Мне хватает

 

     На младших курсах общежития в городе не давали. Мы прозябали в дощатой общаге на станции "Чайка", под Владивостоком.
     Рядом с нами жил одинокий дед. В старой завалюхе. Дед каждый год по весне сажал картошку. А где-то с середины лета мы начинали эту картошку подтыривать. К осени до половины огорода выкапывали.
     А дед никогда нас ни ружьишком не пугал, как другие хозяева, ни к ментам не ходил, ни в универ к начальству.
     Как-то втроем взяли бутылку водки и пришли. В гости. Он выставил квашенную капусту, соленые грибы и огурцы. Хлеб, конечно. Познакомились. Александр Николаевич. Выпили. Стали за жизнь беседовать. Про погоду, про политику. Потом говорю.
   - Александр Николаевич, мы из любопытства к вам зашли. Спросить.
   - Спрашивайте.
   - Студенты, ну  мы, короче, чуть не половину картошки каждый год у вас выкапываем, а вы никому не жалуетесь. Боитесь?
     Дед молча встал. Подошел к шифоньеру, распахнул дверцы и присел. Стал рыться в каких-то вещах, лежавших внизу. А на задней стенке шкафа мы увидели
военный китель, с орденами и медалями. И над ними, у левого лацкана, - звезду Героя.
     Я почувствовал как моя физиономия наливается кровью. Захотелось встать и выскочить из дома. Но что-то удержало.
     Александр Николаевич поднялся, закрыл шкаф и повернулся к нам. В его руках был альбом с фотографиями. Открыл, и показал старое фото. Молодые мужчина и женщина, слегка улыбаясь, смотрели на нас. И еще трое мальчишек, наверное, погодки. Старшему - лет семь.
   - Смоленск. Двадцать первое июня сорок первого. Моя семья. За день до войны. Через два дня я уже стоял в строю. С винтовкой и вещмешком. Я ушел , а они остались...
     Из уроков истории я помнил, что за Смоленск шли ожесточенные бои. Фашистам не удалось взять город сходу. Они надолго увязли под Смоленском. И это сорвало их планы взять Москву до зимы.
   - Где они теперь?
     Александр Николаевич смотрел мне в глаза. И как бы сквозь меня... Тихо произнес.
   - Погибли.
     Повисла тягостная тишина. Сашка, мой сокурсник, легонько потянул меня за рукав. Мол, пойдем. Но я почему-то сидел.
   - Простите нас, Александр Николаевич.
   - Не за что вас прощать...
     Немцы уже в середине июля подошли к Смоленску. Наш дом стоял на окраине, как раз на правом берегу, откуда они и явились. Танк прямой наводкой ударил в дом. Никто не выжил... Я узнал об этом в госпитале, осколком ранило в ногу. Жить расхотелось... Но потом... Потом решил мстить. И победить... Давайте выпьем.
     Он разлил водку по стаканам.
   - Помянем всех, кто погиб в той проклятой войне.
     Выпили. И Александр Николаевич продолжил.
   - Я тогда сказал себе: Буду жить, чтобы уничтожить этих тварей. Истребим до единого. И еще страну поднимем из руин! Этим я жил. И живу... Эх, пацаны, пацаны.! Ведь мы за вас тогда воевали. А многие и погибли. Чтобы вы теперь жили. Учились... Работали... Я понимаю, что все это вы слышали и слышали. Но это в самом деле так.
     Пока он говорил, я время от времени, посматривал на кошку. Она поодаль обходила наше застолье, иногда останавливаясь и внимательно глядя на хозяина.
Потом вскочила на подоконник, стала смотреть на улицу. И... намывать гостей.   
     Невольно мелькнуло: "Опоздала. Гости уже в доме". Кошка вдруг замерла, навострила уши и уставилась на что-то за окном. Лапа на полпути неподвижно зависла в воздухе. Розовый язычок высовывался между сомкнутых челюстей.
     Александр Николаевич помолчал. Вздохнул.
   - Ваша жизнь тоже по-своему трудная. Ютитесь вы в этом бараке. Зимой мерзнете. Вдали от родителей. Жалко вас. Ведь и недоедаете. Вот я и помогаю, как могу. Сажаю картошку на вас, и на себя. Пока силы есть. А вы учитесь как следует. Наша страна не может отставать от других. Мы должны быть непобедимыми. Русь тысячи лет стоит. И стоять будет.
     Кошка вдруг спрыгнула с подоконника и направилась к входной двери. В дверь постучали. Хозяин ответил.
   - Да! Войдите.
     Дверь распахнулась. Кошка выскочила на улицу. Вошел почтальон. Самое время было попрощаться и уйти, что мы и сделали. На улице острослов Вадик
резюмировал.
   - Ну вот! Мы, оказывается, у деда в плане по восстановлению страны. А нас кошмары мучили - не поймать бы задницей соль из его дробовика.
   - Вадик, заткнись! Не будем засранцами. Давайте подумаем как ему помочь.
     Тот же Вадик вдруг выдал ценную мысль.
   - Посмотрите, у него вокруг огорода почти весь забор полег. Может восстановим?
   - А материалы?
     Тут Саня отозвался.
   - Мы ведь в овраге у пилорамы обрезки досок берем, печки в общаге топить. Их выбрасывают. Там наверняка можно набрать этих обрезков на штакетник.
А чуть дальше развалившаяся баня есть, из бревен. Из этих бревен столбы для забора напилим.
   
     В воскресенье утром мы явились к Александру Николаевичу. Изложили свой план. Он явно не ожидал. Засуетился. Стал искать ключи от сарая. Открыл, вынес двуручную пилу, ножовку, топор и пару молотков.
   - Пойду к соседу, гвоздей одолжу.
     Работали весь день. К вечеру забор стоял "как вкопоный" по определению Вадика. Хозяин пригласил  в дом. На столе стоял чугунок с дымящейся картошкой, все та же квашенная капуста, заправленная луком и растительным масло, соленые грибы и огурцы.
     Александр Николаевич подмигнул и достал из кухонного шкафчика бутылку "Столичной". Выпили. Саня неожиданно спросил.
   - Александр Николаевич, за что вы звезду Героя получили?
     Он помолчал, потом обвел нас взглядом и стал рассказывать.
   - После госпиталя я попросился в танковое училище. Выучился на водителя. Отправили на передовую. Это уже был сорок второй год. У немцев появились
"Тигры". Мы держали оборону под небольшим городком у Волги. Успели хорошо окопаться. Наши танки стояли в копонирах. Это такие специальные окопы для танков. Торчит только башня.
    "Тигры" пошли в атаку. Нам на своем участке обороны удалось два подбить. Один всего метрах в двадцати от нас встал. Разбили ему ходовую часть. И тут по нам шарахнуло так, что сорвало башню. Погибли и командир танка, и командир башни, и стрелок.
     Я остался в живых только потому, что сидел на своем водительском месте, внизу. Мы ждали приказа перейти в наступление. Для этого я должен был дать задний ход, вывести наш Т-34 из копонира и затем, объехав копнир, - вперед, в атаку.
     Меня оглушило. Ничего не слышу, но в сознании. Решил все же выехать из копонира. Дал задний ход, выехал на открытое место. Высунул голову в дыру от башни и вижу, что из подбитого нами "Тигра", который в двадцати метрах, убегает к своим экипаж, все пятеро. Я долбанул по ним из пулемета, всех уложил.
     Глянул подальше вперед, а там еще три "Тигра" на наши позиции прут. И тут шальная мысль мелькнула:"А не пальнуть ли по ним из ихнего же "Тигра". Ведь у него лишь ходовая часть разбита, а башня и орудие целы.
   - Так вы же водитель. Стрелять ведь нужно уметь.
   - Это так. Нужно уметь. Мы и умели. И танк каждый водил. И стрелять все умели. Как из орудия, так и из пулемета. Война научила. Жить захочешь - куда ты денешься, - научишься.
     Короче говоря, влез я в этот "Тигр", быстро сообразил что к чему. Башня-то у него то ли от нашего выстрела, то ли еще почему, была почти полностью назад повернута.  Может поэтому мне и пришла в голову такая мысль - атаковать их их же оружием.
     Прямой наводкой долбанул в ближайшего.
Удачно - горит. Навожу башню на другого. Они то не сразу поняли в чем дело. Не ожидали, что из их же "Тигра" кто-то будет палить по ним. И второго успел    
поджечь. И на третьего уже успел башню развернуть, но тут и в меня шарахнуло.
   - Ранило?
   - Ранило. И опять в ту же ногу, что и в первый раз. Очнулся в госпитале, на третий день. Медсестра мне сразу газету несет, читает вслух.
     Оказывается какой-то корреспондент с командного пункта видел в бинокль как я из "Тигра" бил по "Тиграм", и уже успел написать заметку в газету. Ну, а потом меня и представили к высшей награде.
   - Вы сказали - ваша семья погибла, а прошлый раз почтальон все же от кого-то весточку принес?
   - Это письмо из военкомата. В следующем году двадцать пять лет со дня Победы. Памятную медаль вручат...
     А я вот смотрю на вас троих, будто мои сыновья передо мной. Вы уж меня старика простите за такие разговоры. Но я один на свете, как сыч. После войны вернулся в Смоленск... И не смог там жить. Все думал и думал о своих. Иногда казалось с ума сойду.
     Уехал сюда, на Дальний Восток. Во Владивостоке на Дальзавод поступил. Слесарем стал работать. Потом на пенсию вышел. Построил здесь эту хатенку и коротаю век.
     А что до картошки... Не журитесь. Мне хватает. 

   - присутствую и на стихи.ру