http://www.proza.ru/2012/02/16/1380
У двоюродной сестры Ирины на её скромном семидесятилетнем юбилее побывать, к сожалению, не пришлось. А потом состоялся наш с Женой Милой «золотой» юбилей. Сыновья организовали его в итальянском ресторанчике, спрятавшемся в весёлой берёзовой роще недалеко от Сестрорецка.
За большим - в виде буквы "О" - "золотым" столом с одной стороны сидел наш клан – оба сына, их жёны, наши внуки, обе наши сватьи, племянница Виктория с мужем, двоюродный брат Виктор с женой тоже Викторией; с другой – сборная команда. За распахнутыми окнами роща шевелила золотистой сентябрьской листвой, и после первых дежурных здравиц и тостов брат Витька потребовал слова:
- Кроме меня здесть, - он постучал по бокалу и продолжил, - повторяю: здесть кроме меня несть никого, кто бы присутствовал также и на ихинной "натуральной" свадьбе. Аз один такой есмь тут!
Стол заулыбался, я покачал головой. В самом деле, только два (двое?) из "тех" лиц видел я рядом – Жены Милы и брата. Все, все остальные, кто был на «натуральной» нашей свадьбе, все они уже не с нами, а те - далече: практически весь «828-ой гвардейский» круг…
Виктор посмотрел через рюмку на свет:
- Пусть юбиляры не осудят меня за разглашение, но всё происходило…
Пятьдесят лет тому назад всё происходило так.
Наша свадьба ("натуральная") происходила Дворце бракосочетаний на набережной Красного флота, затем в Доме архитекторов; присутствовали на ней круги «828-ой» и немного «агитбригадский». Стоя на брачном ковре, мы с юной моей невестой в волнении, но терпеливо выслушали поощрительные слова из уст довольно пышной официальной дамы, многочисленные гости, томясь, нетерпеливо ожидали окончания едва начавшейся церемонии. Наши свидетели Андрей и Толька оба были - естественно! - мужскаго пола, и смущённая этим дама, получив заверения о наличии волнения также и в них, всё же разрешила превалирование в церемонии мужского начала. Молодые решительно (я, по крайней мере) расписались в официальных бумагах. Тут же нас, вернувшихся на ковёр, монотонно понапутствовал какой-то пожилой депутат, при этом с украшенного цветами официального стола пустыми гипсовыми очами на нас, брачующихся взирал В.И.Ленин, исполненный почему-то в неприятном для глаза масштабе 1,5:1. По окончании официальной церемонии из рядов гостей (несмотря на протесты пышной дамы) сразу же вышли ещё двое лиц мужскаго пола – Лёха Шувалов, тот который при первой нашей встрече был в той толстовке, и Владька Анохин, который с чёлкой - и молодым были вручены два небольших свёртка, а Вовка по прозвищу Прохиндей, выступив из рядов гостей и слегка грассируя, произнёс заветное: «вегной догОгой идёте догогИе товагищи»! Немедленно возник спор на тему, как в дальнейшем именовать молодых - «забракованными» или «отбракованными»; осуждающие взоры официальных лиц проследили, как свадьба шумно перетекла из брачного зала в банкетный.
Там, сопровождаемое салютом пробок, в хрустальных бокалах заискрилось «советское шампанское», и осчастливленные молодые развернули свёртки. Три морковки – одна большая, выросшая в форме фаллоса, и две другие размером поменьше, но сплетённые природой воедино - были явлены взорам гостей! И не успел утихнуть восторг присутствующих, как молодым были вручены ещё два подарка, тоже обёрнутые в бумагу, и взамен истребован рубль... Зачем?! Когда опала шелестящая обёртка, перед взорами присутствующих предстали хрустальный бокал и нож для разрезания фруктов, минуту назад стоявшие, лежавшие на столе! Нет, красть нехорошо - объяснили смущённым молодым - но так уж положено: брачующимся надо на свадьбе - ну, просто необходимо! - продать нечто колюще-режущее. Чтобы крепче любилось, дольше жилось! Так что, дорогие бракованные, совейский рубль (желательно не рваный!), вам придётся всё-таки отдать!
Как-нибудь я расскажу про то, как шли от Дворца к Дому архитекторов, как дурачились гости на набережной и перед Медным Всадником, как пели на Исаакиевской и, словно орденом, украшали большим георгином грудь симпатичного милиционера. И как он, смущённо-улыбающийся, следя за порядком, сопроводил всю нашу команду вплоть до входа в этот архитекторский Дом, а на прощание девушки, расцеловав, подарили ему самый длинный гладиолус! И как все снова пели за столом про «батальонного разведшака» и на улице про «край родимый, дом любимый»… И как вся команда доставила «молодых» на Кирочную, в мою - теперь нашу! – «щель» (комнату размером 4,81 кв. м) в коммуналке. И как утром, подтвердив друг другу, что и впредь останемся каждый хозяином (хозяйкой) своего тела, мы шли рядом по солнечной Кирочной - самая красивая в мире Жена Мила в белом свадебном платье и я при строгом костюме (тоже ничего себе!) - и затем по Пестеля, мимо Летнего, мимо Спаса-на-Крови - к ней домой на Желябова и несли через весь город большую подушку в белой наволочке, а прохожие улыбались, глядя на нас.
Вскоре ребята спросили, почему я так странно называю жену, разве есть у меня ещё и другие жёны? Имена жён, ответил я, обязательно нужно помнить, и жизнь покажет, каких и сколько их будет (этих имён и жён). А пока мне известно имя Первой!...
Изо всей «828-ой» команды сегодня, увы, нет на свете уже никого, кроме Бориса Щербакова, Джена Матюшина (он, Джен, живёт в рассказе «Женя») и Эльки, вдовы Андрея Чубарова. А жену свою уже пятьдесят лет я так и зову по-прежнему Женой Милой…
http://www.proza.ru/2012/03/05/1993