Все в памяти моей... Гл. 29. В Евпатории. Андрей

Светлана Компаниец
   Подъезжаем.  Уже  совсем  светло.  Город  я  проспала.  Теперь  вижу  только  высокие  корпуса  санатория,  за  ними – море.
               
   Детей  тут  же  уводят  на   завтрак.  Нам,   сопровождающим,  можно   набрать  горячей  воды  из  кипятильника.
               
   В  хлопотах:  медосмотр  детей,  оформление  документов, личные  вещи,  деньги  на  мероприятия  и  на  карманные  расходы, - проходит  весь  день.  И   за   все  это  время  мне   не   то,  что  поесть,  стакан  чаю  выпить  негде  и  некогда.  Не  говоря  уже  о  том,  чтобы   хоть  умыться  нормально,  переодеться:   ведь  уже  вторые  сутки  в  шубе,  сапогах...  Хорошо,  хоть  детей  кормят.
               
   К  концу  дня  нас,  сопровождающих,  набирается  уже  группа  из  двенадцати человек.  Знакомимся. Закончив  все   дела,  получаем  направления  в  городскую  гостиницу.

  В  комнате  нас  трое: я,  Татьяна,  чуть  постарше  меня,  из  Кирова,  и Зоя, красивая  блондинка  лет  тридцати,  из  Донбасса.
    
   Уже  девятый  час  вечера, а  у  нас  со  вчерашнего дня  во  рту  ни  маковой  росинки!  Буфет  уже  закрыт.   Пойдем  в   ресторан.  По-быстрому,   кое- как,  приводим  себя в  порядок.  Татьяна  и  Зоя  одевают  другие  платья,  я  только  меняю   все   нижнее  и  вместо  черного  свитера ( жарко,  здесь   тепло,  а  я  упакована  по-сибирски!)  одеваю  тонкий  трикотажный  батник   красного   цвета.  Мокрыми   руками   разглаживаю    темно-серую,  в   клетку,  юбку   с   широкими  складками  и  такой   же   короткий   жилет-фигаро.   Шила  сама,   под  строгим  контролем  Виктора,  знаю,  костюм  мне  идет,  у  него  вкус  хороший.  Высокие,  на  меху,  сапоги  матово-красного  цвета,  в  цвет  батника, на  низком  каблуке (Виктор  терпеть  не  может  высокий  каблук, покупает  мне обувь очень  хорошую,  но  без  каблуков).
               
   Берем  с  собой  по  десять  рублей,  тридцать на троих - хватит!  Спускаемся
вниз,  на  первый  этаж,  к  ресторану.

   Сюрприз!...  Читаем:  ресторан  закрыт  на  ремонт! И, как и везде,  находится  кто-то,  кому  до  всего  есть  дело:

-  Да-да,  дамочки,  закрыт  уже  почти  месяц, - сообщает  юркий,  круглый,  как  колобок,  мужчина  в  потертом  пиджаке  неопределенного  цвета.
               
-  А  где  же  можно  поесть? – растерянно спрашиваем  мы.- Или, хотя  бы, купить  чего  нибудь?
               
-  У-у,  чего  захотели!  Уже  поздно,  все  закрыто,- с  удовольствием   садиста  произносит  он. – Вот,  только...
               
-  Что – только?  Говорите  уже! – наступает  на  него  Татьяна.
               
-  Ну,  ну,  потише...  Я  говорю: -  есть   ресторан,   театральный.  Да,  нет,  не  в  театре,  он  так  называется:  «Театральный»!  Недалеко,  можно  трамваем,  только  трамвая  вы  не  дождетесь,  лучше  пешком.   Вот  так  прямо,  а  потом  направо.  Да  там  увидите, по  трамвайному  пути...
               
   Идем  по  улице,  почти   в   кромешной  тьме.   Слабо  блестят    трамвайные  рельсы,-  ориентируемся  по  ним.  Поворачиваем  направо.  И   верно,   ресторан.  Весь  фасад  в  ярких  электрических  гирляндах,  у   входа   пальмы   в  кадках,  играет  музыка.

  Сбрасываем  свои   шубы  на   руки  услужливого  гардеробщика  и,  уже   почти  ощущая  себя  светскими  дамами,  поднимаемся   на  второй  этаж,  в  зал.  Здесь  еще  никого  нет,  мы  первые.  На  темной  эстраде   тихо  бренчит   рояль.  Но  нас  уже  мало  что  трогает:  ужасно  хочется  есть.  Заказываем  горячее,-  с  мясом!  Салат,-  тоже  мясной!  Кофе.  И,  конечно  же,  мое  любимое  пирожное.  Ну,  и  что  еще?  Бутылочку  сухого,  белого?  А  как  же!
               
    Набрасываемся  на  еду  и  не  замечаем,  как  очень  быстро  зал  становится  полным.  Пока  ждем  горячее, - осматриваемся  вокруг.  Посетители,  в  основном, -  мужчины,  женщин  мало.  Столики  вокруг  нас  заняты  одними   мужчинами.

   Нас  уже  откровенно  рассматривают.  За  соседним  столом  военные.  Один  из  них,  высокий,  рыжий,  похожий  на  прибалта, не  сводит  с  меня  глаз.

   Зою  приглашают  танцевать.
               
-  Зойка,  не  смей, - тихо  шипит  Татьяна, - мы  пришли  только  поесть!
               
-  Подумаешь!- смеется  Зойка. – Может,  я  хочу  отомстить  своему  мужику!  Он,  козел,  бабу  завел! -  уходит  на  танцевальный  пятачок  с  огромным  верзилой,  похожим  на  уголовника.
               
   Рыжий  встает  и  наклоняется  ко  мне:
               
-  Позвольте?
               
  Я  прячу  лицо  в  салате (наслушались  по пути  от  Татьяны  страхов  о  южных  ресторанах!).  Не  успеваю  ничего   ответить.  Успевает  Татьяна:
               
- Молодой   человек!  Простите!  Дайте  спокойно  поесть!
               
-  Извините, -  мямлю, -  я  не  танцую...
               
   Он  садится  к  своему  столу,  но  я  чувствую, - наблюдает  за  мной.  Очень  неловко.  Зойка  подбегает  к  нам:
               
-  Девчонки! Вы  как хотите, а  я  остаюсь  здесь! Давайте  сейчас  рассчитаемся.

   Подзывает  официанта.  Тот  предъявляет  счет:  тридцать  шесть  с  копейками!  Вот  дуры  наивные!  Захотели  разгуляться  в  ресторане  на  тридцатку!  И  как  вести  себя  в  такой  ситуации?

   Наше смущение  и заминку  замечают  за  соседним  столом. Рыжий  уже  поднялся  со  стула.  Но  первым  успевает  Зойкин  верзила:
               
-  В  чем  дело,  девочки?
               
   И  Зойка  тихо  обьясняет  ему.
               
-  Да  ерунда  все  это! - он  достает  деньги  и  отдает  официанту.
            
   А  мы  с  Татьяной  уже  мчимся  вниз,  одеваться.  Вдруг   кто-то   догоняет  меня  на  лестнице  и  загораживает  дорогу.  Поднимаю   глаза:  рыжий!  Татьяна  уже  внизу.
               
-  Подождите,  не  уходите!- хватает  меня  за  руку. - Меня  зовут  Вася,  (надо  же,  рыжий  и – Вася!), - не  бойтесь  меня!  Как  вас   зовут?
               
   Пытаюсь  обойти  его.   И  Татьяна,  снизу:
               
-  Света!  Где  ты  там?
               
-  Света? – радуется  рыжий,  а  я  с  силой  вырываю  руку  и  вот  мы   уже  с  Татьяной,  как  ошпаренные,  выбегаем  на  улицу,  на  ходу  надевая  шубы.

  В  чернильной  темноте,  спотыкаясь  на  булыжной  мостовой,  почти  бежим  по
пустынной  улице, - двенадцатый  час  ночи!

- Девочки!  Куда  вы  так  торопитесь? - окликают  откуда-то  сбоку, из  темноты.
 
   
   Как  только  мы  не  поломали  ноги  и  не  расшиблись на скользкой  мостовой, 
- (только  прошел  дождик!),- когда  галопом  неслись  к  гостинице!
               
   Всю  ночь  не   спим,  ждем  Зойку.  Уже  утром,  в   восемь   часов,  решаем:  надо  обратиться  к  администратору, мало  ли  что?  Молодая,  красивая, -  вдруг  что-то  сделали  с  ней,  ведь   морда  у  верзилы  настоящего  уголовника!
               
   Тихий  стук  в  дверь  не   дает  нам   довести  рассуждения   до  логического  конца:  на  пороге  стоит  Зойка,  сияющая,  растрепанная,   шуба  и  сапоги  в  руках!
               
-  Ты?!  Ты  где  была?  Мы  всю  ночь!...
               
-  Ой,  девчонки! – выстанывает  Зойка  и  с  шубой  и  сапогами  в руках  падает  спиной  на  кровать. – Что  со  мной  было!  Такая  ночь!  А  мужи-ик!
               
-  Какая  ночь?  Где  ты  была? – не  унимается  Татьяна.
               
-  Где  была?  Туда  и  сейчас  уйду!  Да  в  номере  напротив  я  была!
               
-  Так  ты  с  этим...  уголовником?  –  у  Татьяны  глаза  вот-вот  вылезут  из  орбит.
               
 - Да  какой  уголовник!  Он  настоящий  му-жик! У  меня  все  боли-ит! -  Зойка  сладко  потягивается. -  Я  переселяюсь   к  нему  в   номер,  у  меня  есть  еще  целая  неделя  командировки!
            
  Мы  с  Татьяной  улетели   на   следующий   день,  а  Зойка  осталась   еще  на  неделю:  мстить,  так  мстить!  Мужу-козлу!
               

   Через  месяц  мы  снова  встретились  в  той  же  гостинице.  У  каждой  было  что  рассказать.  Татьяна  все  хмурилась  и  курила  сигарету  за  сигаретой, - рассталась  с  любимым   человеком,  ушла  сама.  Зойка   сияла  и,  видать   по  всему,  была  счастлива:  помирилась  с   мужем,  но  не  простила   измены,   и  намеревалась   и   дальше   мстить   ему  (тайно!)  все   с   тем  же  верзилой:  договорились  о  встрече  и  он  тоже  прибыл  в  Евпаторию.  Я  рассказывала  о  муже,  о  детях,  остальное  держала  в  себе.

   А  Андрей  тогда  впервые  влюбился...

   У  меня  была  возможность  задержаться  в  Евпатории еще  дня  на  три  и  я  решила  побывать  с Андреем (забрать  его  из  санатория  на  пару  дней  раньше)  в  Новороссийске  и  в  Севастополе,- доставить  себе  и  ребенку  удовольствие:
путешествовать на теплоходе. Погода  была прекрасная,- тепло,  все  расцветает-
почти  весна...
 
  И  каково  же  было  мое  удивление, когда  Андрей  отказался,  сказал,  что  хочет  побыть  последние  дни  с  друзьями. Пришлось  мне  эти  дни  гулять  по  Евпатории, - одной  никуда  ехать  не  хотелось. Я  бродила  по  узким  улочкам,  заходила  в  маленькие  лавочки  с  сувенирами,   шаталась  по   базару. Покупала
подарки...
               
   Уже  все  дети  были  в  автобусе,  принесли  и  вещи  Андрея,  а  самого  его  все  нет  и  нет.  И  никто  не  мог, или  не  хотел, сказать, где  он.  Старшие  успокаивали  меня:  сейчас  он  придет,  он  где-то  здесь...
   
    И  только  Людочка,  самая  младшая,  прижав  палец  к  губам,  повела  меня  по  тропинке  за  угол  корпуса.  И  там  я  увидела:  человек двадцать,  девочки  и  мальчики  Андрюшиного  возраста,  стоят  по  кругу,  взявшись  за  руки,  поют
что-то  грустное,  бардовское,  а  в  середине  круга  мой  Андрей  и  тоненькая,  высокая   девочка  с  распущенными  светлыми  волосами, -  стоят, положив  головы  друг  другу  на  плечо,  и  руки,  как  плети,  бессильно  опущены  вниз. И такой  печалью,  таким  отчаянием  от  предстоящей  разлуки  веяло  от  этой  маленькой,  живой  скульптуры!
 
    Потом  они  никак  не  могли  расстаться  возле  автобуса,  и  водитель,  и  все  мы,  сидящие  в  автобусе,  терпеливо  ждали.   А  когда   автобус  тронулся  с  места  и  Андрей  буквально  влип  в  заднее  окно,  я  увидела,  как  девочка  шла  за  автобусом,  словно  слепая,   руками   вперед,  и  слезы  ручьями  текли  по  ее  щекам.

   И  я  тоже  расплакалась,  глядя  на  них  и,  как  никто,  их  понимала...  Я сама  уже  год  была  в  состоянии  постоянной  разлуки  с   любимым  человеком.   

   Андрей  учился  хорошо.  Четверка была  только  по русскому  языку,  остальные – пятерки.  В  начальных  классах  был  отличником.  Как   и  я,   в   школе  был  заводилой.

   Интересно  сейчас  вспоминать...  У  Сережи  на   родительских   собраниях  я  сидела,  как  гость, - ни  единого  слова  о  сыне  не  слышала,  словно  его  и  не  было  в  классе.  Учился  он  неплохо,  ребята   его  любили,  были   друзья,  всегда  он  был  с  классом.   Так   и   осталось  для   меня   загадкой,  почему  многое  я  узнала  о сыне  уже  только  на  выпускном  вечере, когда  их классный
руководитель,  Наталья   Васильевна,  за  праздничным   столом   наговорила  мне  столько   хорошего  о  нем?
               
    А  Андрей...  В  детском  саду  на  всех  собраниях   я  только  и  слышала:  Андрюша...  Андрюша...  Мамаши  ревновали.  Но  в  начальных  классах,  хотя  он  был  отличником,  лидером  в  классе,  учительница,  чья  девочка   тоже  училась  здесь,  вообще  никогда  ничего  о  нем   не  говорила,  и   я   снова  была   на  собраниях  гостьей.  И  его  похвальную  грамоту   за   третий   класс  она   мне  отдала  мимоходом,   в  гастрономе,  в  очереди!
 
  А  с  четвертого  класса...  Мамаши,-  а   посещали-то  собрания,  в  основном,  они,-  уже  не  ревновали,  а  тихо   ненавидели   меня:   Маргарита  Михайловна,  их  “классная»,  захваливала  его (хорошо,  что   Андрей   никак  не  реагировал  на  это,  учился  и  вел  себя   совершенно  свободно, словно  речь  шла  не  о  нем, - всегда  дружелюбный, спокойный, очень  ответственный  в  своих  поступках,  - поэтому,  наверное,  в  классе  его  любили).  Так  же,  как  и   я  в  детстве  и  юности,  он  с  удовольствием  участвовал  во  всех   школьных   мероприятиях,  хорошо  рисовал,  сочинял  стихи.   И  так  же,  как  у  Сергея,  у  него  очень  развито  чувство  собственного  достоинства.
 
  Я  уже  не помню,  что  тогда произошло,  но,  кажется  классе  в  шестом,  уже  спортивном  (ох,  как  не  хотелось   Маргарите  Михайловне  отпускать   в  этот  класс  Андрюшу,  в  другую  школу!)   классный   руководитель,   когда   ребята,  работая  в  поле  на  овощной   станции,   куда-то   отошли,  не   спросив   ее, отчитала  их  и  под  конец  выдала:
               
- Сволочи  вы!
               
   Дети  извинились  за  свой  проступок,  но  пришлось  извиниться  и  Валентине  Евгеньевне,  когда  Андрей  сказал:
               
- Мы  не  сволочи!
               
   Конечно,   дошло  до  директора,  был  скандал,  меня  вызывали  в  школу...   
               
   Где-то  класса  с  шестого  я  потихоньку  стала  подсовывать  ему  книги  о  врачах,  об  ученых - медиках:  мне  так  хотелось,  чтобы  хоть  один  из  моих  детей  был  врачом !  У  самой  не  получилось, - и   я   долгое   время   ругала  себя  за  совершенную  глупость:  ведь  могла,  и смалодушничала! Когда  заводила  эти  разговоры  с  Сергеем,  тот  смеялся:
               
-  Врачом?  Да  я  перепутаю -  и  горло  к  заднице  пришью!
               
   Хотя   позже,  когда   Андрей   уже   учился   в   мединституте   и  у  Сергея  появились  там  друзья, (а  он  был  уже  на четвертом  курсе  политехнического),  и  он  просто  походил, -  из  интереса,  с  друзьями, -   послушал   лекции   в  медицинском, - разыгралась  целая  драма!   
 

  Он  вдруг  решил  бросить политехнический  и поступать в медицинский  институт.  Уговаривали  его  всем  миром:  не  делай  пока  глупость, закончи  учебу  здесь,  а  потом  решишь...  А  тут  еще  друга,  Володю  Кунгурова,  призвали  в  армию  и  отправили  в   Афганистан:
               
-   Если  не  в  медицинский, - иду  в  военкомат  и  прошусь  в  Афганистан! – заявил  сын.
               
   Скольких  нервов  все  это  стоило  мне,  да  и  Виктору  тоже.
   
  А  Андрей  увлекся. Благо, что  его не  надо было  заставлять  или  уговаривать  читать, - дети  любили  книги с  раннего  детства,  а  новая,  неизвестная  книга -  это  до  сих  пор  лучший  подарок.
   
  Тогда  же,  в  шестом   или  седьмом  классе,  я   дала  ему   прочесть   книгу  Углова  «Сердце  на  ладони»,  об  операциях  на  сердце.  Я   сама   прочла   ее  на  одном  дыхании.  По-моему,  она  и  решила  все, (правда, сын отрицает  это).  Он   увлекся   биологией,  химией,  стал  участвовать  во   всех   химолимпиадах,  проводимых  для  школьников  в  мединституте, и всегда  был  в  них  победителем.  В  доме  появились  книги  по  химии   и   биологии,   учебники   для  студентов.   А  в  школе  не  заладились  отношения  с  “химичкой”,  женщиной  предпенсионного  возраста,  которую, видимо,  уже  мало  что  интересовало  и  Андрей,- со  своими  успехами  на  олимпиадах  и знаниями  всех  новинок  в мире  химии, - уже  только  раздражал  ее.  В  итоге,  в  аттестате, наряду  с четверкой  по русскому  языку,  красовалась  четверка  по   химии   (все  остальные  были  пятерками).   Андрей,  сдав  все   вступительные   экзамены   на  “отлично”,  стал   студентом   нашего  мединститута.