-Тебя уволить хотят. Такие дела.
-Все ясно. Херово блин…
На самом деле было плевать. Работал я только из-за денег. Никакой творческой привязанности. При таком раскладе обычно ходишь отрабатывать свои восемь часов как самый скверный работник – отдыхаешь много, отлыниваешь от обязанностей, а то что уже успевают заставить сделать, делаешь крайне криво. Дни становятся скучными. Все на одно лицо, что понедельник, что пятница – одно серое уныние. Начальник тебя тихо ненавидит, ты, громогласно, каждым своим поступком-его.
Пятница превращается в культ греха. Алкоголь льется со всех сторон. Глупые девицы приходят в гости на вечер и уходят, причем разницы особой не заметно. Когда работа очень тяжелая, человек начинает голоднее пить. Сказывается неумение тела расслабляться после монотонных, каждодневных нагрузок.
Напарник конечно обрадовал. Только пришел я с прогулки и тут такая заварушка. Что же делать? Да ничего. Ни сил, ни желания не осталось. Может и к лучшему увольнение. Не все же маяться овощем.
Покурить нельзя, выпить тоже. Ненавижу болезнь. Сосуды плохо работают. Как подымлю сигаретой, сразу кажется, что блока три выкурил. Пить по той же причине не могу. Хожу среди других людей по улице и завидую – им есть, чем закинуться.
Уснуть не выходит. Страх начал трепать нервы. Что-то подсознательное, видимо.
Завтра на работу, смотреть в лицо начальнику. Строгая женщина с жесткими принципами. Крику будет, мама не горюй!
Надеюсь, я смогу извлечь из этой дерьмовой ситуации что-нибудь хорошее.
Буду работать там, где не так выносят мозги и тело. Какое-нибудь анти-кафе. Играть с детишками и устраивать мероприятия. Больше движения мысли. Если человеку не удовлетворять творческие потребности, то он изнутри прогнивает. Все мы – творцы, только одни сумели вовремя об этом вспомнить и не забиться в углы внутренних комплексов.
Помню паренька одного. Общаться с другими ребятами в институте у него не получалось, кроме как со мной. Горбатый, худосочный юноша с дико бледным лицом и большими черными глазами. Звали вроде Семен.
Писал он стихи. На лекциях, на практиках. Люди учатся, а он блокноты исписывает. Лицо вытянуто и облечено в высокодуховную маску, внимание сконцентрировано на строчках и между них. Постоянно, как будто сам Господь Бог призвал его служить слову.
Сема как-то решил показать мне свои произведения. С такими детскими глазами подходит и говорит:
-Можно тебя отвлечь?
-Валяй.
Прочти и скажи, что думаешь.
-Хорошо. Давай, что читать?
Смотрю на его каракули. Вчитываюсь. Много строк про любовь, дружбу и одиночество. Не рифмуются. Звучат однотипно и банально. Критик бы с легкостью разбил творения Семки в пух и прах.
-Ну как? – горячо проронил Сема, глядя мне прямо в глаза.
И тут я понял, что я не могу сказать правду. Ну не могу и все. Почему? Да потому что своей правдой я уничтожу последнюю надежду и отдушину Семы. Что у него было? Ни людского уважения, ни таланта, ни красоты. Но большая, честная душа, чувствующая тоньше других боль и красоту. Множеству зазнавшихся поэтов не помешала бы правда. Хорошая такая взбучка. Их стихи многогранны, благозвучны. Мертвы. Поэзия, глубокая и широкая рождается у отчаявшихся людей. Когда уже нечего терять, когда твой последний шанс не сгинуть в этом мирке – писать.
Я не хотел убивать Сему. Жизнь итак одарила его по-полной. Пусть у него будет хоть какой-то духовный оплот.
-Неплохо, однозначно неплохо. Только поработать еще надо. Ты же хочешь еще лучше писать?
-Спасибо..Семка заплакал.
-Ты чего?
-Да я знаю, что стихи мои ужасны. Сам вижу. Пишу с детства. С самого детдома. Не выходит говорить как Пушкин и Лермонтов. Лишь бронхит словесный. А ты вот взял и поддержал! Спа-Спасибо…
-Да твои стихи намного лучше! Они настоящие! К черту этих зазнавшихся гордецов талантливых, к черту! Ненавижу красоту, прячущую пустые сердца! Ну говоришь ты неброско, зато веришь тебе, веришь!
-Правда?
-Конечно! Да и это ведь твоя мечта! Какая кому разница? Пиши, пиши без продыху! Не убивай в себе человека! прошу, иначе станешь как окружающие. Вечно недовольными и критикующими. Пиши больше, хорошо? Для меня, я твой верный поклонник, Семен Семеныч.
Сема улыбнулся и утер слезы.
Мне стало невыразимо больно. Неужели чья-то судьба, не найдя одобрения у других, может так запросто сгинуть? Кому самые чистые души в этом мире отдают себя на суд? Убийство. Оказывается, так просто убить человека. Не надо пуль и концлагерей. Достаточно растоптать мечту. Скольких мы убили? Скольким не подали своих рук и не сказали нужных слов? Когда-нибудь в нашей памяти начнут всплывать лица. Беспомощные, с преданно ждущими помощи глазами. Глазами, которым мы отказали.