АЛЕКСАНДР ПУШКИН. ПОЧЕМУ ЕГО НЕ СПАСАЛИ
Загадки смерти поэта
Я бы не взялась за эту тему, если бы не книга Владимира Порудоминского «Даль» (Издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия». Москва. 1971 г. Из серии биографий «Жизнь замечательных людей». Основана в 1933 году М.Горьким).
А вычитала я в этой книге о В.Дале такое:
«1826-1829 – Учился на медицинском факультете Дерптского университета.
1829-1832 – Служил военным врачом. Участвовал в русско-турецкой войне и «польской кампании».
Он - «военный лекарь 2-й действующей армии («ординатор подвижного госпиталя главной квартиры»), затем Адрианопольского, Ясского госпиталей…». Госпитальное имущество везли на фурах; их могло быть от 50 до 100.
Дальше читаю о том, что входило в походный госпиталь: аптека, много палаток «со всеми принадлежностями», рубашки, чулки, халаты, постельное бельё, тюфяки, лубки для перевязок, бинты, корпия…
И ВНИМАНИЕ: складной стол для операций, хирургические инструменты.
«И под Кулевчами, - прочитала я у В. Порудоминского, - «одарённый разумом» ординатор Даль, не ждал, сложа руки, в аптеке или у складного стола для операций… толкался и сам между ранеными и полутрупами, резал, перевязывал, вынимал пули с хвостиками…».
И ещё: «…Не в кафтане честь, а под кафтаном», - писал Даль в «Толковом словаре». И когда под Сливно бросился Даль, непрошенный, с передовым отрядом, и когда под Кулевчами «мотался» он всю ночь на поле боя между ранеными, звала его, видно, та честь, что «под кафтаном».
Вот какой особый - военно-полевой хирургический опыт – был у врача В. Даля!
А почему Пушкину, раненному пулей в правый пах, не оказали помощи? Если хирург «резал, вынимал пули с хвостиками» (и это, заметим, в полевых условиях), то почему «друг» Даль сидел возле умирающего поэта, держал его за руку, и ВСЁ?
Но кроме Даля, возле раненного Александра Сергеевича топтались и другие врачи.
Странно всё это, очень странно!
КОРНИ. МОРЯК И ИНЖЕНЕР
Почему я начинаю раскручивать эту загадочную историю с Владимира Даля? Потому что во всех книгах, в которых описываются предсмертные дни жизни мученика Пушкина, написано, что последние сутки возле его дивана сидел именно этот военный лекарь.
Лучше бы пошёл и наточил хирургический нож.
Биографы, конечно, знают о многогранной жизни Владимира Ивановича Даля. Здесь я напишу лишь о немногих страницах его биографии. Не уверена, что даже это немногое известно современному читателю.
Но В.Даль никогда не может быть забыт, так как оставил нам драгоценный труд: четыре тома «Толкового словаря живого великорусского языка».
А ещё - сборник «Пословицы русского языка», в которых собраны особенности быта, языка; пословицы, поговорки, поверья, традиции многочисленных народностей России, и разные литературные произведения другого жанра.
Даже одноактные комедии «Невеста в мешке, или Билет в Казань» и «Медведь в маскараде». «Невесту…» поставили в театре города Николаева, где В.Даль служил. Писал он и сказки.
Именно народный фольклор сблизил в какой-то мере А.Пушкина и В.Даля.
Можно читать или не читать произведения Даля, как и других писателей. От этого не зависит жизнь людей. Поэтому к Владимиру Далю – литератору - никаких претензий. Нельзя не благодарить его за титанический труд «Толковый словарь…». Более двухсот тысяч слов в нём! Здесь комментарии излишни.
Я вычитала у В. Порудоминского, что ещё до появления Владимира на свет, уже существовал фундаментальный труд – «Словарь Академии Российской», составленный русскими учёными и литераторами; и в котором не было чужеземных слов, но зато было много русских пословиц. Шесть «тяжёлых томов» этого словаря находились в библиотеке его отца.
Его называли «немцем»*, хотя его отец Иван Матвеевич Даль (при рождении наречён Иоганном Христианом) был «из датских офицерских детей». Значит, дед его по линии отца был офицером, наверное, морским. А отец был врачом; какую-то часть своей карьеры – главным доктором и инспектором Черноморского флота. Тогда семья жила в г. Николаеве.
Почему-то Иоганн Христиан Даль не прижился в Дании. Оказался осенью 1799 года в Луганске, подал прошение о принятии его с семьёй в «русское подданство». И 14 декабря 1799 года «доктор Даль был по высочайшему повелению приведён к присяге и стал гражданином государства Российского».
Дания потеряла интересную, талантливую личность, а Россия приобрела.
Имею в виду главу семейства Далей. Иван Матвеевич был образованным человеком. Он «был вызван в Россию, когда окончил курс по двум или трём факультетам в Германии, что он знал древние и новые языки, даже еврейский». Русский язык знал, «как свой».
Матушка Владимира - Мария - была также очень образованной женщиной, знала несколько иностранных языков, хорошо играла на фортепьяно, пела и занималась рукоделием. И детей своих учила «рукодельям», наставляла:
«Надо зацеплять всякое знанье, какое встретится на пути; никак нельзя сказать вперёд, что в жизни пригодится».
Иван Матвеевич Даль был страстным любителем чтения. Русская императрица Екатерина Вторая, узнав, что есть юноша (ему было чуть больше 20 лет) учёный и многоязычный, выписала его к себе. И стал он придворным библиотекарем.
Но натура у него была деятельной, он с лёгкостью преодолевал большие расстояния, что было в то время непросто.
Иван Даль снова уехал в Германию, окончил там медицинский факультет, вернулся в Петербург и получил право заниматься врачебной практикой (с 8 марта 1792 года). Он работал в разных волостях России, в том числе и в Лугани – на сталелитейном заводе.
На этом заводе он устроил маленькую революцию. Доктор был возмущён нищетой, которая окружала рабочих, их скудной пищей, грязью на территории рабочих казарм…Писал рапорты начальникам.
Из книги «Даль»:
«Упрямые хлопоты доктора Даля случалось, увенчивались успехом: он считается создателем первых лечебных учреждений на шахтах Луганщины («угольных ломках»), им открыта первая в Луганске больница для рабочих».
Здесь не место дальше рассказывать о службе Ивана Матвеевича на разных поприщах.
Служил он добросовестно, был хорошим семьянином. И всю свою жизнь он читал книги.
Не знал Иван Матвеевич, что в ХХI веке в тех местах, где он работал и устраивал лечебницы для шахтёров, будет развязана гражданская война.
Вот мнение Владимира Ивановича о том, кем должен считать себя человек:
«Ни прозвание, ни вероисповедание, ни самая кровь предков не делают человека принадлежностью той или другой народности. Дух, душа человека – вот где надо искать принадлежности его к тому или другому народу. Чем же можно определить принадлежность духа? Конечно, проявлением духа – мыслью. Кто, на каком языке думает, тот к тому народу и принадлежит. Я думаю по-русски».
Незадолго до смерти Владимир Иванович принял православие.
Владимир Даль родился 10 ноября 1801 года в Лугани (Луганске). Он был математически одарённым человеком.
Окончил Морской кадетский корпус (1814-1819 годы). «Корпус ставил целью готовить офицеров, одинаково пригодных к морской службе». В последующие годы служил на Черноморском и Балтийском флотах (Очаков, Николаев), участвовал в плаваниях в Швецию и Данию.
Из названной книги: «С первых же дней плавания выяснилось, что Даль – никудышный моряк. Он знал наизусть все команды, точно определял местонахождение судна, прокладывал курс, но, едва крепчал ветер и волны одна за другой подкатывались под корабль, юный «морской гвардеец», цепляясь за снасти, уползал в каюту. У Даля получалось по матросской поговорке: «На воде ноги жидки».
Мичман Даль страдал… морской болезнью. Это, в конце концов, вынудило его оставить службу и выйти в отставку.
Но именно в длительных плаваниях он начал прислушиваться к языку матросов. На бриге «Феникс» их было сто пятьдесят.
«Матросы, - пишет В.Порудоминский, - вчерашние мужики, сыпали неслыханными прежде словечками, прибаутками, поговорками, и Даль, думается, эти словечки и поговорки запоминал». И далее: «На бриге «Феникс» Даль впервые прожил долго с людьми, говорившими на том «живом великорусском» языке, ради сбережения сокровищ которого и был затеян «Толковый словарь». Потом был ещё фрегат «Флора» и другие корабли.
С юных лет Владимир писал стихи. Но «стезя воображенья» не принесла ему известности. В печати его стихи появились в 1827 году, а в 1830 – повесть «Цыганка». Так родился писатель Даль. Литературные произведения он подписывал и своим именем, и псевдонимом Казак Луганский.
Эти подробности о жизни Владимира Даля нужны для того, чтобы был виден путь, который вёл к знакомству с поэтом Александром Пушкиным. Можно предположить, что, если бы Даль остался служить на флоте и не имел склонности к сочинительству, то они бы никогда и не познакомились.
Здесь получилось по русской поговорке: рыбак рыбака видит издалека.
ДАЛЬ – КАК ВРАЧ
1 января 1826 года Владимир в звании лейтенанта был уволен со службы. Ему 25 лет. Он решил попробовать себя на другом поприще: поступил на медицинский факультет Дерптского университета.
Интересную книгу: «Пушкин и медицина его времени» (Москва, «Медицина», 1989 г.) написал доктор медицинских наук, профессор Сергей Михайлович Громбах. Увидев её, я решила, что книга всецело посвящена разбору лечения раненного А.Пушкина.
Но, оказалось, что автора интересовала другая тема: упоминание разных медицинских терминов и симптомов болезней в стихах и прозе поэта. В книге есть названия медицинской литературы, присутствовавшей в библиотеке А.Пушкина, а также названы врачи, с которыми он встречался и от них узнавал разные подробности о медицине.
Назван и Владимир Даль. Меня привлекли в рассказе о нём такие строчки:
«За три года окончив университет (Дерптский – Л.П.), он выдержал экзамен на доктора медицины и хирургии, и защитил диссертацию. Но вместо профессорской кафедры, очутился в действующей армии военным врачом, участвовал в турецкой и польской кампаниях 1829-1831 гг. Там ему пришлось много оперировать…
Вернувшись из армии, Даль стал ординатором Петербургского военного госпиталя и скоро приобрёл известность, как искусный хирург; особенно его прославили глазные болезни».
Вот это для меня самое главное в жизни Владимира Даля: не просто был врачом, а хирургом.
Так почему он не предложил сделать операцию А.Пушкину?
КРОМЕ ЕЛЕНЫ ПАВЛОВНЫ, НИКТО…
Об Александре Пушкине написано много разной литературы (по жанрам). Где-то я прочитала, что описана не просто его жизнь, но каждый день и каждый час. Возможно. Пушкинистам виднее.
В 1974 году в издательстве ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия», в Москве вышел прелестный сборник «Прометей» - «Историко-биографический альманах серии «Жизнь замечательных людей». Том 10-й полностью посвящён Александру Сергеевичу, а именно – новым находкам о разных аспектах его жизни и творчества. Научный редактор и составитель Т.Г. Цявловская.
В статье И. Трофимова «Полководец» описана история стихотворения А.Пушкина «Полководец». «В Центральном государственном архиве Октябрьской революции, - рассказывает автор, - обнаружен самый поздний, отражающий последнюю волю поэта беловой автограф стихотворения Пушкина «Полководец». Стихотворение вписано в альбом великой княгини Елены Павловны на пяти страницах чётким изящным почерком, без исправлений».
Приведу, пожалуй, последние пять строчек:
Жрецы минутного, поклонники успеха!
Как часто мимо вас проходит человек,
Над кем ругается слепой и буйный век,
Но чей высокий лик в грядущем поколеньи
Поэта приведёт в восторг и в умиленье!
Посвящено стихотворение полководцу Барклаю де Толли. Когда оно было написано поэтом и вписано в альбом молодой, красивой дамы, желающие могут прочитать в этом сборнике или в каких-то других материалах. Мне интересно, что «С Еленой Павловной он общался в течение нескольких последних лет жизни».
Кто такая Елена Павловна? В названной статье рассказывается о ней подробно:
«Елена Павловна, урождённая Фредерика-Шарлотта-Мария, принцесса Вюртембергская (1806-1873), была человеком незаурядным, образованным, начитанным, поражавшим всех широтой и бойкостью своего ума. В 1823 году она вышла замуж за младшего сына Павла I – великого князя Михаила Павловича и при принятии православия была названа Еленой Павловной».
С женой «Михаил Павлович не сумел найти общих чувств и мыслей и причинил немало огорчений этой замечательной женщине». Император Николай I относился к её либерализму «весьма настороженно».
Со временем она познакомилась с В.А.Жуковским и П. А.Плетневым (они обучали её русскому языку), П.А.Вяземским, А.И. Тургеневым, В.Ф.Одоевским, Ф.И. Тютчевым, И.С.Тургеневым и другими, известными поэтами, композиторами, художниками.
С Еленой Павловной А.Пушкин познакомился 27 мая 1834 года.
Поэт так описал эту встречу в письме жене 3 июня 1834 года: «В прошлое воскресение представлялся я к великой княгине. Я поехал к её высочеству на Каменный остров в том приятном расположении духа, в котором ты меня привыкла видеть, когда надеваю свой великолепный мундир. Но она так была мила, что я забыл и свою несчастную роль и досаду…».
«У нас мало документальных данных, - пишет И.Трофимов, - помогающих наиболее полно проследить историю взаимоотношений Пушкина и Елены Павловны. Но ясно одно: дневники Пушкина, его письма, письма Елены Павловны к мужу, мемуары, наконец, дружески вписанный в её альбом автограф «Полководца» неопровержимо свидетельствуют о духовной близости этих двух замечательных людей, о неоднократных их встречах и беседах…».
Они говорили «о Пугачёве, Великой Отечественной войне 1812 года, об Америке, искусстве и литературе, о проблемах воспитания, о царствовании Екатерины II…».
И вот дуэль. Узнав о ранении поэта, Елена Павловна написала несколько записок В.А.Жуковскому, который находился в доме Пушкина.
«27 января 1837 г.
Добрейший г. Жуковский!
Узнаю сейчас о несчастии с Пушкиным – известите меня, прошу Вас, о нём и скажите мне, есть ли надежда спасти его. Я подавлена этим ужасным событием, отнимающим у России такое прекрасное дарование, а у него друзей – такого выдающегося человека. Сообщите мне, что происходит и есть ли у Вас надежда, и, если можно, скажите ему от меня, что мои пожелания сливаются с Вашими.
Елена»
«27-28 января 1837 г.
Я ещё не смею надеяться по тому, что Вы мне сообщаете, но я хочу спросить Вас, не согласились бы послать за Мандтом, который столь же искусный врач, как оператор. Если решатся на Мандта, то, ради бога, поспешите и располагайте ездовым, которого я Вам направляю, чтобы послать за ним. Может быть, он будет в состоянии принести пользу бедному больному; я уверена, что вы все решились ничем не пренебрегать для него. Е.»
Было несколько её записок Василию Андреевичу. В последнем письме великая княгиня скорбела о смерти Александра Пушкина, и писала: «Тысяча прочувствованных благодарностей, Вам, мой добрый г. Жуковский, за заботливость, с которою вы приучали меня то надеяться, то страшиться…»
Ответных записок Жуковского пока не нашли.
Удивительное дело: едва великая княгиня Елена Павловна узнала о ранении А.Пушкина, она пишет, чтобы пригласили Мандта, который «столько же искусный врач, как оператор».
Оператор – то есть хирург.
Кто такой Мандт, упомянутый Еленой Павловной в записке?
Из книги «Император Николай Первый» («Русскiй мiр». Москва. 2002. Издание подготовил М.Д.Филин):
«Мандт Мартин (1800-1858) – немецкий доктор, с 1835 г. домашний врач великой княгини Елены Павловны, с 1840 г. – лейб-медик. После кончины императора Николая Павловича покинул Россию».
(Лейб – нем.Leib, тело – в соединении с другими словами обозначает «состоящий при особе монарха»; например, лейб-медик – придворный врач – Л.П.)
ДУЭЛЬ. АРЕНДТ И ИНЫЕ
Современный историк М.Г.Штейн в книге «Ульяновы и Ленины. Тайны родословной и псевдонима» (Санкт-Петербург. ВИРД. 1997 г.) написал:
«Консультантом в ней (больнице Святой Марии Магдалины на Васильевском острове Петербурга – Л.П.) стал лейб-медик Николая I, один из известнейших врачей-хирургов своего времени Н.Ф.Арендт, руководивший лечением смертельно раненного А.С.Пушкина».
Запомните эти слова: «один из известнейших врачей-хирургов».
Ниже о том, как врач-хирург руководил лечением поэта.
Дуэль состоялась 27 января 1837 года. Разные подробности: как секунданты отмеряли шаги, а Александр Пушкин сидел в шубе на сугробе; что был мороз и дух сильный ветер и прочее такое описано на все лады в разных книгах.
Все, кто мог хоть как-то повлиять на поединок, примирить дуэлянтов, опоздали. Из-за пурги. Могли бы выехать раньше.
Кто знает, может, поэт и рад был бы отказаться от дуэли, если бы нашлись у других какие-то веские доводы. Плюнул бы потом Геккернам - отцу и сыну - «в физиономию», как хотел.
Не знаю, как это объяснить, неуравновешенностью психики или легкомыслием, но известно, что Александр Сергеевич в разные годы своей жизни 40 раз или что-то около этого посылал вызовы на дуэль. Вот столько раз он играл со смертью.
В число людей, с которыми он хотел выяснить отношения таким страшным образом, были и его друзья. Но в то время находились трезвые головы, умудрявшиеся отговорить поэта от дуэли. Они выполняли роли психотерапевтов.
В январе 1837 года таковых рядом с А.Пушкиным не оказалось. Аргументов против дуэли было много.
Не могло быть весомее, чем такие:
уже не юноша, а зрелый муж;
ещё так молод, а жизнь прекрасна;
дома ждут жена и четверо детей – мал мала меньше? Если он – отец – погибнет, дети осиротеют;
ещё не дописаны задуманные исторические романы;
осиротеют любимые стихи и всё, что написано; а ещё столько есть сюжетов для стихов и поэм;
как сладостно было сочинительство – жаль с этим прощаться;
и долги, долги, долги…
Дантес выстрелил первым, не дойдя до обозначенного барьера.
Александр Пушкин, не дойдя до обозначенного барьера, не мог выстрелить. Он был человеком чести.
Что было дальше – известно.
Недавно я вычитала информацию: секунданты, договорившись, насыпали пороху (надеюсь, что не ошиблась и речь шла именно о порохе – Л.П.) в пистолеты меньше, чем надо было. Надеялись, что, если поэт будет ранен, то не сильно.
И было мнение специалиста: напрасно они это сделали; если бы пороху было столько, сколько положено, то пуля могла бы вылететь из тела, то есть было бы то, что называют сквозным ранениям. И тогда исход дуэли мог быть без трагического исхода.
Но что случилось – то случилось.
Меня интересует поведение врачей. Раненный Пушкин – не поэт, а человек, которому требуется срочная помощь.
Некоторые подробности я возьму из книги журналиста А.И.Гессена «Набережная Мойки,12. Последняя квартира А.С.Пушкина» (Государственное издательство детской литературы Министерства просвещения РСФСР, Москва, 1963 г.).
«Пушкин был ранен в правую часть живота. Он испытывал жгучую боль, говорил отрывистыми фразами, его тошнило, обмороки довольно часто следовали один за другим. Карету трясло, когда его везли домой, приходилось не раз останавливаться…».
«Когда Пушкина внесли в кабинет, он сам разделся и лёг на диван».
«Данзас поехал за врачами. Не застав никого из врачей, он случайно встретил у ворот Воспитательного дома доктора Шольца, который и оказал раненому первую помощь».
Какую помощь, не известно.
Поэт спросил у Шольца, что он думает о ране. Врач ответил, что «рана ваша опасна».
Приехали В.Жуковский, П.Вяземский с женой, А.Тургенев и другие. Нашли и врачей. Возле раненого оказались Спасский, Задлер, Саломон (в других книгах Соломон – Л.П.).
«Приехал известный в то время доктор Арндт (Так дана фамилия этого врача в названной книге, но правильно – Арендт - Л.П.), - написал Е.И.Гессен.
- Скажите мне откровенно, - обратился к нему, медленно произнося слова, Пушкин, - каково моё положение. Каков бы ни был ваш ответ, он испугать меня не может…
- Если так, - ответил Арндт, - то я должен вам сказать, что рана ваша очень опасна и что на выздоровление ваше я почти не имею надежды».
И ещё вроде бы Арендт сказал, удивлённый, как мужественно ведёт себя поэт: «Я был в тридцати сражениях, я видел много умирающих, но мало видел подобного».
В разной литературе приблизительно одинаково описаны вопросы А.Пушкина и ответы врачей.
Моё впечатление: врачи и друзья похоронили поэта тогда, когда он ещё был жив.
Можно простить друзей - у них не было медицинского образования, они не участвовали в «тридцати сражениях», «не резали, не вынимали пули с хвостиками».
Лишь великая княгиня Елена Павловна сразу же заговорила о враче-операторе, которого мог бы пригласить В.Жуковский или кто-то другой к раненому: «Если решатся на Мандта, то, ради бога, поспешите и располагайте ездовым, которого я Вам направляю, чтобы послать за ним».
«Поспешите!», - это был очень грамотный совет.
Но врачи активности не проявляли. Почему? Дальше выскажу своё мнение. Готова к дискуссии. Рада буду выслушать мнения других.
Кое-какую информацию я нашла в необычной по жанру книге - «Путеводитель по Пушкину». Здесь всё, что могло так или иначе касаться поэта, дано в алфавитном порядке. Среди авторов (их 33; я не поленилась – посчитала – Л.П.) есть и такие, которых я знаю, как пушкинистов, и которым верю.
Первый раз «Путеводитель…» вышел в 1931 году – как приложение к собранию сочинений А.Пушкина. У меня книга от 2009 года, выпущенная издательством «ЭКСМО» (Москва).
В её разделе «Хронологическая канва биографии А.С.Пушкина», составленном М.А. Цявловским, читаю:
«27…Около 4 ч.дня отъезд Пушкина с Данзасом из кондитерской на место дуэли. В 4 1/2 ч.дня приезд на место дуэли (на Чёрной речке у Комендантской дачи). Выстрелом Дантеса Пушкин смертельно ранен. В 6 ч. вечера приезд в карете с Данзасом домой. В седьмом часу приход врачей Задлера и Шольца. Часов в 7 вечера приход врачей: Арендта, Соломона, Спасского.
28.В 1-м ч.ночи приезд Арендта с запиской от Николая I. С 5 до 7 ч. у Пушкина сильнейшие боли, заставлявшие Пушкина кричать. С утра посещение квартиры Пушкина огромным количеством народа. Прощание с детьми. В 2 ч. дня приход В.И.Даля».
(27 и 28 – это числа января 1837 г. – Л.П.).
ПИЯВКИ, ПРИПАРКИ…
Уже когда в квартиру Пушкиных приезжает Владимир Даль, лейб-медик Арендт «приказывает ставить пиявки, прописывает снадобья». Арендт после посещений поэта всякий раз торопился рассказать обо всём увиденном Николаю I.
Пиявки при таком ранении – как мёртвому припарки. Но Даль, как послушный ученик, аккуратно выполняет сии назначения: «припускает пиявок, поит Пушкина лекарствами».
Из книги В.Порудоминского «Даль»:
«Врачи появляются, исчезают… Спасский, семейный врач Пушкиных, спокойно покидает раненого на попечение доктора Даля».
И ещё из этой же книги:
«Друзья входят в кабинет, тихо приближаются к дивану, неслышно выходят; Даль сидит у изголовья. Ночью Жуковский, Виельгорский и Вяземский отдыхают в соседней комнате; Даль остаётся с Пушкиным: последнюю ночь Пушкин проводит вдвоём с Далем. Держит Даля за руку; Даль поит его из ложечки холодной водой, подаёт ему миску со льдом – Пушкин жадно хватает кусочки льда, быстро трёт себе виски, приговаривает: «Вот и хорошо! Вот и прекрасно!» Снова ловит мокрыми пальцами Далеву руку, сжимает её несильно. У него жар…
Даль меняет ему припарки…».
Пиявки, припарки, снадобья, лёд… Пиявки – ещё, куда ни шло! Но припарки на живот, где уже всё запеклось и гнило? Мне – не врачу, понятно, что этого нельзя было делать.
Несчастный Пушкин! Рядом с ним топталось столько хирургов!
Получается, что не без оснований Николай Иванович Пирогов критически относился к большинству своих коллег.
Из книги «Набережная Мойки,12»:
«Положение Пушкина было тяжёлое. С каждым часом страдания его становились всё острее и мучительнее. У постели больного неотлучно находился писатель и врач В.И.Даль, с которым сблизился во время поездки на места пугачёвского восстания.
- Терпеть надо, друг, делать нечего, - сказал ему Даль, - но не стыдись боли своей, стонай, тебе будет легче…».
Спасибо доктору Далю, что разрешил стонать поэту. На большее он не был способен.
Раз уже был упущен момент, когда можно было сделать А.Пушкину операцию, то уж морфин или что-то подобное, можно было вводить ему, чтобы он не кричал. Пусть бы дремал под действием лекарства, но не мучился от болей в полном сознании.
Кстати, Владимира Даля историки внесли в список друзей Пушкина. На каком основании? Они виделись три раза. Некоторые биографы предполагают, что немного больше. Их можно было назвать соратниками по перу. И не больше. Даль мало жил в Петербурге; он служил в разных губерниях. В январе 1837 года в Петербурге он оказался по долгу службы.
Известна ещё одна их встреча. Из записей П.И.Бартенева:
«За несколько дней со своей кончины Пушкин пришёл к Далю и, указывая на свой, только что сшитый сюртук, сказал: «Эту выползину я теперь не скоро сброшу». Выползиною называется кожа, которую меняют на себе змеи, и Пушкин хотел сказать, что этого сюртука надолго ему станет. Он, действительно, не снял этого сюртука, а его спороли с него 27 января 1837 г., чтобы облегчить смертельную муку от раны».
Слово «выползина» Александр Сергеевич услышал от Даля; оно ему понравилось.
Когда раненного Пушкина привезли домой, то были оповещены о трагедии его друзья. В том списке Даля не было. Он узнал о происшедшем случайно. К нему на другой день после дуэли зашёл знакомый и рассказал о том, о чём уже знал весь Петербург. Вот почему доктор Даль приехал в дом поэта только в 2 часа дня 28 января.
Некоторые вещи поэта после его смерти были переданы друзьям. У Даля оказался простреленный чёрный сюртук с небольшой дырочкой против правого паха и перстень-талисман. Этот перстень был подарен А.Пушкину в Одессе Елизаветой Воронцовой - его возлюбленной, и, как утверждают пушкинисты, матерью его дочери Софьи.
Александр Сергеевич посвятил графине Елизавете Ксаверьевне несколько стихотворений, в том числе и «Сожжённое письмо» (конец декабря или начало января 1925 г.):
Прощай, письмо любви! Прощай: она
велела.
Как долго медлил я! Как долго не хотела
Рука предать огню все радости мои!..
Но полно, час настал. Гори, письмо любви.
Готов я; ничему душа моя не внемлет…
Уж пламя жадное листы твои приемлет…
Свершилось! Тёмные свернулися листы;
На лёгком пепле их заветные черты
Белеют… Грудь моя стеснилась. Пепел
милый,
Отрада бедная в судьбе моей унылой,
Останься век со мной на горестной груди…
( Стихотворение дано не полностью – Л.П.)
Эту информацию ещё надо проверить, но, вроде бы, перстень-талисман поэта позже оказался у французской певицы Полины Виардо.
Врачебного дела В.Даль не оставлял, даже, когда был чиновником. Причем, лечил всех, не зависимо от сословия, включая крестьян.
Интересный факт: когда Владимир Даль служил (1833-1840) чиновником особых поручений при оренбургском военном губернаторе, он согласился «ампутировать руку отставному майору Льву Васильевичу Соколову». К моменту того события Владимир Иванович был вдовцом. Дочь Соколова - Катерина Львовна станет его второй женой и родит ему трёх дочерей.
Я разговаривала с хирургами, которые работали во фронтовых госпиталях – то есть в тех, которые шли за фронтом во время Великой Отечественной войны 1941-1945 годов. «Через их руки» прошли тысячи солдат и офицеров с самыми разными ранениями.
Я спросила: «Что труднее: вынуть пулю из живота или ампутировать руку?». Оказалось, что сложнее сделать так называемую полостную операцию. На вопрос: «Если бы вы жили во времена Пушкина, и поэт был ранен, как это случилось, вы бы сделали ему операцию или нет?». Все сказали: «Обязательно! У хирурга и раненого всегда есть шанс на успех».
В.Даль также аккуратно вёл записи об угасающем поэте: что сказал, что попросил, кого захотел увидеть, как стонал, какой был пульс…
Потом эти записи были опубликованы. Так Владимир Иванович Даль стал самым популярным человеком, когда речь заходила о дуэли и последних днях жизни раненного А.С.Пушкина.
Я бы умилялась всем этим наблюдениям, если бы записи вёл кто угодно, но только не военный хирург, которому пришлось «много оперировать».
Не знаю, что за врачи Соломон, Шольц, Задлер. В некоторых книгах упоминается ещё больше докторов, которые топтались возле раненного поэта.
А вот о врачебной карьере И. Т. Спасского я прочитала в уже упомянутой книге «Пушкин и медицина его времени».
Последние пять лет поэт постоянно с ним встречался. Поэту он был интересен как собеседник; коллеги отмечали его яркие ораторские способности. Александр Сергеевич из бесед с этим доктором пополнял свои знания о медицине, что затем использовал в произведениях.
«Иван Тимофеевич Спасский (1795-1861), - пишет С.М.Громбах, - профессор Медико-хирургической академии, пользовался, по словам современников, большой популярностью, как среди врачей, так и среди публики. Н.И.Пирогов, довольно критически относившийся к большинству своих коллёг, называет его среди немногих «дельных представителей медицины» того времени, считает его доброй душой, но при том – человеком, не имевшим твёрдых убеждений.
Живой, талантливый, увлекающийся, Спасский окончил с золотой медалью Медико-хирургическую академию и вскоре был в числе десяти выпускников послан на четыре года за границу для усовершенствования в зоологии, сравнительной анатомии, физиологии и диететике. Там он вступил в масонскую ложу».
Но И.Т.Спасский, прежде всего, был хирургом.
Иван Тимофеевич написал много статей на разные медицинские темы. Интересно его суждение о роли врача: «Врач должен быть всегда готов идти на помощь ближнему…Ни время года, ни время дня не освобождают его от этой обязанности. И в бурю, и в стужу, и в дождь, и в зной он не может и не должен отказываться спешить туда, где страждущие ждут от него и советов, и деятельного пособия».
Да, Спасский практически не покидал дом Пушкиных с того момента, как привезли раненного поэта. А что толку? Где его «деятельное пособие» раненому?
И друзья слетелись, так и хочется сказать – как коршуны! От них также никакого толку. А ведь все они – образованнейшие люди! Царь не выпускал только поэта Пушкина за рубеж, а все его друзья-товарищи были свободны: выезжали, путешествовали, лечились, лечили своих близких…Наверняка, знали многое и о возможностях современной им медицины.
И все друзья горячо клялись в любви к Александру Сергеевичу.
Почему они так слепо поверили сразу же приговору врачей? Об этом можно судить по их поведению дальше – в течение почти трёх суток угасания поэта.
Может, где-то ещё хранятся какие-то записи В.Жуковского, М. Виельгорского, П.Плетнёва, П.Вяземского, В.Одоевского, А.Тургенева, Е.Карамзиной, других друзей и соратников по перу, в которых есть какие-то предложения для облегчения состояния А.Пушкина. Не могли же эти зрелые люди просто ждать конца поэта.
Надо надеяться, что найдутся когда-нибудь записи разговоров, в которых хоть кто-нибудь сказал: «Надо Александра Сергеевича свезти в больницу (или – в госпиталь)». Пусть бы и там не помогли, но хотя бы была попытка оказать помощь раненому более действенную, чем ему оказывали дома.
Иначе нет оправдания пассивности друзей поэта.
Можно лишь радоваться, что А.Пушкин не узнает, как после его смерти один из тех, «настоящих», друзей сделает попытку вовлечь в адюльтер его Мадонну.
МОЖНО ЛИ БЫЛО СПАСТИ ПУШКИНА?
Выписываю ответ на вопрос: «Можно ли было спасти Пушкина?» из книги «Набережная Мойки, 12»:
«Можно ли было спасти Пушкина? На этот вопрос ответили известные советские хирурги.
Через сто лет после смерти поэта, в 1937 году, академик Н.Н.Бурденко сообщил Академии наук, что меры, принятые врачами Пушкина, были бесполезны, а в наши дни даже хирург средней руки вылечил бы Пушкина.
Интересно отметить, что научное исследование этого вопроса проводил ассистент профессора Бурденко, потомок лечившего Пушкина доктора Арндта, ныне (названная книга была издана в 1963 году – Л.П.) известный советский нейрохирург профессор А. А. Арндт.
Недавно он принёс в дар Музею имени А.С.Пушкина в Москве принадлежавший его прадеду небольшой деревянный походный сундучок красного дерева с хирургическими инструментами. С этим сундучком его прадед приехал 27 января 1837 года на квартиру Пушкина после его дуэли.
Профессор С.С.Юдин, исследовавший вопрос вместе с Н.Н.Бурденко, нашёл, что в наше время подобный раненый имел бы пятьдесят-шестьдесят процентов шансов на спасение. Но в те годы об операции не приходилось и думать. Лишь через десять лет после смерти Пушкина появился наркоз, а необходимая для брюшных операций асептика – лишь через полвека…
Пушкину, по мнению современных врачей, в его очень тяжёлом состоянии нужно было обеспечить максимальный покой и оберечь от лишних разговоров и волнений. Это значительно облегчило бы его муки».
На мой взгляд, всё это детский лепет.
В поговорке: всё новое – хорошо забытое старое - истинная правда. Можно приводить разные примеры, но это отвлекает меня от основной темы.
Не могу уверять, что советские хирурги не правы на сто процентов. Но кое-что в их мнении меня смущает.
Как поверить в то, что до 1837 года медицинский мир был такой тупой, что с появления человека на планете Земля, не было сделано ни одной операции, что никто из врачей не разрезал брюхо человека и не посмотрел, что там происходит при ранении или какой-то болезни! Стоит в этом сомневаться, так как в брюшной полости находится большая часть органов, от состояния которых зависит здоровье и жизнь человека.
Невозможно поверить, что до 1837 года не делались полостные операции ещё и потому, что народы на разных континентах вели беспрерывные войны. По утверждению одного из корифеев русской медицины, основателя военно-полевой хирургии Николая Ивановича Пирогова, «война – это травматическая эпидемия».
Война подталкивает к появлению не только нового оружия и разных попутных производств, но и хирургии - чуть ли не главного вида помощи раненым. А военная медицина всегда обогащала опыт «мирной» медицины.
Почему Николай Нилович Бурденко в 1937 году подтвердил мнение своего ассистента А.А.Арендта, что врачи, лечившие А.Пушкина, всё делали правильно и ничего большего для раненого не могли сделать?
Моё предположение такое. 1937 год! Год повальной «виновности» советского народа в разных грехах. Люди боялись лишнего слова сказать. «Врагами народа» называли писателей, учёных, композиторов, режиссёров, поэтов, врачей…
Николай Нилович мог бы подумать: «Не буду лезть на рожон. Пушкину уже всё равно не поможешь».
Можно предположить, что ему не хотелось портить реноме своего ученика А.А.Арендта, правнука лейб-медика Н.Ф.Арендта. Особенно, если к 100-летию со дня смерти поэта был заказ от «Верховного». Зачем советским хирургам возвращаться к той давней истории, если бы не было заказа?
Что же касается «научного исследования», которое провёл нейрохирург А.А.Арендт, то зачем ему порочить имя своего прадеда? А ведь прадед его действительно был классным хирургом, о чём речь чуть позже.
Думаю, что А.А.Арендт лукавил. На каком основании он сделал своё «научное исследование»? Только на рассказах врачей, наблюдавших за раненным А.Пушкиным: тошнило, терял сознание, кричал от боли… Тело-то умершего поэта не вскрывали, значит, никто не знал доподлинно, что натворила пуля в его правом паху, и что было в его животе потом – через первые-вторые-третьи сутки.
Без сомнения, Н.Ф.Арендт и другие врачи ощупывали живот раненого (это называется пальпацией). Но это были лишь визуальные наблюдения. Конечно, опытным врачам может быть достаточно того, что чувствуют их пальцы, как выглядит раненый и его жалоб.
Н.Ф. Арендт приехал с деревянным походным сундучком красного дерева, в котором были хирургические инструменты. А почему их не применил? Загадка!
Значит, в походных условиях, чуть ли не на поле боя, военные хирурги Даль и Арендт операции делать могли. А в доме, где можно было создать более стерильные условия, оперировать они не стали.
Вполне возможно, что, промолчав в 1937 году, Николай Нилович Бурденко сохранил себе жизнь. И спас много раненых - как оперирующий нейрохирург и Главный хирург Красной Армии - в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 годов. О нём есть скромная книжечка «Главный хирург Н.Н.Бурденко», написанная М.Б.Мирским (Военное издательство Министерства обороны СССР. Москва -1973).
Возможно, есть и другие книги об этой замечательной личности. Отмечу лишь такой факт: Н.Н.Бурденко окончил Юрьевский (Дерптский, Тартуский) университет, где в своё время преподавал Н.И.Пирогов.
Николай Нилович сам был асом-нейрохирургом, а ещё воспитал много учеников - своих последователей.
Рассказ о нём чуть уводит меня в сторону от основной темы, но не могу не дать кусочек текста из книги «Во имя жизни» В.Е.Гиллера - военврача 1-го ранга, начальника сортировочного эвакогоспиталя № 290 Западного и позже – 3-го Белорусского фронтов:
«Бурденко, не дослушав до конца, взял из рук операционной сестры нож и, наклонясь над головой раненого, не примериваясь, быстрым, как молния, и точным движением рассёк кожу на черепе сразу до кости.
Оперировал он уверенно и смело, одновременно и правой, и левой рукой. Это намного сокращало время операции, но требовало напряжённого внимания обоих ассистентов.
Обнажив пульсирующий мозг, он остановился, быстро кинул взгляд на висящую перед ним рентгенограмму, едва заметным движением инструмента вынул металлический с острыми краями бурый осколок…».
Пульсирующий мозг! Мороз по коже. Рядом с А.Пушкиным не было смелых врачей. А потому поэта не спасали. И он, мучаясь, умер, возможно, не от раны, а от болевого шока.
Вернусь к выше приведённым фразам: «Но в те годы об операции не приходилось и думать. Лишь через десять лет после смерти Пушкина появился наркоз, а необходимая для брюшных операций асептика – лишь через полвека…».
Опровержение нахожу в книге «Путеводитель по Пушкину»:
«АРЕНДТ Николай Фёдорович (1785-1859) – хирург, лейб-медик с 1829 г. Арендт прославился, как оператор-виртуоз даже вне России и обязан этим не только исключительной опытности своей, но и тому, что он, один из первых, стал применять антисептику.
Он лечил Пушкина во время его предсмертной болезни. К раненному поэту Арендт был вызван, когда уже было двое врачей, и подтвердил их заключения о его безнадёжности. Арендт приезжал к Пушкину по нескольку раз в сутки, всё время руководил ходом лечения и в качестве лейб-медика был посредником между умирающим Пушкиным и Николаем I…».
Значит, Н.Ф.Арендт применял антисептику. Когда? Если вспомнить его слова «Я был в тридцати сражениях», то опыт он, как оператор-виртуоз, мог приобретать в разных войнах, в которых участвовала Россия и в том числе: в 1817-1864; 1826-1828; 1828-1829 годах. Предполагаю, что этот хирург не мог оказывать помощь раненым в Крымской войне (1853-1856), так как к её началу Николаю Фёдоровичу было уже 68 лет.
Получается, что этот опытный оператор-виртуоз, военный хирург вполне мог бы попытаться сделать операцию. Он приехал к поэту в 7 вечера, то есть после ранения прошло чуть больше 2 часов. Насколько я понимаю, ещё не было воспаления там, куда попала пуля.
А почему рану сразу же назвали смертельной? По воспоминаниям тех, кто был рядом с поэтом, когда в кабинет его принёс слуга, поэт сам разделся, разговаривал. Может, я не права, но под словом «смертельная рана » я подразумеваю: без сознания; следовательно, сам раненый ничего делать не мог.
И ещё не все вопросы, касающиеся лечения Александра Сергеевича.
Если бы речь шла о какой-нибудь тмутаракани, тундре… Но поэт жил в Петербурге. А в столице Российской империи было много разных больниц и учебных заведений медицинского профиля, в том числе старейшее - Медико-хирургическая академия.
Н.Ф.Арендт был профессором этой академии.
Почему надо было наблюдать за тем, как умирает поэт, а не отвезти его в одну из многочисленных операционных академии и попытаться, хотя бы попытаться, сделать ему операцию?
Да, наркоза не было. Сокурсник В.Даля на медицинском факультете Дерптского университета, а затем и преподаватель там, Николай Иванович Пирогов (1810-1881), в будущем – хирург-рационализатор, впервые в 1847 году произвёл операцию под эфирным наркозом… на поле боя. «И тем облегчил страдания раненых, а хирургам предоставил возможность делать в полевых условиях сложные операции».
Н.И.Пирогов был жив, когда случилась беда с А.С.Пушкиным.
А как же полевой хирург В.Даль вырезал из тела раненых «пули с хвостиками»? Как-то ведь обезболивали. Морфин и прочие средства по такому действию на человеческий организм существовали с древних времён. Получается, что до 1837 года, когда был ранен поэт, не сделали нигде в мире ни одной операции, и только потому, что не было наркоза.
Понимаешь, что это полная чушь, когда читаешь что-то о древнегреческом враче Гиппократе, жившем «около 460-около 370 до нашей эры».
Морфин, используемый давно, как обезболивающее средство, - алкалоид опийного мака. А видов мака свыше 100 видов; в России – свыше 40 видов. Так что к моменту ранения А.Пушкина подобные средства были.
Может, военный хирург Даль применял такой «наркоз», как партизаны в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 годов, - стакан водки (спирта, самогона?)? Если ничего этого не было, то раненых крепко держали и даже привязывали к столу.
Когда речь идёт о спасении жизни, все средства хороши.
МОГЛИ БЫ ПОЗВАТЬ ДОКТОРА БЛАНКА
На Украине разрушают памятники Владимиру Ульянову-Ленину. Предполагаю, что не потому, что этот человек – большевик и Ленин, а потому что он родился в России, а значит, как бы символ страны, которая оказалась не в милости Украины.
Можно предложить такой вариант. Если не нравится Ленин, то украинцы могут установить на его постаментах памятники Александру Дмитриевичу Бланку – деду 33 внуков и внучек, включая Владимира Ульянова-Ленина (по материнской линии).
Украинцы почитают своего поэта Тараса Григорьевича Шевченко. А его могло бы не быть - не дожил бы и не стал кобзарём, если бы не врач А.Д.Бланк (кобзарь – украинский народный певец, играющий на кобзе – Л.П.).
В то время Александр Дмитриевич работал ординатором в больнице Святой Марии Магдалины. Больница была на хорошем счету, потому что «врачи в больнице подобрались хорошие, с душой относящиеся к работе».
Из книги М.Г.Штейна «Ульяновы и Ленины. Тайны родословной и псевдонима»:
«Так, в апреле 1838 г. сюда поступил тяжелобольной Т.Г.Шевченко, который пробыл в ней до конца мая. У него, по мнению современного врача, был, по всей видимости, брюшной тиф.
Как говорил мне один из крупнейших шевченковедов доктор исторических наук Ю.Д. Марголис, именно Бланк успешно лечил великого украинского поэта. Впоследствии Шевченко тепло вспоминал своего лечащего врача».
Когда я описывала здесь, как лечили раненного А.Пушкина, я вспомнила о враче Александре Бланке. Но не была уверена, жил и работал ли он в 1837 году в Петербурге. Полистала книги. Да, в те трагические для поэта дни Александр Бланк работал в столице. Он со своей большой семьёй уедет из Петербурга лишь в 1841 году.
Израиль Бланк, приняв православие, стал Александром Дмитриевичем Бланком. А его старший брат Абель был наречён Дмитрием. Благодаря протекции известных в русской империи людей (известно кто и почему; об этом можно найти в литературе – Л.П.), братья из Житомира переехали в Петербург и, как очень желали, 13 августа 1820 года были приняты в Медико-хирургическую академию.
Учились с большим успехом. В 1822 году они сдавали экзамены за 2-й курс. Сдали. Но Александра Бланка не только перевели на 3-й курс; он был «отмечен президентом Медико-хирургической академии за хорошую учёбу. Его наградили книгами Г.В.Консбруха «Терапия» и А.Гекера «Лечебник».
На 4-м курсе студенты под наблюдением врача уже делали хирургические операции. Александр проявлял большой интерес именно к хирургии.
2 августа 1824 года братья окончили академию. Они были в числе 57 молодых врачей, которые получили свидетельства и карманный набор хирургических инструментов.
Он недолго служил уездным врачом в городе Поречье (Демидов) Смоленской губернии, потом «был зачислен в штат Петербургской полиции» - полицейским врачом в одной из городских частей. В том же ведомстве работал и Дмитрий Бланк (он трагически погибнет в 1831 год, во время эпидемии холеры; взбунтовавшаяся толпа выбросила врача из окна третьего этажа – Л.П.).
Александр Дмитриевич быстро завоевал уважение в петербургском медицинском обществе. Оценив опыт и знания молодого врача, 30 мая 1833 года его приняли в Морское ведомство; здесь он прослужил до 11 апреля 1837 года.
Из книги «Ульяновы и Ленины. Тайны родословной и псевдонима»:
«Служа в Морском ведомстве, А.Д.Бланк оставался одновременно ординатором больницы Св.Марии Магдалины. В больнице его ценили, о чём свидетельствует тот факт, что он дважды (29 марта 1836 г. и 21 июня 1838 г.) награждался единовременно 800 рублями ассигнациями.
Продвигался он и по служебной лестнице: 14 июня 1838 г. после успешной сдачи экзаменов признан инспектором врачебной управы, а 20 июня 1838 г. – медико-хирургом.
Медико-хирургами признавались врачи, сделавшие не менее трёх сложных операций в присутствии высшего медицинского начальства и подробно описавшие эти операции. Это звание было уникальным. Оно имелось только в России и давалось врачам, успешно сочетавшим терапевтическую и хирургическую деятельность».
Не известно, какие три сложные операции сделал Александр Дмитриевич Бланк; как он облегчал состояние больного, если не было наркоза. Есть уверенность, что и тогда уже не резали человеческую плоть, не применяя каких-то обезболивающих средств.
Можно предположить, что хоть одна из тех операций была полостной, то есть той, в которой нуждался А.Пушкин.
Звание «медико-хирург» этот эскулап получил в 1838 году, уже после смерти поэта. Но шёл-то он к этому уникальному званию не один год; он не получил бы его, не простаивая часами у операционного стола.
Жаль, что никто не вспомнил о медико-хирурге Александре Бланке, когда нужна была именно хирургическая помощь Александру Сергеевичу.
Ещё раз повторяю: если бы раненный поэт оказался в каком-нибудь имении, занесённом снегом, и куда не смогли бы пробиться со своими сундучками врачи, то можно было бы понять, почему ему не была оказана профессиональная помощь. Но мучился поэт в цивилизованном городе, напичканном больницами и врачами.
Странная история. И политика здесь не при чём. Можно сказать, что А.Пушкин стал жертвой врачебной профнепригодности.
НЕ ПОВЕЗЛО И НИКОЛАЮ I
Российскому императору Николаю I (1796-1855; праправнук Петра Великого; из династии Романовых), если судить о том, что написано о его болезни и смерти, явно, не повезло с врачами, как и А.С.Пушкину.
Потрясает схожесть, как врачи ставили ему диагноз и лечили. Разница лишь в том, что император не дрался на дуэли и не был ранен.
Уже упомянутая книга «Император Николай Первый» - это большой сборник. Здесь воспоминания о детстве, написанные самим Николаем Павловичем, его письма к родным и разным подданным, инструкции командующим войсками, манифесты и многочисленные воспоминания тех, кто был приближён к царской семье или общался с императором по долгу службы.
Немало в сборнике материалов о встречах и разговорах Николая I и А.Пушкина. Кому это интересно, тот может прочитать.
У меня сложилось такое мнение: Александру Сергеевичу нравилось, что император проявляет к нему и его творчеству интерес. Я не думаю, что А.Пушкин не был тщеславен. Если счистить со слова «тщеславие» понятие «высокомерное», то получится: стремление к славе. И что в этом плохого? А у русского великого поэта для этого были все основания.
Все граждане Российской империи почитали царя. Они были так воспитаны. И А.Пушкин был также воспитан – почитать.
Чтобы это понять нам - живущим в ХХI веке – достаточно посмотреть, как встречают королеву Великобритании Елизавету II. Никто на аркане англичан не тянет на улицы в те часы, когда королева выезжает из своей резиденции и направляется в парламент или ещё куда-то. Народ стоит, терпеливо ждёт, машет приветливо руками. А уж как бывают счастливы те, кому она назначает аудиенцию.
Возможно, счастлив (или – горд) был и Александр Сергеевич, когда встречался с царём.
Это моё мнение. Надеюсь, что никто не станет оспаривать, что каждый из нас имеет право на своё мнение.
Можно оспорить и уже прижившуюся аксиому: император был цензором всех произведений Пушкина, и поэт от этого страшно страдал. Цензор или не цензор, не знаю, правильно ли так говорить, если царь читает «Бориса Годунова» и высказывает своё мнение о героях этого произведения?
Вкусы разные и это не зависит от сана. Никто не терпит критику. Мы все самолюбивы. Безусловно, поэт чувствовал свою талантливость и критические замечания принимал болезненнее, чем другие.
А.Пушкин и его друзья-сотоварищи по перу постоянно читали друг другу свои сочинения; обсуждали, спорили. П.Вяземский задумал и написал большой труд о Д.И.Фонвизине. 17 декабря 1830 года Александр Сергеевич приехал в Остафьево - имение Вяземского. А.Пушкин читал другу главы из поэмы «Евгений Онегин», а Вяземский – что-то из уже законченной книги об авторе комедии «Недоросль» и не только.
«Он слушал меня, - вспоминал Пётр Андреевич, - с живым сочувствием приятеля и критика меткого, строгого и светлого».
Известно, что А.Пушкину понравилось это биографическое сочинение П.Вяземского. Но на его рукописи осталось много разных помет «приятеля».
И никаких обид!
Возвращаюсь к теме: смерть императора.
В большой книге, которую я назвала, и где многие описывали свои встречи, разговоры с Николаем I, нет никакой информации о том, что он болел, кашлял, был бледен и прочее такое.
И вдруг…
А.Ф.Тютчева, фрейлина императрицы Марии Александровны (супруги императора Александра II), старшая дочь поэта Ф.И Тютчева, 19 февраля 1855 года в своём дневнике записывает: «… император неделю как болен гриппом, не представлявшим вначале никаких серьёзных симптомов; но, чувствуя себя уже нездоровым, он, вопреки совету доктора Мандта, настоял на том, чтобы поехать в манеж произвести смотр полку, отъезжавшему на войну, и проститься с ним.
Мандт сказал ему: «Ваше величество, мой долг предупредить вас, что вы очень сильно рискуете, подвергая себя холоду в том состоянии, в каком находятся ваши лёгкие».
Император лейб-медика не послушал, съездил в манеж, а когда вернулся домой, то слёг.
Ещё из дневника той же фрейлины:
«…Мандт говорил о поднимающейся подагре, о воспалении в лёгком».
Кроме Мандта, императора лечит доктор Каррель. Куда исчез лейб-медик Н.Ф.Арендт, не известно. Возле заболевшего Николая I его не было. Во всяком случае, никто о нём не упоминает.
Из записей доктора Мандта:
«Ночь с 17-го на 18-е февраля 1855 г.
Было около 10-ти минут четвёртого, когда я остался наедине с больным Государем в его маленькой неприютной спальне, дурно освещённой и прохладной (в сноске: «Это комната в нижнем этаже Зимнего дворца» - Л.П.). Со всех сторон слышалось завывание холодного северного ветра…
Так как накануне того дня, вечером после медицинского осмотра, ещё не вовсе утрачена была надежда на выздоровление, то я начал с тщательного исследования всей груди при помощи слухового рожка…
В нижней части правого лёгкого я услышал шум, который сделался для меня таким же зловещим, каким я в течение уже нескольких лет считал тот особый звук голоса, который происходит от образовавшихся в лёгких каверн…».
Вот так! Несколько лет доктор Мандт слышит в лёгких императора шум, подозревает каверны (туберкулёз?), но царь продолжает жить в «маленькой неприютной спальне», насквозь продуваемой северным холодным ветром. Нельзя было ему объяснить, что он рискует серьёзно заболеть? Лейб-медики не потрудились объяснить.
Император слёг. Так отвезите его в больницу Святой Марии Магдалины! Как написал М.Г.Штейн, Николай I за годы своего царствования «…восемнадцать раз посещал больницу, а 4 октября 1839 г. оставил в книге отзывов следующую запись: «Отменно, славно содержится; это не похоже на больницу, а на прекрасный дом, где помещены больные, примерно хорошо».
Многие заболевшие петербуржцы старались попасть туда, потому что там работали врачи-профессионалы. Или отвезли бы императора в какую-то другую больницу, где его бы лечили.
Как-то я видела документальный фильм о Николае I. В нём было сказано, что царя, заболевшего воспалением лёгких, лечил врач-шарлатан и, вроде бы, какими-то снадобьями. Не помню имени врача. Может, это был Мандт.
Текст из книги «Император Николай Первый», которую я уже упоминала:
«В империи и за границей ходили смутные слухи, так убедительно и не подтверждённые, что М.Мандт, уступая просьбам царя, дал ему яд. В последние годы версия о самоубийстве Николая I обрела новых сторонников, которые, однако, оперируют сомнительными источниками, не подвергают их должному источниковедческому анализу и вовсе не учитывают особенности духовного облика императора».
В общем, не повезло с врачами ни А.С.Пушкину, ни императору Николаю I. По-другому никак нельзя объяснить, почему они угасали так быстро и в муках.
Особенно не повезло поэту.
*Слова и фразы, заключённые в кавычки, взяты из названных книг.
PS.
28 июля 1980 года был похоронен поэт и актёр Владимир Высоцкий. В текущем году о том, как он страдал и умирал, по телевидению прошли передачи. И там было нечто подобное, что было и с А.С.Пушкиным.
В последние дни жизни Владимира Высоцкого рядом с ним были и врачи, и друзья. Как и рядом с раненным А.Пушкиным. Оба мучились дома; окружающие эти муки видели и сострадали.
Разница лишь в том, что поэт А.Пушкин лежал пластом, а поэт В.Высоцкий бегал по комнате, а потому, как было рассказано в телепередаче, его даже вынуждены были привязывать к тахте.
Они умирали. И вот вопрос, который задаётся в передаче о В.Высоцком: почему 23 июля (1980 г.), когда уже было видно, что он умирает, друзья не отправили его в реанимационное отделение больницы?
Почему не отправили? Ответ: все как будто впали в ступор.
А.С.Пушкин умер в Петербурге, напичканном разными медицинскими учреждениями, а В.С.Высоцкий умер в Москве, ещё более напичканной медучреждениями, в которых к тому году была и медтехника, и разного вида наркоз.
-----------------------------------------
Портрет А. С. Пушкина (в начале статьи) опубликован на интересном приглашении.
"Уважаемый товарищ!
Всесоюзный юбилейный Пушкинский комитет, Союз писателей СССР и Дом союзов ВЦСПС
приглашают вас 7 июня 1982 года в Колонный зал Дома союзов на заключительный вечер ХVI Всесоюзного Пушкинского праздника поэзии.
Начало в 19 часов.
Председательствуют - Егор Исаев, Сергей Смирнов.
Выступают: Маргарита Алигер, Виктор Боков, Нил Гилевич, Владимир Гордейчев, Николай Дамдинов, Андрей Дементьев, Юлия Друнина, Михаил Дудин, Владимир Костров, Игорь Ляпин, Борис Олейник, Лев Ошанин, Анатолий Парпара, Виктор Розов, Бося Сангаджиева, Владимир Соколов, Валентин Сорокин.
Зарубежные писатели - гости праздника.
Концерт
Адрес: Пушкинская ул.,1
Проезд: ст. м. "Площадь Свердлова"
Иных уж нет, а те далече...Наверное, из упомянутых никого нет на этом свете.
Нет и станции метро в Москве "Площадь Свердлова".
А улица Пушкинская есть. Не меркнет и наша память о великом русском поэте А. С. Пушкине.