И четырех справедливых страниц не сыщется во всем том,
что понапечатано за последние четыре года
о моем царствовании и о деяниях моих современников.
Среди сочинителей немало пасквилянтов,
но нет ни одного Фукидида.
Наполеон на о.св.Елены
(«Максимы узника св.Елены» СССХХIII)
Предисловие к первому русскому изданию
Автор, будучи по национальности греком—а, согласно русской поговорке, «греки и поныне лукави есть»—приветствует издание своего труда в переводе на современный русский язык (к сожалению, на исторической Родине писателя,—древней Элладе, на древнегреческом языке, т.е. родном диалекте писателя—труд автора по цензурным соображениям пока не вышел). Этот досадный казус (отказ древнегреческих издательств публиковать труд писателя на его исторической Родине) связан с тем, что названный труд не следует идеям Просвещения и тем самым выпадает из потемкинского «греческого проекта», поэтому Ареопаг отклонил смиренное прошение автора вывесить свой труд на Акрополе в полном объеме. Поэтому приходится довольствоваться малым и приветствовать издание своего труда в «неумытой России», крайне далекой от Просвещения и до сих пор остающейся островком варварства среди крайне Просвещенных Конфедераций (т.е. Соединенных Штатов) Европы и Америки.
Избранная им форма повествования—дебаты в школьных туалетах и курилках, в классах и кабинете директора—возникла не случайно. Дело в том, что тема Наполеона представляет собой крайне запутанное и трудноразрешимое дело № 1812. Для одних Наполеон—фигура титаническая, героическая и сверх-гениальная, жизнь которого во всех героических подробностях описана тысячами Фукидидов. Для других (а таких в любые времена всегда хватало) он—жалкий уродец, благодаря только безмерной жестокости и цинизму взобравшийся на пьедестал, который может служить лишь отрицательным примером для подрастающего поколения и все героические деяния которого являются плодом буйных фантазий историков. В связи с нерешенностью проблематики в целом автор ставил перед собой цель не столько решить и поставить точку в вопросах «Кто виноват?» и «Ку продест?», сколько просто выслушать мнения разных людей, выведенных им под вымышленными именами.
Почему именно московская школа? Наверное потому, что главное расследование проводится в городе Москве, в котором автор не только посещал среднюю школу, но и даже проживал некоторое время (всю свою жизнь), отчего описание реалий московской школы ему близко и понятно. Но главной причиной является, конечно, сам факт взятия Наполеоном-Ерундобером любимого города писателя и осквернения его, отчего одним из важнейших встал вопрос о том, как именно он надругался над ней и что именно изменилось в облике Москвы после ее оставления «бандой инвалидов» Ерундобера.
По-другому ту же задачу можно было бы решить, конечно же, с помощью Сумасшедшего Дома (этот прием использовали Гоголь, Булгаков, Достоевский и другие исследователи жизни Наполеона), в котором встречаются и устраивают не только виртуальные лейпцигско-бородинские «битвы народов» всевозможные наполеоны-македонские и прочие психи, мнящие себя героями прошлого—но и, главное, выясняют между собой вопросы, канувшие в Лету еще в начале XIX века, но все еще остающиеся в сознании горячечных больных и не потерявшие своей актуальности в начале XXI века в палате №6. Зачем Алексашка Гольштинский нарушал условия Тильзитского договора? В какую Индию ходил Ерундобер и что он в ней забыл? А историческая встреча Алоизыча (или Великого Дуче Мусс) с Васей Неаполитанским по кличке «Наполеон», главой итальянского мафиозного неаполитанского клана карбонариев-Индрагерры? Ведь считается же, что Наполеона назвали в честь города Наполи-Неаполя, в котором его зачала мать. Это дает основание предполагать, что он принадлежал к клану Индрагерры (как известно, в Италии «мирно» сосуществуют три клана—Мафия на Сицилии, Индрагерра в Наполи и Каморра в Торино). Хотя все может быть совсем не так. И все же выведение всей наполеоновской проблематики в рамках сумасшедшего дома не дает такого простора, как в школьной курилке.
Поэтому я остановился на варианте школьных дебатов. В учениках 10 класса «В» мной были выведены некоторые реальные лица, которые мне хорошо знакомы. Однако прямых сопоставлений я постарался избежать, чтобы не множить своих врагов наподобие стихотворчества Незнайки, нажившего крупные неприятности от своих сограждан—Коротышек Солнечного Города. Идеи—они и есть идеи, кому бы они ни принадлежали и кто бы их ни защищал. А переход на личности—это уже совсем другое дело. Поэтому в реальности никто из моих знакомых «не пострадал», хотя идеи непострадавших я постарался донести с максимальной точностью и осторожностью, чтобы не расплескать по дороге. Если все же кто-то умудрился обидеться на мой невинный прикол—заранее у обиженных прошу прощения и надеюсь на снисхождение.
Эта веселая книжица написана на одном дыхании и должна читаться точно так же. Никакой научной, исторической и прочей ценности она все равно не представляет, никаким пособием к школьным учебникам (упаси Боже!!) являться не может. Я даже предполагаю, что за одно прочтение ее лицами моложе 16 лет школьные преподы уже заранее будут ставить колы и двойки. А так, позубоскалить в метро по дороге домой после очередного ироничного детективчика Дарьи Донцовой—тут этой книжке и место. Или рядом с «Приключениями Незнайки в Солнечном Городе». Или с юмористической телепрограммкой, в которой Чехов и Толстой встретили Гомера и пошли в ближайший ларек за «Клинским». Но почему-то ларек оказался закрыт, и они завалились к Марксу рассуждать о мировой революции и несправедливости беспросветного литературно-пролетарского жития, в котором «Клинское» иногда заклинивает.
Кто-то может даже обвинить меня в том, что я, дескать, стебаюсь и издеваюсь над читателем, что я его не уважаю и прочее такое разное. Замечу сразу: такое обвинение не ко мне. Я читателя глубоко уважаю, равно как и свое писательское ремесло, отчего подъял на себя лишь труд донести до читателя «многовариантную историю» во всей ее многовариантности. А что? Почему не может быть своего мнения, пусть и ошибочного и ненаучного? Посему моя книжица—всего лишь добрая (или не очень) сказка, в которой всего-то намек, а более—ни-ни. Никакого прямого текста, никаких железобетонных стопудовых утверждений, научных догм и всего остального. Одним словом, сплошное безобразие, учиненное хулиганом Вовочкой в школьной курилке или «сборник приколов».
Книга переполнена всевозможными недосказанностями, намеками, информацией между строк и буквенно-числовой символикой, которая лишь изредка раскрывается исключительно от желания автора обратить внимание читателя на некоторые детали. Но весь смысл иносказаний скрыт даже от него самого, и потому ему приходится самому иногда браться за свою книгу и самому перечитывать всю ту чушь, которую он тут понаписал—прямо как малограмотный чукча, не прочитавший ни одной книги, зато считающий себя великим писателем.