одним из столиков, выходящих на тротуар. От мороженого и ледяного апельсинового сока пробрало до косточек.
- Что, конфетка, предполагаешь, что они и не ругались вовсе? – усмехнулся Дима, ковыряясь ложечкой в мороженом.
Для чего он его себе заказал, неясно, он ведь сладкое вообще не ест! Я оторвалась от созерцания его манипуляций, а именно, попыток при помощи чайной ложечки превратить мороженое в коктейль, и молча кивнула. А Дима продолжал издеваться над мороженым.
- Будешь? – спросил он, вдруг пододвинув мне свою вазочку, увидев, что своё я почти умела.
- Буду, - кивнула я, - а ты чего? Для чего ты его вообще заказывал?
- Сам не знаю, - хмыкнул он, - думал, что смогу съесть. Так, за компанию, - и хитро улыбнулся, - если у нас родится сын, обязательно проделаю удавшийся фокус, скормлю ему трёхлитровую банку мёда!
- Ага! – кивнула я, ухмыльнувшись, - вот только-только он родится, и экспериментируй! Любопытно, что скажет педиатр! Вот дурак-то!
- А чего дурак-то? – прищурился Дима, - зато сладости не ем, а они вредны для здоровья.
- Только не спорь опять, ладно? – простонала я, - мне так надоело твоё нытьё по поводу моего поедания конфет!
- Представляю, - кивнул он, нахально ухмыляясь, - впрочем, из всех твоих вредных привычек, эта самая безобидная!
- Пожалуй, - согласилась я, - а ты что, тоже подумал, что скандал подставной?
- А фиг его знает, - пожал плечами Дима, прихлёбывая сок, кислый, как не знаю что, наверняка свежевыжатый, - но то, что они ругались на английском, весьма странно. Это ведь равносильно, если бы мы с тобой ругались на испанском.
- Ну, испанский я ещё знаю не настолько, чтобы соревноваться с тобой в ругательствах на данном языке, - протянула я, - но именно в этом и есть вся соль. Вряд ли они настолько знают английский язык, чтобы в пылу ссоры выяснять на нём отношения. Глупо, знаешь ли, двум русским людям, знающим язык в общих чертах, устраивать на нём скандал. Значит, это был спектакль для других.
- Но зачем? – задумался Дима, - я категорически не понимаю.
- Хотели показать кому-то, что они в ссоре? – вздохнула я, - а этот кто-то, воспользовавшись этим, убрал Евгения. Слушай-ка, друг милый, а преступление-то приобретает частный характер!
- Я подумал о том же, - кивнул Дима, - вероятно, ты была права, когда говорила, что кто-то просто имитирует мафиозные разборки, чтобы запутать следствие.
- И ты это только сейчас сообразил? – фыркнула я, - вот умник! А Алиса? Все девочки и Лосев связаны между собой!
- А ты у нас прямо ума палата! – рассмеялся Дима, - всё сообразила и поняла!
- Кстати, - заулыбалась я, - взорвать Лосева пытался какой-то умник, разбирающийся в химии. Там какое-то соединение в этой взрывчатке, странное, даже спецы Антона Антоновича в ступоре. Я так понимаю, новый вид взрывчатки, до сих пор нигде не проявившийся. Умельцы, блин! Представляешь, сколько они не искали, откуда пропали химикаты, так ничего и не нашли.
- Дивно, - процедил Дима, слегка задумавшись, - а что насчёт Алисы?
- Насчёт Алисы выяснит Ася, - сказала я, аккуратно подбирая ложечкой остатки мороженого, - я с ней уже договорилась. Но у нас есть зацепка!
- Какая? – удивился Дима.
- Забыл? – я вздёрнула брови, - ведь Аделфа сказала – аукционный дом «Верейнс»!
- А, точно, - кивнул он, - когда едем? Сейчас? Потом вряд ли получится, тётя Нуца музеев жаждет, а допросы её вряд ли обрадуют!
- Поехали сейчас, - согласилась я, - а то действительно, они нам кислород перекроют. Только где он находится?
- В Лондоне, - выдал Дима, и, увидев моё вытянувшееся лицо, рассмеялся, - но здесь наверняка есть филиал.
- Я так понимаю, организация международная, - протянула я, - раз имеются филиалы.
- Сейчас выясним, - Дима вынул мобильный, и стал куда-то звонить. И он моментально выяснил адрес данной организации, а так же то, что она действительно международная.
- Основной офис в Лондоне, а здесь лишь филиал, - пояснил он, - есть филиалы во Франции, Италии, Бельгии и Америке. А принадлежит... Угадай с трёх раз! Ни за что не догадаешься!
- Не томи! – строго велела я.
- Аделфе Иоанниди! – с усмешкой сказал Дима, а я чуть со стула не упала.
- Вот дела, - пробормотала я, - чего ж она нас туда отправила? Может, бред какой? Хотя, со временем я стала понимать, что довольно часто в таких ситуациях человек говорит совершенно ясно, и правду. Пошли, порасспросим о хозяйке. Клиентами прикинемся.
- Ага, конечно, - саркастически заметил Дима, - знаю я твои прикидывания! Кредитка вроде с собой! Рванули.
Меня, конечно же, душил хохот. Да, он отлично меня знает.
И, оказавшись на торгах, я обо всём на свете забыла. Сейчас поговорить с кем-либо из персонала не представлялось возможным. Шёл аукцион, большинство сотрудников находилось в зале, а остальные сновали по коридорам, как вспугнутые белки. Все, кого мы пытались остановить, отнекивались, и уносились в неизвестном направлении.
И тогда я заманила Диму на аукцион.
В зале было довольно много коллекционеров, некоторых я даже знала, частенько встречаю их на аукционах в Москве.
Сегодня с молотка должна была уйти старинная статуэтка, на мой взгляд, совершенно отвратительная. Тут я молча наблюдала за торгами, но, когда выставили чудесное пейзажное полотно, удержаться не смогла.
- Куда? – зашипел Дима, когда я в очередной раз вскинула руку с табличкой, - с ума сошла?
- Что – денег жаль? – ухмыльнулась я, - между прочим, для нашего дома, если он будет нашим!
Дима мгновенно отпустил руку, и не сказал более ничего, пока я из зубов выдирала умопомрачительный браслет, золотой, но очень изящно выполненный.
Сплошь ажурно-кружевные переплетения с витиеватыми подвесками, золотые серёжки-подвески, а так же крупный перстень, усыпанный камнями – рубинами, изумрудами, сапфирами, аметистами и жёлтыми бриллиантами.
Дима же приобрёл себе старинный кинжал, инкрустированный изумрудами.
Когда мы расплатились и вышли в коридор, вслед за нами вышла женщина лет сорока, очень элегантно и стильно одетая.
- А вы цепкая штучка, - неожиданно сказала она, - госпожа Миленич, если не ошибаюсь?
- Верно, - кивнула я, разглядывая совершенно незнакомую мне женщину, - а разве мы знакомы?
- Незнакомы, - кивнула она, - но я вас много раз видела на аукционах, и вы всегда умудряетесь забрать самые лучшие вещи, при чём, не считаясь с ценой.
- Я люблю красивые безделушки, - улыбнулась я.
- Главное, знаете в них толк. И не только в ценности, но ещё и руководствуетесь хорошим вкусом. Недаром вы проигнорировали эту ужасную статуэтку. Я буду только рада, если вы станете нашим частым покупателем.
- А вы сотрудник данного учреждения? – обрадовалась я.
- Да, я занимаюсь организацией торгов и работаю с клиентами, которые приносят вещи на продажу. В Москву часто езжу, и на одном аукционе видела вас. Меня зовут Алексис Лаксанис.
- Очень приятно, - кивнула я.
- Дмитрий Северский, - представился Дима, галантно поцеловав женщине руку, а та побледнела. Даже лицо вытянулось.
- Тот самый Северский? – ошеломлённо воскликнула она, - или я что-то путаю?
- Нет, не путаете, - улыбнулся Дима, вполне довольный её реакцией, - хотя, смотря что, вы имеете в виду. Я не представитель шоу-бизнеса.
- Вы один из самых богатых людей мира, - пролепетала она, - с ума сойти! И вы просто так разгуливаете, без охраны...
- Я это не люблю, - хмыкнул Дима, улыбаясь.
- Боже! – выдохнула Алексис, и, совладав с собой, хрипло сказала, - надеюсь, вы тоже станете нашим частым клиентом.
- Это ни к чему, - ухмыльнулся Дима, - моя возлюбленная, - он кинул на меня многозначительный взгляд, - сама ловко справится.
Умело распотрошит мне кредитки, обустраивая наш дом. Правда, милая? – а я фыркнула.
- Смотри, опустошу тебе пару счетов! Посмотрим, что ты тогда мне скажешь!
- Ничего, переживу.
- А вы? – повернулась я к Алексис, - вы не можете нам помочь? Нам нужно поговорить об одном человеке.
- Да, конечно, - кивнула она, - но о ком?
- О вашей хозяйке, Аделфе Иоанниди, - сказала я, и, понизив голос, добавила, - её сбили около часа назад.
- Как? – ахнула Алексис, приложив руку к груди, что отдавало театральщиной, - как это?
- Мы можем поговорить в тишине? – вкрадчиво спросила я.
- Да, пойдёмте, - сказала она посиневшими губами, двинулась по коридору, а мы за ней.
Алексис завела нас в красивый и просторный кабинет, указала ладонью на квадратные офисные кресла около большого стола, а сама устроилась на чёрном вертящемся стуле.
Мы уселись, а Алексис, глядя в упор на меня небесно-голубыми глазами, теребила пальцами белокурый локон, выбившийся из строгой «улитки».
- Что вы такое говорите? – сдавленно прошептала она посиневшими губами, - что с Аделфой? Она жива?
- Не знаем, - вздохнула я, - когда подъехала «Скорая» и полиция, она была без сознания. Только выпалила что-то про дочь и про аукционный дом, а потом потеряла сознание.
- Какой ужас... – протянула Алексис, и, словно опомнилась, - ох, просто слов нет... Кому она могла так насолить, что её сбили?
- А дочь? – спросила я, - что с её дочерью?
- Что? – Алексис, словно очнулась, - с какой дочерью?
- Она просила спасти свою дочь, Лиссу, - сказала я, пристально вглядываясь в лицо женщины, на котором явственно читалась растерянность.
- Дочь? Лисса? – с непередаваемым выражением ужаса переспросила женщина, - вы ничего не путаете?
- Нет, - вот тут и я растерялась, - а что такое?
- Но у Аделфы нет дочери, - тихо проговорила она, - точнее, была когда-то, но бедную Мелиссу украли в младенчестве, доставив её матери немало горя. Наверное, рассудком помутилась...
- Наверное... – неуверенно протянула я, размышляя над данным фактом.
- Да, но, тем не менее, дела давно минувших дней, - задумчиво произнесла Алексис, - ужасно, что вам пришлось стать свидетелями этих событий... Бедняжка... Она в последнее время была сама не своя.
- А, может, тому была причина? – задумчиво протянула я, - может, ей что-то стало известно о её пропавшем ребёнке? Как так получилось? Ну, что малышку украли?
- Совершенно дикая история, - воскликнула Алексис, - оглушили камнем в парке, когда она гуляла с девочкой, а Мелиссу унесли. Вероятно, преступник думал, что убил её, но Аделфу вовремя увидела гуляющая там парочка. Она пришла в себя, даже память не пострадала, а потом погрузилась в отчаянье. Николас очень любил Аделфу, да и сейчас любит. Он пытался помочь жене справиться с отчаяньем, при этом преодолевая собственное. А потом решил, что им надо завести ещё одного ребёнка, что это поможет им отрешиться от случившегося. Она родила сына, но он умер через год, излишне живой ребёнок упал с балкона второго этажа. А потом... потом... – Алексис запнулась, - Аделфа и Николас уехали в Америку. Перед этим она попыталась вскрыть себе вены, но попытка оказалась неудачной, и Николас увёз её, - она на секунду опять притихла, - вернулись они лишь через пять лет, с двумя близнецами, мальчиками, Дэймоном и Эйсоном. Но около них всегда находилась прислуга, няни и охранники не спускали с них глаз. Сейчас им по четырнадцать лет.
- Вы их давно знаете, - ни сколько вопросительно, сколько утвердительно проговорила я.
- Да, достаточно, - кивнула она, и в этот момент её телефон ожил, - извините, но это надолго, - и она взяла с поверхности стола мобильник.
- Ничего, - я махнула рукой, - мы пойдём.
- Всего доброго, - и затараторила на греческом, приложив трубку к уху.
Около двери стоял шкаф со стеклянными дверцами, и, выходя, я увидела в стекле выражение лица Алексис.
С её красивого лица слетела дружелюбность, голубые глаза показались мне ледышками, колючими и неприятными, как у дохлой рыбы. Жестокие и безразличные, иначе и не скажешь.
Похоже, эта женщина – деловая бизнесвумен, умело перевоплощается из обычного человека в хваткую начальницу.
- Что скажешь? – прошептал мне Дима.
- На улице, - так же тихо ответила я, - давай сначала получим наши покупки. А обсудим потом.
Он расплатился за покупки, холст, вынув из рамы, нам свернули и положили в тубус, драгоценности в шкатулочки, и мы уселись в машину. До автомобиля нас сопровождал охранник.
- Итак? – посмотрел на меня Дима, когда мы летели по направлению к дому.
- Не знаю, - задумчиво сказала я, - на мой, сугубо дилетантский взгляд, она была неискренна. С другой стороны, мы ведь ей не представились частными сыщиками. Для неё мы просто свидетели случившегося, которым что-то набормотали про аукционный дом. Зачем ей откровенничать?
- Да, верно, - кивнул Дима, - мне она тоже мутной показалась, и ещё один момент... Когда она поняла, что видит перед собой самого завидного жениха Европы, с ней случился настоящий шок. А шок от сообщения, произошедшего с её начальницей, был каким-то искусственным.
- Ты тоже заметил, - удовлетворённо кивнула я, - я сама подумала, что театральщиной отдаёт. Но, вполне вероятно, она всё ещё была в шоке от тебя, потому и не отреагировала должным образом.
- Может быть... – протянул Дима, взгляд его чёрных глаз был задумчив.
- Что-то не так? – спросила я.
- Да нет, просто думаю, - покачал головой Дима, - сразу столько ниточек, но каких-то тоненьких. Куда ж девалась Арина? Из страны она не выезжала, это я знаю точно, специально выяснял. Её могли убить, а тело скинуть в воды морские, и ищи-свищи.
- Замолчи, - строго велела я, - не хочу этого слышать.
- Конфетка моя, ну, ты же не страус, и не частное лицо, чтобы голову в песок зарывать. Ты сыщик, пусть и любитель, а, значит, должна продумывать все варианты. Нельзя, чтобы эмоции взяли над тобой верх, иначе это затуманит твоё сознание, не даст мыслить здраво.
- Где ты этого нахватался? – рассмеялась я, - сильно смахивает на криминалистическую психологию.
- Так оно и есть, - кивнул он, - так, почитал на досуге любопытные книжки.
- Дашь мне почитать? – спросила я, не отрывая взгляда от дороги.
- Что? Заинтересовалась? – хмыкнул он.
- Ага, - с довольным видом кивнула я, - просвящаться никогда не поздно.
- Это верно, - усмехнулся Дима, рассмеявшись, - а насчёт МГИМО? Поступаешь?
- Поступаю, - кивнула я, - а что делать? А то эти кретины из ассоциации журналистов могут крепко мне имидж подпортить. И какого лешего им надо?
- Ева, счастье моё, не куксись, - ухмыльнулся Дима, - не хотел тебе говорить, но это дело рук Архангельцева.
- Что? – дико вскричала я, - что ты сказал?
- Это не я сказал, а один человечек из этой ассоциации. Ты что думаешь, этот прохвост когда-нибудь уймётся? Как бы, не так! Пока до ручки не дойдёт, не успокоится, или, пока кто-нибудь его не успокоит.
- Отличная перспективка, - проворчала я, - вот скот-то! А знаешь, Дим!
- Что! – повернулся он ко мне.
- Мало мне двух высших, - улыбнулась я, - поступаю заочно на факультет международной журналистики, как и решила, заочно в МГУ на факультет юридической психологии, и очно в Европе, тоже на факультет психологии.
- Круто! – расхохотался Дима, - по-нормальному мы не можем! Нам надо сразу три института, один хлеще другого! Ты это, спокойнее, радость моя. Притормози.
- Нет, а чего? – возмутилась я, - там, глядишь, книжку какую напишу по психологии.
- Это, конечно, замечательно, - скривился Дима, - но надо же понятие иметь! Как ты всё успеешь?
- Успею как-нибудь, - вздохнула я.
- Вот ненормальная! – возмутился он, и вдруг странно замер в кресле пассажира.
- Что-то не так? – удивлённо спросила я.
- Да нет, милая, - протянул он, - всё именно так, именно так, как надо. Слушай, а ты не хочешь поступить в Гарвард?
- Куда? – оторопела я.
- В Гарвард, - он повернулся ко мне. Я ошеломлённо косилась на него, стараясь не упускать из виду дорогу, и, в тоже время, пытаясь понять: издевается он надо мной в своей обычной шутовской манере или это он говорит всерьёз.
Гарвард? Он что, совсем спятил? Какой Гарвард? Он бы ещё Оксфорд или Кембридж предложил!
- Дим, это сумасшествие, - обрела я, наконец, дар речи, - как ты это себе представляешь? Там жить надо... А мне что ж, семью бросать?
- Ты и так её бросишь, если уйдёшь ко мне. Будем жить на несколько стран, будешь учиться, карьеру делать, детей рожать...
- Вот теперь ты взваливаешь на мои хрупкие плечи слишком многое, - вздохнула я, - и потом, кто ж меня туда примет? В Гарвард-то!
- Не беспокойся, любовь моя, примет, - каменная маска вдруг слетела с его лица, уступив место безмятежности, - я позабочусь об этом.
- Дим, - с тоской произнесла я, - это же глупость. Зачем всё это?
- Ладно, оставим пока этот разговор, - вздохнул он, - но, уговорить тебя, надежды не оставляю.
- Зря, - засмеялась я, - это, знаешь ли, глупо. Я поступаю в один из самых лучших университетов России, который имеет международные связи.
- И меня это изрядно напрягает, - вдруг признался Дима, - а если тебя отправят делать репортажи в «горячие точки»? Как-то некомфортно, знаешь ли. Почему бы тебе не поступить в МГУ? Генрих посодействует.
- Так ты обо мне переживаешь, - улыбнулась я, - милый, ну, что ты! Я всё буду делать с умом. Тем более, я и так постоянно во что-то влипаю, будто мне историй мало. И вообще... Представь, что будет, если я в Америке влипну во что-нибудь? Проблем будет необоримо! Английский я знаю, факт, но зачем же доводить до абсурда?
- Просто это нужно мне, - вдруг тихо сказал Дима, а потом махнул рукой, - позже разберёмся. Если мне удастся приподнять завесу тайны, тогда ты всё поймёшь.
- Надеюсь, - проворчала я, - а то я уже ничего не понимаю! Закружил мне голову, а потом чего-то хочет! Сначала объясни! А потом поговорим! Надеюсь, мы с тобой договорились?
- Договорились, - кивнул он, а я прибавила скорости.
Во дворик мы почти влетели, но, въехав в гараж, увидели, что «Порше» отсутствует. Кто, интересно, уехал?
Оказалось, уехали все. Записка, написанная Максом, и прикреплённая магнитиком к холодильнику, сообщала, что они ушли на пляж. Что ж, пусть жарятся.
В кастрюльке я нашла ещё тёплую овсянку, а в плетёной корзинке булочки, источающие упоительный аромат.
Из любопытства я открыла один из ящиков, и ахнула, увидев ровные ряды коробок.
- Корнфлекс? – удивлённо спросила я, посмотрев на Диму.
- Просто я предупредил домработницу, что мы приедем, вот она и запаслась, понятия не имея о наших предпочтениях на завтрак.
- Ясно, - улыбнулась я, - наверняка наши предпочтения были для неё в диковинку, - и взяла коробку с шоколадными «колёсиками».
Вскрыв, я взяла парочку и отправила в рот. А ничего, вкусно.
- Ещё как в диковинку, - усмехнулся Дима, - и что это мы едим? А как же здоровый образ жизни?
- Уймись, - засмеялась я, захрустев новой порцией корнфлекса, - полезного в них мало, всё иссушили и прессом выдавили, но и не особо вредные.
- Однако Василинку ты вряд ли кормить ими станешь, - усмехнулся Дима.
- Верно, - кивнула я, - не стану, да она и не станет. Ира, когда Василинка поесть попросила, дала ей хлопья с молоком, а та есть не стала. Пришлось Ире варить кашу.
- Даже странно, - засмеялся Дима, - дети от этого тащатся. Современная молодёжь супов и вторых блюд не признаёт, в том числе и кашу, им подавай крекеры дурацкие, чипсы, орешки, пресловутый корнфлекс...
- Это, с каких пор, ты себя в старики записал? – хохотнула я.
- Так ведь мне не четырнадцать же, - фыркнул он, положил себе каши, и уселся за стол.
- Но и не шестьдесят! – я поставила на стол свою тарелку с кашей, достала апельсиновый сок, ноздреватый деревенский хлеб, сливочное масло, и бекон. Включила кофеварку, и переместила на стол булочки.
Они пахли корицей, и были ещё тёплые. Мы с удовольствием в тишине позавтракали.
Это мой привычный завтрак – овсянка с соком и кофе с парой бутербродов, но я сегодня проглотила ещё и две булочки.
Внутри оказалась какая-то интересная начинка, судя по всему, маковая, но примешивался ещё какой-то посторонний привкус.
Может, семечки... Но их колупать замучаешься!
- Слушай, попробуй, я никак не могу определить составляющие выпечки, - я протянула ему булочку, - мак вроде и что-то ещё.
Дима не стал брать новую булочку, откусил от моей.
- Маковое тесто с миндалём, - тут же распознал он, - явно Нуцико пекла. В детстве я их обожал. Она их делала целыми рулетами, а тут что-то с мелочёвкой взялась возиться.
- Любопытное кондитерское изделие, - пробормотала я.
Потом Дима поехал по делам, ему позвонили, а я решила поиграть на рояле. Давно я не играла.
Инструмент тут был совершенно шикарный. Хорошо настроенный, и, когда мои пальцы коснулись клавиш, комнату наполнили красивые звуки.
Я с удовольствием играла, исполнила несколько пьесок, а потом вдруг начала играть мелодию, которая давно витала в моей голове. Раньше я не пробовала писать музыку, и для меня это в новинку, но сейчас я решила попробовать.
Классической музыки в мире несчётное количество, но, сколько ещё не написано, и я, словно завороженная, следовала за своей мелодией. А мелодия вдруг полилась, словно серебристый ручей.
Лёгкая, звонкая, изящная...
Мои пальцы порхали по клавишам, я прерывалась, чтобы записать ноты... Специального нотного листка у меня не было, поэтому записала их на обычном, тетрадном листе.
Потом я вновь и вновь проигрывала её, изыскивая изъяны, а потом, устав от этой мелодии, взялась за другую, более грустную.
Немало скопилось в моей душе грусти, и сейчас я эту грусть изливала в музыке. Я долго проигрывала незнакомый мотив, крутившийся у меня в голове, искала логическое завершение этой симфонии, но я и сама не знала, какое будет завершение.
А музыка звучала и звучала...
- Красиво, - раздался голос Димы за спиной, и я, вздрогнув, вдруг вынырнула из музыкального мира, в который погрузилась почти полностью, - только какая-то неоконченная мелодия. Отрывок?
- Да нет, - повернулась я, он стоял, прислонившись спиной к косяку, и улыбнулась, - она и в самом деле, неоконченна. Я не знаю, как её закончить.
- Ты? – он удивлённо вскинул брови, медленно подошёл ко мне, и, облокотившись о рояль, протянул, - надо же... А что это ты вдруг?
- Навеяло что-то, - вздохнула я, а он прищурил глаза.
- Да? А как насчёт того, чтобы воплотить в жизнь счастливый конец этого сюжета, а потом и отразить это в музыке? – и он с нежностью погладил меня тыльной стороной ладони по щеке.
- Дим, я... – я и сама не знала, что ему ответить, а он, понимая это, прижал указательный палец к моим губам.
- Малышка, не утруждай себя этими переживаниями, - прошептал он, - просто подумай, а потом реши для себя. Я буду ждать, - и криво улыбнулся, - только не слишком долго, а то, смотри, женюсь на блондинке.
- Ах, ты, - и я с силой взяла самую высокую ноту так, что он зажал уши.
Меня такое зло разобрало, что мелодия неожиданно сама нашла своё логическое завершение. Первые аккорды я начала почти с бешенством, образуя музыкальный хаос, а потом они стали более уравновешенные, но такие же агрессивные.
Закончила же мелодию я лёгкими и задорными фрагментами, а Дима всё прилежно записывал на листке бумаге.
- По-моему, получилась отличная увертюра, - задумчиво протянул Дима, - не хочешь продолжить? Напишешь и слова и музыку к опере. Как думаешь?
- Мне пока рановато об этом думать, - улыбнулась я, - я ещё не такой спец в этом плане.
В этот момент где-то хлопнула дверь, послышался топот, и к нам вбежала Василинка. Её прелестное личико припухло, стало красным, и я тихо ахнула.
- Василиночка, что с тобой? – в ужасе спросила я, а потом увидела ошмётки кожи на её шее.
- Я на солнце лежала, чтобы загар был, - плаксиво сказала наша дочка, - а потом вдруг стало гореть и очень больно.
- Кожу на солнце сожгла, - вынес вердикт Дима.
- Унаследовали мамочкины особенности эпидермиса, - пробормотала я, - надо ей чем-то это смазать.
- Вроде бы пенкой смазывают, - сказал Дима, - но тут её нет.
- А облепиховое масло? – посмотрела я на него, - оно есть?
- Кажется, есть, - кивнул он, - сейчас посмотрю, - и вышел за дверь.
- Лапушка моя, тебе очень больно? – я погладила дочку по кудряшкам.
- Терпимо, - потупилась она, - сначала было больнее.
- Вы давно вернулись? – вошла Нуцико, а вслед за ней подтянулись и остальные.
Лёня был слегка загорелым, ему это очень шло, а вот Лиза тоже, как и Василинка, была вся красная, и хныкала.
- И она? – я подскочила к Октябрине Михайловне.
- И она, - кивнула та, - обе девочки солнца не переносят.
- Да уж, - засмеялся Макс, засунув руки в карманы брюк, - дурной пример заразен.
Я посмотрела на его слегка загорелое лицо, потом на побронзовевшее личико Лёнечки, и ухмыльнулась.
- Могу ответить тебе в аналогичном ключе, - фыркнула я, - друг ситный, - и он рассмеялся.
- Итак, пляж накрылся, - подвёл итог он, - и что теперь? По музеям? Хотя, можно пониже зонтик опустить, и не пускать девочек под открытое солнце. Но с Лизиной энергией... – он, не договорив фразы, покосился на меня.
- Давай, найди, к чему можно прикопаться ко мне, - пробухтела я.
- А что? – засмеялся он, - твои гены.
- Ага, конечно, - фыркнула я – перепалка продолжалась.
- Держи масло, - вернулся Дима, держа в руках пузырёк и вату.
Я села на диван и стала мазать старшую дочку, у которой ожоги были по всей поверхности спины, на ногах, руках и шее.
- Боюсь, после это масла следы останутся, - проворчала я, - платье потом придётся выкинуть. Василиночка, стой смирно.
- Слушай, а чего ты её всё Василиной зовёшь? – вдруг спросил Дима, - это же два разных имени.
- Я этого не знала, когда давала ей имя, - улыбнулась я, - и так мне кажется нежнее. Потом мне объяснили, но я привыкла её так называть. Да, солнышко?
- Да, мамочка, - по-деловому кивнула Василинка, отходя от меня, а я взялась обрабатывать ожоги Лизавете. Младшая дочка была не столь терпимой, хныкала и ёрзала.
- Лизонька, лапушка, не егози, - я легонько коснулась ладонью её огненно-медных кудряшек, - потерпи немножко.
- Больно, - прохныкала она, - мама!
- Да, милая, больно, - согласилась я, - но кто ж вот знал! Кстати, - я подняла глаза на Макса, - вы же и вчера весь день сидели на пляже, но подобного инцидента не было.
- Так они вчера и не загорали, - вошёл Иван Николаевич, плюхнулся в кресло и зевнул.
- Верно, - кивнул Макс, - Лиза играла под зонтиком, а Василиса рядышком читала какую-то сказку на английском языке, поражая воображение остальных, мимо проходящих.
- Представляю! – хохотнула я.
Кто ещё станет читать книгу на пляже? Ответ очевиден – либо я, либо мои дети. У остальных людей дети носятся по пляжу, как оглашенные, зато, когда нет перспективы – поджариться, мои начинают отрываться, как могут.
- Вот и держите их под зонтиком! – строго сказала я.
- А ты где была? – заинтересованно спросил Макс, - куда подевалась с утра пораньше?
- Купила кое-что, - улыбнулась я, и вынула коробочки с украшениями, а Макс покачал головой.
- Даже боюсь представить, сколько это может стоить, - вздохнул Максим.
- Так и не представляй, - фыркнула я, криво улыбнувшись.
- Наверняка не одну сотню баксов, - проворчал Иван Николаевич, с размаху плюхнувшись в кресло так, что оно скрипнуло.
Я невольно фыркнула в сторону. Эх, нет, милый мой свёкр, счёт идёт не на сотни, а на тысячи!
А Макс мгновенно поймал мой усмехающийся взгляд и мгновенно нахмурился. Уж он-то знал, какие суммы я способна выкинуть на драгоценности, а ещё, судя по всему, подозревал, что купила я их не сама, учитывая тот факт, что Дима тоже исчезал. Один из недостатков замужества со следователем – вас расколят, как орешек. Хороший следователь без проницательности никуда!
Я повертелась перед зеркалом в новых серёжках, а Василинка тоже заинтересовалась моим приобретением.
- А можно мне посмотреть? – попросила дочка, протянув ладошку, и я положила на неё серёжки.
- Красивые, - Василиночка тут же приложила серёжку к уху и стала рассматривать.
- Я смотрю, смена растёт, - хохотнул Дима.
- Папа, - строго сказала Василинка, - я тоже хочу красивое украшение. Такое же, как у мамы. Ну, не точь-в-точь, а просто такое же изящное и эффектное.
- Доченька, - рассмеялся Дима, подхватив её на руки, - тебе ещё рано носить такие, как у мамы. Вот будешь постарше, тогда другое дело, а сейчас я тебе куплю что-нибудь подходящее для твоего возраста. Хорошо?
- Хорошо, - с важным видом кивнула Василюша, - но девушкам о возрасте говорить неприлично, - и мы рассмеялись.
- Опять чего-то набралась, - вздохнул Дима, - солнце моё, ты ещё мала для таких выражений, у тебя ещё и возраста-то нет, чтобы переживать. Вот после тридцати пора начинать волноваться.
- Ну-ка, ну-ка, - сощурилась я, - что ты там про тридцать лет бормочешь?
- А чего ты затрепыхалась? Тебе ещё нет тридцати!
Остаток дня прошёл в дружеской перепалке. Василинка бегала по комнатам вместе с Лизой и Лёней, Иван Николаевич читал спортивный журнал, Макс играл в футбол по планшету, а я уселась на диване с блокнотом.
Особо переживать было не из-за чего, погода не шептала. На улице неожиданно захолодало, потом поднялся сильный ветер, а потом и дождь. Да что там дождь! Самый настоящий ливень.
Вот я и пыталась набрасывать музыку, напевая про себя свои же стихи, а потом, утомившись, вынула недавно приобретённую в Лондоне книгу Эмили Бронте. Я читала в детстве «Грозовой перевал», но на родном языке, а, будучи в Великобритании, приобрела её на языке оригинала.
Мне интересно сравнивать перевод, перечитывая одну и ту же книгу в разных вариациях, и сейчас я так увлеклась, что не заметила, как пролетело время.
Приехала женщина, которая стала готовить нам ужин, очередное греческое блюдо. Из кухни витали вкусные ароматы.
Из любопытства я заглянула на кухню, где Кьянеа, так, оказалось, зовут женщину, обжаривала на оливковом масле овощи. Я проголодалась, а аппетитные запахи будоражили ум.
Поводив носом, я вздохнула, достала шоколадные подушечки, и отправилась на свой балкон.
Ливень продолжал бушевать, а я плюхнулась на плетёный диван.
- Эй, - прошептал прямо в ухо Дима, и я чуть свой корнфлекс не рассыпала, - я кое-что разведал.
- И что именно? – прошептала я, задрав голову.
- Адрес родителей Аделфы, - ответил он, - расспросим их о дочери. Ведь недаром она сказала о дочери. Только не с той стороны мы копаем, конечно.
- Да почему не с той-то? – хмыкнула я, - чем скорее распутаем историю с пропавшим ребёнком, тем скорее поймём, что произошло с Ариной.
Я почесала ногтём затылок, а потом посмотрела на бушующий океан. Дима тут же уселся рядом со мной.
- Слушай, а что они делают? – вдруг спросил он, а я проследила за его взглядом.
На нижней террасе рядом с отвесной скалой развлекались Макс с Иваном Николаевичем.
- Кажется, пытаются освоить мини-гольф, - усмехнулась я, с любопытством наблюдая за их неуклюжими попытками.
Дима тоже усмехнулся, а потом достал свои ювелирные принадлежности и стал колдовать с кольцом.
- Тоже мне? – спросила я.
- Кому ж ещё? – хмыкнул он, - я кое-что ещё одновременно делаю, но это пока тайна.
Так мы и сидели. Я, поджав под себя ноги, мурлыкала новый мотив, выводя музыкальные фигуры в блокноте, а Дима возился с кольцом. Красивое оно у него получалось.
Он очень аккуратно вставил крупный изумруд круглой формы, и теперь загибал «усики» вдоль камня.
- Как это странно, - сказала я, задумавшись.
- Что странно? – спросил Дима, не отрываясь от работы.
- Я гадаю, почему они устроили скандал на английском языке, - протянула я, - и не понимаю, для чего это было нужно. Для кого они устраивали это представление? Для сотрудников отеля? Интересно, а кто живёт в соседних номерах?
- Об этом мы не подумали, - Дима оторвался от изумруда и сдвинул брови, а потом вновь вернулся к своему занятию, - но, погоди-ка, ведь Делия видела, как в лифт вошёл неизвестный.
- А ещё некто усыпил собаку, - прошептала я, внезапно озарённая новым предположением, - да! Собака! Ей что-то дали, чтобы отвлечь девушек на ресепшен! И получилось это у них с блеском! Сначала поднялся шум из-за хозяйки, а потом хозяйка разволновалась из-за питомицы.
- Во даёт! – усмехнулся Дима, - мне такое даже и в голову не пришло. Но это имеет смысл, поскольку иного логического объяснения происшествию найти трудно. А ты умница!
- Стараюсь, - ухмыльнулась я, - держу марку.
- Ну-ну, - засмеялся он, - хорошо тебе здесь?
- Вполне, - кивнула я, - кстати, я ещё не пробовала местных вин.
- Кто о чём, - фыркнул он, - не переживай, попробуешь. Вина здесь волшебные. Особенно «Метаха».
- Что, прости? – не поняла я, - «Метаха»?
- Да, - кивнул он, - такой алкогольный напиток, довольно крепкий. Это виноградный спирт из трёх сортов винограда, в нём семьдесят градусов. Его выдерживают в специальных французских дубовых бочках, а по прошествии трёх лет купажируют, то бишь, смешивают, с мускатным вином. Добавляют ароматические пряности и розовые лепестки, опять переливают в бочки, и уже купажируют в течение двух-трёх лет.
- Что-то типа разновидности мартини, - воскликнула я, - интересно, каково это на вкус.
- Нет, с мартини это ничего общего не имеет, разве что – и там, и там травы. Но мартини – это виноградное вино, слегка креплёное высокоградусной настойкой. Напиток весьма примитивный, но широко разрекламированный.
- Кто широко разрекламирован? – поймал обрывок разговора Иван Николаевич, когда они с Максом вошли к нам.
- Мартини, - спокойно ответил Дима, а мой свёкр сморщился.
- Фу, гадость какая! – воскликнул он, усаживаясь в кресло, - приторно и воняет валерьянкой.
- Не валерьянкой, а полынью, - уточнил Дима, - а соотношение сахара и алкоголя в нём строго варьируется, хотя различных трав добавляется огромное многообразие, полынь остаётся основной составляющей.
- Ну, с гранатовым соком вполне вкусный, - улыбнулась я.
- Если из-за границы, тогда, да, вкусно, - согласился Дима, - но не в наших супермаркетах.
- А про супермаркеты никто и не говорит, - хмыкнула я, - а вообще, Иван Николаевич очень тонко подметил. То, что стоит на наших прилавках, действительно воняет отдушкой со вкусом валерьянки.
- Реакция, небось, не та пошла, - ухмыльнулся Дима себе под нос, аккуратно подхватывая крохотный рубин пинцетом и вставляя его в пазл, - смешали красители, чего-нибудь слишком много добавили, да так потом и оставили. Подешевле показалось.
- Ты это серьёзно? – удивился Макс, - на нашем рынке что, совсем не осталось нормального алкоголя?
- Абсолютно, - кивнул Дима, - за очень редким исключением. Но это исключение, как правило, влетает в копеечку.
- Слушай, а что это ты делаешь? – вдруг спросил Иван Николаевич, чуть подавшись вперёд.
- Перстень, - с ухмылкой ответил Дима, подняв на него смеющиеся глаза, - а что, так непонятно?
- Не думал, что ты ювелирным мастерством владеешь, - протянул мой свёкр, - тут ведь нужны художественные способности и кропотливость.
- Что верно, то верно, - согласился Дима, - довольно кропотливое занятие, но оно укрепляет душевное терпение. А, если делаешь украшение для обожаемой женщины, то это особой проблемы не составляет. Кажись, готово, - он полюбовался делом своих рук, а потом протянул кольцо мне.
Я надела перстень на палец и залюбовалась сверкающими гранями.
- Что тебе ещё изготовить, счастье моё? – со смехом спросил он.
- Кулон, - улыбнулась я, - сможешь?
- Да хоть диадему! – хмыкнул он, - кулон – это просто.
- Красивый, в арабском стиле, крупный, - добавила я, - но на тонкой цепочке.
- Да-а-а, задала задачку, - засмеялся он, - ты мне своим арабским стилем. Ладно, сделаю несколько набросков арабесок, - и он вышел из комнаты.
- И давно он дарит тебе подобные презенты? – осведомился Макс, пробуравив меня взглядом.
- Тебе-то что? – хмыкнула я, - успокойся.
- Ага, успокойся, - пробурчал Макс, - легко сказать. Он тебе ещё что-нибудь такое дарил?
- Конечно, - кивнула я, - вот это кольцо с аметистом, есть ещё диадема, да и вообще, полно всякого. Ревнуешь опять, да?
- А ты меня дразнишь, да? – прищурился он.
- А то, - ухмыльнулась я, - угомонись, хорошо?
Макс сверкнул глазами, а я, чтобы избежать ссор, сбежала к себе в комнату.
Вечером Дима позвал нас с Максом прогуляться до ближайшего бара. Мой муж был не очень доволен этим, но, в целом, мы неплохо провели вечер.
Я перепробовала уйму коктейлей, названий которых и не запомнила, была изрядно навеселе, и танцевала со всеми подряд.
- Похоже, тебе пора баиньки, - засмеялся Дима, и Макс с ним согласился, а я нет.
Но меня никто слушать, естественно, не стал. Подхватили под белы ручки и доставили домой. По дороге обратно я заснула в машине, и очнулась лишь посреди ночи.
Сдёрнув с головы одеяло, я обнаружила, что лежу в белье, наверное, Макс снял платье и туфли.
Усевшись, я потёрла ладонью шею, потом сняла колечки, положила их на столик, а сама направилась в ванную.
Выпив воды из-под крана, я вернулась в постель.
За окном ещё было темно, вполне можно было поспать, и я сомкнула глаза.
Я, словно очутилась в гигантском шаре, таком ярком и огромном, что у меня появилось странное чувство невесомости.
Наверное, я должна испугаться, но страха отчего-то не было, а было острое желание ощутить тепло в руках.
И я его ощутила. Опустив глаза, я увидела на своих руках новорожденного младенца. Светлые кудряшки вились вокруг прелестного личика, а ярко-синие глаза смотрели прямо в душу.
Я откуда-то знала, что это девочка, и укачивала малышку, а потом сон растворился...
Проснувшись, я ощутила запах роз, кофе, корицы и шоколада, а, открыв глаза, увидела Диму, сидевшего на краешке кровати.
- Привет, - ласково сказал он, - как спалось?
- Буйно, - пробормотала я, усевшись на кровати.
- Буйно спать? – хохотнул он, - это что-то новенькое!
- Да сон один замотал, - вздохнула я, - никак отойти не могу.
- Что за сон? – заинтересованно спросил Дима, - могу я узнать?
- Да так, чушь какая-то, - пробормотала я, ощутив, что совсем не желаю рассказывать ему об этом.
- И всё же? – он коснулся пальцами моего подбородка, слегка приподняв моё лицо, которое я старательно опускала, чтобы не смотреть ему в глаза.
- Почему ты так спокойно сидишь в моей комнате? – спросила я, желая увильнуть от ответа, - где Макс?
- Они умчались на пляж, - спокойно ответил Дима, продолжая удерживать пальцами мой подбородок, - так что за сон, радость моя? Ты же знаешь, что я не отстану, пока не получу ответ. И поэтому лучше тебе сказать.
- Ну... – я слегка замялась, - мне снится ребёнок.
- Ребёнок? – ошеломлённо переспросил он, - какой ещё ребёнок?
- Младенец, - уточнила я, - светленькая девочка с синими глазами. Что бы это означало?
- Ты что, беременна? – лицо Димы вытянулось, приобретая сходство с камнем.
- Конечно же, нет! – возмущённо воскликнула я.
- А твоё недомогание? – недоверчиво осведомился он.
- Дим, успокойся, - улыбнулась я, - если ты такой дурак, и не понимаешь моих категорических уверений, что я не могу быть беременной, то скажу тебе в лоб. После некоторых женских особенностей, проявляющих себя раз в месяц, близости с мужем у меня не было. Я не могу быть беременной!
- Ах, вот оно что! – лицо Димы заметно разгладилось, - ладно, я тебя понял. Кофе, милая леди? Булочку с корицей?
- Да, от булочки с корицей я не откажусь, - кивнула я, - и от кофе тоже.
Мы вместе позавтракали, потом искупались, а потом поехали по адресу, который он достал, чтобы переговорить с родителями Аделфы. Я сидела в пространной задумчивости, пытаясь понять, осмыслить все последние события.
Алиса, убийство которой заснято на плёнке видеонаблюдений, а тело её увезено в неизвестном направлении. Пропавшая Арина, застреленный Евгений, сбитая Аделфа...
Ох, мы ведь даже не выяснили, жива ли она. И я тут же спросила об этом Диму.
- Пока жива, - ответил он, - но состояние стабильно тяжёлое, в себя она не приходит. Что, настолько отвлеклась, что и позабыла это выяснить?
- Да уж, - пробормотала я, - голова кругом идёт. Вот я бы ляпнула сейчас, им дурно бы стало от подобных заявлений, а потом они меня засудили бы.
- Да ты вообще молодец! Ладно уж, счастье моё, ну, забыла, с кем не бывает.
Постепенно море исчезло, зато стали появляться леса, мы въехали в среднюю полосу Эллады, где простираются горы.
Пока я любовалась пейзажами, мы прибыли к дому родителей Аделфы.
Двухэтажный особняк розового цвета утопал в цветах и зелени, а миловидная служанка, отлично разговаривающая на английском, проводила нас вглубь дома.
Мы познакомились с родителями Аделфы, они оказались весьма гостеприимны. Угостили нас кофе, расспросили, какое отношение мы имеем к правоохранительным органам, и дружно поддержали идею – расследовать это дело самим.
- Мы очень рады, что этим делом так серьёзно занялись, - сказала Ианта, мать Аделфы, - мы так переживали за дочку. А тут ещё Алексис со своей злостью...
- Алексис? – переспросила я.
- Моя дочка от первого мужа, - кивнула Ианта, - у них с Аделфой вечные ссоры были, когда я вышла замуж за Влазиса.
- Погодите, - нахмурилась я, осенённая внезапной догадкой, - а где она работает, эта Алексис?
- Так у Аделфы в фирме, - пояснила Ианта, - в аукционном доме. Аделфа, когда вышла замуж, хотела только с детьми сидеть, у неё рано проявился материнский инстинкт. Но после пропажи Мелиссы она впала в жуткую депрессию, мы просто не знали, что с ней делать! Вот Николас, её муж, и купил ей этот аукционный дом. Он её очень любит. Ни пропажа дочери, ни смерть сына не отдалила их друг от друга. Наконец, они родили ещё двоих детей, она казалась такой счастливой.
- А в последние дни, какой она была? – спросила я, - о чём она говорила?
- О, да, - кивнула Ианта, - знаете... Это так странно... Два месяца назад Аделфа стала сама не своя...
Когда пропала Мелисса, родные очень переживали за Аделфу, не зная, как она переживёт такое горе. Бедная женщина всё время молчала, замкнувшись в себе, изредка отмахиваясь от попыток её растормошить короткими фразами.
Понимая, что жена может наложить на себя руки, Николас решил завести другого ребёнка, и, когда он предложил это Аделфе, та очнулась из своего ступора. Она накричала на мужа, обвиняя его в чёрствости, расплакалась, и убежала.
Но, поплакав, она несколько очухалась, и осознала, что в его предложении есть здравый смысл.
У неё никак не получалось выйти из пучины своей тоски, а второй ребёнок мог бы помочь им справиться с горем. И она сказала об этом мужу.
Николас очень обрадовался, увидев, что супруга взбодрилась, и вскоре Аделфа забеременела.
Как же она была счастлива, когда маленький Лукас появился на свет! Она кружила вокруг ребёнка, боясь оставить его одного, но прошёл год, и семью вновь постигло горе.
Аделфа сама не понимала, что случилось. Она играла с малышом, потом он уснул. В доме никого не было, а потом женщина уснула сама, видимо, сказалась усталость, ведь она ни на шаг не отходила от ребёнка.
Лукаса обнаружила соседка. Он стала стучать в дом, а потом увидела, что что-то лежит на газоне под балконом. Войдя внутрь и приглядевшись, она бросилась к себе, вызывать полицию.
Ясное дело, скрыть такое от несчастной матери было невозможно, и, когда Аделфа услышала обо всём, она кричала на весь квартал. С ней началась самая настоящая истерика, да такая сильная, что женщину пришлось срочно госпитализировать.
Она была на грани нервного срыва, и, когда она вернулась домой, то буквально через неделю муж обнаружил её в ванне со вскрытыми венами.
И тогда Николас принял решение – увезти жену за границу.
Матери жены он сказал, что в Америке они попробуют завести ещё одного ребёнка, но заговаривать об этом пока рано.
Они уехали, а потом из Америки пришло известие, что Аделфа родила близнецов.
Они прожили в Бостоне шесть лет, вернулись с пятилетними детьми, счастливые и довольные. В доме воцарился мир и покой, но недавно Аделфа приехала домой во взбудораженном состоянии. Она металась по дому, сметая всё на своём пути, а родители и супруг пытались выяснить, что же случилось.
Ответы Аделфа давала односложные, ничего толком не могла объяснить, а потом выпила бутылку коньяка, и, опьянев, упала замертво. Правда, перед тем, как отключиться, выдала странные фразы.
- Моя доченька! Какая же она красивая!
У Николаса, присутствовавшего при этой сцене, вытянулось лицо, а Ианта и Влазис, её супруг, побледнели.
Николас по-прежнему переживал за любимую, он боялся, что она опять придёт в отчаянье, переживая за детей, и, услышав её слова, вздрогнул. Он очень любил супругу,
Только утром, открыла глаза, она воскликнула:
- Боже! Что со мной было?!
- Ты совсем ничего не помнишь? – спросил Николас.
- Ничего, абсолютно, - простонала Аделфа, стирая пот с бледного лба, - а что случилось?
Супруг ей в тот день ничего не сказал, не желая объясняться, и расстраивать, а сама Аделфа ни слова не произнесла о том, что говорила дотоле. Толи не помнила, толи не хотела говорить.
- Вот уж, наверное, Алексис порадовалась горю сестры, - вздохнула Ианта, - да, она и не скрывала своего безразличия.
- Да? – удивилась я, - а я поняла так, что она переживает за сестру.
- Ох, не знаю, - протянула женщина, - скорее всего, она просто не стала выставлять на всеобщее обозрение всю ситуацию. А, на деле, Алексис крайне обиделась, когда я бросила её отца. Правда, время примирило нас, но с Аделфой она была на ножах. Младшую сестру она вообще не воспринимала, со мной огрызалась, а жила с отцом. Время от времени она приходила ко мне, пообщаться, но, едва увидев сестру, даже в лице менялась. Я видела, как она ненавидит сестру, но, когда девочки выросли, положение только усугубилось.
Аделфа выросла настоящей красавицей. Огромные чёрные глаза, густые, смоляные локоны и смуглая кожа.
Её лицо – прелестное до невозможности, а так же изящная фигурка предоставили ей власть над парнями, а вот Алексис оказалась, ну, не дурнушкой, но весьма безликой девушкой.
Светленькая и голубоглазая, но довольно невзрачная.
У Аделфы от парней отбоя не было, а Алексис никак личное счастье устроить не могла, а потом она встретила Николаса.
Судьбоносная встреча произошла к доме у матери. Алексис привела любимого, чтобы познакомить его с Иантой, но в доме была и Аделфа. И, едва увидев друг друга, они влюбились с первого взгляда.
Алексис что-то щебетала о предстоящей свадьбе, но жених не обращал на неё внимания, во все глаза глядя на Аделфу.
Вскоре до девушки дошло, что случилось. Она стала дёргать парня, но тот отмахивался, и Алексис взорвалась.
Она наорала на Николаса, тот схватил её за руку, стянул с пальца кольцо, и, не дав опомниться, быстро уехал, а девушка разрыдалась.
У неё от злости просто разум помутился, она наговорила сестре много обидных слов, а потом тоже уехала.
Аделфа сама была очень огорчена. Она выслушала упрёки родителей, а потом закрутила роман с Николасом.
Родители ругали её, Алексис ещё больше ненавидела, а потом пара объявила о предстоящей свадьбе.
- Конечно, мы были расстроены ситуацией с моей старшей дочерью, - вздохнула Ианта, - но потом всё само собой улеглось. Алексис неожиданно успокоилась, помирилась с сестрой, даже пришла на свадьбу, поздравила сестру. А недавно завела себе молодого человека. Кстати, вашего соотечественника. Евгений занимается бизнесом, очень хорошо обеспечен, отличная партия для моей девочки.
Как у меня челюсть не отвисла, не знаю. Это может быть только Лосев! Но почему она ни слова о нём не сказала?
С какого бока тут тогда Арина? Алексис знала, что он приехал с любовницей? И спокойно на это смотрела?
Может... может, именно для Аделфы затевался скандал на английском языке? Чтобы та передала об этом сестре?
Но смысл заниматься показухой, когда можно просто отправить Арину восвояси, а самому жениться на Алексис? Или он не рассматривал вариант женитьбы?
У меня окончательно закружилась голова, и я стала внимательней слушать Ианту.
- Они встречаются уже около полугода, - говорила она, - бедная моя девочка. Ей уже за сорок, а своё счастье она только сейчас обрела. А уж сколько мы натерпелись с Аделфой! Ни сказать, ни высказать! Потерять двоих детей – это такое горе! И только всё пришло в норму, как этот её срыв из-за дочери, а теперь вот её сбили. Ну, кому она могла помешать?
Ответа на этот вопрос мы дать сейчас не смогли. И, сев в машину, поехали обратно в Афины, путь наш лежал прямиком в аукционный дом – к Алексис.
- Могла из ревности пальнуть, - предположил Дима, а я покачала головой.
- К проститутке? Не смеши меня! – и немного сбавила скорость, увидев ограничитель.
- Ну, и что? – не понял он, - откуда ей знать, что она проститутка? Красивая, ухоженная девица.
- Ну, не знаю, - напряглась я, и с трудом подавила горестный вздох, - блин! Раскопали историю с Николасом и Алексис, а ни на йоту не продвинулись в поисках Арины. И что там за ситуация с Катериной Петровной?
- Уже всё в порядке, - кивнул Дима, - она очухалась, а, когда до сознания дошёл факт пропажи дочери, с ней вновь случился приступ. К счастью, врачи были рядом и оказали моментальную помощь. Физически она в норме, чего не скажешь о её психическом состоянии. Ещё бы! Одна дочь пропала, другая убита!
- Её убили за эти драгоценности! – воскликнула я, и, окрылённая очередной идеей, задёргала его за рукав, - быстро звони!
- За дорогой следи, торопыга! – возмутился Дима, - а то вмажемся сейчас на такой скорости во что-нибудь! Куда звонить-то предлагаешь!
- Как – куда? – вскрикнула я, вцепившись пальцами в руль, - ты же у нас добрый молодец со связями, а драгоценности эти раритетные! Сам подумай! «Маврикии»! Это тебе не фунт изюма! Эти марки бешеных денег стоят! Но с марками может и не прокатить, хотя филателистический мир затронуть стоит, ведь они наперечёт. А кулон в виде ангелочка – стопроцентная улика! Давай, звони, куда ты там обычно звонишь в такие моменты!
- Вот ненормальная! – пробурчал Дима, но мобильный вынул, и стал с кем-то общаться.
Я в его разговоры не вслушивалась, а, когда он убрал телефон в карман, потребовала ответа.
- Как выяснят, перезвонят, - сказал Дима, - а сейчас у нас на повестке дня Сокрэйтс Пляцикас.
- Ох, забыла про него, - простонала я, - а когда к нему?
- Вечером, - последовал ответ, - сейчас его не заловить, он в Лондоне, а вот вечером запросто. Он отправляется на вечеринку на корабле, я уже достал для нас билеты. Вечернее платье есть?
- Откуда? – вздохнула я, - я не предполагала ходить на вечеринки. Правда, коктейльное есть.
- Не пойдёт, - мотнул головой Дима, - сейчас после Алексис заедем в магазин.
Алексис мы застали очень удачно. Она ничем не была занята, и весьма удивилась, увидев нас вновь.
- Что-то случилось? – спросила она, с лёгким недоумением глядя на нас.
- Где вы были в момент убийства вашего поклонника – Евгения Лосева? – в лоб спросила я, без приглашения усаживаясь в кресло.
- Да кто вы такие и почему задаёте подобные вопросы? – возмутилась она, - чего вам надо?
- Ладно, - кивнула я, - допустим, мы не случайные свидетели, которые видели наезд на Аделфу. Нас наняла мать пропавшей любовницы вашего любовника.
- Чего? – от неожиданного поворота Алексис покрылась красными пятнами, - что вы тут такое говорите? Как вы смеете?
- Смею, - кивнула я, - поскольку подозреваю вас в убийстве Евгения Лосева на почве ревности.
- Что? – с глупым видом спросила она, глядя на нас, - как баран на новые ворота, - что?
- Слушай, ты! – рявкнул Дима, встав с места и грозно нависнув над ней, оперевшись ладонями о стол, - хорош тут изображать изумление и глазами хлопать, как овца нещипаная! Мы ведь всё равно и оружие найдём и улики, и ты отправишься в тюрьму! А, может, ты и родную сестру шлёпнула? А что? Она знала, наверняка знала, что ты состоишь в связи с Лосевым! Зачем ей тогда твоё имя нам говорить?
Говорил он это с самым зверским видом, а потом добавил несколько таких выражений, что я невольно восхитилась его знанием английского языка.
Бедная женщина вся сжалась, а глаза мгновенно наполнились слезами.
- Вы же ничего не знаете! – в отчаянии воскликнула она, - как вы можете обвинять меня в таком! Боже! Ну, не могла я этого рассказать, да и сейчас еле язык поворачивается!
- В чём именно? – прищурился Дима, - сознаться в убийстве Лосева?
- Нет! – с надрывом воскликнула Алексис, глядя на нас полными слёз, голубыми глазами, - моя сестра сумасшедшая! И именно она и Лосева убила, и своих детей!
От неожиданности Дима отпрянул, плюхнулся прямо в кресло, и мы оторопело переглянулись.
- Я тут не причём, - прошептала она, нервно сжав пальцы, и, глядя на нас с тоской, начала своё повествование.
Между сёстрами с ранних лет шла постоянная вражда. Ситуация усугублялась тем, что их родство было только по матери, и младшая отчаянно ревновала мать к старшей.
Алексис частенько приходила к матери, по которой очень скучала, и Аделфа тут же начинала цепляться к сестре.
В детстве её штучки были жестокими – она кидала в сестру камушками, дёргала за волосы, подставляла подножки, но, став постарше, она на время угомонилась.
Но, самое главное, Аделфа тут же, едва Алексис начинала плакать, сама поднимала вой, и Ианта бежала утешать младшую дочку, уверенная, что это проказы старшей. Но та не пыталась разубедить мать, понимая, что это тщётная попытка.
И она не понимала, почему Аделфа так поступает, и однажды добилась от неё ответа.
- Не смей цепляться к моей маме! – закричала Аделфа, - она моя! Только моя! И больше ничья!
- Вот тут ты ошибаешься, маленькая, заносчивая дурочка, - внезапно рассердилась Алексис, - она не только твоя, но и моя! И я имею полное право быть с ней! Я могу к тебе те же претензии предъявлять!
- Нет! Нет! Нет! – затопала ножками Аделфа, - она только моя! Никому не дам! Не подходи к ней!
- Что!? – задохнулась разозлившаяся Алексис, - между прочим, ты, дрянная девчонка, появилась на свет после меня! Я была первой! Я её первенец! А первенцы всю генетику тянут! Я её истинное продолжение, а ты просто глупая маленькая плакса! Последыш!
- Не-е-ет! – завыла Аделфа, - я её единственная дочка! Её любимая дочка! А ты никто! – и она разразилась громким плачем.
На её стенания прибежала Ианта и стала утешать дочку.
- Ну, что вы опять не поделили? – с возмущением воскликнула она, - почему вы опять ругаетесь? Алексис, как тебе не стыдно? Она же маленькая!
- Маленькая, но крайне вредная! – с возмущением воскликнула Алексис, - считает, что ты – её собственность, а я не должна здесь появляться.
- Что? – ахнула Ианта, и посмотрела на младшую дочку, - это правда?
- Нет! – воскликнула Аделфа, - она всё врёт! Она всё придумала! Она меня всё время задирает! – и пуще заревела.
Ианта тут же отчитала Алексис, и та, только сильнее разозлившись, выскочила из дома. Она поняла – младшей сестрой правит детский эгоизм, который, она думала, быстро пройдёт, но глубоко ошиблась на этот счёт. Аделфа осталась такой же, даже ещё хуже, и в подростковом возрасте, и в двадцать лет.
Аделфа выросла настоящей красавицей латинско-цыганского типа, за ней ухаживали парни, четыре раза звали замуж, но она всех отвергла. Свой отказ она объясняла тем, что сердце её они не затронули. Зато затронул Николас, которого привела в дом Алексис, желая познакомить жениха с матерью.
Девушка и глазом моргнуть не успела, как сестра соблазнила её парня, а потом они поженились. Алексис было так обидно, что она в сердцах наговорила сестре много оскорбительных слов.
Они долго не общались, но потом благоразумие взяло верх, и Алексис поехала мириться с сестрой.
Их отношения вроде наладились, но оставалась некоторая недосказанность, натянутость.
Алексис старалась, как можно меньше, общаться с сестрой, а потом у той родилась Мелисса.
Девочка родилась настоящей красавицей. Говорят, что в младенчестве все дети на одно лицо, но на самом деле это не так. Все дети разные, а для каждой матери особенно.
Я вот, едва взяв на руки Василинку, запомнила каждую её чёрточку, да и Лизу с Лёней, пока они были без волосиков, и в пелёнках, различала. И дело вовсе не в родинке над верхней губой, которую одна Лиза получила от меня, а Лёня нет.
Они абсолютно разные.
А ещё некоторые младенцы выглядят совершенно ужасно, буквально страшнее атомной войны, а некоторые, точно ангелочки. Вот и Мелисса была – маленьким ангелочком.
Аделфа обожала дочку, пылинки с неё сдувала, а потом Мелиссу украли. В тот день Аделфу нашли в парке, всю в крови, с пробитой головой, и поместили в клинику.
Когда Алексис пришла к сестре, врач тут же позвал её в личный кабинет и попытался расспросить.
- Скажите, а у вашей сестры раньше бывали нервные приступы? Или, может, она вела себя как-то неадекватно?
- Да нет, до сих пор она была абсолютно адекватной, - покачала головой Алексис, - а почему вы спрашиваете?
- Во-первых, у неё на одежде кровь дочки, а меня допрашивал следователь, - пояснил врач, - есть предположение, что она сама что-то с дочкой сделала.
- Как? – обмерла Алексис, - как это может быть?
- Это только предположение, - сказал врач, - но кровь ребёнка наводит на определённые размышления.
Конечно, Алексис никому об этом не рассказала, не смогла, а Аделфа так тяжело переживала случившееся, что сестра просто не могла поверить, что та могла что-то сделать с дочерью.
Но финиш наступил, когда Аделфа родила Лукаса.
В тот день Алексис решила заехать к матери, и, войдя в дом, услышала плач со второго этажа. Решив, что маленький Лукас остался один и раскапризничался, Алексис стала подниматься по лестнице, размышляя, куда могла подеваться Аделфа.
И каков же был её ужас, когда она увидела, что Аделфа стоит на балконе, а в её руках сын. Ребёнок заливался слезами, а Алексис обмерла. Стряхнув оцепенение, она медленно двинулась к сестре, которая, глянув на неё полубезумным взглядом, кинула малыша вниз...
Алексис зажала рот рукой, чтобы не заорать, а Аделфа упала в обморок. Сколько Алексис простояла над бесчувственным телом сестры, она и сама не знала.
Она боялась глянуть вниз, посмотреть на мёртвого младенца, не знала, что предпринять, как помочь сестре, которая, судя по всему, повредилась разумом.
Она мгновенно поняла, что и Мелисса, скорее всего, мертва. Что её убили собственная мать, а тело спрятала.
Мысли проносились в голове у Алексис быстрее ветра. Вот, значит, как! Аделфа ненормальна! Она хочет детей, но, родив их, впадает в бессознательное состояние, убивает их!
Сколько Алексис простояла, она и сама не знает, но, слегка придя в себя, двинулась внутрь дома, чтобы вызвать врачей и полицию, но, услышав тихий стон, повернулась к сестре.
- Что со мной? – сдавленно спросила Аделфа, и, увидев сестру, сжалась, - что ты тут делаешь? Что со мной? Где Лукас?
Алексис судорожно вцепилась пальцами в косяк, глядя на ничего не понимающую сестру.
- Я не знаю, - промямлила Алексис, - я искала тебя, смотрю, ты тут лежишь... Точнее, я искала маму, а застала тебя...
- Да что со мной? – простонала Аделфа, и, схватившись руками за перила, стала подниматься. И в этот момент она глянула вниз, на газон...
- Лукас! – завизжала она, - Лукас! Нет! Что с ним!? Почему он там лежит!? Что происходит!?
Понимая, что сейчас сюда вся округа сбежится, Алексис зажала сестре рот рукой и рванула на себя, втягивая её в дом.
Миг – и Аделфа повалилась кулём, Алексис едва успела удержать её, а потом, волоком стащив девушку по лестнице, уложила на диван. Она около получаса просидела около сестры, не в силах сдвинуться с места, только стук в дверь и голос соседки привёл её в чувство. Алексис сорвалась с места и выскочила из дома через дверь в сад.
Она приехала чуть позже, когда в доме были уже и врачи и полиция. Аделфа была в обмороке, но, судя по словам матери, она ничего не понимала, и Алексис поняла одно – у Аделфы психическое расстройство, ей нельзя иметь детей.
Её накрывает, когда рождается малыш, и она убивает ребёнка, а потом не помнит этого. И Алексис скрыла то, что Аделфа – убийца. Но Аделфа стала что-то припоминать, уже потом, когда она пришла в себя после клиники и уколов. Она приехала к сестре, пребывая во взвинченном состоянии.
- Скажи, - тихо проговорила она, сидя на диване, и с силой сжав переплетённые между собой пальцы, - что произошло тогда? Ну, когда произошёл несчастный случай с Лукасом? Я ничего не помню.
- Я тебя не понимаю, - покачала головой Алексис, не желая вдаваться в подробности.
- Ну, ты же знаешь, - жалобно воскликнула Аделфа, - я вспомнила, как очнулась на балконе, как ты стояла рядом, а мой малыш лежал внизу, - и она горько заплакала.
- Сестрёнка, милая, - Алексис села рядом и обняла её за плечи, - не плачь, всё будет хорошо.
- Как у меня что-то может быть хорошо, когда я потеряла второго ребёнка? – всхлипнула она, - как мне быть? Николас хочет ещё раз попробовать, но я так боюсь! Боюсь, что, если опять что-то случится с ребёнком, я этого не перенесу!
- Ещё один ребёнок!? – обомлела Алексис, - не смей рожать! Даже и не вздумай!
- Но почему? – подняла на неё заплаканные глаза Аделфа.
- Я не могу тебе этого сказать, - выдавила Алексис, - просто не в силах.
- Да что случилось? – схватила её за руки Аделфа, - объясни мне, что произошло!
- Я не знаю... – Алексис смотрела на сестру почти с отчаяньем, - не знаю, как сказать тебе это.
- Да что такое? – перепугалась та, - объясни же.
- Ты сумасшедшая, - выдавила Алексис, собравшись с духом, - это ты убила своих детей. Насчёт Мелиссы не знаю, но следователь сказал, что на тебе была кровь дочки.
- Что ты такое говоришь? – еле выговорила Аделфа, - ведь ясно же сказали, что я защищала свою малышку, скорее всего, от маньяка...
- Боюсь, что нет, - покачала головой Алексис, - я тоже была уверена, что так, пока ты на моих глазах не выбросила Лукаса с балкона.
Аделфа издала толи писк, толи стон, зажала рот ладонью, ей стало плохо. Алексис едва успокоила её, Аделфа потребовала полного отчёта, и, выслушав рассказ о том, как она собой не владела, а, очнувшись, не понимала, как очутилась на балконе, застыла на диване, как статуя.
- Спасибо, - сдавленно сказала она, - что сказала, - и она ушла, а Алексис места себе не находила.
Не выдержав, она позвонила матери, и та в слезах сообщила, что Аделфа вскрыла себе вены, но она жива, находится в больнице, а с ней Николас.
Аделфа пришла в себя, насколько это вообще возможно, и уехала с мужем в Америку. Во время прощания в аэропорту Аделфа отвела Алексис в сторону и сказала:
- Спасибо, что сказала. Конечно, пережить такое выше моих сил, но эту тайну я унесу с собой в могилу, и ты, надеюсь тоже, - она помолчала.
- Не волнуйся, - Алексис не замедлила воспользоваться паузой, - я никому ни слова не скажу, ты только больше не рожай.
- Знала бы ты, какую боль приносит мне, как и осознание факта, так и невозможность познать счастье материнства. Но я справлюсь, постараюсь.
Они уехали, а потом из Америки пришло сообщение, что Аделфа родила близнецов. Алексис пришла в ужас, но мать тут же сказала, что мальчикам уже три года, и та поняла, почему сестра не говорила ничего. Она твёрдо хотела стать матерью, но безумно боялась рецидива, и поэтому наняла своим сыновьям двух круглосуточных нянь. Она даже не стала ругать Аделфу, когда та вернулась с мужем в Грецию, они просто поговорили.
Так и продолжалась их жизнь до сих пор, до этих жутких и необъяснимых событий...
- Аделфа уверяла, что её дочь жива, - протянула я, - выходит, у неё очередной приступ?
- Выходит, что так, - кивнула Алексис.
- А вдруг, - начал Дима, - Мелисса, в самом деле, жива?
- Ты спятил? – повернулась я к нему.
- Почему сразу спятил? – улыбнулся он, - ведь никто не знает, что произошло в парке. Вдруг это она пыталась убить мать? Неведомым образом спаслась, точнее, кто-то её спас, а потом она как-то нашла мать, строила планы мести. Как думаешь?
- Идеальная версия, - кивнула я, слегка ошеломлённая таким поворотом, - вписывается в ситуацию – тютелька в тютельку.
- А то, - посмотрел на меня Дима, - значит, надо искать девушку, если она жива. Но нам с этим не справиться, надо идти в полицию, и как можно скорее.
- Что? – вскинулась Алексис, - в полицию? Я должна буду всё рассказать? Я не могу! Я обещала сестре!
- Но нельзя же молчать о таком! – возмутилась я, - я всё понимаю, но в данный момент всё слишком далеко зашло. А Евгений? Он тут, с какого бока?
- Понятия не имею, - промямлила Алексис, - мы с ним недавно встречаемся...
- А Арина? – в лоб спросила я, - вас это не смущает?
Внезапно Алексис закусила губу. Что ж, скорее всего, она знала об Арине, знала, и ей это очень не по вкусу. Судя по тому, как она кусает губы, она в курсе, и очень этим недовольна.
- Итак? – прищурилась я, - вы знали о ней?
- Да, знала, - кивнула она, - застала с Евгением в номере. Но я его не убивала! Я понимаю, о чём вы сейчас думаете, но, на самом деле, я, хоть и терзалась ревностью, но на преступление я никогда не пойду!
- Он не был в курсе истории вашей сестры? – цеплялась я за ниточку.
- Нет, что вы! – воскликнула Алексис, - зачем мне ему это говорить? Он приезжал из России, мы встречались, я планировала завести от него ребёнка... Но кто ж знал, что так всё обернётся! А Арина... Отвратительная девка! Он приехал с ней в последний раз...
В непередаваемом шоке была Алексис, когда узнала от сестры, что приехал Евгений, но приехал не один! Аделфа позвонила ей утром, и, полным сочувствия, голосом, стала утешать её.
- Ты, главное, особо не драматизируй, - частила в трубку сестра, не давая и слова вставить, а Алексис не понимала, о чём она говорит, - ну, подумаешь, не получилось. Будет и на твоей улице праздник. Даже лучше найдёшь.
- Ты это о чём? – недоуменно спросила Алексис.
- Как о чём? О тебе и Евгении! Ну, не срослось у вас с ним и ладно! Эта фря тебе и в подмётки не годится!
- Какая ещё фря!? – взвизгнула не своим голосом Алексис, а Аделфа охолонула.
- Так ты что, не знала? – ахнула она, - ой, прости, я не знала! Ой, прости, как неловко получилось!
- Ещё как ловко! – рявкнула взбешённая Алексис, - правильно сделала, что сообщила! Вот гад!
- Ты, только, спокойнее! Не надо делать резких движений! Вдруг это просто сестра?
- Ага, сейчас! – рявкнула Алексис, - конечно, сестра! Нет у него никаких сестёр! Я знаю! Ну, я ему устрою!
Она тут же полетела в отель к Евгению и потребовала ответа. Он не стал скрывать, что живёт в номере с девушкой, сказал, что тяготится их отношениями, жениться не намерен, и на этом ситуация была исчерпана. Но Алексис не особо любила его, просто была обижена таким отношением к себе, да и только.
Евгений продолжал жить в отеле с Ариной, а с Алексис больше не встречался.
- Понятно, - кивнула я, и, услышав звонок, полезла в сумочку, - извините, что отняли у вас время.
- Ничего, - улыбнулась она, - это не страшно. Всего вам хорошего.
- Всего доброго, - сказала я, вставая. Нашла, наконец, телефон, вышла в коридор.
Но звонить он перестал, и я, прислонившись к стене, сама позвонила Антону Антоновичу.
- Что-то случилось? – спросила я, услышав щелчок в трубке, - здравствуйте.
- Здравствуй, Вика. Я тебя не слишком оторвал? – спросил он, - у нас тут экстраординарная ситуация.
- Что случилось? – испугалась я.
- Во-первых, наш драгоценный товарищ Крупенин, Валерий Никитович, он вчера вылетел в Афины. Как это понимать, я не знаю. Надо было слежку за ним установить! Он так равнодушно оправдался, что я не словил мышей. Это ж надо!
- Значит, этот субъект сейчас в Греции!? – ахнула я, задохнувшись от негодования, - да я... да вы... И вы ещё и меня обвиняете в некомпетентности?
- Ну, с какого бока тут некомпетентность? – воскликнул Антон Антонович, - и потом, я не припомню, чтобы я тебе подобное говорил. Вот то, что ты сумасбродна и не организована – сущая истина!
- Но вы его упустили! – взвизгнула я, - этот субъект теперь шляется по Греции! А он у вас практически в кармане был! Сидел у вас в кабинете и плечами пожимал!
- Вика, не верещи, как ненормальная! – раздражённо рявкнул Антон Антонович, - имей понятие, с кем разговариваешь!
- Я имею понятие, с кем разговариваю! – злилась я, - а ещё я имею понятие, что по Афинам шляется бандит! Это он, я уверена, пытался меня пристрелить в Москве! Насчёт этих дурацких «Майбахов» не знаю, но вот на джипах, которые на мертвеца записаны, убеждена, его люди были! Это же самый натуральный бандит!
- Погоди, Вика, притормози, - занервничал генерал, - мы же в этом до конца не уверены. А вдруг он по делу Алисы поехал?
- Да! – фыркнула я, хрюкнув от избытка чувств, - так я и поверила! А что с джипами?
- Мы нашли ещё два джипа, тоже оформленные на Хасанова, но вот тут самое интересное. В одной из машин были обнаружены следы крови, а кровь принадлежит Алисе Кудимовой!
- Вот! – ажиотажированно воскликнула я, - а вы говорите! Это след!
- Да никакой это не след, - проворчал генерал, - так, пустышка. Джипы считаются бесхозными, кому принадлежат, неизвестно, а бандиты эти, которых мы задержали, имеют доверенность, а сами молчат, как партизаны. Я им уже и человечка подсадил, но толку-то! Похоже, они просто выполняли поручения, а вот главарь в тени.
- Но как быть-то? – возмутилась я.
- Ройте пока в Греции, - вздохнул генерал, - я звонил, чтобы вас предупредить, а то мало ли. И ещё одна новость. Мы вычислили, откуда были взяты химикаты для взрывчатки, из института, где училась и работала Арина Кудимова.
- Работала? – изумилась я, - разве Арина работала?
- Да, она была лаборанткой на полставки в институте, который окончила. Всё так неожиданно вскрылось... Думаю, Арина к убийству Лосева имеет самое непосредственное отношение, раз именно она достала ингредиенты.
- Да, вывод напрашивается сам собой, - пролепетала я, - больше некому. Но где же она? И что с Алисой? Есть какие-нибудь продвижения? Мне почему-то Ася не звонит.
- Дражайшая Ассель Леонидовна умчалась в Лиссабон, - пояснил генерал, - один из её постоянных клиентов вляпался в неприятности. Но она занималась Алисой, и всё, что удалось узнать, она передала мне.
- И? – нетерпеливо спросила я.
- Она только засекла джип, но тут и мы подоспели, - вздохнул Антон Антонович, - короче, тупик. Твоя сестра унеслась в Европу, очередного идиота-экстремала вызволять из застенок местной полиции. Вот кретины-то! Едут за границу и ищут приключений на свою задницу! Делать людям нечего!
- Потом про идиотов, - отмахнулась я, - ими пусть Ася занимается, а у нас более серьёзные проблемы. Как можно, а? И как там Катерина Петровна?
- В полуобморочном состоянии, - вздохнул генерал, - но держится. Ладно, Вика, пока всё, просто будь на связи.
- Хорошо, - сдавленно ответила я, - всего хорошего.
- Да, хорошего. Давай, - и он отключился, а я посмотрела на Диму, который не сводил с меня глаз.
- Рассказывай, - потребовал он.
- Крупенин здесь, - сказала я, взяв его под руку и направившись к лестнице, - а в одном из джипов, что на Хасанова оформлены, найдены следы крови Алисы. А взрывчатку, чтобы Лосева подорвать, достала Арина. Как тебе картина?
- А про Арину, откуда известно? – строго спросил Дима, спускаясь со мной по лестнице.
- Так она лаборанткой работала в институте, который окончила, - пояснила я, - химик по образованию. Но зачем ей понадобилось убивать Евгения? Вот ведь вопрос!
- Она может быть и киллером, - спокойно ответил Дима, а я споткнулась от неожиданности.
- С ума сошёл? – пролепетала я.
- Почему же? – хмыкнул он, - вполне допустимый вариант.
- Н-да, - пробормотала я, - сколько не занимаюсь, я по-прежнему пристрастна.
- Я заметил, - улыбнулся Дима, - но я знаю, почему ты так реагируешь.
- И почему же? – заинтересовалась я.
- Ты – ты творческая личность, - стал объяснять он, - живёшь на пике эмоций, а, когда ты общаешься с другими людьми, ты подпитываешься их энергетикой. Ты настолько можешь чувствовать каждого человека, словно ощущаешь их эмоции, что сама не можешь трезво мыслить.
- Чего начитался? – прищурилась я, - Зигмунд Фрейд? «Введение в психоанализ»?
- Что-то в этом роде, - кивнул он, - а что? Интересные познания... Это ты всякую муть читаешь, вроде «Грозового перевала»!
- «Грозовой перевал» – это не муть! – возмутилась я, - это английская классика!
- Любовного романа! – хохотнул Дима, - слушай, если ты такая любительница страстей, то пойдём, запрёмся в кабинке туалета!
- Извращенец! – бросила я в пространство, а он поволок меня в сторону уборной.
Сначала заглянул внутрь, потом втянул меня, и впихнул в кабинку.
- Это же мужской, - засмеялась я.
- Какая разница? – ухмыльнулся он, - думаешь, мне положено в женском находиться, - и впился мне в губы, а руки заскользили по моим бёдрам...
Чуть позже, когда он застегнул брюки, я, поправив чулки и тяжело дыша, уткнулась ему в широкую грудь.
- Посмотри, есть ли там кто-нибудь, - пролепетала я, а он выглянул из кабинки.
- Ни души, - сказал он, мы выскочили из уборной и нос к носу столкнулись с Алексис, которая при виде нас оторопела, и, кажется, догадалась, чем мы занимались.
- А вы чего это? – обескураженно спросила она, с некоторым удивлением глядя на дверь туалета, но, пожалуй, изумления в её взгляде было больше.
- А мы это... Телевизор смотрим! – съязвил Дима с таким непередаваемым выражением на лице, что я невольно покатилась со смеху.
Алексис захлопала ресницами, недоуменно глядя на нас, и одновременно пытаясь вникнуть в смысл фразы. Но объяснять ей нюансы советского кинематографа я была просто не в силах, лишь стонала от хохота, а Дима ухмылялся.
Он сгрёб меня в охапку и поволок к выходу, оставив бедную женщину в полнейшей прострации.
- Зачем ты это сказал? – задыхаясь от смеха, спросила я.
- Сам не знаю, - засмеялся он, сжав меня в объятьях, - от тебя покладистым характером заразился! Сама знаешь, как ты дурно на всех влияешь!
- Вот шельмец! – с чувством воскликнула я, - ты у меня договоришься когда-нибудь!
- Вот и посмотрим тогда! – он обхватил меня за талию, а я повисла на нём, обхватив руками за шею и поцеловав.
Так мы и целовались посреди улицы, обнявшись, пока около нас не засвистел страж порядка. Мы с трудом оторвались друг от друга, страж стал что-то громогласно говорить, а мы только разводили руками и кивали.
Он ушёл, а мы сели в машину, и я понеслась быстрее ветра.
- Дуй в магазин за платьем, - сказал Дима, - нам сегодня надо быть на яхте.
- У меня этих платьев, - вздохнула я, - впору знакомым раздавать.
- Твоим знакомым только и осталось, что в платьях модных марок рассекать! – хохотнул Дима, - не тот контингент для дружбы выбираешь!
- Ну, конечно, - скривилась я, - соответствующий контингент таких подарков не примет! Им нужно совершенно новое!
- Что верно, то верно, - кивнул Дима с довольным видом.
- Слушай, а какие тут магазины получше? – задумчиво спросила я.
- То есть, наиболее пафосные? – засмеялся мой любимый мачо, и, раскрыв карту, вздохнул, - сворачивай направо.
Платье он мне купил шикарное. Чёрного цвета, без бретелей, с кружевной отделкой по лифу, летящей юбкой до полу и двумя разрезами почти доверху. А к нему блестящие чёрные лодочки на высокой шпильке. А Дима не смог не прокомментировать мой выбор.
- Всё-таки ты редкостная ведьма! – с чувством сказал он, когда мы оказались в машине.
- Ну-ка, ну-ка, - прищурилась я, - с этого момента поподробнее!
- Ты же не любишь чёрный цвет! – рявкнул он, - помнишь наш первый скандал?
- Конечно, помню, - вздохнула я, - я сняла твои чёрные занавески, а ты перебил все мои чашки с котятами! Крохотный нюанс, любимый! Ты превратил свою квартиру в склеп, что говорит, что у тебя с головой не всё порядке, а я люблю разнообразие!
- Да ты просто вредина! – рявкнул он, но задумался, - хотя, я тоже хорош жук. Ладно, киса, допустим, я тиран и деспот. Но я безумно люблю тебя, и мне плевать, что ты замужем. Слушай, за каким бесом ты опять за Макса вышла? Помню, ты говорила, чтобы мне досадить... Молодец, досадила!
- А что, не досадила, что ли? – прищурилась я, - скажешь, что тебе всё равно, что это тебя не задело? Ты, Димочка, скот! Ты прекрасно осведомлён, почему я так поступила! Ты виноват!
- Я знаю, но и ты хороша, - буркнул он, - устроила катавасию с вином, прикрылась моим брендом, а я до сих пор от насмешек отбиваюсь. И, боюсь, отбиваться ещё буду долго, кошечка.
- Что за манера у тебя появилась, мне всякие ласкательные прозвища придумывать? – фыркнула я.
- Да так, - ухмыльнулся он, - нравится тебя подтрунивать.
- Вот умник, блин! – и я прибавила скорости, а Дима замолк, о чём-то интенсивно размышляя.
Домой мне ехать пока не хотелось, и, задумавшись, я спросила Диму, что здесь можно посетить интересное. Например, галерею или выставку...
- Знаю одно любопытное местечко, - кивнул он, - поехали. Только пусти меня за руль, а то запутаешься.
- Знак, - вздохнула я, - где ж я встану?
- Знаю один способ перемещения, - ухмыльнулся Дима, быстро переместил свою ногу на педаль газа, спихнув мою, сильной рукой приподнял меня, и я оказалась у него на коленях.
- Вот псих! – буркнула я, переместившись на пассажирское сиденье, - а, если бы врезались во что-нибудь?
- Подумаешь, - засмеялся он, - мелкие стычки здесь – обычное дело. Знаешь, почему в Греции прямо-таки огромный процент смертности?
- Почему? – вскинулась я, сдвинув брови.
- Подавляющее число населения курит, - пояснил он, - много народа умирает от рака лёгких, да и вообще, от разных болезней, связанных с лёгочной системой. А ещё греки злостно нарушают правила дорожного движения, а из-за этого, сама понимаешь, происходят аварии. Много людей гибнет.
- Класс! – невольно восхитилась я, - выдать такое после того, как минуту назад сам переместился на водительское сиденье на полном ходу.
- Надо же чем-то поразить твоё воображение! – хохотнул он, - а то ты бурчишь всё время.
- Куда ты меня везёшь? – с улыбкой спросила я, - что за место хочешь показать?
- Не скажу, секрет, - усмехнулся он, ловко лавируя по улицам.
Он вновь погрузился в молчание, посерьёзнел, стал сосредоточенным, да и я притихла. У него резко зазвонил телефон, и я, чуть вздрогнув, посмотрела на Диму.
Он достал мобильный, и так быстро заговорил на испанском языке, что я едва могла что-то расслышать.
Чего кривить душой, я вообще ничего не понимала. Он говорил с такой скоростью, что я немножко позавидовала этому. Мне ещё до такой скорости далеко! А, уж, тем более, чтобы понять его.
Отключив телефон, Дима выругался. Причём сначала на русском, а потом на испанском.
- Что-то случилось? – участливо спросила я, сгорая от любопытства.
- Не совсем, - вздохнул он, - это по другому вопросу.
- У тебя проблемы, - горестно вздохнула я, - мог бы и рассказать. Что-то с бизнесом?
- Да нет, бизнес процветает, - отмахнулся он, - даже слишком процветает.
- Тогда что? – с грустью спросила я, - почему ты молчишь? Я начинаю беспокоиться.
- Не надо беспокоиться, солнышко, - мягко сказал он, глядя на дорогу, - просто у меня кое с кем кое-какие тёрки. Тебе это будет неинтересно.
- Да уж, как ты кого-то мочишь, мне действительно будет неинтересно, - рассерженно пробурчала я, а Дима с такой яростью крутанул руль, что я взвизгнула.
- Спятил, что ли? – вскрикнула я, а он затормозил, заглушил двигатель, а сам со свирепым выражением лица повернулся ко мне.
- Послушай меня сюда, конфетка! – взбешённым голосом сказал он, - не смей утверждать то, в чём не уверена!
- Дим... – растерялась я, но он вскинул руку, жестом давая понять, что сейчас он говорит, чтобы я замолчала. Я даже рот открыла от подобной бесцеремонности. Раньше он себе подобного не позволял!
- Если ещё раз заикнёшься про мои мафиозные связи! – рявкнул он, - да я просто не знаю, что я сделаю!
- Зато я знаю, - тихо сказала я, - то, что всегда делал во времена нашего замужества – ударишь меня! Мафиози ты мой милый!
- Да ты... – шрам у него на лице дёрнулся, - ты когда-нибудь у меня дождёшься! Тебе давно пора поставить фильтр между языком и мозгом!
- Что? – задохнулась я, - теперь как ты смеешь мне говорить подобное?
- Лучше замолчи! – рявкнул Дима, и я вздрогнула, на секунду увидев в нём прежнего Диму – жестокого и мрачного садиста.
Человека, который мне житья не давал, который был моим тираном...
А Дима, кажется, сообразил, что перегнул палку, умолк, а потом потянулся к моему лицу ладонью, чтобы погладить по щеке, как он это обычно делает, но я отстранилась. Увидев в нём его прежнее отражение, я невольно ожидала удара...
- Ты чего? – оторопел он, отдёрнув руку, - ты что же, думала, что я опять на тебя руку подниму?
- Я уже и не знаю, что думать, - пролепетала я, - ты, словно вернулся. Таким взбешённым я тебя помню, когда ты был моим мужем.
- Прости, - вздохнул он, - но тогда это было необходимо.
- Это для чего же, интересно? – взвилась я, - позволь полюбопытствовать?
- Дура! – буркнул он в пространство, - почему ты вечно лезешь, куда тебя не просят? Чем тебя не устраивала жизнь со мной? Я же с тебя пылинки сдувал! А сейчас я должен тебя из передряг вытаскивать, а заодно этим придуркам на «Майбахах» ума вставлять!... – и он осёкся, а я рот открыла от изумления.
- Что, прости? – пролепетала я, ошеломлённая, - что ты знаешь о «Майбахах»?
- Ничего, проехали, - процедил он, заводя мотор.
- Отвечай сейчас же! – заорала я, - отвечай, что ты об этом знаешь! Я требую объяснений! Ты пытался меня убить? – и я дёрнула дверцу, чтобы выскочить из машины, а Дима схватил меня за предплечье и дёрнул назад.
- Сядь и успокойся! – рявкнул он, - мы едем на выставку!
- Не поедем мы никуда, пока ты не дашь мне ответ, - зашипела я, - ты решил меня убить?
- Точно, сдурела, - прошипел он, стартанув с места, - я люблю тебя!
- Отвечай! – сквозь зубы процедила я.
- Сбавь тон! – рявкнул он, - я тебя от неприятностей спасаю, а ты мне дерзишь!
- Откуда взялись « Майбахи»? – строго спросила я, - кто пытался меня застрелить? И как я сразу не догадалась? Три машины «Майбах Гард» в центре Москвы! Это могут быть только твои штучки!
- Нет, в этот раз не мои, - раздражённо сказал он, - ко мне это имеет отношение, но, правда, я тут не причём! Я обещаю, что ты всё узнаешь, но не сейчас. Я уже наорал, на кого надо, к тебе больше никто близко не подойдёт! Только, прошу, потерпи!
- Легко сказать, - выдохнула я, опустив голову.
Я подпёрла лицо ладонями, пытаясь успокоиться, но получалось пока плохо.
Дима больше не сказал ни слова, он просто привёз меня на выставку иконописи. В другой раз я получила бы ни с чем, ни сравнимое, удовольствие... Но сейчас, после нашей склоки и неожиданного поворота, я была так взвинчена, что никак не могла прийти в себя.
Он молчал, лишь отпускал некоторые реплики по существу.
Я в ответ кивала, слов просто не было, я пыталась решить очередной ребус. Столько лет Дима оберегает меня...
Выходит, опасность исходит от его... банды?... Я не могу иначе объяснить происходящее! У меня зазвенело в голове, а колени подогнулись.
- Ева, счастье моё, не волнуйся! – прошептал мне Дима, легонько взяв под локоть, - ну, что ты? На тебе же лица нет!
- Расскажи, - сдавленно попросила я, - меня же удар хватит!
- Я вижу, - кивнул он, - ты белее мела! Прошу, не переживай ты так! Это не то, о чём ты думаешь!
- Да? – повернулась я к нему, - и о чём же я думаю?
- Значит, так, дорогая моя, - он развернул меня к себе, - шутки кончились! Ты можешь немного потерпеть? Всё! Успокойся! Я тебе всё расскажу! Но потом! Сейчас не могу! Ты понимаешь?
- Ладно, - кивнула я, - сколько ждать? День? Больше?
- Больше, - мрачно сказал Дима, - когда можно будет, я тебе всё объясню. Хорошо?
- Хорошо, - тихо ответила я, понимая, что, едва отделавшись от него, пойду звонить Марату Дворову. Пусть опять роет под него, но в этот раз я буду аккуратнее, чтобы не вышло, как в тот раз.
А то Богдан убит, а Марат до сих пор без памяти. Он что-то узнал, что-то о Диме... Но что? Этот вопрос до сих пор за гранью... Я знаю только одну возможность что-то выяснить, позвонить Антону Антоновичу, и попросить, чтобы он занялся эти вопросом. Пока Дима будет думать, я буду рыть с другой стороны.
Немного успокоившись, я обрела, наконец, некоторое душевное равновесие, и смогла получить удовольствие от выставки.
На обратном пути я старалась не разговаривать, но потом окончательно пришла в себя, и вернулась к обсуждению нашей истории.
- Аделфа – и вдруг психопатка! – воскликнула я, - трудно поверить.
- В жизни всякое бывает, - вздохнул Дима, ловко управляясь с машиной, - судя по всему, она впадает в некое состояние, но почему-то мишенью избраны собственные дети.
- Я бы на её месте вообще не родила бы, узнав о себе такое, - озвучила я занозу, сидевшую в моей голове.
- Ты права, - кивнул Дима, - это странно... Да, она очень хотела малыша, да, она убила собственных детей. Но как она решилась родить ещё раз после подобного рассказа? Наняла детям нянь? От самой себя? А как она мужу объяснила, почему не проводит время с детьми? А, если бы она бросилась на детей прямо при нянях? Те вряд ли её выгородили бы!
- Думаешь, Алексис соврала? – предположила я.
- Вероятнее всего, - протянул он, - но, с другой стороны, для чего?
С какой целью?
- Думаю, мстит за Николаса, - вздохнула я, - женщины вообще злопамятны, а тут отбитый жених. Не удивлюсь, что она и сестре подобной ереси наговорила.
- Но, даже если и наговорила, - согласился он, - то, как она решилась ещё раз родить?
- А, может, она что-то вспомнила? – предположила я, - вдруг она поняла, что не убивала детей, что сестры рядом не было, потом, после всех таблеток и уколов, как в себя пришла.
- Вполне вероятно, - кивнул Дима, - это единственное, что на ум напрашивается, иначе ничем не объяснить её безумный поступок.
- А Алексис продолжает упорствовать, желая сделать хуже сестре хоть так, - протянула я, - поехали назад!
- Ещё чего! – буркнул он, - зачем?
- Алексис, как следует, прижать! – воскликнула я, - пусть раскалывается!
- Да зачем? – засмеялся Дима, - она будет продолжать упорствовать, а толку не будет. Ничего мы этим не добьёмся! Угомонись, Ева. Вечером мы пойдём на вечеринку на яхте, может, там чего нароем. И потом, я уверен, она нам чего-нибудь ещё на уши навешает! Я, конечно, могу её прессануть, но я сомневаюсь, что тебе это понравится... – и замолк на полуслове, поймав мой отчаянный взгляд, - ладно, молчу.
- Молчи, - сурово велела я, - лучше позвони насчёт драгоценностей.
- Обещали перезвонить, как будет что-то ясно, - ответил Дима, а я, слегка зажмурившись, любовалась проплывающим мимо пейзажем.
Опять у нас с Димой тёрки... Выходку с «Майбахом» я, конечно, проигнорировать не могу просто определению, но больше всего меня мучает неизвестность! Почему он не может просто сказать? Что ему мешает? Хотя... Что я, собственно, желаю услышать?
Чтобы он сказал, мол, да, я отпетый преступник... За мной тянется шлейф правонарушений различного толка... Н-да.
Чего кривить душой, я надеюсь, что его как-то можно оправдать!
Что он не бандит, что это просто маска, что он добрый и справедливый, но прикрывается маской бандита, чтобы его не трогали. Что ж, я озвучила свои мысли и глупые надежды, спрятанные в уголок подсознания, хотя бы для самой себя.
Это дурацкое гадание вселило в меня дикую надежду...
Дома вновь никого не было, я померила красивое платье, полюбовалась на себя в зеркало, а потом села за ноутбук.
Время пролетело почти незаметно. Дима опять куда-то ушёл, а потом я увидела, как серебристый «Порше» въезжает в гараж.
Я мгновенно отбросила в сторону «Грозовой перевал» в оригинале, закрыла ноутбук и бросилась в свою спальню.
Не хотелось разговаривать с Максом, тем более, на холодильник я уже повесила записку, что иду на вечеринку по издательским делам. Я быстро надела платье, туфли, взяла сумочку, и выскользнула из дома. Перед выходом я позвонила Диме, спросила, куда он пропал, и он велел мне спуститься на фуникулёре. До сих пор я не знала, что это такое, но, сев в кабинку и поехав, ошалела.
К счастью, было уже темно, мои где-то долго зажигали, вернулись, только, когда всё стемнело, и я без проблем спустилась на этом чёртовом фуникулёре, правда, чуть не поседев. Высота – это не мой конёк.
А Дима встретил меня с усмешкой. Видимо, ему понравилось выражение у меня на лице.
- Зачем нужен был этот фуникулёр? – зло спросила я, - неужели нельзя было сразу забрать меня с собой?
- Извини, - мягко улыбнулся он, - но у меня были переговоры. Тебе это было бы скучно.
- Зато сейчас мне было очень весело! – фыркнула я.
- Не куксись, малышка, - и мы сели в «Бугатти».
Дима рванул со скоростью света, а я откинулась на спинку сиденья. Машина мчалась по ярко освещённым улицам, а я рассеянно изучала одежду Димы. Он сегодня был одет необычно. Чёрный костюм и чёрная рубашка с расстёгнутым воротничком ему очень шли, но было несколько непривычно видеть его в таком виде.
- Что такое? – с интересом спросил он, поймав мой взгляд.
- Никогда не видела тебя в костюме, - призналась я, - только на нашей свадьбе.
- Дресс-код, блин, - ухмыльнулся он, - по доброй воле я бы такое не надел!
Я невольно рассмеялась, но, откровенно говоря, мне нравился его внешний вид. Мне захотелось прижаться к нему, вытащить подол чёрной рубашки из брюк, медленно расстёгивать пуговички, прикасаться ладонями к его мускулистому торсу... Рельефному животу... Я слегка прикусила губу, судорожно выдохнув.
- Что такое? – с любопытством спросил Дима, сверкнув взглядом.
- Да так, - смутилась я, а он ухмыльнулся.
- Если хочешь, то специально для тебя я буду надевать этот дурацкий костюм, - хмыкнул он, скривив губы.
- Угомонись, - буркнула я, ещё больше смутившись.
Дима быстро вёл машину, мелькали огни города, а потом показалась пристань. Шум моря на меня всегда действовал успокаивающе, и сейчас, когда Дима припарковал автомобиль, я наслаждалась морем. Лёгким, чуть прохладным бризом, шелестом волн и солёным запахом. Я безмерно люблю море, а уж ночное море – это совершенно особый момент.
Яхта... Да что там яхта! Целый корабль! Огромная плавучая посудина полностью освещена огнями, всюду слышался смех, а нарядно одетый народ медленно шёл по деревянным мосткам.
Дима взял меня под руку, мы неспешно пошли по помосту, я цокала каблучками, и наслаждалась моментом.
Шикарное чёрное платье, подчёркивающее мою стройность и изящество, чёрные лаковые «лодочки» на тонких шпильках...
Серёжки в виде подвесок – чёрные жемчужины на тонкой цепочке, того же типа кулончик, браслет и кольцо в тонкой оправе. А в руках чёрный клатч.
Чёрные кудри струятся по плечам и ниспадают до бёдер, чуть подколотые по бокам бриллиантовыми заколочками, чтобы не мешались.
А рядом Дима... Брутальный мужчина в роскошном костюме!
Это похоже на сказку! Но нам предстоит ещё поговорить с владельцем яхты, а не просто расслабляться на вечеринке.
Дима меж тем подал билеты на входе, нас пропустили, и я, оказавшись на палубе, огляделась.
Всюду нарядные люди, кое-кто танцует, кое-кто общается, держа в руках бокалы с напитками. Снуют официанты с подносами шампанского и закусок, а освещение создают небольшие фонарики и гирлянды, развешанные повсюду.
- Стой тут, - шепнул мне Дима.
Взял два бокала шампанского с подноса у проходящего мимо официанта, один протянул мне, а со вторым растворился в толпе.
Но простояла я недолго, только успела глотнуть отличного шампанского, явно местного, как вернулся Дима.
- Ну, что? – деловито осведомилась я.
- Я спросил, как найти нужного нам товарища, мне, правда, ничего не ответили, но я намекнул на драгоценного ангела, и охранник обещал передать. Думаю, в чём дело, тот поймёт. Если шкатулка пропала, он тут же отреагирует на сообщение.
- А, если не пропала? – вдруг дошло до меня, - вдруг она у него?
- Кто знает, - пробормотал Дима, но заметно напрягся.
Какое-то время мы просто пили шампанское, наслаждались отменными закусками, среди которых я нашла обожаемых мною лангустов и устриц в сельдерейном соусе.
Хозяина вечера не было, я стала скучать, а Дима нашёл способ меня развлечь – увлёк в каюту на какое-то время.
А потом мы опять вернулись к шампанскому и закускам.
Внезапно похолодало, с верхней палубы народ спустился на нижнюю, а по воде зашлёпал дождь.
А к нам тем временем подошла некая женщина.
Крупная, подтянутая блондинка с высокой причёской, в роскошном красном платье до колен, и заговорила с нами на английском.
- Это вы искали мистера Пляцикас? – сухо проговорила она грудным голосом.
- Да, мы, - кивнул Дима, - можно с ним поговорить?
- Я его секретарь, Эирин, - сказала она, - скажите мне, о чём вы собираетесь поговорить с мистером Пляцикас?
- Этот разговор конфиденциален, - хмуро сказал Дима, - просто скажите ему, что это по поводу драгоценного ангела, он поймёт.
Она отошла, кивнув, а я облокотилась о край яхты.
- Что ж это за кулон такой, интересно? – пробормотала я.
- Очередная раритетная вещь, - пробормотал Дима, - креветки будешь?
- Если в остром томатном соусе, то буду, - схватив с подноса официанта целую тарелку, - откуда знаешь, что раритетная? – и отправила в рот крупную креветку, а Дима последовал моему примеру.
- Ниоткуда, - пожал он плечами, - просто иначе и быть не может. Зачем тогда всё это затевать? Ты же томатный соус не любишь! Новый заскок? – взял пальцами креветку, и отправил в рот.
- Я с мясом не люблю, - улыбнулась я, - и борщ не люблю, а креветки – совсем другое дело.
- Ладно, сдаюсь, - усмехнулся он, подхватывая очередную креветку, - мои пристрастия аналогичны, но от борща иной раз не откажусь, хотя больше люблю чёрные щи.
- Ты должен любить гаспачо! – хохотнула я, - господин испанец!
- Гаспачо – тоже неплохо, - кивнул он, - однако, закуски здесь знатные. Хочешь красного вина?
- Если только с местным сыром вприкуску, - улыбнулась я, Дима кивнул, и отправился искать вино и сыр.
И нашёл – алое терпко-кислое вино и овечий сыр, причём и то, и другое было превосходного качества. Вино явно местное, очень приятное, а рассольный сыр острый. Дима травил анекдоты, смешил меня, как мог, а потом позвонил Макс.
- Викуля, всё нормально? – спросил он, - ты поздно вернёшься?
- Точно не скажу, - вздохнула я, - а что такое?
- Просто волнуюсь, - вздохнул он, - темень, ты на этой ненормальной машине... Ты пила?
- Только сок, - соврала я, не желая его нервировать, - не беспокойся, я не настолько ненормальная.
- Тогда ладно, развлекайся, - и он отключился, а к нам опять подошла Эирин, а с ней охранник.
- Мистер Пляцикас прибыл, - сухо сказала Эирин.
Она жестом велела идти за ней, провела вниз, к каютам, причём на закрытую от гостей территорию.
Охранник шёл следом, дыша нам в спины, а Эирин открыла одну из дверей, вошла, а мы следом, и очутились в роскошно убранном помещении.
Сам Сокрэйтс Пляцикас сидел в кресле – это был мужчина средних лет со светлыми волосами, одетый в светлый костюм.
В руках держал бокал с коньяком, а в пепельнице дымилась сигара. Я поразилась такому образу, но виду не подала.
- Добрый вечер, - приветственно сказал он, - мне передали, что вы что-то там говорили про драгоценного ангела. Это так?
- Да, так, - кивнул Дима, - вы знаете, где кулон?
- Гхм, - сдвинул брови владелец яхты, - а я думал, что вы мне на этот вопрос ответите. Сам ищу.
- А мы ищем убийцу девушки, связанной с этим кулоном, - сказал Дима.
- Вы из полиции? – нахмурился Пляцикас, но, скользнув взглядом по нашей одежде и моим украшениям, покачал головой, - в принципе, непохожи.
- Частная структура на добровольных началах, - пояснил Дима, - можно присесть?
- Да, конечно, - спохватился хозяин, - не хотите коньяка?
Через пять минут мы сидели втроём, держа в руках бокалы с прекрасным коньяком отличной выдержки, а охрану и секретаршу Пляцикас отослал.
- Я коллекционирую редкие вещицы, - пояснил он, - марки, картины, монеты, ювелирные украшения, антикварную мебель и музыкальные инструменты. Всё, что в будущем будет только дорожать. А этот ангел давно привлёк моё внимание, равно, как и остальные драгоценности из той шкатулки.
- А откуда она вообще взялась, эта шкатулка? – спросил Дима, - чья она?
- Она принадлежала одному английскому графу, - пояснил Пляцикас, - потом её продали, прошла через многие руки, пока не оказалась в одной русской семье. Имущество у владельцев отобрали, кажется, у вас тогда революция началась, но эта шкатулка была спасена одним из слуг. Сама шкатулка – произведение искусства, а уж содержимое... Когда-то мне продали часть вещей из этой шкатулки, - он встал, подошёл ко встроенному шкафу, открыл сейф, и вынул оттуда коробочку, обитую чёрным бархатом.
Открыл её, а на чёрной ткани блеснули бриллианты – огромный камень интенсивно-синего цвета в форме эллипса размером с перепелиное яйцо был окружён мелкими круглыми красными камушками на основе толщиной с палец. А основа сплошь усыпана мелкими красными камнями, и продолговатыми синими. С виду это был самый натуральный ошейник.
Рядом в коробке лежал купидон с луком, весь из мелких бриллиантов, на тонкой бриллиантовой цепочке.
- Красиво, - оценила я.
- Самое поразительное, что в колье не сапфиры с рубинами, - сказал Пляцикас, - а наиболее редкие, практически исчезнувшие камни, а от того более дорогие – танзанит и красный бриллиант.
- Танзанит? – Дима аж на месте подпрыгнул, а я удивлённо на него посмотрела, - это танзанит?
- Разбираетесь в драгоценных камнях? – с интересом спросил Пляцикас.
- Да, немного, - кивнул Дима, не сводя глаз с камня, - надо же... Я давно пытаюсь достать танзанит, но тщётно.
- Вы его нигде не достанете, - вздохнул тот, - разве что искусственный, но это не то удовольствие... Я сам за танзанитами охочусь, но своих каналов не выдам, - он улыбнулся он, и показал другую коробочку, в которой лежали синие камни размером с рублёвую монетку. Их там было десять штук, и, примерно такого же размера, пять штук в виде капель, три продолговатых и одно сердечко.
- Вот это да, - Дима не сводил ошеломлённого взгляда со сверкающих камней, - как вы только их достали! Они и стоят весьма недёшево.
- Вы даже не представляете, насколько, - ухмыльнулся Пляцикас, а у Димы в этот момент зазвонил телефон.
- Извините, - быстро сказал он, вынимая мобильный, - слушаю. Да. Да. Я всё понял. Ладно, - он убрал трубку, а сам потянулся к сердечку, - можно посмотреть?
- Да, конечно, - кивнул тот, и Дима, взяв в руки камень, стал рассматривать его.
- А продайте его мне, - вдруг сказал он.
- Нет, - рассмеялся Пляцикас, - я такие вещи не продаю.
- Я дам двойную цену, - напирал Дима.
- Да хоть тройную, - хмыкнул тот, - не продам. Это жемчужина моей коллекции.
- А если в пять раз больше? – прищурился Дима.
- Обанкротитесь! – хохотнул Пляцикас.
- Никогда, - усмехнулся Дима.
- Нет, я свою коллекцию не продаю, - покачал головой тот, а Дима, положив камушек на место, взял в руки колье.
Он долго его рассматривал, перевернул, провёл пальцами по гладкой золотой поверхности центрального камня...
Я с интересом наблюдала за его манипуляциями, а Дима нажал на середину поверхности, и она открылась крышечкой.
Внутри была фотография женщины в старинном платье и со старинной причёской.
- А это как это вы? – оторопел Пляцикас.
- Заметил скобы, - пояснил Дима, - я занимаюсь ювелирным делом, но чисто любительски, для удовольствия, а тут скобы выполнены очень мастерски, почти незаметно.
- Надо же, - Пляцикас взял в руки колье и стал рассматривать, отошёл в сторону, а Дима весь подобрался, словно дикая лесная кошка. Медленно взял пальцами бутылку с коньяком чуть ниже пробки, и, я даже охнуть не успела, метнул её в хозяина яхты.
Тот даже не пикнул. Только, когда тяжёлая бутылка на бешеной скорости пришла в соприкосновение с его затылком, успел перед этим соприкосновением обернуться и округлить глаза. А потом, взмахнув руками, упал на ковёр, перекувырнув на себя блюдо с виноградом, который раскатился по полу, а бутылка откатилась в сторону. Даже не разбилась!
Всё произошло настолько быстро, что я даже рот открыла от удивления.
Дима меж тем метнулся к сейфу, достал оттуда две бархатные коробки, маленькую и большую, и открыл их.
В большой коробке была прелестная корона, из бриллиантов и синих камней, скорее всего, тоже танзанитов, а в меньшей браслет и перстень.
Дима переложил их к короне, туда же отправил колье-ошейник, подняв его с пола, а так же бриллиантового купидона и камни.
Я в немом молчании наблюдала за его действиями, но, когда он взял меня за руку, и потянул к двери, не выдержала.
- Что ты творишь!? – задыхаясь от ужаса, выговорила я, - ты, в самом деле, заберёшь эти драгоценности?
- А ты как думаешь? – прищурился он, - и шевели ногами, а то хуже будет. Он очнётся и мало нам не покажется!
- Пусти! – дёрнулась я, но он меня не выпустил.
- Я сказал – замолчи! Я потом всё тебе объясню! – он поднял с пола поднос из-под винограда, рывком открыл дверь, и этим подносом виртуозно вырубил двух громил, маячивших у входа.
Те даже сообразить ничего не успели.
Мне хотелось убить Диму на месте. Но, понимая, что этим я ничего не добьюсь, и, что мне надо срочно линять с этой чёртовой яхты вместе с ним, я просто побежала за ним по коридору.
Вот идиот! Фанатик сверкающих побрякушек! Он ещё меня называет ненормальной, когда я отправляюсь в ювелирный магазин! А сам-то! Ему не продали эти камни, так он сам их взял! Я невольно вспомнила сокровищницу Али-Бабы, находящуюся в его кабинете за книжными стеллажами.
Неужто он и их украл? При этой мысли у меня пробежал по позвоночнику холодок. Что ещё мне предстоит о нём узнать?
Боже! Кого я выбрала в отцы своему будущему сыну!
А Дима резко оборвал мои размышления, затормозив, а потом толкнул меня за ближайшую дверь, за которой оказалась каморка.
- Да ты... – возмутилась, было, я, но он зажал мне рот ладонью, прижав к стене, а за дверью послышался топот.
Топот стих, Дима убрал руку, а я сильнее разозлилась.
- Ты что себе позволяешь? – зашипела я, - совсем офонарел?
- Тихо, - буркнул он, отбирая у меня клатч, - быстро, снимай свои побрякушки и клади в сумку. Плавать будем.
Я, раздражённо сопя, сняла украшения, а Дима вынул из моей сумки заклеивающийся пакет. Я сложила украшения в сумку, которую он вместе с коробкой сунул в полиэтиленовый пакет, и заклеил его.
- Снимай туфли, и бегом, - отрывисто сказал он.
- Не командуй, - буркнула я, но шпильки сняла, и побежала за ним. Он сначала осмотрелся, нет ли людей из охраны, а потом мы выскочили на палубу. Правда, перед этим Дима вырубил ещё пару охранником тем же подносом.
Но около борта посудины нас засекли, и Дима, окончательно офонарев, сунул мне в руки пакет, подхватил меня на руки, и швырнул прямо в море.
Пока я летела, то некоторое время пребывала в лёгком шоке, а, когда очутилась в воде в платье из натурального шёлка, мысленно пожелала Диме тысячу чертей ему вдогонку!
Натуральный шёлк, намокнув, стал, как свинцовая гиря на теле, а руках у меня был пакет с драгоценностями и туфли.
Но тут же рядом раздался всплеск, Дима вынырнул и подплыл ко мне.
- Ты как? – запыхавшись, спросил он.
- Как? – разозлилась я, - угадай с трёх раз! Совсем озверел?
- Ева, я вижу катер, наверное, скоростной. И лучше нам плыть к нему, а то, боюсь, нас сейчас подстрелят. Шевели руками, если не хочешь на корм акулам попасть!
- Я тебя убью! – прошипела я.
- А ты не оговорилась, счастье моё? – фыркнул он, - может, хотела сказать – люблю?
- Ага, сейчас! – рявкнула я, энергично работая руками, - дождёшься ты у меня теперь каких-либо признаний! Совсем оборзел! Мало того, что бандит, так ещё и вор самый обычный! Хотя, нет, даже на вора ты не тянешь! Они более интеллигентные! А ты грабитель! Разбойник с большой дороги!
- Ну, ты у меня ответишь за эти слова! – рассердился Дима, влез в катер, втянул меня, а потом завёл мотор.
Я плюхнулась на скамеечку около какого-то пластикового мешка, положила пакет с сумкой и драгоценностями на лавку, а сама стала отжимать волосы.
- Придурок! – злилась я, поёжившись в мокрой одежде, - совсем ума нет!
- Ева, успокойся! – хмыкнул Дима, направляя катер к берегу.
- Успокойся? Это ты мне говоришь? – взбесилась я, - успокоиться предлагаешь? Псих! Ювелир, блин, с левой резьбой! На кой чёрт ты их украл?
- Я их не крал, - холодно ответил Дима, а я скрипнула зубами.
- Ах, извини, позаимствовал, - я взмахнула руками, откинув назад мокрые волосы, стараясь, чтобы в голосе было как можно больше ядовитости.
- Ева... – начал, было, он, но нас осветил луч света, прогремел выстрел, и я с визгом сползла на пол катера.
- Не волнуйся, милая, - странным голосом проговорил Дима, - сейчас я их лишу средства передвижения, - и я почти с ужасом посмотрела на гранату в его руке.
Он оторвал чеку и бросил её в море, прямо навстречу приближающимся преследователям. Взрыв произошёл под водой, а мы вовремя успели отъехать, поскольку катер окатило волной и перекувырнуло.
Я с шумом вдохнула в себя воздух, провела ладонью по лбу и ощутила неприятный металлический запах.
- Что это? – с дрожью прошептала я, понюхав свои пальцы, и меня чуть не вырвало.
Я мгновенно поняла, что это за запах, и почти с ужасом и дрожью уставилась на мешок.
- Дима! – обморочным голосом воскликнула я, и паника в моём голосе заставила его обернуться.
- Что случилось? – с беспокойством спросил он.
- Кажется, тут труп, - выдохнула я, показав ладони, перемазанные кровью.
- Вот чертобесие! – воскликнул Дима, а я опустила руки в воду, чтобы смыть кровь.
- Дим, что делать? – пролепетала я, - надо вызвать полицию!
- Надо, - кивнул он, - но сначала надо спрятать катер, знаю тут одну заброшенную бухту. Перейдём по горам, а из города по общественному телефону вызовем полицию.
Он прибавил скорости, и мы быстро доплыли до берега. Дима причалил, взял фонарь, и, подойдя ко мне, рванул молнию на мешке.
- Евгений Лосев! – вскрикнула я, вцепившись пальцами в борта посудины, - как такое может быть?
- Следов трупного разложения нет, - хрипло сказал Дима, осматривая тело, - вывод один – нас ввели в заблуждение. Интересно, полиция уже догадалась, что у них в морге не тот фигурант лежит? Или ещё нет... Ладно, голубка моя, выбираемся, надо валить отсюда.
Катер упёрся носом в берег, Дима выпрыгнул по колено в воду, я забрала пакет с сумкой и драгоценностями, и он вытащил меня в воду. И мы двинулись по кромке воды вдоль гор.
- Извини, - хрипло сказал он, шагая босыми ногами по воде.
- За что? – угрюмо спросила я, шлёпая за ним.
- Ну, милая, я ж столько всего о себе сейчас нового узнал! – хохотнул он, - например, что я разбойник с большой дороги!
- А кто ты, по-твоему? – саркастически осведомилась я, - херувим с крылышками?
- Нет, я далеко не ангел, и даже не херувим, - усмехнулся он, - но и не демон из преисподней. Не надо мне все грехи земные приписывать!
- Да? – фыркнула я, - а кто же ты тогда? Кто ты после всего? Избил ни в чём не повинного человека! Ограбил!
- Никого я не грабил, - вздохнул он, - вернее, ограбил, но, иную цель преследуя.
- Какую, хотела бы я выяснить! – взбешённо воскликнула я.
- Отдать эти драгоценности их истинным владельцам! – воскликнул он, - они краденые! Я узнал колье, знал о тайнике, да и женщину на фото видел на полотне у одного своего испанского приятеля в поместье. Просто я знал, где искать. Пока я размышлял над этим фактом, мне Антон Антонович позвонил, он сообщил, чтобы мы близко не приближались к этому, с позволения, бизнесмену! Он нас просто прибил бы! Ты бы ляпнула что-нибудь, как всегда...
- Извини, - вздохнула я, - я много всякого тебе наговорила.
- То-то же, сладкая моя, - ухмыльнулся Дима, и по-хозяйски обнял меня за талию, - а сейчас нам надо поспешать. Надо сообщить в полицию о трупе. Представляю, как они обрадуются, когда узнают, что у них в холодильнике не Лосев лежит.
- Теперь понятно, зачем Евгений и Арина устроили этот скандал в отеле, - вздохнула я, - Евгений не собирался умирать, но его всё равно убили. Арина – убийца. Она не убийца своего любовника, но они убили кого-то другого.
- Верно, - кивнул Дима, - и, думаю, Арина сейчас либо тоже мертва, либо в опасности. И опасность ей, вероятнее всего, грозит от господина Пляцикас. Идиоты! Нашли, с кем тягаться!
- Что ж получается... – протянула я, - он с ними сначала сотрудничал, а потом решил убить?
- Да сплошь и рядом! – отозвался Дима.
- Наверное, о цене не договорились, - вздохнула я.
- И такое, может быть, - согласился он, - только уж больно он спокоен был. Словно и, в самом деле, не понимал, куда шкатулка девалась. Надо найти её раньше него.
- Само собой. А то заберёт всё, прыгнет в самолёт, и будет таков.
- Да, но сначала он захочет вернуть то, что я у него забрал. Так что в ближайшие дни можно ждать нападения.
- Отлично! – саркастически воскликнула я, - по твоей милости на нас ещё и нападут!
- Ну, пока он доберётся до меня, время у нас есть, - усмехнулся Дима, - кстати, хочешь коньяка? – он показал бутылку, а я чуть не умерла от хохота.
- Откуда она тебя? – со смехом спросила я, чуть не свалившись в океан, Дима едва успел меня подхватить.
- Да так, прихватил на всякий случай, чтобы обороняться, - он свинтил крышку с бутылки и подал её мне.
- Пить такой коньяк из горла! – я со смехом закатила глаза, делая глоток из бутылки, - здесь же не один десяток звёзд! Но вкусно! Только не хватает кусочка шоколада.
- Что верно, то верно, - засмеялся Дима, - впрочем, есть одна идея. Посиди пока на камне.
- Ты куда? – тут же спросила я.
- Не переживай, я скоро вернусь, - он пружинистой походкой побежал по пляжу, исчезнув в темноте, а я уселась на плоский камень.
Больше всего на свете я люблю море! И горы! Сейчас океан казался таким страшным. Тёмным и мрачным, но его звуки, шум моря, это истинное наслаждение.
Я просто сидела, поджав под себя ноги, пока не вернулся Дима. Так же тихо и бесшумно подбежал, довольный, как кот, нализавшийся сметаны. А в его руках была большая коробка шоколада и шоколадка. Я невольно улыбнулась.
- Всё, моя конфетка, дело сделано, - доложил он, усевшись рядом со мной на камне, - я сообщил в полицию, где искать катер с трупом, так что пусть теперь чешутся.
- Боюсь, дочешутся! – хохотнула я, взяв с его рук коробку, и, срывая плёнку, добавила, - что всех бандитов распугают, - и, к своему вящему удовольствию, обнаружила в коробке белый шоколад с начинкой пралине.
- Твои любимые, - улыбнулся Дима, - ешь, но, думаю, под коньяк они не катят. А шоколадка горькая, специально прихватил.
- Ты просто душка, - засмеялась я, - съешь конфетку, милый! – я поднесла к его губам конфету.
- Ни за что, сладкая моя! – ухмыльнулся он, - мой десерт ещё не дошёл до кондиции, - он обвил меня руками. И, страстно целуя мою шею, добавил, - но я, как истинный гурман, сейчас доведу его до нужного состояния, - а я глупо захихикала, краснея.
- Ты змей-искуситель! – рассмеялась я, прижимаясь к нему.
- Ну, ты же Ева! – хохотнул он, прижав меня собой на плоском камне, - жаль, яблок под рукой нет!
- Искуситель! Соблазнитель! Совратитель! – засмеялась я, тая от его прикосновений.
- Ну, уж какой есть! – фыркнул он, страстно целуя мои плечи и шею. Я издала короткий смешок, а он сильнее сжал меня в своих стальных объятьях...
Мы так увлеклись друг другом, что не услышали ни воя сирен, оповещающих, что на воде полиция, ни лёгких шагов.
Нас отвлекла незнакомая речь, довольно громкая и приближающиеся шаги.
Я быстро одёрнула длинную юбку и натянула лиф платья, Дима мне его застегнул на спине, одновременно застёгивая брюки.
Довольно ловко это у нас получилось, я схватила пакет с сумкой и сладости, Дима коньяк, и мы спрыгнули на песок.
Точно. Это была полиция. Они тот час спросили нас о чём-то на греческом, но Дима покачал головой.
- Здравствуйте, - полицейский перешёл на английский язык, - что вы здесь делаете в такой час? Подобными вещами нельзя заниматься в общественном месте. Вы нарушаете закон и порядок.
- На свою же удочку попались, - ухмыльнулся Дима, но на русском, по-хозяйски обняв меня за талию.
- Русские? – полицейский явно узнал характер речи, - без конца одно и то же! Вас оштрафую за прелюбодеяние в общественных местах!
Мои глаза стремительно расширились на слове «прелюбодеяние» в английской версии, и, не выдержав, я расхохоталась, услышав староанглийское, давно забытое слово. Оно встречается лишь в старых, английских романах.
- Я вас сейчас задержу на неопределённое время! – взвился страж порядка, а Дима легонько ущипнул меня.
- Если не хочешь, чтобы твой муж нас потом из греческой тюрьмы вызволял за прелюбодеяние, лучше помолчи, - прошипел он мне в ухо, а сам с милой улыбкой повернулся к полицейскому, - извините нас, пожалуйста. Мы впервые в Греции и не знаем порядков.
- Порядок везде один! – не смягчился страж закона.
- Мы всё поняли, - кивнул Дима, - я заплачу штраф. Как это проще сделать? Через терминал?
По-моему, проще сунуть ему взятку и дело с концом. Но, Дима, похоже, лучше знает, как поступить. А то, чего доброго, действительно арестует нас.
- Идите отсюда, - махнул рукой страж порядка, а я машинально взглянула на тёмный океан, освещаемый прожекторами полицейских катеров.
Дима кивнул, взял меня за руку, и повёл прочь с пляжа.
- Прикинь, какое выражение лица было бы у Макса, когда ему сообщили бы, за что нас арестовали, - заухал Дима, обнимая меня.
- Вот уж не надо, - вздохнула я, - я пока с ним расставаться не планирую.
- А когда планируешь? – Дима прищурил тёмные глаза, покрепче обняв меня.
- Лучше давай коньячку хлебнём, - уклонилась я от ответа.
Домой мы пошли пешком, прихлёбывая по пути коньяк. Я заедала алкоголь шоколадкой, даже уговорила Диму съесть дольку.
- А ничего, - протянул он, - в умеренных количествах горький шоколад вроде не противен.
- Ну, ты даёшь! – рассмеялась я, - что, ослабло действие трёхлитровой банки мёда?
- Похоже на то, - кивнул он, - но избыток сладкого всё равно вреден. Я предпочитаю умеренность в чрезмерности. В отличие от тебя!
- Что верно, то верно, - хмыкнула я, - уж больно ты консервативен!
- А какое отношение к этому имеет шоколад? – фыркнул Дима, отломив ещё кусочек от шоколадки.
- Просто ты такой, - я на секунду задумалась, - особенный. Консервативный по жизни, при этом умудряешься быть таким и в мелочах. Если бы ты не был таким крутым, то сошёл бы за ботаника. Только не смейся.
- Даже и не думаю, - вздохнул Дима, - к знаниям я стремился всегда. Но очень хорошо понимал, что тогда места в лидерах я себе среди сверстников не получу. Поэтому приходилось работать на два фронта. И знаниями овладевать и быть первым среди ребят.
- Удалось? – с лёгкой усмешкой спросила я, хотя понимала, что у него это, как и у меня, получилось с блеском.
- А ты как думаешь? – хмыкнул он.
- Я вижу, - кивнула я, - сама такой была. Отрывалась, как могла, втайне от матери, а сама по ночам Оруэлла и Остин читала.
- Я тоже читал, хотя сие чтиво не по мне, но для общего развития в самый раз. Всё ж таки английская классика. А вот Уильям Мейкпис Теккерей хорош.
- «Ярмарка тщеславия»? – улыбнулась я.
- «Записки Барри Линдона», - ответил он.
- Тоже неплохо, - согласилась я.
По дороге домой мы, рассуждая о книгах, допили коньяк, доели шоколадку, и Дима, когда мы оказались во дворике, подсадил меня, и я вскарабкалась на свой балкон.
Я тенью скользнула в спальню, швырнула туфли на пол и задёрнула портьеры, чтобы Макс не видел, как я пришла. Я стянула с себя мокрое платье, переодела бельё, и в шёлковой ночной рубашке уселась на кровать.
Было любопытно вновь взглянуть на драгоценности, да и сумку извлечь надо. Разорвав пакет, я вынула свой клатч, и, порадовавшись водонепроницаемости пакетов, извлекла мобильный и планшет. В телефоне было несколько пропущенных звонков от Антона Антоновича.
Хотел, наверное, меня предупредить об этом греческом бизнесмене, чтоб его, но не дозвонился, а потому позвонил Диме... Нашёл, кому звонить! А тот решил проблему по-своему!
Вздохнув, я откинула крышку коробки, и, не удержавшись, примерила корону. Просто прелесть!
В мою спальню раздался тихий стук, и я вздрогнула.
- Ева, это я, - послышалось негромкое, я метнулась к двери, а Дима вздёрнул брови, увидев меня.
- А тебе идёт! – воскликнул он, и я сняла корону с головы, - попробую уговорить хозяина продать мне эти цацки.
- Ты неисправим, - я закатила глаза и плюхнулась на кровать, скрестив ноги по-турецки.
- А то! – улыбнулся он, - мне тут информацию прислали на те драгоценности.
- И? – подпрыгнула я.
- Что тебе сказать... Они все краденые! Владельцы убиты, но у них есть родственники.
- А шкатулка? – простонала я, глядя на него круглыми глазами.
- А шкатулку украли у одной дамы, очень богатой и влиятельной. Супруги одного депутата. А у депутата этого, согласно агентурным данным, работала секретарём Аксинья Кудимова, которая, как выяснилось, тоже вылетела в Афины.
- Ксюша в Афинах, Крупенин в Афинах, - пробормотала я, глядя на Диму во все глаза, - выходит, и Ксюша...
- А погибшая девушка, которая отдала Алисе пакет, бывшая однокурсница Ксюши, - добавил Дима, - Марина Сорокина. Её сестра, Карина Сорокина в розыске, и, опять же, по достоверным данным, Карина была подругой Ксюши.
- Ты меня окончательно запутал, - помотала я головой, - Ксюша дружила с сестрой своей однокурсницы?
- Да, - кивнул Дима, - и погибла как раз эта самая однокурсница.
- Матерь Божья! – простонала я, - да они же провели нас, как лохов! Ты представляешь! – и я схватила мобильный телефон.
Нашла номер матери и нажала на кнопку вызова. После нескольких гудков послышался её сонный голос, и я опомнилась.
Времени сколько!
- Вика, ты сошла с ума? – ещё не проснувшимся голосом проговорила маменька, - времени четыре утра! Решила сэкономить на разговорах? Я не знала, что в Греции есть ночные тарифы!
- Извини, я забылась, - вздохнула я, - мам, Ася до сих пор в Лиссабоне? Или она вернулась?
- Нет, не вернулась, - ответила маменька, зевая, - что случилось?
- Мама, нужно навестить в больнице Катерину Петровну, и это срочно. Нужно с ней поговорить. Расспросить про Алису, её младшую дочь. О том, какие отношения её связывали со старшими сёстрами. Только, прошу, вытяни из неё правду. Это важно. Кажется, и Арина, и Аксинья и есть преступницы.
- Ты это серьёзно? – изумилась маменька.
- Абсолютно, - вздохнула я, - более того, сегодня мы обнаружили труп Лосева, я перепачкалась в крови, думаю, убили его недавно. Арина убийца, я почти уверена в этом. Дима тут нарыл фактов, и нужно выяснить всё о взаимоотношениях Алисы с сёстрами.
- Кажется, я поняла, - воскликнула маменька, - утром я первым делом поеду в больницу. А ты там как?
- Чудесно, - просто ответила я, взяв конфетку из коробки, и откусив кусочек, - Лёня здорово загорел. А Лиза и Василинка сожгли кожу.
- Понятно, - хохотнула маменька, - наш с тобой эпидермис в действии. Ладно, я спать, а то ведь у меня задача на утро! Впрочем, боюсь, без чашки любимого мокко я не усну! И без шоколадки!
- Приятных снов! – засмеялась я.
- И тебе, - и маменька отключилась, а я посмотрела на Диму, сидящего рядом на кровати.
- Хороши сестрички! – покачал он головой, - впрочем, неудивительно! Такое постоянно случается.
- Да уж, - я потёрла шею, положила на язык ещё одну конфету, и, наслаждаясь ощущением её таяния на языке, вздохнула, - ещё бы кофе.
- Есть отличная колумбийская арабика, - улыбнулся Дима.
- Колумбийская? – изумилась я, - не бразильская?
- Нет, милая, не бразильская. Бразильский кофе самого низшего качества, чтобы там не говорили.
- Я знаю, - улыбнулась я, - поэтому предпочитаю индонезийскую робусту.
- Тогда по кофейку? – с улыбкой прищурился он.
- Давай, - кивнула я, а в дверь раздался стук.
Я невольно замерла, Дима тоже. Будет нехорошо, если это Макс, и он застанет меня в ночной рубашке вместе с Димой в одной спальне.
- Вика, открой! – услышала я, конечно, это Макс.
Я округлила глаза и посмотрела на Диму. Тот развёл руками, ситуация была двусмысленная. И Дима указал на балкон.
Понятно. Решил уйти через комнату моего мужа.
Я кивнула, Дима бесшумно вышел на балкон, а я, убрав драгоценности в ящик тумбы, открыла дверь.
- Что случилось? – зевая, спросила я, прислонившись к косяку.
- Может, впустишь? – улыбнулся Макс.
- Зачем? – вздохнула я, - я заснула с книгой, а ты меня разбудил.
- Давно пришла? – спросил он, бросив взгляд на роман Джейн Остин, лежащий на тумбочке.
- Наверное, часа два, как, - я вновь зевнула, - а ты что не спишь?
- Не знаю, - вздохнул он, - о нас думал. Раскардаш у нас в семейной жизни!
- Не хочу об этом говорить, - потупилась я, и стала рассматривать свои ногти.
- Я знаю, - кивнул он, - а потому прячешься от меня.
- Макс, милый, давай лучше всё в Москве обдумаем, но не здесь и не сейчас. И поговорим тоже в Москве. Сейчас я хочу только одного – погулять, отдохнуть, набраться культурных впечатлений.
- Понятно, - улыбнулся Макс, - ладно, я пока не пристаю. Но что же, всё-таки произошло? Почему ты гонишь меня от себя?
- Сама не знаю, - честно сказала я.
- Тогда в чём дело? – допытывался он, - я тебе надоел?
- Трудно сказать, - вздохнула я, а у Макса вытянулось лицо.
- Кажется, я понял... – прошептал он севшим голосом, - какой же я дурак! Вика, ты хочешь со мной венчаться?
- Может быть... – так же вяло ответила я, не зная, как с ним объясниться.
- Я люблю тебя! – вдруг чётко и резко сказал он, - и, если ты захочешь меня бросить, я с этим не смирюсь. Я эгоист, я знаю.
Ведь делать несчастной любимую женщину низко, но мысль о том, что ты будешь с ним... Это убивает меня!
- Посмотрим, - неопределённо ответила я, - извини, но мне хочется кофе. Я на кухню. Ты со мной?
- Можно, - кивнул он, - но я лучше сока выпью.
На кухне мы застали Диму. Он уже сварил кофе, и медленными глоточками попивал горячий напиток.
- Кофе будете? – спросил он, увидев нас.
- Я буду, - я вынула из шкафчика чашку, наполнила её раскалённым кофе, а сверху долила холодными сливками.
Достала из холодильника горькую шоколадку, а из ящика корнфлекс, и высыпала сухие подушечки в глубокую тарелку.
Макс, усевшись рядом с соком, с любопытством посмотрел на сухой корм.
- Ты же такое не ешь! – удивлённо воскликнул он.
- Иногда хочется, - улыбнулась я, отправив в рот подушечку.
- На неё изредка находит, - рассмеялся Дима, и тоже взял подушечку, похрустел, и покачал головой, - фигня какая-то.
Макс пристально на него посмотрел, потом на меня, хлебнул сока, и вздохнул.
- Давайте, рассказывайте, - сказал он, - что вы там расследуете.
- С чего ты взял? – я чуть кофе не подавилась.
- Да ладно, я же идиот, - хмыкнул Макс, а в голосе агрессии не было совсем, - вы каждый день сматываетесь куда-то, не предупредив никого. Всё время о чём-то шепчетесь, но так, чтобы остальные не слышали, что-то потихоньку обсуждаете. Мы с отцом это давно сообразили. Тем более, отец слышал, как Антон Антонович с тобой в Москве разговаривал. Дело в Лосеве? Я верно понимаю?
- В общем, и в целом, - протянул Дима, - а чего ж раньше не подключился, раз такой умный?
- А раньше у меня жену из-под носа не уводили! – неожиданно раздражённо рявкнул Макс, - до этого мы решили не вмешиваться, покуда вас Сватов контролирует, но сейчас я в стороне остаться не могу.
- Ха! – фыркнул Дима, с ухмылкой пригубив кофе.
- И ничего скалиться! – разозлился Макс, - я тебе жену не отдам!
- Раньше надо было спохватываться, - медленно произнёс Дима, насмешливо глядя на него, - а сейчас ты почти проиграл!
- Дима! – прошипела я, свирепо взглянув на него.
- Что такое, любовь моя? – засмеялся он, а Максим заскрипел зубами.
- Вдвоём я вас больше не оставлю, - заявил он, а Дима продолжал ухмыляться.
- А это уже и не важно, - развёл руками он, самодовольно улыбаясь.
Он был спокоен, как удав, а я, прислушавшись к себе, поняла, что он прав. Что все мои терзания кончились, что моё сердце окончательно и бесповоротно принадлежит Диме.
Я уже открыла рот, чтобы сказать это, попросить прощения у Макса, но в этот момент у моего мужа зазвонил телефон.
- Кто это тут решил разориться на роуминге? – пробормотал он, вытаскивая смартфон из кармана брюк, - да. Что случилось? – и он вышел из кухни.
- Я уже была готова ему всё рассказать, - прошептала я, - не знаю, что и делать. Я не могу без тебя, - я посмотрела на него полубезумным взглядом, а Дима протянул мне ладони.
Я вложила в них свои, и, наслаждаясь эти ощущением, сжала их, а он сжал мои. У меня сердце билось так, что было готово выпрыгнуть из груди.
- Не надо так сразу делать ему больно, - прошептал Дима, сжимая мои руки, - хотя, думаю, он уже всё понял... Если честно, то я порывался рассказать ему о нашем итальянском договоре. Хорошо, что не ляпнул.
- Да уж, - вздохнула я, - сейчас бы здесь было.
- Слушай, у меня создалось впечатление, что он не хочет тебя отпускать ни под каким видом. И не берёт во внимание тот факт, что ты его не любишь.
- Есть такое дело, - кивнула я, - но только это ничего не значит, пусть ругается, сколько ему вздумается.
Вдруг скрипнула дверь, Дима убрал руки, а вошедший Максим сел на своё место.
- Рассказывайте, - потребовал он, а я покачала головой.
- Макс, отстань от меня, пожалуйста, - чётко сказала я, добавив твёрдости голосу, - мы сами разберёмся в этом деле. Не лезь!
- Да ни за что! – возмущённо вскричал Максим, - что значит – не лезь? Я от тебя ни на шаг не отойду!
- Пошёл к чёрту! – рявкнула я, - не подходи ко мне ближе, чем на километр! Я достаточно внятно выразилась?
- Ты что, меня бросаешь? – спросил он севшим голосом, даже лицо вытянулось.
- Я тебе уже сказала, что поговорим обо всём в Москве, - сухо сказала я, - а сейчас оставь меня в покое. Понятно?
- Понятно, - глухим голосом ответил Макс, залпом выпил полстакана сока, встал и быстро вышел из кухни.
- Резко ты его, - покачал головой Дима.
- Сама не знаю, как так получилось, - вздохнула я, - не хотела его обижать.
- Смотри, уже рассвет, - вдруг сказал Дима, посмотрев в окно, и я проследила за его взглядом.
Из окна был виден океан, но он уже не был таким мрачным и страшным. Наверное, таковым он мне показался во тьме, да ещё и связанный с не менее мрачными событиями.
А сейчас он стал светлее, казался бескрайним, а солнечный диск, яркий, словно апельсиновая долька, завис над переливающимся полотном. Начался отлив, море то отступало, то с оглушительным рёвом «глотало» край суши, и медленно уходило назад. Ветер теребил занавески на открытом окне, и в кухню поступал пряный, морской воздух.
Воздух моря мне всегда казался пряным, сама не знаю, откуда взялась эта ассоциация. Я озвучила её впервые в два года, когда стояла с матерью перед Балтийским морем в Таллинне.
То время мне, пожалуй, не забыть никогда. Ни розовую сирень, ни песочное печенье мадам Лууле, всегда такой милой и улыбчивой, неизменно щипавшей меня за щёчку, но какой-то заторможенной. Маменька объяснила мне, что это эстонское хладнокровие.
- Как красиво, - прошептала я.
- Скажи, для нас всё закончено? – вдруг спросил Дима, - ты теперь моя?
- Последняя тайна, - медленно повернулась я к нему, - расскажешь секрет?
- Расскажу, - кивнул он, вынул телефон, и стал водить пальцем по дисплею, - как я обо всём договорюсь, ты всё узнаешь. Ладно?
- Ладно, - кивнула я, а он вышел с телефоном на балкон.
Балкон на кухне – это эксцентрично! Но, не смотря ни на что, этот дом изумителен.
Дима переговорил с кем-то по телефону, но вернулся мрачный и взбудораженный.
- Что-то случилось? – спросила я, - какие-то проблемы?
- Да, - кивнул он – на нём лица не было, - и весьма серьёзные! Это просто полный трындец!
- Да что такое? – испугалась я.
- Давай потерпим до Москвы? – жалобно попросил он, - ну, с нашим разговором.
- Как хочешь, - улыбнулась я.
- Но об одном я тебе хочу сказать однозначно, - он опёрся о стол ладонями, - я не торговал наркотиками. Остальное узнаешь позже.
- Хорошо, - кивнула я, а Дима нагнулся, и наши губы сомкнулись в нежном поцелуе.
И всё бы ничего, если на кухню в этот момент не вошёл Иван Николаевич. Я, услышав стук двери, отпрянула от Димы, и увидела свёкра, стоявшего в дверях.
- Вика... ты... – он ошеломлённо выдавил слова, но на этом его словарный запас иссяк.
- Иван Николаевич, как спалось? – деловито осведомилась я.
- Прекрасно, - неожиданно чётко ответил он, ошарашенный и растерянный, - Вика, а что происходит?
- Я бросила Макса, - спокойно ответила я.
- Как!? – ахнула Иван Николаевич, - что он опять натворил?
- Ничего, - улыбнулась я, - просто я его окончательно разлюбила.
- В смысле? – Иван Николаевич хлопал глазами.
- Просто любовь кончилась, - вздохнула я, - я давно пребываю в подвешенном состоянии, но в этот раз разрыв полный. Больше я с Максом жить не буду, это уже навсегда.
- Да, в Москву мы возвращаемся парой, - сказал Дима, - и Ева переезжает ко мне.
- А вы оставайтесь в доме и ни о чём не переживайте, - добавила я.
- Макс-то в курсе? – протянул Иван Николаевич.
- В курсе, - кивнула я, - только он ещё не знает о переезде.
- Н-да, - вздохнул мой свёкр, - вот дела-то! Я и не думал, что у вас всё так резко закончится.
- Я и сама не думала, - вздохнула я, - само как-то.
Пока Иван Николаевич приходил в себя, Дима увлёк меня на улицу. Перед выходом я заскочила в комнату, не идти же на пляж в ночной рубашке, и натянула пёстрое длинное платье из шифона, и бежевые сабо.
Уже светало, но пляж ещё был в сумерках и пустынен.
Хмель давно выветрился из головы, да он и был несильным, ведь мы столько всего съели, что опьянеть при этом трудновато.
Дима усадил меня на большой плоский камень, забрался сам, и я прильнула к нему, чувствуя себя самой счастливой на свете.
Мы просто лежали на камне и молчали, слушая прибой, пока окончательно не рассвело.
Мы вошли в дом, когда наши завтракали, Дима обнимал меня за талию, и это не укрылось от тёти Нуцы и Анфисы Сергеевны.
Их брови тут же удивлённо взлетели вверх, а Иван Николаевич горестно вздохнул.
- Мамочка, папочка, а вы пойдёте сегодня с нами на пляж? – воскликнула Василинка.
- Нет, солнышко, - ответил Дима, отодвигая стул и помогая мне сесть, - у нас кое-какие взрослые дела.
- И когда я стану взрослой... – с самым серьёзным заявила Василинка, и я невольно рассмеялась. Это так курьёзно прозвучало!
А Дима налил мне кофе со сливками, а я намазала тост маслом и положила на него кусок мяса. Дима соорудил себе такой же бутерброд, он был доволен жизнью и что-то напевал, некий мотив.
Остальные обсуждали, что взять с собой на пляж, одна лишь тётя Нуца пристально за нами наблюдала. Кажется, она что-то стала понимать.
Макса за столом не было, но спрашивать мне было неудобно, но мой муж вскоре появился. И я слегка оторопела, когда он положил передо мной на стол громадный букетище красных, синих и белых роз. Все невольно замерли, а Дима фыркнул.
- Смотрю, ты патриот, - иронически сказал он, - даже букет в виде родного флага! – и я издала смешок.
- Вика, прошу, - Макс бухнулся передо мной на колени, - не бросай меня! Я никого и никогда так не любил, как тебя! Ты моя единственная...
- Родина-мать! – бросил в пространство Дима, а я не выдержала, и расхохоталась.
- Заткнись, придурок! – вскричал Максим, вскакивая с колен, - упражняйся в остроумии со своими пассиями, а к моей жене не лезь!
- Макс, извини, - простонала я, подавившись смехом, - но сейчас это, ей-богу, ни к чему. Слишком поздно. Я с тобой больше не буду.
- Что!? – задохнулся Максим, хватая ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег.
- Она тебе жена только на бумаге, - вальяжно произнёс Дима, взял из вазы крупное яблоко, и, разглядывая его, задумчиво произнёс, - а вот оскорблений я не потерплю. Сам заткнись!
Миг – и яблоко угодило Максу прямо по зубам.
Мой муж взмахнул руками и упал на пол, а яблоко укатилось под стол. И Макс схватился за челюсть.
- Ну, я тебя сейчас! – Макс окончательно взбесился, - убью к чёртовой матери! – и рванул к Диме, а я, не выдержав, вскочила с места, и преградила ему путь.
- Макс, ты русские слова разучился понимать? – строго спросила я, - я не люблю тебя! Хватит! Успокойся!
- Я не позволю! – закричал Максим, схватив меня за запястья, - я не отдам тебя этому упырю! Ни за что!
- А ну отпусти её! – взвился Дима, он отпихнул Макса, загородив меня собой, - ты идиот! Тебе ясно сказали – Ева с тобой больше быть не хочет! Плохо доходит?!
- Да пошёл ты ко всем чертям! – взбудоражено вскричал Макс, покрывшись багровыми пятнами, - мне плевать! Она моя жена! Она будет только со мной! Я не допущу!
- Либо заткнись, либо я тебя сейчас вышвырну из этого дома, как шелудивую дворнягу! – зло процедил Дима.
- Тоже мне – господин и повелитель! – взвился Макс, - думаешь, что ты пуп земли? Из дома он меня выгонит! Этот дом снят для всех!
- Этот дом принадлежит мне, - процедил Дима, - я его купил, купил для любимой женщина. И Ева обещала жить здесь со мной! И она обещала родить мне сына! А ты, придурок, уже должен сообразить, что между вами всё закончено! Что она больше не с тобой! И, если ты не заткнёшься, я выставлю тебя вон!
- А не пошёл бы ты? – сощурился Макс, и Дима, побагровев, с чувством двинул ему кулаком по лицу.
Макс рухнул на стеклянный столик, на котором стояла стеклянная ваза, и, кажется, был без чувств, поскольку признаков жизни не подавал. Ваза и столик превратились в крошево, но Диму это мало волновало. Он, взглянув на обеспокоенное лицо Анфисы Сергеевны, пощупал Максу пульс.
- Будьте добры, - кивнул он ей, - приведите вашего внука в чувство и выставьте за дверь. Остальных это не касается. А этот, с позволения, субъект пусть ночует на пляже!
Дима взял меня за руку и утащил за собой из кухни, он увлёк меня в сад.
- Жёстко ты с ним, - вздохнула я.
- Пусть знает своё место, - проворчал Дима, - а то совсем оборзел. Слышать ничего не желает. Знаешь, Ева, я до сих пор поверить в своё счастье не могу. И, что ты опять не сбежишь, что ты со мной, что ты моя, и больше ничья! Что в Москву мы вернёмся парой!
- Погоди до Москвы-то, - улыбнулась я, - давай для начала найдём Арину. Может, когда позвонит мама, ситуация немного прояснится.
- Давай сгоняем за машиной, - предложил Дима, - она ведь осталась на стоянке около порта.
Мы отправились в гараж, я уселась в чёрный «Астон Мартин», любопытно было на ней прокатиться, а Димка сбегал за ключами.
Мы тронулись в путь. Димка поставил диск, зазвучала бессмертная композиция Жоржа Бизе, «Кармен», весёлая и задорная. Я счастливо смотрела на проплывающий мимо пейзаж, ощущая бескрайнее умиротворение. У меня будет ребёнок...
Ребёнок от Димы! Сын! И, резко выдохнув, я нажала ногой на тормоз.
Дима едва успел убрать ногу с газа, машина встала, и я, не помня себя, кинулась ему на шею.
Неудобно было предаваться страсти в этой, ни на что не похожей, машине, в джипе гораздо просторнее, что и говорить.
А тут всего лишь два сиденья, машина весьма миниатюрна.
Чуть позже, когда мы пытались отдышаться, Дима облокотился локтями о руль и покачал головой.
- Ты в следующий раз предупреждай хоть, - с мягкой улыбкой сказал он, - когда на тебя страсть нападёт!
- Постараюсь! – кивнула я, - я хочу ребёнка! Прямо сейчас!
- Подожди девять месяцев, - усмехнулся Дима, - хотя, кто знает... Может, ещё придётся поработать!
- Ну-ну, - рассмеялась я.
Машина эта мне очень понравилась, хоть и крохотная.
Только неуверенная в себе женщина сядет в малолитражку, либо та, у которой нет денег на нормальную машину.
Но спорткар – это отдельный разговор. Это роскошная, пафосная машина, лакированная красавица, говорящая о статусе её обладателя.
Маменька позвонила, когда я уже сидела в «Бугатти» и летела наперегонки с Димой по оживлённой трассе.
- Вика, ты где? – деловито спросила она, - Дима с тобой?
- В некотором роде, - фыркнула я, - в принципе, со мной, но он за рулём «Астон Мартин», а я в «Бугатти». Представь, какой подарочек он мне сделал!
- Генерал его убьёт! – захохотала маменька, - как узнает, какое средство передвижения он тебе купил, так сразу и пальнёт из табельного! Помнится, он очень ругался.
- Очень, - согласилась я, - но машина-то в Греции! Мам! – воскликнула я, слегка задохнувшись.
- Что? – удивилась она.
- Я теперь с Димой! – выдохнула я, - насовсем! Я бросила Макса!
- Как!? – закричала маменька, - девочка моя! Поверить не могу! Милая ты моя! Солнышко! Лёня, Лёня! Вика теперь с Димой! Они вместе! Викуля, солнце моё, немедленно рожай ребёнка! От Димы! Сына! Я хочу иметь от Димы внука!
Маменька вопила так, что я чуть не оглохла. Она никак не могла успокоиться. За кадром слышались вопли, что-то разбилось, голосистое мяуканье Штрауса, наверное, на бедного кот что-то уронили. Она совсем позабыла о том, что должна мне поведать. Пришлось срочно остановить её вопли радости.
- Мама, что с нашим делом? – выкрикнула я, - что ты узнала?
- Ах, да, - опомнилась маменька, - я разговаривала с Катериной Петровной. Так вот, она мне такое рассказала.
- Говори же, - взмолилась я.
- Алиса не её дочь, - затараторила маменька, - чья – неизвестно. Катерина Петровна этого не знает, и я сейчас поеду, чтобы выяснить, откуда взялась девушка.
- Неудивительно, что сёстры так с ней обошлись! – возбуждённо воскликнула я, - если всё вот так.
- Да нет же, - возразила маменька, - Арина и Ксюша не знали, что Алиса им не родная сестра. Катерина Петровна никогда не рассказывала об этом девочкам.
- Тогда почему же они с ней так обошлись... – протянула я, - одно дело, когда сёстры просто не общаются друг с другом, совсем другое, когда идут на убийство. Чего ради? Что они не поделили?
- Пока трудно сказать, - вздохнула маменька, - да, и, по словам той же Катерины Петровны, девочки всегда были в хороших отношениях. Никогда не ругались, напротив, всегда были очень сплочены. И почему они пошли на такое... Катерине Петровне я не сказала, что вытворили её старшие дочери, решила, что нельзя доставлять ей такую боль. Во всяком случае, я сама этого делать не желаю, пусть милиция сама разбирается.
- Верно, - вздохнула я, - всё равно ведь выплывет, так пусть они и сообщают. У меня тут вообще странная цепочка вырисовывается.
- Повествуй, - велела маменька.
- Да что повествовать, - вздохнула я, - пропавшая шкатулка принадлежала жене депутата, у которого работала Ксюша. Я так понимаю, она положила глаз на драгоценности, а потом украла их. С этим всё предельно ясно. Но зачем было подключать Алису? Ксюша дружила с сестрой своей однокурсницы, которая сейчас в розыске. За что, не знаю, Дима не уточнял. Я не понимаю смысла. Зачем было убивать Марину? Для чего они вручили Алисе шкатулку? Не могу понять ход их мыслей и действий.
- Как зовут сестру этой Марины? – деловито осведомилась маменька.
- Карина Сорокина, - ответила я, - а Марина училась вместе с Алисой.
- Ладно, я пороюсь в этом, - пообещала маменька, - вы там ищите Арину с Аксиньей, пока они очередных дел не натворили.
- Что иголку в стоге сена, - вздохнула я, - они, словно провалились. Где мы их найдём? Уму непостижимо! Наверняка, залегли на дно, и ищи их теперь! Кстати, откуда в их доме взялась Алиса? И куда ты едешь?
- Я же говорю, она её удочерила, - воскликнула маменька, - ей знакомая её принесла.
- И что это за знакомая такая, что детей приносит? Аист, что ли? Поведай мне, - деловито осведомилась я.
- Вот этого она не уточняла, - вздохнула маменька, - но дала мне её номер телефона. Я уже договорилась о встрече.
Позлить меня, она, что ли, хочет? Тогда почему она выдаёт информацию по крупицам?
- Ты меня до инфаркта довести хочешь? – зафыркала я, - объясни подробно! Что тебе рассказала Катерина Петровна? Мне нужны все мелочи!
- Ох, и въедливая же ты! – фыркнула маменька, - в кого, интересно! Ладно, слушай!
Арине и Аксинье было совсем мало лет, когда Катерина Петровна принесла в дом младенца – Алису. Не состыковок, вроде тех, что у их матери не было живота, они не сделали за малостью лет, а потом всё стёрлось из памяти. Они считали младшую сестру родной.
Катерине Петровне позвонила приятельница, и спросила, не хочет ли она удочерить младенца, девочку. И, хотя у них уже было две дочери, подумав, они согласились. При помощи знакомых из клиники Катерине Петровне сделали документы, что девочка её дочь. Так Алиса оказалась в их семье.
Знакомая эта работала прислугой одной богатой женщины. На вопрос, откуда у неё взялся ребёнок, она ответила невнятно, мол, какие-то её знакомые отказались...
- Бред! – возмущённо воскликнула я, оборвав её на полуслове, - как это – знакомые отказались? Ребёнок – это не вещь! Ты так говоришь, будто её, как спичечный коробок, отдали!
- За что купила, за то и продаю! – фыркнула маменька, - я сама удивилась. Попыталась уличить эту вашу Катерину Петровну во лжи, но она ответила, что сама понимала, что что-то с этой малышкой нечисто. Но она всё равно взяла младенца, пожалела девочку. Думала, что тут некий криминал замешан, что ребёнка в срочном порядке спасают, вот и взяла её. Она решила спасти её, в отсутствии благородства эту женщину не обвинишь, подделала документы у знакомого гинеколога, в роддоме, и стала матерью третьей дочки.
- Ясно, - выдохнула я, - спасибо. Я тебе перезвоню.
- Да я сама позвоню, - ответила она, - как что-то выясню, так сразу.
Она отключилась, а я набрала номер Антона Антоновича.
- Хорошо, что ты мне позвонила, Викуля, - воскликнул он, - у нас тут новости.
- Какие? – загорелась я.
- Для начала ответь мне, дорогуша, почему ты трубку не брата прошлой ночью? – сурово спросил генерал, - еле до Северского дозвонился! Вы там самодеятельностью занимаетесь, а я – нервничай. Ну, чего молчишь?
- Что вам ответить? – вздохнула я, - я звонка не слышала. Как, сама не знаю.
- Пошёл на поводу у дилетантов, и теперь нервничаю! – проворчал генерал, - ладно, у меня для тебя информация. Дело в том, что кровь, найденная на месте убийства Алисы, на самом деле, замороженная.
- В смысле? – не поняла я.
- А в том смысле, что около года назад Алиса сдавала кровь в одном медицинском центре. Для доноров. Так вот, кровь эта оттуда.
- Как вы это выяснили? – подскочила я.
- Эксперты сделали анализ, - пояснил Антон Антонович, - и установили, что кровь подвергалась заморозке. А какая может быть заморозка на автостоянке? Сразу пало подозрение, что девушка, возможно, сдавала кровь. Едем дальше. Мы мгновенно вычислили, где Алиса сдавала кровь, поговорили с персоналом, и подозрение подтвердилось. У них действительно пропал один пакет с кровью Алисы. Спрашивается, зачем? Для чего надо было кровь воровать?
- Только для того, чтобы инсценировать убийство, - прошептала я, ошеломлённая внезапной догадкой, - Антон Антонович, Алиса жива!
- Подожди с поспешными выводами, - вздохнул генерал, - нам нужны чистые факты. Арина прячется, Алиса пропала, вероятно, убита, но имеются подозрение, что жива, а Ксюша вылетела в Грецию.
- Девушки были очень дружны между собой, - воскликнула я, - и я уверена, все трое сейчас здесь, в Греции. Для чего они тут – вообще непонятно. Но надо их искать, пока ещё что-нибудь не натворили. Они могут. Кстати, а Алиса-то не родная дочь Катерины Петровны.
- Как? С чего ты взяла? – удивился генерал.
- Да возникло одно подозрение. Вот я маму и подрядила проверить. И она выяснила, что Катерине Петровне девочку эту кто-то отдал. Мама поехала к тому человеку, который отдал.
- Ладно, я сейчас свяжусь с Марьяной Георгиевной, - пробурчал Антон Антонович, - уточню информацию из первоисточника.
Я бросила телефон на сиденье, и стала догонять Диму, чтобы поскорее обо всём рассказать.
Мы устроились в чудесной летней веранде с огромным кувшином сангрии, и я стала рассказывать ему поступившую информацию.
Молоденькая официантка, лет двадцати, наверное, вполне милая блондинка с безликой внешностью, заинтересовано поглядывала на Диму. Было явно видно, что он ей понравился, но меня она соперницей не сочла. Наверное, я пристрастна к блондинкам, потому что Дима тоже глянул на неё, но интереса в его взгляде я не заметила.
- Что-то ещё? – спросила официантка на русском, продолжая топтаться около нашего столика.
- Моей любимой фруктовое мороженое, - добавил он, - только не фруктовый лёд, а молочное мороженое с кислыми фруктами. И, пожалуйста, не маячьте над душой, дайте нам побыть вдвоём.
Блондинка скривилась, дёрнула плечиком, и, покачивая бёдрами, исчезла в здании.
- Ловко ты её, - звонко рассмеялась я, - сердцеед ты мой!
- Ничуть не лучше тебя, - усмехнулся он, - итак, любовь моя, вина? – и он стал разливать по стаканам специальным половником сангрию.
Сангрия – это совсем лёгкое вино, градусов пять всего, зато с фруктами. Дима пододвинул мне стакан, и я глотнула вина.
Подошедшая официантка молча поставила вазочку с мороженым и удалилась, а я рассказала ему об Алисе.
- А я с самого начала знал, что Алиса жива, - заявил Дима, а я чуть сангрией не захлебнулась.
- Совсем офонарел? – прошипела я, - и ты молчал!?
- Малышка, так я же не знал наверняка, - улыбнулся он, - это только догадки были.
- Тогда почему не озвучил? – прищурилась я.
- Не до того было, - пожал плечами Дима, - это же только догадки. Без чётких подтверждений не стал ничего озвучивать.
- Ладно, милый мой, - кивнула я, вонзив ложечку в мороженое, и отправив лакомство в рот, - поведай мне, о чём ещё ты догадываешься, но молчишь, как партизан.
- Например, я почти уверен, что Алексис нам мозг пудрит, - улыбнулся он, - более того, она в чём-то замешана.
- Ты определённо знаешь больше, чем говоришь, - вздохнула я, - и Антон Антонович явно даёт тебе больше информации, чем мне. Ясное дело, ты мужчина, тем более, консервативнее, и он больше доверяет тебе, чем мне, сумасбродке с закидонами.
Дима невольно улыбнулся. Между глаз у него залегла небольшая морщинка, и я поняла, что попала прямо в яблочко.
Что ж, будем играть по вашим правилам.
- Итак, милый друг, - пропела я елейным голоском, - рассказывай, что ты знаешь.
- Алексис ненавидит Аделфу, - чётко сказал он, - я хороший психолог и вижу это. Думаю, дело в женихе. И ещё я думаю, не она изводила мать ревностью, а Алексис. Именно она, старшая, считала мать своей собственностью, поскольку она старшая. Я слышал, каким тоном она сказала, что она старшая, что она всю генетику тянет. Она искренне считает, что мать принадлежит только ей. А тут младшая дочка! Младшая сестра! Она, словно утешала себя тем, что она старшая! Что старшие всю генетику тянут.
- Понятно, - вздохнула я, - похоже, ты читаешь людей, как открытые книги.
- Есть такое дело, - кивнул он, - только тебя я прочесть не могу.
- Серьёзно? – удивилась я.
- Да, милая, - кивнул он, - ты слишком сумасбродна, и это черта твоего характера. Но это хорошо. Более уравновешенные люди более несчастны. Ты счастливее благодаря лёгкости характера.
- Это у меня лёгкость характера!? – хохотнула я, - отличная шутка!
- Но ты же не зануда! – улыбнулся Дима, - с занудными людьми тяжелее, нежели с простыми и лёгкими. Разве не так? Ты эксцентрична. Но, на мой взгляд, это качество положительнее многих.
- Да уж, - фыркнула я.
- И вот, из собственных наблюдений я сделал вывод, что Алексис терпеть не может сестру, - вздохнул Дима, - что хочешь, говори.
- И хранит её секреты? – поразилась я, и осеклась, - хотя...
- Вот и я о том же, - заулыбался он, - наврала она нам всё. Слова правды не сказала.
- Вот и весь ответ, - вздохнула я, - только одно непонятно.
- Что? – заинтересованно спросил Дима.
- Неужели она не понимает, что потом её враньё не всплывёт? Что Аделфа очнётся, скажет, что она никаких преступлений не совершала... – и я вновь осеклась, понимая, что Алексис знала, что сестра и слова не проронит. Боже!
- Что? Что такое? – Дима следил за моим взбудораженным лицом, теряясь в догадках.
- Если только она сама на неё не наехала, - прошептала я.
Дима открыл рот и закрыл, обдумывая моё неожиданное предположение. Я сама затихла, пытаясь собрать обрывки сведений в единое. Дима по-прежнему был задумчив.
Я его не перебивала, ожидая, что он скажет, и, спустя десять минут, он отмер. Видимо, обдумал ситуацию критически.
- Похоже, ты права, - кивнул он, - и она действительно пыталась убить сестру. Есть у меня пока одно предположение, но я пока озвучивать его не стану, даже не проси.
- Что так? – вскинулась я.
- Слишком дикое, - пояснил он, а я покачала головой.
- Ладно, не спрашиваю, - я доела мороженое, мы допили сангрию и отправились гулять.
Рядом с ним я ощущала себя самой счастливой на планете.
Море, солнце, любимый мужчина рядом. Мы съели по мороженому, мне-то сладкого всегда мало, а Диму я уломала.
Я, нет-нет, да и хваталась за телефон, но Дима меня останавливал.
- Угомонись, - воскликнул он, беря меня за руку, - она позвонит, как будет что-то известно. Ты не умеешь отдыхать просто так!
- Факт, не умею, - кивнула я, откидывая со лба тёмную прядь, - что со мной сделаешь! Ну, нетерпеливая я!
Мы ещё погуляли, домой вернулись довольно поздно, когда все уже были на месте, и ужинали.
- Как день прошёл? – тут же спросила Нуцико.
- Чудесно, - кивнула я, - погуляли в своё удовольствие.
- А я проверила Лизаню на наличие слуха, - с улыбкой сказала Нуцико.
- Да? – заинтересовалась я, - и как? – но, заметив безмерно довольное выражение лица Анфисы Сергеевны, а так же кислое Ивана Николаевича, то догадалась сама.
- Абсолютный слух, - доложила Димина тётка, - и у Лизы, и у Лёни. С ними тоже надо заниматься.
- Не надо ни с кем ничем заниматься! – почти прорычал Иван Николаевич, - не желаю!
- А что, собственно, происходит? – сощурилась я, глядя на свёкра.
- Ничего не происходит, - угрюмо сказал он, - просто я не хочу, чтобы мои внуки шли в музыкальную среду. Им два пути – в медицинский и на юридический.
- Вообще-то, - прошипела я, - их мать – я. И я буду решать, что для них хорошо.
- А я дед! – рявкнул Иван Николаевич, - тоже право голоса имею!
- О правах мы с вами позже поговорим, - процедила я, медленно поднимаясь со стула, - Максим! – рявкнула я, - быстро! За мной! На кухню! – и понеслась быстрее ветра, громко цокая каблуками.
Когда Макс вошёл вслед за мной на кухню, я налетела на него, не помня себя от ярости.
- Ну-ка, друг мой, объясни мне, что происходит? – зашипела я, взмахнув руками, - не далее, как сегодня утром, Иван Николаевич был нормальным. А он сейчас злой, как стая волков! Думаешь, что, если натравишь на меня своих родственников, то что-то изменится? Зря надеешься, милый! Я у тебя детей отберу! – я тыкнула в него длинным пальцем, - тебе проблемы нужны?
- Ты думаешь, я не смогу тебе проблем организовать? – прищурился Макс, - у меня тоже связи есть. Да я посадить тебя могу! Найду, за что!
- Убойные качества для доброго и справедливого следователя! – скривилась я, - посадить жену, бросившую его!
- Не передёргивай! – разъярился он.
- А ты не борзей! – фыркнула я, - и не смей, слышишь, не смей управлять нашими детьми! Они будут учиться музыке! А, когда вырастут, сами решат, чего они хотят в жизни. И только попробуй влезть! Я тебя пришибу! Придурок!
- Взбалмошная идиотка с закидонами! – процедил Макс, - я всё равно сделаю по-своему!
- А я по-своему! – зашипела я, схватила со стола тарелку и с чувством опустила её Максу на темечко.
Правда, не совсем опустила, он успел схватить меня за руки, а тарелку я выпустила из рук, и она всё-таки упала на его безмозглый череп.
- Больная! – заорал Макс, - я тебя в клинику сдам! Кретинка!
- Кто кого сдаст, ещё неизвестно! – взвилась я, и всё-таки заехала Максу по его пустой голове, на сей раз половником.
Мой муженёк шлёпнулся без чувств на пол, а я, выглянув из кухни, крикнула:
- Анфиса Сергеевна, вашему внуку срочно нужна помощь по вашему профилю!
Вскоре на кухне столпились все домочадцы, только Нуцико увела детей спать. Макс уже очухался, а Анфиса Сергеевна обрабатывала ему раны.
- Вика в своём репертуаре, - проворчал Иван Николаевич.
- А что я? – вскинувшись, воскликнула я, - нечего тут выступать!
- Тут только ты выступаешь! – проворчал Макс, держась за голову.
- Помолчал бы лучше, - резко сказала я, - а то одной перекисью не отделаешься, томограф понадобится!
- Немедленно успокойтесь, - требовательно сказала Анфиса Сергеевна, - что за балаган! В самом-то деле!
- Ладно, - махнул рукой Иван Николаевич, - выясняйте отношения сами, я не лезу.
- Папа! – зарычал от злости Макс.
- Что – папа? – вскинулся Иван Николаевич, - я вот уже тридцать лет, как папа! А это твоя семья и твои дети! Я люблю внуков, но вмешиваться в твои отношения с женой, да ещё манкируя внуками, я больше не намерен! Сам разбирайся!
- Я смотрю, вы все тут честные и благоразумные, - процедил Макс.
- Ты бы лучше заткнулся, - посоветовал Дима, - и, насколько я помню, утром я велел тебе не появляться здесь!
- Здесь мои дети! – прошипел Макс.
- Да мне по фигу! – рявкнул Дима, - ещё одна выходка, в последний раз предупреждаю, и тогда не Ева, а я тебе нанесу черепно-мозговую травму. И не только! Все кости переломаю! Половую в том числе!
Макс вытаращил глаза и закашлялся, а я захохотала, как ненормальная.
- Представитель семейства обезьянних, - простонала я, умирая от смеха, и прижимаясь к Диме.
- Скорее уж, гиббон, - ухмыльнулся он, увлекая меня из кухни.
Я продолжала смеяться, из кухни доносился бубнёж моего милого супруга, а Дима уселся за рояль.
Он стал играть «Лунную сонату» Бетховена, потом «Лунный свет» Дебюсси... Я зачарованно слушала мелодию, где-то на заднем плане я слышала суету, но не обращала на неё внимания.
Потом играть стала я, пересев к Диме, мы стали импровизировать, смеясь, и в итоге родилась совместная пьеска.
- Вика стала сочинять музыку, - сказала Нуцико, появляясь в гостиной, - как здорово. Я смотрю, вы вдохновляете друг друга.
- Ещё как вдохновляем, - заулыбался Дима, и вдруг переменился в лице.
- Что случилось? – удивилась я.
- Я сейчас вернусь, - и он, встав с кушетки, стремительно вылетел из гостиной. Я удивлённо посмотрела ему вслед.
Нуцико подошла ко мне, и, коснувшись пальцами моих кудрей, вздохнула, а потом села рядом.
Она легко пробежалась пальцами по клавишам, а потом посмотрела на меня.
- Я рада за вас, - сказала она, остановив звучание музыки. Её пальцы замерли над клавишами, - я никогда не видела, чтобы двое так любили друг друга, - и снова сыграла несколько аккордов, - вы готовы умереть друг ради друга.
Я слабо улыбнулась. Не нужно проницательности, чтобы это понять, Дима не раз рисковал из-за меня жизнью, да и я чуть не падала замертво, думая, что больше его никогда не увижу.
- У вас есть дети? – спросила я, понимая, что ничего о ней не знаю.
- Нет, к сожалению, - вздохнула она, - в молодости я была потрясающей красавицей. Изящная фигура, ослепляющая внешность и строптивый характер. Я ходила, задрав нос до небес, ждала своего принца, а ухлёстывающих за мной парней отшивала. А они решили мне отомстить... – и она замерла, глядя вдаль, а я поняла, что их месть состоялась. И, скорее всего, Нуцико стала бесплодна в результате этой мести.
- Я долго пролежала, истекая кровью, - прошептала она, - я боялась даже крикнуть, хотела просто умереть. Но меня спасли. Двадцатый век, советское время, я даже из дома выходила бочком, но потом я повстречала мужа. Он был грузином, оперным певцом, любил меня, не взирая ни на что...
Она опять замолчала, и вдруг стала играть. Но, резко остановив свою игру, она взяла мои листы, с симфонией, что я написала, и стала играть её. Она играла её с такой силой и надрывом, что я поняла, что, исполняя произведение, нужно понимать ещё и настроение произведения. А потом она стала играть моё первое сочинение, более спокойное и нежное.
Она очень талантлива. Без таланта, без умения чувствовать, так красиво исполнить произведение не получится.
- Я ведь была первой скрипкой, - сказала она, окончив играть.
- Правда? – поразилась я.
- Мне после случившегося хотелось всем что-то доказать, - вздохнула она, - если до этого родители почти отчаялись увидеть меня на сцене, то после произошедшего я с остервенением стала заниматься. Я часами стояла со скрипкой в руках, а потом ещё играла на пианино. Я играла и играла, словно в ступоре, словно сомнамбула, не в силах остановиться. Но, встретив своего мужа, я попала к нему в оркестр. Потом, когда моего любимого не стало, я пошла преподавать. Не стала ждать, пока вокруг меня начнут плести интриги. Зачем? Я всегда была далека от этого... – и она опять заиграла, на этот раз «Колыбельную» Шопена.
Мне стало так жаль эту бедную женщину. Теперь мне стало понятно, почему она отняла у Октябрины Михайловны Василинку. Ей не хватает детей.
Тем временем вернулся Дима. Он облокотился о рояль, слушая музыку, Анфиса Сергеевна тоже переместилась в гостиную, только Макс и Иван Николаевич маячили поодаль.
А Дима меж тем странно озирался. Что это с ним?
- Что с тобой? – вдруг спросила Нуцико, резко оборвав игру.
- Ничего, порядок, - ответил Дима, вновь оглянувшись.
Но расспросить его мы не успели, внезапно дверь распахнулась, и в гостиную вошли люди с оружием в руках. Я аж подпрыгнула. И через минуту мне всё стало ясно, когда я увидела господина Пляцикас. Долго шли!
Наверное, выяснял, кто же это на него напал.
- Доброго вам дня, - сквозь зубы сказал он, - как жизнь? – произнёс он с непередаваемым ехидством.
- Лучше всех! – хохотнул Дима, сложив руки на груди.
- Вы это, - кивнул он ему, - держите руки на виду, и лишних движений не делайте, знаю я ваши фокусы.
Я задумчиво посмотрела на его сине-лиловое лицо, опухшее, словно от избыточных возлияний. Хорошо же его Димка приложил!
Неудивительно, что тот нервничает, Димка, если что-нибудь метнёт, то окажешься в ближайшее время в травматологии.
- Я к вам с миром пришёл, - вкрадчиво сказал бандит.
- С миром к людям ходят с тортом в авоське, - язвительно хмыкнула я, ухмыляясь, пока этот греческий нарушитель закона переводил слово «авоська» на родной язык.
- Хватит вам зубоскалить и упражняться в остроумии на чужом языке! – вдруг разозлился он, - я, в отличие от некоторых, - он покосился на Диму, - ни на кого бросаться не намерен! Только хочу забрать своё! А вам, - кивнул он Диме, - я смотрю, делать нечего! Фантастически богатый и невероятно влиятельный молодой человек, а подобно выкидываете! Какого чёрта, а? Или вы всё своё состояние, таким образом, нажили?
- Как себя чувствуете? – язвительно-сладким голосом поинтересовался Дима, - голова не болит?
- Как бы у кого другого сейчас не заболела, - пробормотал Пляцикас, а потом отвлёкся на спустившихся со второго этажа своих соглядатаев.
Он их внимательно выслушал, а потом перевёл взгляд на нас.
- В ваших спальнях ничего не обнаружено, - сквозь зубы сказал он, - лучше отдайте сами, а то начнём обыск по всему дому!
Я невольно сжала челюсти! Значит, они уже и местоположение комнат в доме знают!? Не иначе, следили?
- Обыскивайте, - спокойно ответил Дима, - в доме давно ничего нет! Я не такой дурак, чтобы хранить подобные вещи в доме! Более того, эти драгоценности вам не принадлежат!
- Чего!? – заорал Пляцикас, - я их купил! Ты меня сейчас в чём обвиняешь? Что я их украл? Как это у вас, русских – а не пошёл куда-то там? Вообщем, ты понял, куда идти следует! Я их купил!
- Послать и я могу, - сощурился Дима, - да только теперь ты сделать ничего не сможешь! Даже если ты их и честно купил, во что верится с трудом, спешу тебя огорчить – они краденые. Ты купил краденое. Я уже связался с правоохранительными органами, с хозяевами драгоценностей, и отдал шкатулку, куда следует. Так что можешь, сколько угодно, обыскивать.
- Да я тебя! – позеленел Пляцикас, схватившись за оружие.
- Опять Вика лезет, куда не надо, - простонала Анфиса Сергеевна.
- На этот раз я не при делах, - поспешила откреститься я от Димкиных выходок.
- Молчать! – вскричал Пляцикас, повернувшись ко мне, - хватит разговаривать на незнакомом языке! – и этого мига Диме хватило.
Пляцикас на секунду застыл, а потом повалился на пол, как куль с мукой.
- Трубка с иголками, - показал Дима нечто, похожее на сигарету, и добавил, - а в иголках снотворное.
Я открыла рот и закрыла, откуда-то сверху раздался грохот и звон битого стекла, а Дима молниеносно запихнул нас с Нуцико под рояль. Краем глаза я успела заметить, что Макс, Анфиса Сергеевна и Иван Николаевич закатились под диван.
Повсюду забегали ноги в грубых ботинках чёрного цвета, без конца откуда-то летело стекло, слышались выстрелы, а потом всё закончилось.
- На стекольщике разоришься, - пробормотала я, а Макс тем временем показал мне кулак из-под дивана.
Я тут же в ответ показала язык, а Дима жест с кулаком куда более неприличнее. Макс вытаращил глаза и провёл ребром ладони по горлу, над моим ухом раздался щелчок и Макс лишился чувств.
- Ну, что ты творишь? – простонала я, повернувшись к Диме.
- Сам виноват, - парировал тот, убирая приспособление в карман, - зато теперь меньше языком молоть будет. Пока-а-а припухлость с языка сойдёт!
Я возмущённо фыркнула, да только этим и ограничилась.
Следующий час мы объясняли греческим стражам порядка, что случилось. Как оказалось, Димка заметил шабуршание во дворике и поспешил вызвать полицию. Те, как услышали, кто на нас собирается напасть, примчались быстрее ветра и разгромили всё вокруг.
- У нас с господином Пляцикас давно разногласия, - с хмурым видом пояснил пожилой следователь, - но пока взять его на месте преступления не удавалось.
- И сейчас не удастся, - зло воскликнул тот, успев прийти в себя, и, к своему изумлению и раздражению, обнаружил себя, закованного в наручники, а своих людей в неполном составе.
Но следователь проигнорировал его замечание, он потихоньку общался с Димой.
- Мне вас сам чёрт послал! – процедил Пляцикас, с неприязнью глядя на меня.
- А нечего людей убивать! – парировала я, - сами виноваты.
- Эти драгоценности я действительно купил! – прошипел он разъярённо, ёрзая на стуле, - признаюсь, купли через «левые» пути, но купил. Я такие вещи предпочитаю без лишних проблем покупать!
- А господин Лосев? – прищурилась я, а Пляцикас сначала открыл рот, а потом закрыл.
- Не понимаю, о чём вы, - сухим тоном произнёс он, но по выражению его лица было прекрасно видно – врёт, как сивый мерин.
- Ну-ну, - язвительно скривилась я, - можете, сколько угодно, друг милый, говорить, что ничего не понимаете, но я лично труп у вас в лодке нашла! Не думайте, что за это вам ответить не придётся!
Он буквально окатил меня ледяным взглядом, а я скрипнула зубами. Пляцикас растерянно посмотрел на свои руки, закованные в наручники, потом бросил тяжёлый взгляд на меня.
Он был задумчив. Слегка покусав нижнюю губу, он вновь взглянул на меня, чуть качнув головой.
- Я очень люблю дорогие и красивые вещи, - негромко сказал он, обращаясь ко мне, - я готов тратить на них деньги. Однажды, разговаривая с одним немцем, я поведал ему о своей страсти к антиквариату и изысканным драгоценностям, а он сказал, что знает одну женщину, которая как раз сбывает такие вещицы. И он дал мне её координаты. Она оказалась гречанкой, я с ней легко договорился, она оказалась связана с аукционным бизнесом, и она звонит мне всякий раз, когда появляется что-то стоящее. И я даже предположить не мог, что всё, что она мне продала, краденое. Хотя должен был предположить после истории с этим русским бизнесменом...
- Вот мы и подобрались к главному, - кивнула я, - так что насчёт Лосева?
- Она позвонила мне вчера, - вздохнул он, - была чрезвычайно взволнована, плакала, говорила, что не понимает, что делать. Что ей не к кому обратиться... – он опять умолк.
Я его не торопила. В последнее время я стала учиться терпению, это позволит ему лучше разговориться. Я лишь внимательно смотрела на него, гипнотизируя своими чёрными цыганскими глазами.
- Я спросил, что случилось, - продолжил он, вздыхая, и тут я заметила, что Дима и следователь замолчали и тоже слушают рассказ этого бандита, - она ничего вразумительного сказать не могла, только просила срочно приехать. Я приехал, и обомлел, когда увидел на полу мужчину с ножом в груди. Спросил, что это, а она вся сжалась и расплакалась. Сказала, что ей нужно кому-то сбывать то, что мне не понравилось, и ей посоветовали одного русского бизнесмена. Они встретились, но он сразу стал к ней приставать, она дала ему отпор, а он схватился за нож. У них завязалась борьба, и она его случайно убила. Я увёз тело, чтобы выкинуть его в открытом море, но мои ребята не успели это сделать, вы угнали катер с трупом.
- Вы эту женщину хорошо знаете? – спросила я.
- Да нет, - ответил он, - такая красивая смуглая брюнетка, очень яркая и стильная. Только в этот раз... – он вновь замолчал, раздумывая, а потом поднял глаза на меня, - она странно себя вела... Люди после убийства трясутся, места себе найти не могут, а она была совершенно спокойна.
- Словно уже совершала убийства, - прошептала я.
- Да, - кивнул он, - плакала, но, словно роль играла... Да и глаза странные у неё в этот раз были... Обычно они у неё чёрные, а в этот раз голубые. Я и сам сначала не понял, что не так в её облике. Дошло до меня потом, когда мои ребята тело погрузили, а сам я уселся в машину.
- Голубые глаза? – переспросила я.
- Да, я сам удивился, когда увидел вчера Аделфу... – и я оторопела.
- Аделфу? – и я замерла.
- Ну да, - кивнул Пляцикас, - её так зовут, я к ней вчера за трупом в аукционный дом приезжал. Она там на какой-то высокой должности работает.
Но, как... я застыла, вспомнив Аделфу... её смоляные волосы, рассыпанные по тротуару, из-под которых вытекала кровь... мольбы, чтобы я спасла её дочь... Нет! Аделфа в коме! Она не могла никому звонить! Она не могла никого убить!
Меня всё это оглушило и я, наконец, обрела способность мыслить.
И в этот момент ожил телефон.
- Я знаю, кто настоящая мать Алисы! – звенящим голосом воскликнула маменька.
- Ну? – подпрыгнула я, - говори же! – и, когда маменька вылила на меня ушат сведений, я выронила трубку из рук.
Но, опомнившись, подняла её и трясущимися руками набрала номер.
- Да, - ответила Ианта.
- Это Эвива, сыщица из Москвы, - затараторила я, - где ваши внуки?
- Их только что Алексис забрала, - растерянно ответила она, - а что?
- Нет! Нет! Нет! – закричала я, - нельзя было ей их отдавать! Номер машины скажите! Номер машины Алексис!
- Пишите, - Ианта ещё сильнее растерялась, а я, второпях записав номер, отключила трубку, а сама набросилась на следователя.
- Пожалуйста, остановите женщину в этой машине, - набросилась я на следователя, - иначе она сейчас убьёт своих племянников! Прошу вас, скорее!
Следователь взялся куда-то звонить, а потом сорвался с места и унёсся в неизвестном направлении, оставив нас в полнейшем смятении. Я себе просто места не находила. Металась по комнате, как вспугнутая кошка. От переживаний за детей у меня заныло в боку.
- Не знаю, додумалась ли ты до этого или ещё нет, - медленно произнёс Дима, внимательно глядя на меня, - но меня мучают страшные подозрения относительно маленького Лукаса...
- Всё верно, - кивнула я, судорожно сглотнув образовавшийся в горле ком, - больше некому.
Мы с Димой переглянулись, и, ни слова не говоря, рванули к тумбе, на которой лежали ключи от машины. Дима схватил их первым, сделал кивок головой, и мы быстрее ветра бросились в гараж.
Когда мы уже сидели в «Бугатти», Дима за рулём, и мы выехали во дворик, через перила свесилась Нуцико.
- Пожалуйста, не делайте глупостей! – прокричала она, - осторожнее там!
Она кричала что-то ещё, но мы уже не слышали. Дима мчал с бешеной скоростью, насколько, конечно, позволяла дорога.
За всё время мы не произнесли ни слова. И, хотя он ничего не говорил, я понимала, что едет он в аукционный дом. Мы друг друга понимаем без слов.
На место мы примчались раньше полиции, Дима вытащил из кармана сотовый телефон, а я, перепрыгивая через ступени, спешила в кабинет Алексис. Высокие тонкие каблуки мешали передвижению, поэтому я их сняла, и, бросив где-то в коридоре, припустилась быстрее. И, поехав босыми ногами по гладкому полу, бесшумно въехала в кабинет, и это принесло мне пользу.
Алексис не успела отреагировать, моё резкое появление стало для неё полнейшей неожиданностью. Мальчики лежали на диване, не подавая признаков жизни, а женщина, увидев меня, вскрикнула. Но я с таким напором налетела на неё, не удержав равновесие, что мы с размаху повалились на пол.
Пока она вращала головой, размахивая руками, чтобы спихнуть меня с себя, но я пришла в себя чуть раньше. Меня одолевала тревога за детей. Что с ними!? Живы ли они!?
Я схватила Алексис за запястья, пригвоздив её к полу, а она стала отчаянно дёргаться.
- Что ты делаешь, идиотка! – шипела она, - совсем свихнулась со своими расследованиями!? Пусти!
- Нет, милая, - прорычала я, не помня себя от злости, - если кто и свихнулся, так это ты! Дура! Что тебе сестра сделала? Неужели на Николасе круг замкнулся?
- Да! – закричала она не своим голосом, - да! Замкнулся! Почему она!? Она дрянь! Я любила и люблю его больше жизни! А он так поступил со мной! Я же блондинка!
- Что? – изумилась я, и, отойдя от замешательства, вызванного её словами, звонко расхохоталась. Блондинка! Ха! Штамп!
- Ненавижу! Ненавижу! – дёргалась Алексис, - да, я убила её детей! Я ненавижу её больше всего на свете! Она сначала отняла у меня мать, а потом и любимого человека! Где справедливость, а?
- Точно, ненормальная, - вздохнула я, - дубина!
Уж не знаю, до чего бы мы тут сейчас договорились, но появился Дима, вслед за ним следователь и толпа полицейских.
Я отпустила Алексис, приняв вертикальное положение.
На её руках тут же застегнули наручники, а Дима тем временем нащупывал пульс близнецов. Потом его сменил врач.
Мальчики оказались живы. Алексис, правда, успела попотчевать их шоколадками с отравой, но им быстро промыли желудок и они даже не поняли, что произошло.
Теперь, когда дело было почти закончено, но осталось ещё много вопросов, ответить на которые я ещё не была готова, а на некоторые вообще ответов не знала. Например, где сейчас сёстры Кудимовы! На этот вопрос ответ могла дать Алексис, ведь она последняя, кто видел Лосева...
Сестёр искали по всей Греции, но пока тщётно.
Следователь являлся каждый день, вновь и вновь спрашивая известные ему факты, а потом выкатывался прочь.
И так до конца отдыха. Нам оставалось всего три дня, а потом наше путешествие по солнечной Греции заканчивалось.
Предстояло ещё многое выяснить, но следователь упорно отмалчивался, Дима тоже, и, в итоге я, не выдержав, закатила любимому скандал.
- Может, потрудишься мне что-либо объяснить? – сурово спросила я, застав его ранним утром за интересным занятием – он что-то готовил.
На столе лежало огромное количество трав и специй, отчего запах стоял просто фантастический. А так же перцы, баклажаны, которые он, порезав, обжаривал на оливковом масле, посыпая какими-то пряностями.
- Каких объяснений ты жаждешь, милая? – с усмешкой спросил Дима, с интересом взглянув на меня.
- Чего этот следователь молчит? – строго спросила я, усевшись на табурет около стола, - изволь всё рассказать, а то обижусь до конца дней своих! Он молчит, Антон Антонович односложными фразами отделывается, ты увиливаешь! Нет уж, милый друг, рассказывай сейчас же!
- Ладно, не шуми, - улыбнулся Дима, ловко отделяя лосося от костей и нарезая на тонкие пластины, - просто у них там капец, что происходит.
- Что? – нахмурилась я.
- Во-первых, Алексис попыталась порезать себе вены и теперь тоже в больнице, и тоже в коме, - Дима ловко обвалял куски рыбы в молотом чёрном перце, специях и муке, а потом кинул на сковородку.
- Блин! – вырвалось у меня.
- Ага! Блин! – ухмыльнулся Дима, - горелый, - и кинул на сковородку очередной кусок рыбы, а потом стал те же манипуляции проводить с мясом, предварительно отбивая его.
- Дальше, - строго потребовала я, и, усмотрев на плите кастрюльку с готовой овсянкой, положила себе каши, а в чашку налила кофе и свежих деревенских сливок. Пока ем кашу, кофе немножко остынет. Не люблю обжигаться!
- Что – дальше? – вскинулся он, нахально улыбаясь, а я с трудом подавила острое желание стукнуть его. Видимо, все мои мысли и эмоции отразились у меня на лице, поскольку он сразу же рассмеялся.
- Чего он сюда ходит, задаёт идиотские вопросы, и смотрит на нас, как на врагов народа!? – рявкнула я, - я прекрасно знаю, что ты в курсе!
- Знает она, - пробормотал Дима, - ладно, ладно, не злись, милая. Он просто рассержен, что мы ввязались в это, считает нас неугомонными русскими идиотами, которым делать нечего.
- Прелестно, - скривилась я, отправив в рот ложку овсянки, - мы ему двух несовершеннолетних граждан его страны от верной смерти спасли, а он выкаблучивается! Ума палата!
- Ну, это уж его личное право, - пробормотал Дима, продолжая колдовать над мясом.
- А Кудимовы? – строго спросила я.
- Ищут, - вздохнул Дима, - но пока безрезультатно. Как в воду канули. Определили, в каком аэропорту высадилась Ксюша, да и всё на этом.
- А такси расспрашивали? – допытывалась я, - ну, водителей, что там останавливаются. Наверняка, там всё время одни и те же, не меняются.
- Расспрашивали, - закивал он, деревянной лопаточкой переворачивая кусок мяса, а потом рыбы, - пусто.
- Не понимаю, чего им бояться, - задумчиво произнесла я, медленно рисуя круги ложкой в каше, словно та не слишком однородна, - если они боятся Алексис, то должны были прямым ходом идти в полицию.
- Забыла про парня, убитого вместо Лосева? – улыбнулся Дима, - если Арина причастна к этому, то ответ лежит на поверхности.
- А если нет? – вскинулась я, проглотив остатки каши, и, отодвинув от себя тарелку, пригубила пристывший кофе.
- Есть какие-то соображения? – вскинулся Дима, пододвинув ко мне менажницу с песочным печеньем и булочками.
- Да нет, - вздохнула я, с наслаждением откусывая от булочки с корицей, - просто варианты обдумываю. Чего им прятаться? А Алиса? И на кой чёрт, спрашивается, сюда приехал Крупенин? Обстрелял меня в Москве, а теперь исчез в Афинах, как призрак в новолунье.
- Кстати, - Дима прожёг меня суровым взглядом тёмных глаз, - что тебе Марьяна Георгиевна поведала? Ты так и не сказала, что привело тебя к отгадке.
- Скажу, когда мы найдём девушек и очнётся Аделфа, - буркнула я, - не раньше.
- Как знаешь, - заухмылялся Дима, - я ведь и сам ей позвонить могу.
- Звони, - фыркнула я, - любопытный ты мой. Что, терпение на исходе?
- С тобой терпение всегда будет на исходе, - заухал он, - что за тайны мадридского двора?
- Кто о чём! – хохотнула я, - парижского двора!
- Не увиливай, - улыбнулся он, - так что? Что там за новости?
- Алиса – дочь Аделфы! – торжественно возвестила я, с интересом наблюдая за его реакцией.
От неожиданности у Димы с деревянной лопаточки слетел кусок отбивной, которую он в данный момент переворачивал. Я-то успела отклониться, а вот вошедших в данный момент Макса и Ивана Николаевича окатило горячим маслом.
- Блин! – заорал Макс, запрыгав, - совсем, что ли, озверел? – и сунул голову под кран.
Они с Иваном Николаевичем проделали эту операцию поочерёдно, Дима нахально ухмылялся, в это время, мелко нарезая перец.
Макс, отряхнув волосы, свирепо уставился на Диму, Иван Николаевич только головой покачал, но первым сообразил, что происходит.
- А ты чего это? – ошеломлённо протянул он, разглядывая горы овощей и трав, и мясо, скворчащее на сковородке.
- Вас что-то смущает? – невозмутимо осведомился Дима, а Макс захихикал.
- Что, в стряпухи переквалифицировался? – хохотнул он.
- Заткнулся бы ты лучше, - медленно произнёс Дима, - я ведь могу и треснуть.
- Знаю, знаю, - закивал Максим, а потом повернулся ко мне, - убойно, Викуля! Мужик, который борщ варит – это что-то! – и он закатил глаза, - не забудь потом над сериальчиком всплакнуть, дружище, - а Дима, ни слова не говоря, ухмыльнулся.
- Дурак же ты! – рассмеялась я, - настоящий мужчина – не тот, который делает «чисто мужские дела», как ты любишь говорить, объясняя свои посиделки с пивом во время трансляции лиги чемпионов. А тот, который способен защитить и удивить свою женщину. Для того ведь и существует это различие.
- Что ты ему объясняешь, - заулыбался Дима, - пусть говорит и думает, именно в таком порядке, что хочет. Его проблемы.
- А вот неправда, - стал закипать Максим, - я сначала думаю, а потом делаю. А свои остроты оставь... вон... для своей стряпни. Умелец ты наш!
Дима в ответ лишь улыбнулся, и отодвинул в сторону тарелку с чем-то, мелко порубленным. Макс какое-то время изучал эту тарелку, с интересом понюхал...
- Это что? – спросил он у Димы.
- Попробуй, - вид у него при этом был невозмутимый.
Я слегка заволновалась, зная Диму, но сказать ничего не успела.
Макс съел чайную ложку предложенного блюда, в задумчивости постоял секунду, а потом, издав дикий вопль, стал носиться по кухне.
- Зря он это сказал, про остроты, - хохотнул Дима, продолжая нарезать овощи, а Макс, размахивая руками, бегал по кухне.
- Да что опять случилось? – вошла Анфиса Сергеевна, - ваши вопли, наверное, на побережье слышны, - а вслед за ней Нуцико.
- Идиот! – прохрипел Макс, схватившись за горло, у него на губах появилась кровь.
- Макс, что с тобой? – в ужасе вскричала Анфиса Сергеевна, всплеснув руками.
- Точно, идиот! – вскрикнула я, - Дима, он же не употребляет таких вещей вообще!
- Ну, переборщил малость, - пожал плечами тот, быстро достал из холодильника кувшин с молоком, налил в стакан и протянул Максу.
- Пей скорее, легче станет, - а сам достал мобильный.
Макс залпом проглотил молоко, и, пытаясь отдышаться, судорожно хватал ртом воздух.
- Ну, ты как? – посмотрел на него Дима с мобильным в руках, - жив? Или врачей вызывать?
- Кажется, ничего, - выдохнул Макс, стирая кровь с подбородка, - знаешь, дружище, ты у меня когда-нибудь допрыгаешься, - и он стал глотать молоко прямо из кувшина.
- Что хоть это такое? – Иван Николаевич нацепил на вилочку сущую каплю, судя по всему, перца, понюхал, а потом крайне осторожно поднёс к губам.
- Иван Николаевич, я бы не советовал, - тут же отреагировал Дима, - это смесь перцев. Кайенский, хабанеро, боннет, два вида карри, с острым имбирём и куркумой, а ещё кардамон и тьма такого, о чём вы даже никогда не слышали.
- Жуть! – высказался тот, но предостережениям не внял.
Отправил небольшую толику в рот, разжевал, округлил глаза, а потом его лицо стало подозрительно наливаться краснотой.
- Дим, у нас молоко ещё есть? – вздохнула я, предварительно закатив глаза, - а то ведь сейчас дурно человеку станет.
- Есть, - кивнул он, улыбаясь, - и молоко, и сливки. Можешь и ты за компанию эксперимент поставить.
- Да нет, я воздержусь, - ухмыльнулась я, - потом лучше твоего блюда отведаю. Да и мне этой приправы больше надо, чтобы прийти в экстаз. Я любительница острых блюд.
- Я помню, как ты три буритто в мексиканском ресторанчике в Сан-Франциско умяла, как нечего делать, - ухмыльнулся Дима, облокотившись ладонями о стол.
- Да, наверное, хозяин заведения запомнил меня на всю оставшуюся жизнь, - засмеялась я, - такое не забывается!
- Между прочим, острое вредно для здоровья! – воскликнул Макс, но несколько сдавленно, - такой ожог можно получить! – и задумался, явно над своими ощущениями.
- Ты как? – вздохнула я, - жив? Или уже не очень?
- Пожалуй, уже не очень, - пробормотал он, и, увидев, как Димина рука потянулась к мобильному, покачал головой, - но тратить деньги на местные больницы не намерен! Тут такую сумму сдерут, что мало не покажется!
- Макс, не дури, - нахмурилась я, - так нельзя! А вдруг что серьёзное? У тебя же кровь пошла!
- А, ты решил, что не мешало бы Еве второй раз стать вдовой, - ухмыльнулся Дима, сложив руки на груди, - чтобы, по закону троичного случая, избавиться и от меня, когда я стану её мужем!
- Слушай, отцепись, - простонал Макс, - мне и без твоих подколов фигово.
Он поморщился, помял пальцами чуть выше живота. То место, где, примерно, располагается желудок.
- Всё, хватит! – решительно воскликнула я, - звони! – кивнула я Диме, - пусть его отвозят в больницу!
Макс попытался возмутиться, но Дима его уже не слушал, просто вызывал врачей, которые, приехав, тут же увезли его.
Пришлось съездить с Максом в больницу, где его обследовали, но, к счастью, он отделался лёгким испугом.
Констатировали небольшой ожог желудка и гортани, выписали лекарства, некоторые заставили принять сразу. От госпитализации Макс отказался, и мы вскоре вернулись домой.
Остаток дня я бездельничала, поедая кукурузные хлопья в сухом виде, лёжа на постели с книжкой. Очередной любовный роман из английской классики девятнадцатого века. Весьма занятное чтиво...
Проснулась я рано. В окошко светило восходящее солнце, низко повисшее над горизонтом. Я повернулась на другой бок, и, к своему вящему неудовольствию, обнаружила, что Димы рядом нет. Зевнув, я села на постели, потягиваясь и щурясь от солнечных лучей, бьющих прямо в глаза.
Я взяла шёлковый халатик, лежащий на стуле, и, надев прямо в постели, завязала пояс и опустила ноги на ковёр.
Очень непрактично со стороны Димы было поселить меня в комнате, где лежит белый ковёр! С моими способностями от этого прелестного покрытия останутся одни воспоминания!
Ещё раз сладко зевнув, я посмотрела на себя в зеркало. Волосы были в лёгком беспорядке, но это меня не портило, а, напротив, придавало мне особый шарм. Да, от отсутствия тщеславия я не умру! Фи! Что может быть хуже!
Усмехнувшись, я взяла из шкафа лёгкое платье и отправилась в ванную. Приняла лёгкий душ, и, надев шифоновое платье, вышла из ванны. Тщательно расчесала влажные волосы, сунула ноги в бежевые сабо и вышла из спальни.
Дом ещё спал. Утро было ранним. Мне было решительно нечем заняться, поэтому, включив кофеварку, я вернулась в свою спальню – за ноутбуком. Что ж... Пока народ спит, я немного попечатаю.
За последние несколько недель я стала активным пользователем. Ну, не так, чтобы таким уж ярым, но виртуальную жизнь я завела вполне-вполне. Зарегистрировалась в сетях, регулярно выхожу, но сидеть без конца в компьютере я бы не смогла...
Очень многие, в основном, молодые люди, сейчас целыми днями просиживают в сетях, но я не могу так.
Я открываю «окна», а сама занимаюсь другими делами. Печатаю, творю, занимаюсь ресторанной бухгалтерией, вообщем, не сижу без дела тупо перед экраном. И ещё я не понимаю, как можно сидеть перед компьютером в темноте.
Я не могу и пяти минут просидеть – сразу же начинают болеть глаза, а виски тугим обручем стягивает мигрень... Поэтому я всегда сижу при ярком освещении...
Гул кофеварки стих, и я, встав, взяла чашку, налила бодрящий напиток. В воздухе густым эфиром растёкся чудный запах – смесь камфорных, терпко-эвкалиптовых и кофейно-коричных ноток.
Такой, ни с чем, ни сравнимый, аромат даёт сочетание кофе с корицей и кардамоном. Я добавила капельку сливок, чуть подогретых, ложечку мёда и уселась с кружкой на стул. Хорошо.
Экран ноутбука замерцал, стал тускнеть и на тёмной заставке стал крутиться фосфоресцирующий череп. Я невольно вздрогнула. Да, в духе Димки – установить мне подобную заставочку! Сладко потянувшись, я взяла из вазочки печенюшку.
Шорох, послышавшийся из другой комнаты, заставил меня насторожиться.
- Да как вы смеете!? – услышала я голос Димы, он говорил на английском, - вы с ума сошли? Хотите, чтобы я её окончательно потерял? – молчание, - да, но вы знаете, что она сделает, когда узнает? – опять затих.
Я глотнула кофе, откусила кусочек рассыпчатого печенья, а сама жадно вслушивалась в его разговор. Он явно не знает, что говорит «при свидетелях». Иначе давно переместился бы на другое место, более уединённое.
- Верно, - продолжил он, - но я вас об одном прошу – дайте мне ей всё рассказать, - и я замерла. Печенюшку положила на стол, а сама вцепилась пальцами в столешницу.
- Она поможет, даже будет рада помочь. Я её знаю, как свои пять пальцев. Вы разводите демагогию, а я останусь крайним. Такое ощущение у меня складывается, что вы специально мне проблемы создаёте, будто это у вас развлечение такое. За все эти годы я вас ни о чём не просил, всё, что требовалось, исполнял беспрекословно, а вы мне самую малость дать не можете. Как это называется? Что? Ладно, жду.
За дверью послышалось щёлканье клавиш, лёгкие шаги, и, Дима, когда вошёл на кухню, сначала слегка растерялся.
- Давно ты здесь? – прокашлявшись, спросил он.
- Давно, - улыбнулась я, - что, что-то назревает?
- Что-то, - неопределённо ответил он, налил себе в чашку кофе, в задумчивости понюхал, а потом с интересом посмотрел на меня.
- Что такое? – рассмеялась я, хотя смешок получился натянутым.
- Что ты сюда понамешала? – спросил он, принюхиваясь, - чую корицу.
- И кардамон, - улыбнулась я.
- Точно, - кивнул он, глотнул, и опять задумался, прислушиваясь к собственным ощущениям, а потом вынес вердикт, - специфично. Но пить можно.
- Ева... – Дима напряжённо смотрел на стол, - милая...
- Что? – вскинулась я. Он хочет что-то мне сказать! Вопреки тому человеку, с которым он сейчас спорил!
Но не успел. Из коридора донёсся звонок, извещающий, что кто-то пришёл, и Дима отправился открывать.
Я стала настороженно прислушиваться, различила голос следователя, и, вздохнув, вышла в гостиную.
- Добрый день, - вежливо сказала я, с тоской глядя на стража порядка, а он рассмеялся.
- Достал я вас, да? – усмехнулся он, и, улыбаясь, сказал, - всё кончено. Можете со спокойной совестью возвращаться в Россию. Но, прежде, чем вы уедете, я вам всё расскажу. Мы нашли девушек, вы были абсолютно правы, Алиса жива, и именно из-за неё весь сыр-бор разгорелся.
Я что-то такое и подозревала. Жестом, пригласив следователя пройти, присела на диван. Дима уселся рядом.
Следователь, устроившись напротив, в кресле, начал свой незатейливый рассказ.
Как мы верно догадались, Алексис страшно ненавидела младшую сестру, искренне считая, что та отняла у неё мать. А, когда произошла история с Николасом, Алексис вообще с катушек слетела. Она каждый день названивала сестре и матери, кричала в трубку, доставала бывшего возлюбленного, достав его основательно.
Но Аделфа и Николас всё равно поженились, у них родилась Мелисса, а Алексис тихо озверела от тихой ярости.
По её словам, дело даже не в том, что она любила Николаса, нет, любовь давно прошла, канула в Лету, а вот ярость, что сестра отнимает то, что, как она считала, по праву принадлежит ей, сжигала ей душу. Но, когда родилась Мелисса, любовь ещё жила в её сердце.
Однако, когда она опускала камень на голову сестре, когда уносила племянницу, она не думала, какую боль она нанесёт возлюбленному. Она думала лишь о себе. Хотела наказать сестру, которая чуть с ума не сошла от горя.
Ведь, как выяснилось, разбить голову малютке Алексис не дали прохожие, которые её спугнули. Она убежала, а, когда вернулась, ребёнка уже не было. Мелиссу унесли те люди.
Те женщины, что её застали, видели, что та хочет сделать, но остановить её не успели. В другом конце парка они увидели Аделфу с пробитой головой, решили, что женщина мертва, потому и унесли малышку. Более того, перевезли её в другую страну, считая, что так будет. А потом, беспокоясь за ребёнка, передали его Катерине Петровне.
А Алексис тем временем совсем с катушек сорвалась.
Она, желая доставить сестре ещё больше боли, убила её сына, маленького Лукаса, практически раздавив Аделфу.
То, что она наговорила нам, мол, Аделфа думала, что она убила собственных детей – бред. Сёстры никогда не были близки, Алексис нам врала напропалую.
Постепенно мы подошли к самому главному.
Ненависть к сестре росла с каждым днём, а потом и к Николасу, и, когда они вернулись из Америки, у Алексис дыхание перехватило. У них была прекрасная, счастливая семья, двое сыновей, а, самое главное, они любили друг друга.
Это изрядно задевало Алексис, а так же то, что они открыли бизнес, который набрал немалые обороты, когда сама она никак не могла найти себе работу. Нет, могла бы, но её запросы и патологическое желание ничегонеделания исключали для неё некоторые виды труда. Ианта, которая, конечно же, переживала и за старшую дочь, уговорила Аделфу устроить сестру к себе.
Аделфа пошла на поводу у матери, а зря. Это только пуще разозлило Алексис, которая взялась крутить тёмные делишки с ворованными драгоценностями, лишь бы подмочить репутацию аукционному дому, а заодно и сестре. Ведь она под её личиной проворачивала свои махинации. Это грело ей душу, а так же приносило неплохой доход.
По делам Алексис надо было съездить в Россию. Чтобы оценить полотно, он поехала в институт к профессору искусствоведения, и, когда вышла из кабинета, то взвизгнула от неожиданности.
Она нос к носу столкнулась с Алисой, как две капли воды, похожую на Аделфу. Алексис знала, что Мелисса может быть жива, ведь девочку унесли, и теперь сердце подсказывало ей, что девушка, стоявшая перед ней – её племянница.
Долго Алексис не могла прийти в себя, а, вернувшись в отель, долго думала над случившимся, и решила, что надо сделать так, чтобы Аделфа узнала, что её дочь жива. Она планировала во второй раз покуситься на жизнь племянницы, доставить боль сестре. Желание – досаждать сестре – стало её идеей-фикс!
Первым делом Алексис выяснила, где живёт Алиса, что у неё есть две сестры, и в первый момент обрадовалась, что девочка оказалась на самом дне. Но, присмотревшись, поняла, что она совсем не несчастна. У неё есть родители, хоть и приёмные, но они её очень любят, не делая разрыва между детьми.
А с сёстрами, так и вообще, полный контакт. Они на редкость дружны. Вот как раз этого Алексис и не могла понять, всю свою жизнь превратившей в одну сплошную ненависть к младшей сестре. Оттого она лишь сильнее возненавидела сестру, а заодно и Алису.
В тот момент она задумалась, как ей лучше поступить, и, когда план был готов, она принялась за его осуществление.
Алексис под руку попалась старинная шкатулка. Драгоценного купидона, когда-то попавшего ей в руки, она продала господину Пляцикас, а теперь ей попалась и сама шкатулка.
Она давно договорилась с Пляцикасом, что, как только драгоценности будут у неё в руках, она привезёт их ему.
И вот, она нашла, у кого она теперь находится, но одновременно занималась разрабатыванием ловушки для родной племянницы.
Слежку за Алисой засекла Аксинья. Она, будучи личным секретарём у депутата, повсюду ездила с шофёром, а тот, славный малый, бывший десантник, заметил неладное.
Как-то, когда Ксюша села в «Майбах» своего работодателя, Павел, шофёр, перед тем, как отвезти её домой, вдруг заговорил.
- Аксинья Владимировна, у вас всё в порядке? – вдруг спросил он.
- Да, а что? – удивилась девушка, ранее не слыхавшая ни словечка от молчаливого и несколько угрюмого шофёра.
- Проблем нет никаких? – продолжал упорствовать он, - если что, говорите.
- Ага, - растерянно проговорила Ксюша, решив, что он с ней заигрывает, клинья подбивает, но дальнейший поворот событий вверг её в шоковое состояние.
- Ладно, - махнул рукой Павел после некоторого молчания, - за вами кто-то следит.
- В смысле? – пуще растерялась девушка, - вы уверены?
- Абсолютно, - кивнул Павел, - давно машина какая-то за нами таскается.
- Ну, о чём вы говорите, Павел? – звонко рассмеялась Ксюша, - наверняка, это за нашим хозяином! За мной-то чего ему таскаться? Невелика птица! Вы скажите шефу.
- Нет, шеф тут не причём, - помотал головой шофёр, - я проверял. Неизвестная машина тащилась за нами целый день, и я, в самом деле, подумал, что это по душу нашего хозяина. Но, когда я отвёз вас, то увидел, что из машины вышел парень и вошёл вслед за вами в подъезд. А, в те дни, когда у вас выходной, никакой слежки и в помине не было.
- Ничего не понимаю, - протянула Ксюша, заметно растерявшись.
- Он и сейчас за нами следит, - доложил он, а Ксюша заёрзала.
- Помогите, - зашептала она, - Павел, пожалуйста!
- Что вы предлагаете? – деловито осведомился он.
- А как обычно он себя ведёт, когда я скрываюсь в подъезде? – спросила Ксюша, - неужто, каждый раз за мной в дом идёт?
- Да, каждый раз, - кивнул Павел.
- Офигеть! – прошептала Аксинья, и, вскинувшись, воскликнула, - Павел! Вы очень сильный! Можете его прессануть? Понимаю, что не должна вас об этом просить, но мне просто больше не к кому обратиться! Пожалуйста!
- Не переживайте, - улыбнулся он, - сделаем всё в лучшем виде. Он с виду дохляк, от армии явно откосил, так что я без труда с ним справлюсь. Идите в подъезд и ничего не бойтесь.
Ксюша кивнула, вышла из машины, и на подгибающихся ногах быстро вошла в подъезд. Она поспешила в лифт, но, не успели дверцы лифта сомкнуться, как к кабине подскочил какой-то парень и просунул ногу между сходящимися дверцами.
Ксюша внутренне напряглась, но парень спросил, какой этаж, и, получив ответ, нажал на кнопку этажом ниже.
А, когда Аксинья вышла из лифта, то услышала внизу возню, а потом всё стихло.
- Эй, Ксюша, - окликнул её Павел, внезапно перейдя на неофициальный тон, - иди сюда.
Девушка стала медленно спускаться, и на ступеньках обнаружила того молодого человека, которого видела в лифте. Над ним стоял Павел.
- Готово, - улыбнулся он, - сейчас я его в чувство приведу, - и он шлёпнул парня по щеке. Тот очухался не сразу, недоуменно заморгал, а потом схватился за висок.
- Что это?... – он, наконец, смог сфокусировать взгляд, и, моргая, уставился на них. Взгляд его хаотично и несколько испуганно заметался от лица Ксюша к Павлу.
- Ну, дружок, сам говорить будешь или применить силу? – потёр кулак Павел, придав лицу самое свирепое выражение, - чего ты за этой девушкой таскаешься, как заведённый?
- Кто? Я? – изображал непонимание парень, - вы говорите глупость! Не за кем я не таскаюсь! Просто ехал по делам, а тут вы!
- И к кому ты ехал? – рявкнула Ксюша, - я знаю всех, кто живёт на нижнем этаже, я их спрошу о тебе!
- Ладно, ладно, - поднял руку парень, - следил я, за тобой следил. Мне за твоей сестрой приглядывать велели, тёмненькой такой.
- За Алисой!? – ахнула Ксюша, - зачем? Отвечай немедленно!
- Да я откуда знаю? – поморщился парень, - меня наняли, моё дело маленькое. Я не вникал.
- Кто тебя нанял? – зашипела Аксинья, разозлившись, - за каким чёртом ты следишь за моей сестрой, а заодно и за мной?
- Да не знаю, - пробормотал парень, - я владею частным агентством, за обманутыми мужьями и жёнами слежу. А тут пришла женщина. Красивая блондинка лет сорока, выговор странный, но не англичанка, их акцент я знаю. Наняла меня, чтобы я за этой Алисой следил.
- Она с тобой как-то связывается? – спросила Ксюша.
- Должна прийти сегодня, - ответил тот, и, во время встречи сыщика и той блондинки Ксюша проследила за ней.
Она доехала до отеля «Мариотт» на Тверской, выяснила, подкупив горничную, где остановилась эта женщина, а потом – как зовут незнакомку.
Конечно, это имя ей ничего не говорило. И зачем этой гречанке понадобилась Алиса, тоже оставалось за гранью понимания.
И Ксюша рассказала всё сёстрам.
Изумлению Арины и Алисы не было предела. Они долго совещались, а потом решили выяснить, кто она такая, Алексис.
Конечно же, сёстры не знали, что Алиса им не родная, а это незнание только осложняло попытки разобраться во всём.
Но, в результате слежки, они узнали, что Алексис занимается противозаконными действиями. Что она профессиональная воровка, мошенница и аферистка со стажем.
И тогда решила узнать об Алексис через Лосева.
Кстати сказать, отношения Арины и Евгения давно исчерпали себя, поэтому он так легко закрутил с Алексис роман. Ему понравилась симпатичная блондинка, которая, хоть и старше его, но выглядит роскошно. Она каждый день звонила Лосеву, но толком ничего узнать он не смог.
Алексис не очень-то откровенничала с любовником. Единственное, что он выяснил, что она искусствовед, работает в аукционном доме, но это сёстры и сами узнали.
Но, как это обычно бывает, сначала стоишь на одном месте, а потом ситуация проясняется. Так в данный момент и получилось.
Алексис нашла в России искомую шкатулку, попыталась задёшево выкупить её у владельца – молоденькой девчонки, получившей наследство от бабушки – но потерпела неудачу.
Бабушка строго-настрого запретила внучке продавать драгоценности.
Нет, никаких условий в завещании не было, запрет был устный, но внучка не собиралась идти против воли покойной бабушки.
Алексис ходила кругами вокруг девушки, злилась, когда Дарья каждый раз отвечала отказом, ссылаясь на бабушку. Этого злой и дерзкой гречанке, всю жизнь злящейся на свою семью, было не понять. Она только сильнее злилась, оттого всё яростнее пыталась вырвать драгоценность у девушки.
В конце концов, так и не добившись своего, а уже пора было уезжать домой, за день отлёта Алексис поехала к Даше домой.
Нечего не подозревающая девушка с тоскливым вздохом – ведь Алексис успела её основательно допечь – впустила незваную гостью. Стоило Даше повернуться к ней спиной, как Алексис накинула ей на шею удавку.
Это всё видели Ксюша и Арина, последнее время постоянно следившие за ней. Они крепко её обложили, насовали «жучков» и камер, подслушивали, держали «руку на пульсе».
Они знали, на что Алексис вела охоту, и Ксюша, проникнув в дом, схватила шкатулку и была такова, но Алексис успела разглядеть номер автомобиля, а он был зарегистрирован на Евгения.
Естественно, женщина в первый момент опешила, а потом пришла в бешенство. Выходит, этот мерзавец воспользовался ею, а потом украл то, что по праву принадлежит ей!?
Так рассуждала Алексис, кипя от негодования, как заварочный чайник. И она подписала Евгению смертный приговор.
У неё был сообщник, наш знакомый – Крупенин Валерий Никитович, представитель органов правопорядка, за энную сумму помогающий Алексис переправить контрабанду за границу.
Итак, Алексис кипит от злости, звонит сообщнику, тот устраивает покушение на Евгения, но, благодаря бдительности сестричек, покушение сорвалось. Во второй раз тоже, но в этот раз погиб охранник, которого Евгений отослал за барсеткой.
Подставил парня он случайно, Арина успела позвонить ему в последний момент, он был в салоне, а охранник уже открывал дверцу машины, которая рванула.
Алексис, которая выследила Арину, не знала, что она сводная сестра её племянницы. Когда он выслеживала Алису, Арина уже давно не жила с родителями, потому в лицо она знала только Аксинью, а старшую в глаза не видела.
Она выяснила, что Арина работает лаборанткой в институте, фамилию ей по стечению обстоятельств не назвали, и Алексис, не особо раздумывая, решила подставить девушку.
Она украла химикаты из этого института, а взрывчатку ей сделал какой-то подрывник, которого подрядил на это Крупенин.
Но никто даже не заинтересовался этим преступлением, милиция тыкалась, но без толку, а Алексис скрежетала зубами, понимая, что этот институт они просто оставили без внимания.
Евгений, Арина и Ксюша понимают, что нажили себе смертельного врага, и, пока они раздумывают, что делать дальше, в Евгения стреляют, но девушки успевают предупредить его.
Алексис злится. Она не понимает, как человеческий фактор может быть настолько силён, что всякий раз смерть обходит её любовника стороной.
Пока у неё стиральная машина в отеле не коротнула...
Вот тогда-то она и узнала, что за ней тщательно следят, буквально контролируют каждый шаг, а Арина поняла, что они раскрыты.
Шкатулка хранилась у неё, что с этим делать, Арина ещё не знала, а ещё она не переживала, что она не смогла остановить Алексис, когда та душила Дашу.
И однажды ночью Арина проснулась от того, что кто-то бормотал в комнате. В первый момент она испугалась, решила, что к ней кто-то проник, а потом поняла, что включился магнитофон. Видимо, Алексис, когда нашла «жучки», не все сняла, вот пропущенный и сработал.
Арина тут же включила магнитофон и уселась на диван.
- Что, обложили тебя сестрички? – насмешливо спросил мужской голос, Арина узнала голос Крупенина.
- Не думала я, что они настолько ловкими окажутся, - процедила Алексис, - не ожидала, честно говоря.
- Ещё бы! Слушай, Лекс, я одного не пойму, - протянул тот, - на фиг тебе эти сестрички сдались? Зачем ты всё это замутила? Если бы ты не стала следить за Алисой, её сёстры не забеспокоились бы.
- Слушай, не действуй мне на нервы! – рявкнула Алексис, - сама знаю, что они мне всё испортили, но не могла я иначе! Я хочу убить Алису! Она моя родная племянница! Я ненавижу свою сестру! Она мне всю жизнь сломала! Стерва!
- Я смотрю, у тебя прямо-таки стальные семейные узы! – хохотнул Крупенин, - погоди-ка, но ведь Алиса – дочь Кудимовых!
- Алиса Кудимова – это Мелисса Ионниади! – рявкнула Алексис, - Аделфа, моя младшая сестра, украла у меня любимого, после которого я не смогла устроить свою жизнь. Я опустила гадине кирпич на голову, хотела убить и Мелиссу, но меня спугнули, а младенец сгинул. И вот, я встречаю здесь, в России, точную копию своей сестры, но я выяснила, Алиса – это действительно моя племянница. Я поклялась себе, что, пока я жива, счастья Аделфе с моим любимым не видать! Я убила её второго сына, младенца, она потом чуть с ума не сошла, вены себе вскрыла. А Николас, гад, увёз её, они родили ещё двух мальчиков, близнецов. Ничего, доберусь и до племянников, но первым делом разделаюсь с Алисой! Аделфа рыдает, что не может даже посетить могилу дочери, что ж, это я ей обеспечу, исполню желание сестры в буквальном смысле!
- Лекс, может, тебе стоит сходить к психиатору? – хохотнул Крупенин, - прямо, одержимая!
- Сейчас ты сам на прямой приём к Зигмунду Фрейду отправишься! – зашипела Алексис, - думаю, он даст тебе отличную консультацию!
- Ладно, ладно, - засмеялся Крупенин, - не лезу.
Арина долго сидела, переваривая услышанное. Неожиданный поворот изменил ситуацию, Арина поняла, что надо действовать.
Посреди ночи она позвонила Ксюше, попросила их с Алисой приехать завтра, а потом связалась с Евгением.
О шкатулке Алисе не сказали, ей хватило того, что у неё есть другая семья в Греции, а так же то, что на неё открыла охоту родная тётка.
Пока она переваривала услышанное, остальные планировали, как бы избавиться от угрозы в виде Алексис. Идею подал сам Евгений. На него уже давно наезжала налоговики, надо было прятаться, и он решил инсценировать свою гибель.
Но инсценировать так, чтобы подозрение пало на Алексис, но для этого надо было отправиться в Грецию, что Арина с Евгением и сделали, но ситуация неожиданно вышла из-под контроля. Действенное, чего они достигли, это то, что Евгения стали считать мёртвым, ведь Алексис окончательно обезумела, когда увидела бывшего любовника в Афинах.
Она подослала к нему киллера, а тот случайно застрелил не того. Вполне честного греческого бизнесмена, а Евгений спрятался на его вилле, причём вместе с Ариной, Ксюшей и Алисой. Они понимали, что дело приобрело критически опасный поворот.
Алиса вообще была против того, чтобы устраивать цирк с её мнимым убийством, но иначе было нельзя, ведь её чуть не сбили. То, что рассказала нам Ксюша, правдой было лишь отчасти. Марина Сорокина, которая погибла под колёсами машины, на самом деле не передавала Алисе никакого пакета.
Алиса вообще не знала о драгоценностях.
С помощью Марины они собирались инсценировать гибель Алисы, но опять вмешалась Алексис, по чистой случайности задавив Марину. Ею же была распространена информация о том, что драгоценности принадлежали жене депутата, на которого работала Ксюша.
Когда убили Марину, Алиса впала в истерику, и тут, когда был убит человек в номере Евгения и Арины, в дело вмешалась полиция Греции.
Катерина Петровна пришла в ужас, она была на грани нервного срыва, переживая за дочь, Алиса же переживала за психическое состояние матери и за физическое сестры.
Тем временем Катерина Петровна плачется Анастасии Станиславовне, а та вспоминает, что у неё была очень влиятельная одноклассница... А Ксюша пугается, она при помощи Павла организует убийство и похищение Алисы, переправляет её в Афины, вешает нам лапшу на уши, а сама потом тоже мчится в Грецию. Алиса без конца кричит на сестёр, она переживает из-за Катерины Петровны, они сидят на вилле, не понимая, что делать дальше.
И Евгений, понимая, что они оказались в собственной ловушке, выслеживает Алексис, заходит в её квартиру, чтобы там всё обшарить, но та возвращается раньше времени и всаживает ему нож. От трупа должен был избавиться Пляцикас.
А, когда Евгений не вернулся, девушки запсиховали, но в полиции уже они знали обо всём, они выяснили, кто у них в морге лежит, и поехали прямиком на виллу.
Перепуганных до обморока девушек успокоили, что всё закончилось, теперь они собираются домой.
- А Катерина Петровна знает, что её дочери в порядке? – вскинулась я.
- Знает, - кивнул следователь, - она рыдала от счастья. Девушки уже пообщались с ней по «скайпу» при помощи вашей матери.
Забегая вперёд, скажу, что Аделфа очнулась, но, узнав, что натворила её родная сестра, чуть вновь в кому не впала. Алексис пришла в чувство, но разговаривать ни с кем не хочет, возле её палаты поставили охрану. Что с ней будет дальше, уже решит суд.
А Алиса с сёстрами пришла к родной матери, которая, увидев её, чуть разума не лишилась от счастья. Они с Николасом теперь не хотят отпускать Алису домой. Думается мне, Алиса теперь будет жить на два дома, она счастлива, что всё кончено.
Перед отъездом я повидалась с ней. Аделфа приняла меня с распростёртыми объятьями.
- Спасибо вам, что вмешались, - с чувством сказала она, - что спасли моих сыновей. Я не представляю, как благодарить вас за это.
- Мне не нужна благодарность, - улыбнулась я, - мне приятно, что вы теперь счастливы. Это доставляет мне радость.
- В жизни не встречала таких людей, - выдохнула она, - пусть у вас всё будет хорошо. А Алексис... Бог ей судья! Конечно, Лукаса и Мелиссу я ей никогда не прощу, такое не забывается и не прощается. Надо же, переслала мне фото дочери, довела до истерики, а потом выманила из отеля и переехала! Слов нет!
У меня слов тоже не было, одни междометия и писк за кадром.
Но мне предстояла ещё одна тайна.
Сегодня утром я стала пытать Димку, но он был, как натянутая струна, отвечал невпопад, дёргался, нервничал. А потом стал так ругаться на испанском по телефону, что я порадовалась, что дети этого не понимают.
Я сидела на диване, читая «Мэнсфилд-парк», когда в дверь позвонили. Это вновь прибыл следователь.
- Разве что-то не так? – спросила я, оторвавшись от книги.
- Да нет, всё так, - кивнул он, - я прибыл за драгоценностями.
- За – чем? – резко спросил Дима, пребывая в крайне раздражённом состоянии, - вы что, всерьёз полагаете, что я вам их отдам?
- Что значит – всерьёз полагаете? – вскинулся следователь.
- А то и значит! – рявкнул Дима, - я эти драгоценности отдам прямо в руки их непосредственным владельцам! Надеюсь, я ясно выражаюсь? Вы их не получите!
- Ну, знаете, - покачал головой следователь, - это уже хамство... Вы что же, не доверяете полиции?
- Не доверяю! – категоричным тоном сказал Дима, - ни родной милиции, ни вашей полиции!
- Вас из страны не выпустят, - слабым голосом попробовал воспротивиться следователь.
- Не смешите меня, - Дима скривился, - ещё как выпустят! Если желаете, я лично отчёт предоставлю, что вручил драгоценности владельцам. Можете обыск устроить, всё равно ничего не найдёте.
Следователь открыл, было, рот, оторопев от такой наглости, но сказать ничего не успел, дом огласил вой сирен и автоматные очереди.
- Василиса! – заорал Дима, вскакивая с места, - Лиза! Лёня!
- Что случилось? – перепугалась я, - что происходит? – но он меня не слушал, бегом бросился на второй этаж, а вернулся с девочками на руках, Лёню нёс Макс.
- Может, объяснишь, что тут творится? – возмущался Макс.
- Ева, за мной, живо! – рявкнул Дима.
- Дим, кто это? – прохрипела я, юркнув вслед за ними в подвал.
- Мафия, - коротко ответил он, опустив девочек в подвале на ноги.
- Мафия? – я не поверила своим ушам, - ты шутишь?
- Отнюдь, - мрачно сказал Дима, - ничего, сейчас вопрос решат, не волнуйся, а я тебе всё объясню.
- Объясняй? – рявкнула я, - и где, кстати, остальные? Анфиса Сергеевна?
- Не волнуйся, - он махнул рукой, - я их запихнул в тайник, есть у меня лаз наверху, выходящий к пляжу. Времени не было всем выскочить.
- Дима! – рявкнула я.
- Да уж, друг милый, потрудись объяснить, что это было, - зашипел Макс.
- Объяснений хочешь? – прищурился Дима, - пожалуйста. Я Призрак!
- Что? – Макс оторопел, и я тоже, Иван Николаевич же вообще застыл изваянием.
- Что ты сказал!? – ахнула я.
- Я Призрак, - сказал Дима, - тот самый.
В подвале повисло каменное молчание. Макс, не говоря ни слова, рванул к Диме, явно намереваясь сделать что-то, из ряда вон выходящее.
- Спокойно! – рявкнул Дима, выставив вперёд руку, - дай мне договорить!
- Нам не о чем разговаривать, - процедил Макс, играя желваками.
- Нет, есть, о чём, - Дима тем временем зажал уши дочке, я Лизавете, а Иван Николаевич Лёне. Ни к чему слушать всякое.
- Ларису Максимовну убил тот человек, который сейчас мне дом громит, - пояснил Дима, - Франческо Мазарини. Молчи! – он не дал Максу и слова вставить, - Лариса Максимовна взяла мой след, уверенная, что я бандит. Но потом, после того, как она на мне приёмы карате отработала, правда, безуспешно, мы прояснили недоразумение. Я в то время гонялся за Франческо Мазарини, ведь именно он в своё время спихнул меня вместе с моей матерью с тосканскую речку, а твоя славная матушка, крайне сумасбродная особа, решила мне помочь. Я пристегнул её наручниками к батарее, чтобы не брать её с собой, но она шпилькой для волос их расстегнула и помчалась за мной. Я, вместо того, чтобы взять Мазарини, вынужден был её защищать, оказался ранен, и, когда Мазарини выстрелил в неё, сделать ничего не смог. Макс, я говорю правду. Ты должен помнить, что у неё на животе была повязка из рваного куска чёрного шёлка.
- Я помню, - кивнул он, судорожно сглотнув, - как от мужской рубашки.
- Именно, - кивнул Дима, - это я ей навязал. Она потому шептала про меня, что я был последний, кого она видела, кто её защищал.
- Но почему ты молчал? – прошептал Макс, - почему не рассказал всего?
- Много причин, - Дима с опаской посмотрел на дверь, - во-первых, мне нельзя распространяться, кто я такой. Для криминального мира я Призрак, бандит, а на самом деле я работаю на спецотдел, который борется с самыми опасными преступниками мира. Нам запрещено что-либо рассказывать частным лицам.
- Значит, те наркотики... – я осеклась.
- Для очередной ловли на живца, - пояснил Дима, - так надо было.
- Сейчас этот Мазарини зачем здесь? – спросил Макс.
- Чтобы перебить нас всех, - мрачно ответил Дима, - Мазарини знает, кто я такой, а так же ему покоя не давала Лариса Максимовна, он хочет избавиться заодно и от тебя. Решил нас всех перестрелять, не оставив никакой угрозы.
Пока мы переваривали услышанное, выстрелы наверху стихли.
- Вы тут? – услышали русскую речь, а мне голос показался смутно знакомым.
- Наконец-то, - вздохнул Дима, открывая дверь, и я поняла, откуда знаю голос.
Льдисто-голубые глаза, как ледышки, зализанные назад, светлые волосы... Это был тот человек, который полгода назад хотел меня памяти лишить.
- Ну, что у вас тут? – он прислонился к косяку, - всё нормально?
- Да, нормально, - кивнул Дима, вышел наверх, а я, оставив детей на Ивана Николаевича, вышла тоже.
От дома остались одни стены, стекло, коим изобиловало жилище, было всё вдребезги. А на полу валялись трупы. Я невольно содрогнулась.
Всюду сновали какие-то люди, кто-то в костюмах, кто-то в спецодежде, а зализанный блондин поднял одну из простыней на трупе.
- Можешь больше не волноваться по этому поводу, - сказал он Диме, - я снял гада винтовкой, давно пора было это сделать. Достал уже всех своими выходками.
Надо отдать должное ребятам, они унесли трупы, вымели стекло, смыли кровь и удалились восвояси.
Когда выносили последний пластиковый пакет с очередным бандитом, я выпустила из подвала Ивана Николаевича с детьми.
А я сидела, явственно ощущая, что во мне растёт негодование.
Нет, прямо-таки бешенство. Я была в ярости.
- Милый друг, - прошипела я, обращаясь к Диме, - а почему было нельзя поставить нас в известность? А, если бы он нас перестрелял? О чём они только думали? Почему они не сообщили тебе?
- Сообщили, - вздохнул Дима, - я давно обо всём знал, вот уже несколько дней.
- Что!? – задохнулась я, - что ты сказал? Ты знал? – перешла я на крик, - ты знал, что нас тут обстреливать собрались, и молчал? Да, знаешь, кто ты после этого!? Как ты мог? В доме дети! Как тебе подобное на ум взбрело? Решил ловить на живца? Молодец, словил! Чокнутый эгоцентрист!
- Ева, я же не мог, - простонал Дима, - я не мог поступить иначе. Не я приказы отдаю!
- Пошёл к чёрту! – рявкнула я, - я немедленно улетаю в Москву! Макс, из аэропорта прямо в церковь! Венчаться будем! А тебя я больше видеть не желаю! – проорала я.
Во мне всё клокотало от ярости. Дима стучал в дверь, просил выслушать, но я покидала все вещи в чемодан, и, прихватив ключи от «Бугатти», умчалась с Максом в аэропорт.
Я думала, что столкнусь с проблемами при замене билетов, но неожиданно всё прошло без сучка и задоринки.
Макс всё время молчал. Я понимала, что он хочет обвенчаться со мной, во что бы ни стало. А я была на пике эмоций.
Всю дорогу я плевалась огнём, а, войдя в пустой дом, вздохнула. Представляю, как удивятся остальные!
Навряд ли объяснят, что случилось, но одно мне ясно – с Димкой я рассорилась навсегда. Как он мог так поступить!?
Во мне всё кипело от негодования, когда я звонила матери, а, выслушав её вопли, сама перешла на визг.
Заходящий в столовую Макс замер от моих децибелов, даже слегка поморщился, видимо, я его оглушила.
- Звони своим дедушке и бабушке, - прошипела я, - пусть твой дед нас венчает.
- Хорошо, дорогая, - кивнул он, - не забудь купить белое платье. Венчаются только в белом.
Я слегка скривилась, но кивнула, а потом сорвалась с места, и поехала в салон за платьем. Фасон я даже не выбирала, взяла пышное и с закрытым верхом, ведь в церкви всё-таки неудобно с закрытой грудью.
Конечно, наслушалась я ото всех. Сначала мне мозг прополоскал Генрих, потом примчалась Ася из своего Лиссабона, стала увещевать меня, чтобы я не дурила. А объяснить им своё поведение я не могла, кипела, как заварочный чайник.
Между тем вернулись остальные, привезли детей, а о Диме не было ни слуха, ни духа.
- Вика, что у вас опять случилось? – с тоской спросила Анфиса Сергеевна, - я всё понимаю, но всему же должен быть предел. К тому же я знаю, что ты не любишь Макса, а под венец с ним летишь. В итоге вы оба будете несчастны.
- Вы просто не знаете, что натворил Дима, - холодно сказала я, - это был просто край. Однако, распространяться я об этом не намерена, скажу только одно – эта ссора последняя и окончательная. А Макс... Он любит меня, не хочет отпускать, может, хоть он будет счастлив. Какой теперь смысл?
Венчание планировалось в церкви в селе, где живут родители Ивана Николаевича, а обвенчать нас согласился родной дядя Макса, младший брат Ивана Николаевича, Георгий Николаевич.
Сама не знаю, почему я настояла венчаться там, ведь обычно церковь выбирают по месту жительства невесты.
В день до свадьбы я окончила все дела, и, выходя на улицу из редакции, застыла, увидев около своей машины блондина с «ледяными» глазами.
- Привет, - кивнул он, - поговорим?
- Чего тебе надо? – вскричала я, - какого чёрта хочешь добиться? По его наущению явился? Или решил добить меня, раз прошлой осенью не удалось?
- Успокойся, - прошипел он, взмахнув руками, - я и сам не в восторге от того, что должен сейчас стоять здесь, разговаривать с тобой! Мне это на фиг не надо! Но и Димка тоже не причастен к моему явлению! Он вообще в Калифорнию уехал!
- Да хоть на Северный полюс! – взвилась я, - мне по фигу!
- А мне не по фигу! – рявкнул блондин, сделав шаг в мою сторону, - он места себе не находит! А виноват в этом я!
- Что? – изумилась я.
- Того! – буркнул он, - ну, подумай сама, разве мог Димка так рисковать жизнями своих близких? А особенно твоей жизнью? Жизнью вашей единственной дочери? Он любит тебя! Он просил позволить всё рассказать тебе, а ты даже не представляешь, какое начальство сидит над нами! Они убирают бандитов на ровном месте, если те переходят все границы, а невинных людей, которые оказались как-то замешаны, либо знают о нас, мы просто лишаем памяти. Человек потом восстановится, но о нас не вспомнит.
- Марат... – прошептала я, - Богдан...
- Верно, дорогуша! – кивнул блондин, слегка скривившись, - между прочим, из-за тебя, милая, были убиты три ни в чём не повинных человека!
- Причём тут я? – я на месте подпрыгнула.
- А при том, милая, - процедил он, - что мы ловили маньяка, который охотился на девушек. Он с ними знакомился в интернете, но отследить его не представлялось возможным. Он понял, что мы его пасём, а тут ты со своим Богданом. Мы перепутали! Димка-то в этом не участвует, он сразу сказал, что убивать никого не станет. Что бандиты те же люди, что он сам уподобится им, переходя эту грань. Это мне плевать, а ему нет. Поэтому он был не в курсе. Узнал, лишь, когда один из наших застрелил Богдана, думая, что он маньяк. Прикинь, что с нами было, когда мы узнали, что убили обычного человека! А маньяк тем временем убил ещё двух человек! С Маратом мы действовали осторожнее, а с тобой разобраться мне Димка не дал! Ты мне, мягко говоря, уже вот где, - он провёл рукой по горлу, - тебя проще впустить в нашу компанию, чем без конца ликвидировать последствия твоих действий!
- Он должен был мне сказать... – прошипела я.
- Ева... – начал, было, он, а я яростно зашипела сквозь крепко стиснутые зубы. Так, что он оторопел.
- Я Вика! – рявкнула я, - Эвива!
- А я Марк, - с ухмылкой сказал он.
- Мне плевать! – буркнула я, злясь.
- Понимаешь, Вика, - он сделал ударение на моём имени, - это был как раз тот случай, когда надо было убирать человека без суда и следствия. Димке сообщили, что Мазарини идёт убивать его и Макса Барханова. За себя он может постоять, за Макса тоже. Я понимал, что, если этот итальяшка заподозрит, что его обложили, он смотается к себе в Италию, и будет сидеть там тихо. Поэтому Димке и не сообщили, что он решил всех перебить. Если бы Мазарини увидел, что вы разбегаетесь, почуял бы неладное, а избавиться от него, неизвестно, когда его ещё представилась бы возможность. Он узнал о нападении за пять минут до него, я позвонил ему и велел прятать домочадцев.
- Да ты... – я задохнулась, слов просто не было, - ты... ты... ты... Ты просто скот! Подонок! Мерзавец! Подставил под удар моих детей, негодяй! – завизжала я, не помня себя от злости.
- Извини, - он развёл руками, - так было надо! Кстати, Димка умчался в Сакраменто, чтобы просить Трейси выйти за него замуж. Сегодня они вернутся в Москву, а завтра в ресторане «Мелодия», что на Тверской, состоится их официальная помолвка, где они объявят дату свадьбы. Он оставил все попытки вернуть тебя, понимая, что ты ему больше не поверишь. А я, почувствовав себя виноватым в вашем разрыве, решил рассказать тебе правду. А, если честно, меня ваши отношения мало волнуют, да и угрызения совести не по моей части. Просто Димка заявил, что не желает больше на нас работать, что мы его лишили любви всей его жизни, а меня он вообще чуть не прибил, пару рёбер сместил. Мне уходить совершенно не хочется, но, если Димка из-за меня свалит, то и мне вслед за ним дорога. Правда, шеф не верит, что он способен свалить, тем более, из-за женщины, но я-то его хорошо знаю. Пока, - он ухмыльнулся, - и, кстати, извини за «Майбахи»!
Это было прикольно – пугануть тебя! Не волнуйся, убивать тебя я не был намерен! Правда, Димка мою шутку не оценил! – хохотнул он, - и наверняка тебя приняли за психованную, когда ты марку автомобиля назвала!
Я стояла, сжав кулаки, мне вся кровь прилила в голову.
Марк пожал плечами, развернулся, явно намереваясь сесть в свой «Мерседес», а я, не совладав с собой, замахнулась сумкой и опустила её ему на голову. Марк как-то криво повернулся, видимо, я его хорошо приложила, но этого мне показалось мало.
Я двинула ему кулаком в нос, благо, золота на моих пальцах предостаточно, кровь хлынула на его белоснежную рубашку...
- Идиотка! – прохрипел он.
- У идиотов учусь! – рявкнула я, ещё раз двинула его сумкой, отбиться он не смог, лишённый координации, лишь неумело размахивал руками, а от нового удара шлёпнулся на асфальт без чувств. Прямо к ногам Регины Шантан, направляющейся к машине.
- Вика! – воскликнула она, отступив на шаг, - ты что буйствуешь? Кто это?
- Скот один, - пробурчала я, а сама нагнулась, чтобы пощупать его пульс, который оказался даже учащённым.
Подумаешь, неженка какой! Его женщина ударила, а он в обморок! Тоже мне, разведчик! Спецагент!
Вызвав ему «Скорую», надеюсь, его доставят в районную клинику, и он ощутит всю радость сего заведения, особенно, после частников, я села в свой джип.
Меня слегка трясло. При мысли о Диме и Трейси сердце издало странный, булькающий звук.
Я словно впала в ступор. Вцепившись пальцами в руль, я ехала, не видя дороги. Боже мой! Ну, почему я не стала его слушать? Почему не дала ничего объяснить? Неужели теперь слишком поздно? Похоже, что так...
В особняк я вернулась в полуобморочном состоянии, в глазах стояли слёзы и отчаянье.
- Вика, где ты бродишь? – выскочила мне на встречу Анфиса Сергеевна, и замерла, увидев выражение моего лица, - что случилось?
- Ничего, - хрипло ответила я дрожащим голосом, бросилась наверх и плюхнулась на кровать, не отрываясь, глядя на белое платье.
- Вика, ты готова? – прокричал Макс.
- Почти, - крикнула я, стараясь, чтобы голос не сорвался.
Я быстро надела платье, чулки, туфли, и хотела кого-нибудь позвать, чтобы помогли застегнуть мне молнию на спине, как вдруг из-за двери раздался голос маменьки.
- Вика, открой дверь, - резко сказала она голосом, не терпящим возражений, и я повернула защёлку.
- Вика! – грозно сказала она, но, увидев моё перекошенное лицо, растерялась.
- Застегни мне, пожалуйста, молнию, - попросила я.
- Викуля, - с жалостью воскликнула она, входя, и запирая дверь.
- Не надо мне ничего говорить, - прошептала я, а она тем временем застегнула мне молнию, - сама понимаю.
- Вика, что ты делаешь? – с укоризной воскликнула маменька, - я не понимаю. Ты же так хотела замуж за него! Так хотела от него ребёнка! И что ты теперь получаешь? Венчание в селе, с человеком, которого не любишь?
- Мама, - тихо сказала я, опускаясь на край кровати, - я больше всего на свете люблю Диму. Но между нами произошла размолвка. Я не дала ему всё объяснить, уехала, будучи зла на него, а он теперь женится на этой американке. Мне объяснили всё, объяснил человек, который был виноват в случившемся...
Я закрыла лицо руками, уже не сдерживая рыданий, а маменька села рядом и вынула мобильный. Услышав писк клавиш, я подняла глаза.
- Не отвечает, - пробормотала она, - отключён. Попробую позвонить Глебу, - она стала вслушиваться в гудки, - тоже не отвечает.
- Не трать время попусту, - грустно сказала я, - мне его больше не вернуть. Это бесполезно.
Я решительно встала с места, и, взяв со столика букет невесты, розовые розы на коротком стебле, и, развернувшись на каблуках, медленно пошла вниз.
Все наши уже ждали в машинах, я села в Асину «Феррари».
Ася была за рулём, Зойка сидела рядом.
- Вика, ты спятила! – рявкнула Ася.
- Помолчи, - буркнула я, уставившись невидимым взором в окошко.
Что я могу сделать? В горле стоял ком. Как быть?
Слёзы уже почти душили, я едва сдержала их, лишь широко раскрытыми глазами глядела на пролетающую мимо зелень.
Пока мы ехали, я пребывала в ступоре, в глазах колыхалась мутная пелена. Поняла лишь, что приехали, когда авто остановилось.
Гости ушли внутрь церкви, мы с Максом, стоя у дверей, обменялись серебряными кольцами, символ обручения, а потом шагнули под своды храма.
Мой слух уловил истошный визг тормозов, обернувшись, я увидела маменькин «Бентли», вздохнула, и мы пошли к алтарю.
Я шла, опустив голову, сдерживая рвущиеся наружу слёзы, а потом мы остановились. На некотором отдалении от алтаря.
Из врат вышел священник, он должен нас сначала обручить, а потом обвенчать. Георгий Николаевич раскрыл старую книгу, поднял руку, в которой держал шарф из плотной ткани с «золотой» набивкой...
- Ну, уж нет! – раздался резкий голос матери, сопровождающийся цокотом каблуков, - Вика, немедленно прекрати!
- Марьяна Георгиевна! – вспылил Макс, - сию минуту покиньте это помещение!
- Да пошёл ты, зятёк долбанутый! – рявкнула маменька, совая мне в руку раскрытый телефон.
- Да, - машинально ответила я.
- Вика! – воскликнул Глеб Никифорович, - девочка моя, не делай глупости! В церковь ты должна идти с моим сыном! Вы друг другу судьбой предназначены! Это будет самой большой вашей ошибкой!
Внезапно в моей голове сверкнули слова старой цыганки.
Я чуть было не совершила ошибку... Ошибку, о которой буду жалеть всю свою жизнь... Слёзы, которые я упорно сдерживала, потоком хлынули по щекам, размазывая макияж.
- Глеб Никифорович, помогите! – в отчаянии воскликнула я, - я не выслушала его, не дала ему объяснить! Мне сегодня всё объяснил другой человек! Но Дима с Трейси... – с губ сорвался стон...
- Вика, быстро езжай в Москву! – воскликнул Глеб Никифорович, - я проведу тебя на их помолвку! Но тебе нужен парик и вечернее платье.
- Лечу, - выпалила я, захлопнула телефон, и, сняв с пальца серебряное кольцо, протянула его Максу, прошептав, - прости.
- Нет! – воскликнул он, - я тебе не отпущу! – и схватил за запястье. Мои пальцы разжались, кольцо упало на каменный пол, сопровождаемое громким стуком.
- Убери свои клешни! – взвилась маменька, замахнулась сумочкой и огрела ею Макса по голове.
Макс повалился на небольшие ступеньки у алтаря, смахнув постамент с Библией. Старинный манускрипт с глухим стуком упал на пол, а Георгий Николаевич едва успел подхватить племянника.
- В церкви всё-таки находитесь, - укоризненно сказал он моей матери.
- В этом богохульстве вините своего драгоценного племянничка, - процедила она, потом осенила себя крёстным знамением, а потом протянула мне кредитку и ключи от машины.
Я кивнула и бросилась на улицу.
«Бентли» мигнула фарами, я с трудом забралась в приплюснутую машину в пышном платье, и, резко стартовав, помчалась в Москву, и как можно быстрее.
В Москве я была около девяти часов, позвонил Глеб Никифорович, он заметно нервничал.
- Ну, ты где? – спросил он.
- Уже в Москве, - доложила я, - только заеду в магазин. Я в свадебном платье.
- Давай бегом, - воскликнул он, и отключился.
Я затормозила около ближайшего универмага, сорвала с волос фату, выскочила из машины и бросилась внутрь здания.
В холле магазина сняла туфли, и, перепрыгивая через ступеньки, вбежала в первый попавшийся отдел. Девушки при виде такого явления в свадебном платье слегка оторопели.
- Мне нужно вечернее платье, туфли и парик, - выпалила я, - срочно.
- Да, конечно, - защебетали они, одна сняла чёрное платье, я схватила его. Девушка ловко расстегнула мне молнию.
В примерочной я сняла свадебный наряд, натянула платье, девушки сунули мне чёрные «лодочки» на шпильках, принесли белый парик...
Я расплатилась и опрометью бросилась к выходу...
- Девушка, вы платье забыли, - крикнули мне вслед девушки, одна сунула мне в руки туфли и белое платье, и я помчалась на улицу.
С трудом запихнув свадебное платье на заднее сиденье, я помчалась на Тверскую, где уже ждал меня Глеб Никифорович.
- Наконец-то, - воскликнул он, - идём.
Видимо, Дима дал им чёткие указания, поскольку охранники внимательно присматривались ко всем тёмненьким девушкам, а на мою «белую» голову никто и не взглянул.
Мы прошли в зал, где уже было полно народа, и стали оглядываться. Димы нигде не было видно.
- Ещё не вышли, наверное, - прошептал Глеб Никифорович, оглядываясь по сторонам, и тут я увидела Диму.
Он действительно вышел из боковой двери, в шикарном смокинге, а рядом с ним вышагивала белокурая моделька в пышном платье цвета беж, вся усыпанная бриллиантами.
Наверняка из Димкиной коллекции!
Я сорвала с головы парик, сунув его в руки Диминому отцу, а сама пошла прямо к Диме. Он меня пока не видел.
Зато увидела Трейси. Её глаза округлились, и она, резко развернувшись, потянула Диму назад, явно намереваясь увести его из зала. Но я не из тех, кто пасует перед обстоятельствами.
И изменила ракурс своего направления.
Добежать до них я не успею, а там перехватят охранники, поэтому я схватила микрофон, лежащий на стуле, влезла на стол с закусками и крикнула:
- Дима! Я тебя люблю!
Да, эффект был, что надо. Разом стихла музыка, все замерли, Дима тоже, впрочем, этого я и добивалась.
- Уберите её отсюда! – завизжала Трейси, в мою сторону двинулись охранники, и я, решив стоять до конца, метнула в них блюдо с какой-то рыбой.
Одного сбило с ног этим подносом, второй поскользнулся на рыбе, а в третьего я кинула бутылку с шампанским, которая, конечно же, взорвалась, окатив присутствующих.
Диму дождь из шампанского и мои метательные способности явно отрезвили, он, словно вышел из ступора, и быстрыми шагами бросился ко мне.
- Какого чёрта? – заорал он, - что ты тут делаешь? Кто тебя пустил?
- Сама прошла! – рявкнула я, - Дима, выслушай меня!
- Выслушать тебя? – взвился он, - что я должен услышать? Зачем ты пришла! Мало у меня крови попила? Ведьма, вампирша, манипуляторша! Стерва! Ты же обвенчалась с Максом! Чего тебе ещё надо?
- Я не венчалась с Максом... – начала я, но он не дал мне договорить.
- Ты всегда поступаешь так, как надо тебе! – орал он, - а, для чего ты сейчас сюда явилась, вообще за гранью моего понимания!
- Дима! – гаркнула я в микрофон, - я не венчалась с Максом! Я тебя люблю!
Вот тут он услышал. Смотрел на меня, как баран на новые ворота, растерянно и непонимающе.
- Что ты сказала? – переспросил он, шрам на его лице слегка дёрнулся.
- Я жить без тебя не могу, - воскликнула я, - и я оставила Макса у алтаря. Это было бы главной ошибкой в моей жизни.
- А как же... – он запнулся, - наши разногласия?
- Их больше нет, - я покачала головой, - мне всё объяснили.
- Объяснили? – опешил он.
- Да, - кивнула я, глядя в его гипнотические глаза.
- Ева! – выдохнул он, шагнул на стул и очутился рядом со мной на столе. Я обвила его руками, боясь, что, если отпущу, он исчезнет. Но он не исчез. Крепко обнял и стал целовать, а у меня душа была готова вырваться.
Он стянул с себя мокрый пиджак, кинул на пол, подхватил меня на руки и спустился со стола.
- Ты не можешь так просто взять и уйти! – закричала Трейси.
- Милая, отдай драгоценности моему отцу, - сказал Дима и быстрым шагом, со мной на руках, покинул зал.
Он поставил меня на ноги на улице, обнял, а потом прошептал:
- Кто ж тебя просветил?
- Марк, - еле слышно ответила я.
- Надо же, - пробормотал он, - хотя, чему я удивляюсь? – и над нами разнёсся оглушающий раскат грома, - первая июньская гроза. Боишься?
- Никогда не боялась, - слабо улыбнулась я, прижимаясь к нему.
С небес хлынул стремительный поток, ледяной, резкий и обжигающий кожу, но мы не двинулись с места.
Наша любовь была той самой стихией, пронзительной и непредсказуемой, наверное, Дима чувствует тоже самое. Потому и не уводит меня в укрытие. Мы в плену нашего счастья, а всё остальное тщётно и ненужно.
Конец.