Падам, падам, падам... Ты опять – как погоня.
Куда бы ни шли поезда, на шаг от себя не ступить.
Сквозь ночи мои и года звучит этот старый мотив... *)
Ах, Эдит Пиаф, Эдит Пиаф, милый парижский воробышек.
Ты пела эту песню про себя, но прошла она сквозь годы не только твоей жизни.
***
Сегодня «Встреча», первый день Масленицы.
Сегодня она печёт блины.
Она знает секрет: в готовое тесто тонкой струйкой добавить крутой кипяток. Блины получаются тонкими, румяными, кружевными.
А начинкой будут грибы. С чем же еще могут быть блины в день, который называется «Встреча»?
Она пережарит их с луком, пропустит через мясорубку, добавит перчику, свернет конвертиком: начинка твердая, хорошо держит форму, а потом выложит конвертики на блюдо с яркими васильками, заварит покрепче чай и сядет ждать звонка.
Двадцать лет назад они с Наташкой поехали за грибами.
- Под Ахтыркой, - говорила Наташка, - да еще в сентябре, грибов – косой коси.
Может, и так. Может, и много грибов под Ахтыркой, особенно в сентябре, да не помнит она ни грибов, ни дороги от станции в лес, да и леса не помнит – потому что еще в электричке познакомились они с парнями, тоже поехавшими в тот день за грибами.
Валялись в сторонке пустые корзинки, хлопотала Наташка над нехитрыми бутербродами, ломал поодаль ветки, готовясь разжечь костёр, друг Андрея, и летел в прозрачную вышину удивительный голос:
Падам, падам, падам... Я девчонкой кружусь на лугу.
Падам, падам, падам... Я к любви на свиданье бегу.
Вы танцевали когда-нибудь вальс на полянке? Не на сверкающем лаком паркете, не на отполированном сотнями ног дощатом полу танцплощадки - на прошитой корнями деревьев, усыпанной листьями неровной земле, что ровнее любого паркета.
И не клетчатая рубашка на ней, и не джинсы - платье из паутинки. Не стоптанные кроссовки – туфельки на сосновых иголочках-каблучках.
- Надя, Андрей, - позвала Наташка, - идите к столу. - И засмеялась: - Потом дотанцуете.
Надя. Первая буква – Н: тире, точка.
Андрей. Первая буква – А: точка, тире.
Только Андрей так звонил в её дверь: длинный – два коротких – длинный. Тире – точка, точка – тире.
Больше двадцати лет прошло с того вальса. Платьев у неё – полный шкаф, туфель – вся антресоль в коробках. Нет только той паутинки: порвалась, улетела, и сломались иголочки-каблучки.
Ну, давай же, звонок! Это просто: тире – точка, точка – тире.
Тире – точка, точка – тире.
***
Сегодня «Заигрыш», второй день Масленицы.
Она снова печёт блины.
Тонкие, кружевные. А начинкой будет варенье: вишневое, и без косточек.
Она знает секрет: чтоб варенье не растекалось, нужно добавить немного размолотой в пудру муки и свернуть понадёжней в закрытые трубочки. Как красиво они смотрятся, эти трубочки, на белом блюде с яркими васильками по краю! Теперь поставить чайник, включить магнитофон – старенький, ещё тот, что играл на Ахтырской полянке, и можно ждать звонка.
Сольфеджио слёз и ошибок,
Следы недосказанных слов,
Поэмы случайных улыбок
Когда-то игравших в любовь.
А вот это неправда! Они не играли. Она-то уж точно! С работы не шла – летела, чтоб прийти первой, приготовить ужин и красиво накрыть на стол. «Андрюша, - просила, - скажи что-нибудь особенное». «Да что ж я скажу? – улыбался он. – Сама всё знаешь». «Знаю. Но все же скажи».
Уже девять. Чайник снова остыл.
Ничего. Еще только вторник.
***
Среда - третий день масленицы.
«Лакомка».
Сегодняшние блины будут с творогом: Линка (та ещё лакомка!) их любила больше всего.
Она добавит в творог изюма, свернёт их кулёчком, положит на круглое блюдо из подаренного свекровью сервиза, поставит чайник, включит магнитофон и не будет грустить.
Помнишь, Андрей, как мы выбирали для Линки имя? Составили список имён и поставили им свои оценки, а когда сравнили, оказалось, что лучшее имя – Зоя. А принесли они ее из роддома, увидела внучку свекровь и ахнула: «Какая Зоя? Это же Ангелина. Чистый ангел!» Так и стала их дочка Линой: ласковой, доброй – и правда, как ангел.
Жаль, что живёт далеко: уехала со своим капитаном на далёкую восточную границу. Дай-то им Бог!
Еще не остыли блины, до черноты, как любит Андрей, заварился чай.
Ну, давай же, звонок!
Ну, пожалуйста.
***
Четверг – «Разгуляй».
Сегодня блины с тунцом. Она добавит немного лука, вареных яиц, майонеза - всё, как любит Андрей.
Минуты шального веселья,
Я знаю, исчезнут в годах,
И станет туманом над Сеной...
Туманом.
Если бы только туманом. Мглой одиночества, душной болью раскаяния – вот чем стали проклятые те минуты.
Почему она не нашла тогда нужных слов? Почему не поддержала Андрея, когда всё привычное рухнуло и закрылся его завод? Зарплаты не хватало, она бросила работу и стала ездить в Москву за товаром, а потом торговать им на рынке. Намается за день, намёрзнется, а как ни вернётся домой – муж лежит на диване. Сначала просила: «Андрюша, ищи хоть какую работу! Ну, подумаешь, специальность! Не исчезнет твоя специальность! Наташкин муж – кандидат, а извозом занялся, и ничего: шляпа не упала»; потом стала искать поводы позже вернуться домой. А поводов этих – море.
Падам, падам, падам.
Я с чужими танцую и лгу...
- Не торопи его, Надя, - просила свекровь. – Сейчас многие растерялись. На хлеб вам хватает, и слава Богу!
На хлеб-то хватало. Да ей апельсина хотелось.
И она не сдержалась:
- Неудачник! – бросила однажды в сердцах. И заплакала, вздрогнув от пощёчины хлопнувшей двери.
***
Пятница. «Тёщины посиделки».
Она снова печет блины.
Мелко порубила капусту, добавила пару яиц, поперчила, как любит свекровь. Свернула аккуратными треугольниками и села ждать звонка.
Неделю назад она позвонила свекрови: «Пожалуйста, мама, придите ко мне на масленую. Ну, почему вы молчите? Я уже столько раз просила у Андрея прощения! Мне все равно: нашел он работу, не нашёл, я не понимаю, как могла так обидеть его». «Я ничего не решаю, Надежда, - ответила свекровь. – Но слова твои передам».
Как черно за окном.
Как до неуютности тихо.
Свет погас, музыканты ушли, а я
Уйти от себя не могу.
***
Суббота.
Предпоследний день Масленицы. «Золовкины посиделки».
Она печет блины с яблоками. Наташка дала рецепт: к мелко порубленным яблокам добавить корицу и сбрызнуть лимонным соком. А заворачивать нужно так, чтобы начинка была видна: она твердая, не расползётся.
«Золовкины посиделки». А у нее нет золовки. И сестры нет, и подруги такой, чтоб поняла и хотя бы дала совет. У Наташки всё просто: «И чего убиваешься? Подумаешь – поссорились. Я со своим каждый день ссорюсь, и ничего. Никуда твой любимый не денется: поживёт у мамаши и прибежит».
А ей не нужно, чтобы он прибежал. Ей нужно, чтобы простил.
Скоро десять. Может, звонок поломался?
Когда оплывает свеча, труднее глядеть в синеву.
И кажется мне по ночам, что я слишком долго живу.
Спасибо, хоть ты остаёшься со мной, моя песня.
***
Прощёное воскресенье.
Последний день масленицы.
Она снова печет блины, на этот раз с красной икрой.
Она положит икру в неостывшие блинчики, поднимет края, чтоб получились мешочки, попробует пальцами склеить вверху, а не получится – свяжет зелёным луком. Выложит всю красоту на белое блюдо, поставит чайник, включит любимую песню и сделает звук потише, чтобы услышать звонок.
Но верю я снова и снова: в сиянье парижского дня
Меня на углу остановит и снова узнает меня
Мой мотив, песня моя.
Вот и всё.
Уже девять. Пора убирать со стола.
Господи, что это? Тире – точка, точка – тире!
Падам, падам, падам,
Я девчонкой кружусь на лугу...
Падам!
Падам!
Падам!
Я к любви на свиданье бегу!
*) Песня из репертуара Эдит Пиаф. Перевод Григория Поженяна.