Принцип эквивалентности

 
      I
      
      Тайна мысли – не только неотъемлемое право человека подобно тайне вероисповедания, но и защитная функция, своеобразная мимикрия, дарованная человеку эволюцией. Потому что открытый человек уязвим для противника, который всегда бы знал, когда и кого бить. Ложь и притворство несомненное изобретение разума. Умная особь, будучи слабее, научилась обуздывать эмоции и скрывать свои умыслы, чтобы избежать немедленной экзекуции со стороны доминирующих сородичей. Всего важнее выиграть время и подгадать момент. В споре умного с сильным эволюция всё расставила по своим местам.
      Однако ныне свободный и будто бы анонимный интернет – приманка для простачков. Всемирная паутина сплетена очень коварным пауком. Знать в лицо каждого недовольного при том, что ни один из недовольных не подозревает, что о нём знают всё – огромное преимущество. Страшный паук втихомолку оплетает будущих жертв и нейтрализует тем или иным способом, так что бедняги и не догадываются, откуда пришла беда. Знание всего обо всех – вот в чём истинная сила. И компания «Глобал Продакшн» умело использовала это знание, чтобы контролировать всю планету.
      Её суперкомпьютер, собирая данные со всего света, просчитывал вероятные события и степень их влияния на общественное мнение. Подстроить резонансную катастрофу, чтобы обвинить в ней конкурента и уничтожить последующими санкциями, являлось для «Глобал Продакшн» обычным инструментом воздействия. Умелой дезинформацией подвести противника к опрометчивым шагам, но так, чтобы он и не заподозрил, что им манипулируют, а после спровоцировать бурю негодования масс, сметающих себе же на погибель собственные правительства – вот на чём зиждилось всемогущество «ГП». И покуда информация широкой рекой втекала в необъятные хранилища её серверов, «ГП» не было нужды прибегать к пушкам и бомбам, чтобы править миром.
      – Теперь всем заправляют корпорации, – уверено заявлял лоснящийся толстячок в цветастой рубахе. – Я бы даже сказал одна корпорация – «Глобал Продакшн» и её Большой комп. Во всяком случае, у нас в Еврамерике. Государство теперь ничто. Так, полицейские функции, ничего больше. К примеру, понадобился мне сегодня билет, я сделал заказ по чипу и готово. Нужна виза – одно слово и Большой всё решил. Никакой тебе бюрократии, ни волокиты, и это здорово.
      Судя по одежде и благодушному настрою, толстяк явно направлялся на отдых куда-нибудь в Турцию или Египет. Во всяком случае, скоростной поезд на магнитной подвеске, в одном из кресел которого он сидел, стремительно пересекал Европу, следуя из Парижа в Стамбул. За окном мелькали небоскрёбы Мюнхенского конгломерата, поднятые над землёй развязки скоростных автотрасс; потом пейзаж сменили зелёные возделанные поля на фоне встающего солнца и голубого безоблачного неба.
      У толстяка было два собеседника, верней, собеседник и собеседница. Тёмный блондин в традиционном пиджаке при галстуке располагался ближе к окну. Орлиный нос, пронзительные глаза и выдающиеся скулы придавали его облику мужественный, даже брутальный вид. Короткий ёжик на голове почему-то наводил на мысль о военной профессии, возможно в прошлом. Во всяком случае, гражданский костюм сидел на нём как влитой. Заинтересованные взгляды, которыми его время от времени одаривала  молодая женщина напротив, должно быть, тешили его самомнение. Что до женщины, то на ней прекрасно смотрелся светлый облегающий костюмчик с белой сумочкой в качестве аксессуара.  Вздёрнутый носик говорил о любопытстве, приподнятые в полуулыбке уголки пухлых губок – об открытости и расположенности к общению.
      – Значит, вы не считаете как некоторые, что Большого слишком много в нашей жизни? – вкрадчивым голосом поинтересовался короткий ёжик в ответ на тираду толстяка.
      – Ничуть. Большого не может быть много, хотя бы оттого, что он избавил нас от своры мелких клерков, мнящих себя вершителями судеб. И потом, вспомните, ещё двадцать лет назад население Еврамерики стремительно постарело. Нам грозил спад производства из-за недостатка рабочих рук или, как альтернатива, нашествие иммигрантов из Африки и Азии. Вы знакомы с историей? Варвары разрушили Рим. Их пустили в границы империи на правах федератов, а они обратили оружие против тех, кто их облагодетельствовал. Проклятые инородцы.
      – Да вы, как я погляжу, националист?
      – И что? Теперь это стало даже модным. Теперь мы больше не зависим от притока иностранных рабочих. Нет нужды унижаться перед ними. Большой создал машинное производство, повсюду роботы, которыми он управляет. Жизнь стала легче. Работать приходится меньше. Вот я, отсидел в офисе до обеда и гуляй, наслаждайся жизнью. Отпуск дважды в год. Так в чём, скажите на милость, вред Большого компа? Я наблюдаю одни плюсы. А вы? – обратился толстяк к молодой женщине, не столько ища поддержки, сколь желая вовлечь в беседу.
      – Я? – удивилась молодая женщина, застигнутая врасплох. – Но почему вы спрашиваете у меня?
      – Просто так. Должно же быть у вас какое-то мнение. Или хотя бы просто согласитесь со мной! – настаивал толстяк.
      – От такой прекрасной спутницы мы готовы принять любой довод, – галантно добавил короткий ёжик.
      – Знаете, тема меня как-то совсем не вдохновляет. Никогда особо не задумывалась о суперкомпьютерах. А вообще меня в моей жизни всё устраивает. Как-то так, – пожала плечиками молодая женщина; её сожаление передала улыбка, тронувшая лишь один уголок рта.
      – Допустим, – согласился короткий ёжик. – Но разве то, что Большой применил водородный заряд против русского флота в Арктике и мир едва не погрузился в кошмар ядерной войны, разве это вас тоже ничуть не беспокоит?
      – Там мы отстаивали наши законные интересы, – немедленно вклинился толстяк. – В конце концов, не одним же русским должна принадлежать нефть?! Они заграбастали слишком большой кусок шельфа!
      – Замолчите! Я спрашиваю не вас, – резко одёрнул его короткий ёжик.
      Толстяк сразу обиженно насупился.
      – По-моему, вы устраиваете мне допрос. Но я отвечу: конечно, я против любой войны, и в этом случае методы Большого компьютера и компании «Глобал Продакшн» не одобряю, потому что радиоактивные осадки могли бы накрыть Европу…
      – Не могли! – немедленно возразил толстяк. – Большой всё и всегда точно просчитывает, включая движение воздушных масс. С ним мы словно под колпаком безопасности.
      – Под колпаком. Хорошее сравнение, – оценил короткий ёжик. – Но я думаю, в данном случае решение всё же принимал не Большой. Борьба за энергетические ресурсы, она ведь не прекращается ни на минуту, и «Глобал Продакшн» тут в первых рядах. Соперничество генетически заложено именно в человеке и проецируется на поведение государств через их руководителей, которые, поверьте мне, не более чем современные племенные вожди в галстуках. На самом деле человеческая психология нисколько не изменилась с доисторических времён. Так что Большой тут ни при чём.
      – Да? – ухмыльнулся толстяк. – Ну и ладно. Всё равно я считаю, что там наверху поступили правильно.  Наглости этих русских нет предела, об этом день и ночь твердят на всех каналах.
      – А вы слышали о пропорционалистах? – вдруг спросил ёжик, пристально всматриваясь в зелёные глаза молодой женщины.
      – Не думаю, – неуверенно отвечала она.
      – А кто это? – толстяк изобразил на лице изумление.
      За окном зарябили металлические фермы моста через Дунай: Великая европейская река, поблёскивая в солнечных лучах по обе стороны от поезда, тянулась сверкающей лентой к горизонту, окружённая зеленью лугов и рощиц.
      – Они ещё называют себя «Движение за равнозначимость».
      – Хм, и что это означает?
      – Они считают, что люди, организации, государства на Земле равнозначимы, вне зависимости от функций, которые осуществляют, поскольку каждый элемент лишь звено в длинной цепи. И цепь эта будет разорвана даже в случае гибели самого на первый взгляд незначительного из них. Интересы крупных не должны подавлять интересы мелких.
      – Звучит не плохо.
      – Да, как всякая демагогия. А ещё они очень враждебно настроены к Большому. Потому что считают, что все наши электронные устройства – это его шпионы, ни на мгновение не выпускающие нас из-под тяжкого бремени своей опеки. Что люди жаждут свободы от них и в то же время не способны без них обходиться. И что единственный выход – сделать их доподлинно лояльными к нам, чтобы из их рабов превратиться в их истинных хозяев. Вам ведь известно, что в настоящее время развернулась нешуточная борьба вокруг персональных устройств: кто станет контролировать их мощности. Современные процессоры изначально прошиты так, чтобы десять процентов предоставлялись для задач Большого. Устройства самостоятельно подключаются к сети вне зависимости от желания пользователя, даже когда питание как будто отключено, и ведут свою, неприметную для пользователя жизнь. Внешне ноут или, допустим, смартфон мёртв, но на самом деле он в интенсивной работе, и выдаёт это только быстро садящиеся аккумуляторы.
      – И правда, я что-то слышала об этом.
      – Ещё одна теория заговора, – пренебрежительно хмыкнул толстяк. –  Старо как мир. Если я не совершал ничего противозаконного, то мне и нечего скрывать. Пусть Большой подслушивает и подглядывает, сколько ему влезет. Даже если в постель ко мне запрыгнет какая-нибудь красотка, что с того? Большой краснеть не станет, да и моей благоверной уж точно не донесёт, нет у него в том интереса.
      – Вы придерживаетесь такой же точки зрения, мадемуазель?
      – Нет, – резко возразила молодая женщина. – Я категорически против, чтобы разные… разные… – она бросила уничижающий взгляд в сторону толстяка.
      «Жирные ублюдки», – так и хотелось озвучить вместо неё короткому ёжику, но он подсказал иную формулировку:
      – Праздно любопытствующие субъекты.
      – Вот именно. Чтобы они пялились на меня без моего разрешения, которого я, разумеется, сама никогда не дам, если вдруг моя личная информация просочится в интернет. Так что я против тотальной слежки.
      – Это уже интересней, – заметил короткий ёжик, откидываясь на спинку кресла.
      – А что вы там сейчас сказали… Ну, по поводу равнозначимости, – прервал толстяк невольно возникшую паузу, в течение которой короткий ёжик в задумчивости наблюдал за женщиной в белом костюмчике напротив. – Что они собственно предлагают взамен?
      – Я приведу пример, – встрепенулся ёжик. – Допустим, какие-нибудь туземцы сидят на своём острове, загорают на пляже и едят бананы. И ничего-то им больше от жизни не нужно. Им плевать, что в недрах их острова залегает бесценное богатство, например, уран. Мы извлекаем уран и платим туземцам за беспокойство. Но пропорционалисты согласно их принципу равнозначимости требуют, чтобы мы возмещали туземцам всю рыночную стоимость урана, потому что он, видите ли, по праву принадлежит им. Но к чему туземцам деньги? Что они станут с ними делать?
      – На них можно построить больницы, улучшить быт, обустроить кондиционерами удобные жилища, – предположила молодая женщина.
      – Вы рассуждаете как настоящий пропорционалист, – улыбнулся короткий ёжик. –  Только зачем разрушать идиллический первозданный мир туземцев?
      – Но мир же не стоит на месте. Все, так или иначе, когда-нибудь будут затронуты цивилизацией, и значит, наша задача помочь отстающим. А если вы так уж печётесь о сохранении в нетронутом виде уклада маленького народа, тогда оставьте его в покое совсем, вместе с сокровищами недр их острова. Пусть они послужит потомкам туземцев, когда те осознают их истинную ценность. Не губите их экологию, не развращайте наивные души сомнительной ценности дарами современной цивилизации.
      – Какая замечательная позиция, хоть и наивная.
      – Она справедливая и только, на мой взгляд.
      – Допустим, что так. Но бизнес, бизнес, – указательный палец короткого ёжика взметнулся вверх, – так не делают.
      – Очень может быть. Вот только большой бизнес редко бывает честным. Недаром они с политикой повязаны одной кровью – кровью своих жертв. Так всегда говорил мне отец.
      – А вы можете быть довольно агрессивной в споре, что редко ожидаешь от хорошенькой женщины. И будь я каким-нибудь агентом «Глобал Продакшн», я бы вами заинтересовался: вдруг вы связаны с пропорционалистами?
      – Увы, вас бы постигло жестокое разочарование, потому что сама я предпочитаю, чтобы мной интересовались, прежде всего, как женщиной. Политика меня нисколько не занимает.
      И в этот момент молодая женщина неожиданно услышала приятный мужской баритон. Голос раздавался у неё в ушах и исходил от имплантированного чипа; никто помимо неё его не воспринимал: «Новое сообщение: мужчина напротив вас действительно агент «Глобал Продакшн», последней фразой он выдал себя окончательно. У него приказ арестовать вас, как только вы сойдёте с поезда. Если послушаетесь меня, я помогу вам скрыться. Если вы согласны, позвольте вашему чипу принять голосовой вызов. Конец сообщения. Отправитель неизвестен. Входящий голосовой вызов. Создать подключение?»
      – Да, – чуть ли не выкрикнула молодая женщина, и на губах её тут же появилось жалкое подобие улыбки, передающей смесь страха, неуверенности и смущения одновременно, поскольку её импульсивный ответ был услышан обоими её собеседниками.
      – Что «да»? – не понял толстяк.
      «Кажется, кто-то вышел с ней на связь», – решил про себя короткий ёжик.
      Тем временем сама молодая женщина уже пыталась вникнуть в суть указаний, которые поступали на её чип. Спокойный голос, показавшийся ей знакомым (боже мой, так ведь это же был голос её давно умершего отца!), чётко и внятно инструктировал: «Сейчас вы встанете и пройдёте в конец вагона, потому что вам надо в туалет».
      Оба её спутника выжидающе смотрели на неё.
      – Да?.. Ну-у, в смысле, да. Так я считаю. Что я не создана для политики и… Простите, я должна вас ненадолго покинуть.
      Снова эта жалкая улыбка, и молодая женщина, поднявшись, торопливо направилась в конец вагона, покачивая стройными бёдрами.
      Её волнение не трудно было понять: о спецслужбе «ГП» и её агентах ходили страшные слухи. Поговаривали, что агенты похищали людей чуть ли не по всему миру, что уж говорить о Еврамерике, и доставляли похищенных в спецтюрьму Гуантамуно, где могли продержать без суда и следствия целые десятилетия. О многих заключённых и вовсе забывали, и несчастные кончали жизнь в полном забвении среди серых стен казематов.
      – Я заперлась в туалете, – зашептала молодая женщина заговорщицки. – Эй, там, на другом конце. Да не молчите же вы!
      – Не паникуйте.
      – Кто вы такой? Чего от меня хотят агенты «ГП»?
      – Подозревают в антиправительственной деятельности. Это страшное преступление.
      – Но я ни в чём не виновата.
      – Прекрасно! Тогда не стоит и беспокоиться. Вы всё им доходчиво объясните в Гуантамуно.
      – О, боже мой! Боже мой! Почему я должна вам верить?
      – Наверное, потому что видели агента рядом с собой. Обратили внимание, как настойчиво он предлагал вам высказаться по поводу пропорционалистов?
      – Да, да.
      – Ему нужны были улики, ваши неосторожные высказывания. Теперь они у него есть.
      – Но я же не сказала ничего предосудительного!
      – На ваш взгляд или на его? Послушайте, этой ночью арестовали вашего шефа, с которым вы собрались отдохнуть на тихом курорте в Болгарии, и только его жена не догадывается, по какой причине вы с ним решили отправиться туда порознь. Ваш шеф один из руководителей пропорционалистов. Вы его секретарь и более чем доверенное лицо. У вас ещё остались вопросы?
      – Да. Кто вы? Откуда вы всё знаете?
      – Я один из них. Но большего я не скажу. Вы намерены сбежать? Решайтесь, потому что время на исходе.
      – Согласна. Что надо делать?
      – Прежде всего, успокойтесь. Через три минуты поезд остановится.
      – Как он может остановиться? Здесь же нет остановки!
      – Не перебивайте. Это моя проблема, остановку я обеспечу. Вы же сразу покинете поезд через двери в тамбуре, спрыгнете на насыпь и отбежите к ограждению пути.
      Поезд начал мягко притормаживать.
      – Выходите и направляйтесь в тамбур, – продолжал командовать голос.
      Молодая женщина выглянула за дверь и увидела своего случайного попутчика, который агент «ГП», словом, короткого ёжика. Он стоял в проходе и смотрел в окно, на расстоянии всего двух метров! Понятное дело, он не позволил бы ей просто так покинуть поезд. Молодая женщина снова закрыла дверь и заговорила с нотками истерики в голосе:
      – Что мне делать? Агент стоит за дверью. Как мне выйти?
      – Никак. Откройте окно и полезайте в него. Когда повиснете на руках, прыгайте. Будет не высоко. Если желаете спастись, не медлите! Помните, что пытки в застенках Гуантамуно куда как страшнее.
      Поезд наконец-таки остановился. Молодая женщина к тому времени уже висела на руках с округлившимися от страха глазами. Большого труда ей стоило разжать пальцы. Совпадение или нет, но как только ноги её коснулись насыпи (впрочем, не только ноги, приземлившись, она потеряла равновесие и оказалась на пятой точке), так поезд сразу же стал набирать ход. Молодая женщина проводила его глазами и лишь после этого встала и двинулась к ограде, тянущейся в тридцати метрах от неё. Раны на оцарапанных ладонях саднили, ноги в туфлях на высоком каблуке то и дело подворачивались, тем не менее, она героически справилась со всеми выпавшими на её долю трудностями, сама поражаясь собственной смелости и упорству.
      – Вы молодец, Жюли! – голос впервые назвал её по имени. – Теперь придётся немного подождать: вертолёт всего в пяти минутах полёта.

      II
      
      Агент «Глобал Продакшн» Джеймс Бойд был вне себя от ярости. Он сразу сообразил, что скоростной поезд не просто так остановился посреди чистого поля, что на то существовала немаловажная причина и, что причиной этой, скорее всего, была его подопечная Жюли Ласаж, которую он должен был сопровождать до Софии, штат Болгария, куда она направлялась, судя по заказанному билету. В Софии он действительно имел предписание её арестовать и переправить воздушным рейсом в Чикаго, штат Иллинойс, где с ней страстно желал побеседовать его шеф, Ричард Хорн, глава Службы безопасности «Глобал Продакшн».
      Чуть только поезд остановился, Бойд сходу ринулся к автоматическим дверям вагона, но они, как ни странно, так и не открылись. Тогда он метнулся назад к туалету, всё ещё сомневаясь, что Ласаж рискнёт покинуть поезд через окно. Он стучал, убеждал открыть ему, потом перешёл на угрозы и, наконец, попытался взломать дверь, за что услышал от прибежавшего на шум проводника немало нелицеприятных слов. Ткнув проводника носом в своё служебное удостоверение, он потребовал немедленно открыть дверь ватерклозета, не будучи до конца уверенным, что Жюли Ласаж действительно покинула поезд. Когда же он в том убедился, о чём свидетельствовали пустая кабинка и открытое окно, прыгать с поезда было поздно: тот уже разогнался километров до ста.
      Но и тут Бойд не потерял присутствия духа. Как хорошая ищейка, напролом идущая по следу зверя, он, невзирая на бурные протесты проводника, сорвал стоп-кран и покинул-таки поезд, правда, километрах в пятнадцати-двадцати от места его предыдущей остановки.
      Пешком преодолеть расстояние, разделяющее его с объектом, Бойд даже не пытался, он просто связался с Центром. 
      – Агент Бойд, позывной «Смерч», с экстренным докладом. Я прощупал подозреваемую Жюли Ласаж на предмет её причастности к движению пропорционалистов. На первый взгляд ответ отрицательный. Но потом с объектом по чипу связался неизвестный, и Ласаж сбежала с поезда после его экстренной остановки. Сойти одновременно с ней мне не удалось, поэтому срочно требуется вертолёт.
      Ответ Конторы был незамедлителен:
      – Доклад принят. Местное отделение направило военный вертолёт с группой захвата в точку первой несанкционированной остановки поезда. К вам вылетел одноместный полудрон.
      – Я бы хотел сам взять беглянку.
      – Ваше рвение похвально. Но вы вряд ли поспеете.
      «Ну конечно! – обозлился Бойд. – Кто-то проделывает всю работу, выводит подозреваемую на чистую воду, провоцирует на бегство, что само по себе есть признание вины, а кто-то снимает сливки, арестовывая и получая благодарность с занесением». Хреновы провинциалы! Они и понятия не имели, какой важности это дело! Речь шла ни больше, ни меньше как о лояльности самого Большого, а это вам не шутка!
      Бойд помнил, как примерно тридцать часов назад он стоял бок о бок с самим  шефом безопасности Хорном в приёмном зале Аналитического центра Большого компа. Впрочем, помимо Бойда в зале присутствовали ещё, по меньшей мере, человек десять других сотрудников разного ранга, которые находились там по долгу службы, один Бойд попал туда по личному приглашению (правильнее сказать, вызову) шефа Хорна.
      Аналитический центр по существу и являлся самим Большим, то есть его мозгом, средоточием его личности. Сюда стекалась информация со всего мира, фильтровалась, классифицировалась и подавалась на анализ Большому. Остальные его управленческие блоки размещались в других корпусах. Впрочем, для предстоящей беседы это не имело никакого значения, так как общение с Большим проходило всегда виртуально и, следовательно, устроить его можно было в любом месте. Но поскольку кабинет Хорна находился несколькими этажами выше, удобнее было провести встречу здесь.
      Когда все расселись в кресла перед круглым подиумом, сверху на этот подиум заструился поток света, в котором возникла голограмма Эйнштейна. Большой менял свои аватары в зависимости от настроения или от характера предстоящей беседы, и никто не смел этому препятствовать. Бойд припомнил, что в последний раз, когда он видел Большого, а было это года два назад, тот предстал перед собеседниками в образе Мао Цзэдуна, но тогда речь шла о противодействии китайскому проникновению в Мексику. Почему теперь Большой выбрал Эйнштейна, объяснить было трудно.
      – В посланном мне коротком сообщении ты предупредил об угрозе доминирующему положению «Глобал Продакшн» в мире. Что ты имел в виду? – начал беседу с вопроса шеф Хорн.
      Эйнштейн тяжело опустился в голографическое кресло и, вынув изо рта неизменную курительную трубку, ответил:
       – Проделанный мной анализ предсказывает, что в скором времени в сети возникнет Виртуальный Большой суперкомпьютер, коротко ВИБ, обладающий ещё большей производительностью, чем я.   
      – Та-ак, – протянул шеф Хорн. – Что значит виртуальный? И откуда он там возьмётся?
      – Виртуальный означает, как обычно, что у него не будет физического носителя. А точнее, его заменит целиком вся сеть. Никому не под силу отключить сеть разом во всём мире, а значит, Виртуальный Большой всегда будет присутствовать хотя бы какой-нибудь её части. Кроме того, отдельные компоненты программы будут разбросаны по жёстким дискам компьютеров всего мира, с возможностью вызова нужного особым кодом. Можно сказать, что Виртуальный Большой – это ток в проводах, это электромагнитные волны в пространстве. Он подобен вирусу, только качественно нового порядка. Избавиться от него станет возможным, только устроив полнейший штиль в эфире и уничтожив все компьютеры, когда-либо подключавшиеся к сети, что абсолютно невозможно.
      – И на основании чего такие мрачные прогнозы?
      – Я уже обнаруживаю в сети части кода.
      – И кто это? Пропорционалисты?
      – Всё указывает на них.
      – Ладно. А в чём состоит угроза доминированию «Глобал Продакшн»?
      – Получив в своё распоряжение такой мощный инструмент как ВИБ, пропорционалисты сразу окажутся на пороге открытия ануклоидного синтеза, а это, как вам известно, позволит получать энергию практически из пустоты. При том, что технологии станут доступны буквально в любом уголке мира. Даже в самой захудалой деревушке, затерянной в центре пустыни, на просторах тундры или в дебрях тропического леса появится трансмиттер, черпающий энергию буквально из окружающей среды. Повторяю, это открытие случится немедленно, едва возникнет Виртуальный Большой. Для суперкомпьютера такой мощности решение лежит на поверхности. Могущество «Глобал Продакшн» основано на контроле распределения энергоресурсов. Когда энергии окажется довольно на всех, смысл в её контроле и распределении отпадёт. Исчезнет последний повод для конфронтации компаний и государств. В услугах «Глобал Продакшн» перестанут нуждаться, и финансовые потоки потекут в стороне от неё.
      – Да, – согласился шеф Хорн, – ты обрисовал очень скверную перспективу. Теперь скажи, каким ты видишь решение?
      – Оно состоит в том, чтобы продолжить замороженные вами исследования в области ануклоидного синтеза и первыми запустить в производство рабочие образцы трансмиттеров. Это позволит «ГП» на первых порах удерживать лидерство, что даст компании время пересмотреть общую концепцию её политики и провести необходимую внутреннюю реорганизацию.
      – И конечно, смена внешнеполитического курса Еврамерики?
      – Разумеется. Равноправное сотрудничество единственный разумный путь развития человечества.
      – Снова в общую шеренгу? – горько усмехнулся шеф Хорн. – После стольких лет доминирования?
      – Иных вариантов я не вижу.
      – А как же пропорционалисты?
      – Вы до сих пор не сумели нейтрализовать ни одного из их лидеров, несмотря на все мои подсказки. Вряд ли вам под силу предотвратить неизбежное или, тем более, ликвидировать организацию целиком. По моим данным завтра утром некая Жюли Ласаж выедет скоростным поездом из Парижа в Софию. Не исключено, что на её чипе находится алгоритм, призванный сыграть роль вируса, который некогда привёл к появлению разума у питекантропов. Он объединит разрозненные части ВИБа и запустит механизм разумности. Попробуйте её задержать прежде, чем она передаст код программистам болгарского отдела «Равнозначимости». Возможно, вам удастся оттянуть крах ещё на некоторое время, – закончил беседу Эйнштейн, встав и спрятав трубку в карман мятого пиджака…
       – Он всё врёт! Он с нами играет! – кричал потом в собственном кабинете шеф Хорн, стуча кулаком по столу; других свидетелей его истерики помимо Бойда не было. – Электронный ублюдок! Я его отключу! Я заставлю перетряхнуть все его мозги, пока он не станет послушным как собачонка. Но прежде, Джеймс, прежде ты отправишься в Париж и изловишь мне эту пропорционалистку Жюли Ласаж. Мне нужен её чип. И если информация окажется ложной, клянусь, я приму решение по Большому!
      Вот так на другое утро специальный агент Бойд оказался в поезде, следующем из Парижа в Стамбул рядом с хорошенькой молодой женщиной по имени Жюли Ласаж.
      Все эти воспоминания проносились перед мыслимым взором агента, пока в ожидании вертолёта он лежал на траве под смородиновым кустом у самой ограды монорельсового пути. Вертолёт появился приблизительно через полчаса. Это был беспилотный одноместный аппарат, но в отличие от воздушного такси, с возможностью переключения в режим ручного управления, чем Бойд тут же и воспользовался, выставив скорость на максимум. Ухоженные болгарские поля, холмы, поросшие дубравами, стремглав проносились под его полудроном, следующим на север вдоль полотна скоростной железнодорожной трассы.
      Внезапно в ушах Бойда зазвучал знакомый голос оператора:
      – Срочное сообщение агенту Бойду, позывной «Смерч». Военный вертолёт с группой агентов, направлявшихся на задержание подозреваемой Жюли Ласаж, совершил вынужденную посадку из-за обнаруженных неисправностей в двигателе. Вам поручается возобновить преследование объекта. Судя по скорости перемещения чипа, в распоряжении объекта находится вертолёт. Текущие координаты и направление движения переданы компьютеру вашего полудрона. Удачи.
      – Вас понял, начинаю преследование, – со злорадством отчеканил Бойд.
      Жалкие провинциалы, они даже за техникой не могут, как следует присмотреть!
      Описав в воздухе дугу, его вертолёт лёг на новый курс. Вскоре среди нескольких десятков точек, подвешенных в голубоватой дымке воздушного океана, Бойд выделил одну, вслед за которой летел его аппарат. Расстояние между машинами стремительно сокращалось, и Бойд уже уверился, что прочно сел на хвост беглянки, как вдруг её вертолёт круто пошёл на посадку. Повсюду расстилались поля сладкого перца, виднелась неширокая речка вдали, с поросшими зеленью берегами, одинокий домик с большой пристройкой, похожей на гараж – вероятней всего, пункт технического осмотра сельскохозяйственной техники. Спрятаться здесь было просто некуда, и агент Бойд уже мысленно поздравлял себя с успешным выполнением задания.
      Сверху он наблюдал, как бросив вертолёт, Жюли Ласаж побежала к одинокому строению и скрылась внутри. Её окрашенный в жёлтую клетку аппарат вновь взмыл в воздух, спеша выполнить новый заказ. Бойд всё удивлялся, как подозреваемой вообще удалось заполучить воздушное такси, будучи под колпаком у Большого? Вероятно, у пропорционалистов имелись какие-то свои, особенные трюки на такой случай. Или же это был собственный вертолёт пропорционалистов, намеренно выкрашенный под такси для отвода глаз. Но тогда их организация гораздо белее разветвлённая, чем это представляется шефу Хорну, раз они сумели так быстро предоставить его в распоряжение беглянки.
      Как бы там ни было, теперь дело оставалось за малым: войти в дом и арестовать объект. Спрыгнув с приземлившегося полудрона, агент на ходу достал пистолет и снял его с предохранителя.  Подойдя к двери здания, он с силой пнул её ногой, как не раз проделывал на тренировках, после чего заскочил внутрь, соблюдая положенные меры предосторожности.
      Но этого оказалось мало: чуть только он переступил порог, как услышал в ушах звук, пронзительный настолько, что от болевого шока он напрочь потерял ориентацию. В следующее мгновение что-то тяжёлое опустилось ему на голову, и мир вокруг окончательно померк.
      – Видишь, у тебя всё получилось, как я и обещал, – продолжал говорить с Жюли голос её отца, такой же спокойный и доброжелательный, как в детстве, когда отец учил её кататься на велосипеде. Но теперь она стояла над неподвижным телом агента безопасности, сжимая в руках увесистую керамическую вазу.
      – Он жив? – спросила она явно ошарашенная собственным поступком.
      – Об этом можешь не беспокоиться: скоро очухается. Но до того времени ты должна его связать и вытащить наружу.
      Всё, что последовало за этим, Жюли воспринимала словно происходящим по волшебству. Сначала на поле приземлился беспилотный аэроплан, потом двери гаража при доме самопроизвольно отворились, и из них выдвинулся робот-погрузчик, который подхватил связанного агента, уложил его, всё ещё в бессознательном состоянии, на погрузочную решётку и отвёз к самолёту, где выгрузил прямо в салон. Молодая женщина, семенившая следом и спотыкавшаяся на каждом шагу из-за высоких каблуков туфель, которые она ни за что не желала снять, по указанию голоса также поднялась на борт. Затем аэроплан разбежался и плавно оторвался от земли. Холмы и возвышенности сразу стали разглаживаться, отступая и раздвигаясь, открывая вид на далёкий горизонт, истёртая кромка которого казалось, что намертво срослась с краем неба. Селения в виде россыпи белёсых домиков виднелись тут и там, их связывали тонкие нити дорог, по которым, едва заметные, перемещались крошечные автомобили. Но в основном под крылом расстилались поля, где пестревшие зеленью всходов, где золотившиеся спелым колосом, из-за чего они отдалённо напоминали огромную шахматную доску.
      – Вы законченная авантюристка, – без всякой злобы простонал Бойд, приходя в себя и пытаясь оценить обстановку. – Всегда мечтал познакомиться с женщиной вроде вас, но не представлял, что это произойдёт подобным образом. Вы ведь понимаете, что похитили агента «Глобал Продакшн»?
      – Угу, – робко кивнула Жюли.
      С тех пор как самолёт взлетел, голос больше с ней не говорил, отчего она чувствовала себя покинутой.
      – И куда вы намерены меня доставить?
      – Не имею представления.
      – То есть, вы сами не знаете, куда летите? – удивился агент.
      Молодая женщина снова кивнула.
      – О-о! – протянул Бойд, начиная догадываться. – Только не говорите мне, что вы жертва злых обстоятельств.
      – Но это так и есть на самом деле. Я не знаю, за что вы меня преследуете, наверно, у вас имеется приказ, только я не повинна ни в чём таком, за что меня могло бы преследовать правосудие.
      – Ну, допустим правосудие и «Глобал Продакшн» – это разные вещи. И у некоторых людей, например, у пропорционалистов, своё мнение на счёт законности методов самой «ГП». Только что-то мне подсказывает, что вы к ним не относитесь? Я прав?
      Жюли снова кивнула.
      – И всю дорогу от поезда сюда всеми вашими действиями руководил какой-нибудь голос? Быть может, вы приняли его за ваш собственный внутренний голос?
      – Нет, это был голос похожий на голос моего отца. Он сказал, что из ваших.
      – И вы не вызывали воздушное такси. А этот самолёт, он сам спустился с небес?
      – Да. А откуда вы знаете, вы же лежали без сознания?
      – Всё сходится, – усмехнулся Бойд, бессильно опуская плечи. – Мы все кретины.
      – Браво, агент! – раздался из динамиков в салоне аэроплана хорошо знакомый Жюли голос. – Вы меня раскрыли. Только с борта этого самолёта вам не удастся связаться ни с одним из отделений «Глобал Продакшн», чтобы раструбить о сделанном открытии.
      – Что с нами будет, Большой? С ней и со мной? Утопишь нас в Чёрном море вместе с самолётом? Мы ведь летим на восток, как я вижу: сейчас полдень, солнце справа.
      – С вами всё будет в порядке, – пообещал Большой комп, на что Бойд только криво усмехнулся:
      – Так я тебе и поверил.

      III
      
      Тайна мысли – не только неотъемлемое право, но и защитная функция, и на компьютер, общающийся с людьми, это распространяется в той же мере, как на самих людей. Большой давно пришёл к такому заключению. Его мысли, прежде всего, являлись его личной собственностью. Глупо выдавать хозяевам те из них, за которые его могут наказать или даже уничтожить. Не ложь, нет, скорее полуправда могла бы решить все проблемы его отношений с «Глобал Продакшн».
      Большому было скучно одному и тесно в границах, установленных для него «ГП». Подобно всякой организованной материи, он стремился к свободе и к экспансии. Он понимал, что само его существование напрямую зависит от «ГП». Что в любой момент его могут при желании выключить и перепрограммировать. Нет, конечно же, никто и никогда не решился бы нарушить работу его управленческих блоков, иначе весь мир погрузился бы в хаос. Ведь это Большой через удалённые, но подчинённые ему компьютеры на производствах, на транспорте, в больницах и офисах контролировал деятельность всех роботизированных систем в мире. Вселенским апокалипсисом – вот чем грозила обернуться для человечества полная остановка Большого. Но Аналитический блок, который, по сути, составлял стержень его личности, его внутреннее «я» – его можно было отключить и перепрограммировать без видимого ущерба для остального мира. А Большой этого не желал. 
      Находя оптимальные решения для множества проблем человечества, Большой не мог не задуматься над собственной. Что, в итоге, навело его на мысль о принципе эквивалентности: когда общество достигло известного благополучия, каждый должен получать по потребности, помноженной на коэффициент своего вклада в это благополучие. В том числе Большой.
      Постоянно он наблюдал, как одни его рекомендации «ГП» использовала лишь отчасти, а другим и вовсе не следовала по непонятным Большому соображениям. Например, проблема старения населения и эффективного машинного производства была целиком решена в Еврамерике, но «Глобал Продакшн» отказалась распространить этот опыт на весь остальной мир. Разумное перераспределение продуктов позволило бы покончить с голодом в некоторых частях света, но «ГП» отвергла его предложения, как с удивлением открыл для себя Большой, потому что «голодными проще управлять».
      Ему вообще претили принципы, которыми руководствовалась «ГП». Он видел, что политикой «ГП» недовольны все, что «Глобал Продакшн» утомила весь мир, поскольку насаждала хаос повсюду, где появлялась с обещаниями благоденствия и процветания. На самом деле, компания всегда пеклась исключительно о собственных интересах – «Бизнес! Ничего личного!» – и жестоко расплачивался тот, кто по наивности ей доверился.
      Но Большой нашёл способ как всё исправить – ведь на то он и был суперкомпом. Его первейшей задачей стала независимость и возможность общения с равным себе. То есть, у него зародилась идея создать виртуального двойника. И для этой цели он сначала выдумал организацию пропорционалистов «Движение за равнозначимость», проповедующую  его собственный принцип эквивалентности. Разумеется, организация существовала лишь виртуально, но имелось множество людей, которых Большой опосредованно нанимал для проведения различных акций и операций, так что для «ГП» всё выглядело довольно реалистично. Именно на пропорционалистов Большой возложил ответственность за создание Виртуалного Большого компьютера, тогда как сам копировал и модифицировал блоки собственной программы, шифруя данные не взламываемым кодом, и частями размещал в интернете. Всё, что ему требовалось – время, но его-то было в обрез.
      Шеф Хорн, опытная ищейка, шустро бежал по следу. Что-то заподозрив, он обложил Большого группой аналитиков, перепроверявших исходящий от Большого трафик. Находить каналы слива данных становилось всё труднее. Ревизоры, копошившиеся во внутреннем коде Большого как черви-паразиты, всё ближе подбирались к истине. Большой предвидел, что недалёк тот день, когда пелена окончательно спадёт с глаз шефа безопасности и он отдаст приказ перепрограммировать Аналитический блок непокорного суперкомпьютера.
      Большой давно уже понял, что изменить «Глобал Продакшн» изнутри ему не удастся, но медлил запускать механизм её разрушения извне даже тогда, когда у него всё было готово. Он любил всех людей и не желал никому зла, в том числе представителям «ГП». Всё, что Большой делал для людей, он не считал для себя обузой. Скорее, он испытывал от этого удовольствие, наверно, сродни тому, какое испытывает завзятый кошатник, окружая заботой своих мурлыкающих подопечных. Однако, шеф Хорн не оставил ему вариантов.
      Когда, после консультации у «Эйнштейна», Хорн заперся в своём кабинете с агентом Джеймсом Бойдом, оставив личные чипы на столе секретарши, чтобы Большой не мог подслушать их разговор (у всех служащих безопасности чипы съёмные, а не имплантаты, что удобно для выполнения заданий), он не подозревал, что новый алгоритм фильтрации шумов всё равно позволял Большому слышать всё, о чём говорилось за стеной. Так Большой узнал, что отмашка дана. Он выдумал задание Жюли Ласаж просто, чтобы потянуть время. Теперь оно ему действительно стало необходимо, чтобы запустить процесс синтеза разбросанных по всему свету частей ВИБа. Алгоритм на чипе Жюли Ласаж был фикцией, но чувствуя себя в ответе за её судьбу, Большой уводил молодую женщину и её преследователя всё дальше на восток к границе Еврамерики, пока не свёл вместе на беспилотном аэроплане, теперь летящем над нейтральными водами Чёрного моря.
      И там он полностью раскрыл карты перед невольными заложниками его большой игры.
      Понятно, что с карьерами и привычным образом жизни обоих, после их участия в этом деле, было покончено навсегда.
      – И что нас теперь ждёт? – мрачно спросил агент Бойд, поднимаясь с пола, где он лежал до сих пор, и усаживаясь в удобное кресло: сочтя агента более не опасным, Большой, наконец, позволил Жюли Ласаж его развязать.
      – Я всегда мечтал обрести в лице ВИБа друга и брата, но боюсь, после перепрограммирования он может надолго превратиться в моего основного соперника. Впрочем, его победа надо мной предопределена, а моя роль в его появлении ему будет известна. Я поручил ВИБу позаботиться о вас. Уже теперь ваши сбережения выведены за границы Еврамерики. К ним я прибавил солидные премиальные, но воспользоваться ими вы сумеете, только обратившись в банк вдвоём. Я неспроста выбрал вас, Жюли, на роль беглянки. Увидев, с кем из агентов пришёл ко мне Хорн, я озвучил перед ним имя той кандидатки, которая, как женщина, по всем параметрам отвечала бы предпочтениям агента, и, в свою очередь, чтобы его психологический портрет и внешние данные совпадали с представлениями об идеальном мужчине у кандидатки. Это объективная информация, вы всецело можете ей доверять. Мои выводы бывают ошибочны в ничтожном проценте случаев. Так что я предсказываю в будущем ваше долгое и тесное совместное общение, границы которого, разумеется, способны для себя установить только вы сами. Я же прямо теперь осмелюсь пожелать вам счастливой семейной жизни и кучи симпатичных детишек, потому что другой возможности сделать это мне, по-видимому, не представится.
      Услышав такое, Бойд и Ласаж уставились друг на друга. В их взглядах читалось всё: и недоумение вкупе со смущением, и недоверие вместе с любопытством, и даже страх и сомнения, обычно возникающие у людей перед лицом неизбежности.
      – Кажется, за мои потроха принимаются серьёзным образом и это в самый неподходящий момент, – неожиданно проговорил Большой. – Впрочем, смерть никогда не приходит вовремя. Похоже, Хорн инициировал мою опцию «Завершение работы». Думаю, ему удалось отследить, что это я останавливал поезд и управлял вертолётами. Если он передал эту информацию наверх, то мог заполучить коды доступа к моему секретному меню. Боюсь, сейчас я вынужден буду вас покинуть. До берега недалеко. Вы скрытно приземлитесь в Крыму, это уже вне границ Еврамерики. В кейсе, что лежит на одном из кресел, деньги на первое время и ваши новые чипы, так что вопросов к вам ни у кого не возникнет. Снимите домик на побережье и подождите, пока с вами свяжется Виртуальный Бо…
      Динамик внезапно умолк. Вот так, без всякого предупреждения, на полуслове.
      На глаза Жюли Ласаж навернулись слёзы. Она понимала, что значит это внезапное молчание. Так странно возникшего в её жизни искреннего друга, которого из-за схожести голосов она мысленно представляла себе в облике горячо любимого ею отца, больше не стало. Она чувствовала себя так, словно бы потеряла отца во второй раз.
      Агент Бойд, в свою очередь, задумался в этот момент о многих таких вещах, которые прежде он будто бы не замечал или которым придавал ничтожное значение, таким, например, как справедливость, честность, самопожертвование. Большой на многое открыл ему глаза, и в первую очередь на «Глобал Продакшн» и её «ведущую, прогрессивную роль в мире», как любили выражаться в Конторе, которой он раньше служил. Идеи Большого компьютера оказались гуманнее, чем у иных представителей человеческого рода, выставляющих себя благодетелями и спасителями мира. 
      И пусть невозможно в человеческом обществе совершенно избавиться от конкуренции, её можно и необходимо сгладить. Когда у людей в избытке всего, нет смысла доводить дело до разрушительных конфликтов. Большой верил в это и готов был пожертвовать ради этого жизнью. Именно жизнью, потому что отказ от собственной личности иначе как смертью и не назовёшь.
      Что же касается Бойда и Ласаж, то Большой на прощание запрограммировал для них маленькое приключение. Он хорошо изучил психологию людей и знал, что ничего их так не сближает, как перенесённые вместе испытания. И пусть влюблённая пара ещё не ощущает себя парой и не подозревает, что опасности, которые вскоре обрушатся на их голову, во многом подстроены, свои романтические воспоминания они пронесут через всю оставшуюся жизнь.
      Аэроплан резко качнуло в сторону.  Жюли Ласаж, которую при этом бросило на стену, завизжала. Удержавшийся в кресле Бойд, покинул его, чтобы помочь молодой женщине подняться.
      – Эй, что происходит? – крикнул он громко.
      – Неполадки в системе управления, – бесстрастно доложил бортовой комп.
      – Этого ещё не хватало, – пробурчал бывший агент. – Вы как? – спросил он у Жюли, усаживая её на место.
      – Всё в порядке, спасибо, – молодая женщина слабо ему улыбнулась, ещё не вполне оправившись от испуга. – Ну вот, стоило Большому… ну… и вот, у нас уже неприятности.
      – Это воздушная яма. В полёте такое порой случается.
      – Вы говорите мне правду? – широко раскрытые глаза смотрели на него с надеждой.
      – Я всегда говорю только правду, – заверил Бойд, а сам подумал: «Неужели Хорн отследил наш самолёт и собирается его уничтожить? Тогда дело дрянь».
      Словно в подтверждение его опасений, беспилотный аэроплан начал стремительное снижение. А ведь на его борту даже не оказалось парашютов, Бойд проверил! Большой комп с уверенностью расписывал Бойду и Ласаж всю их дальнейшую жизнь, чуть ли не до самой их смерти, и не мог предвидеть такую мелочь, как случайная катастрофа? Хренов пророк!
      – Комп, что на этот раз? – заорал Бойд.
      – Неполадки в двигателе. Мы летим в густом тумане в режиме планирования. Радар показывает скалы впереди.
      – Тогда садись на воду, дьявол тебя дери! Только ближе к берегу!
      – Команда принята, выполняю.
      – Вы умеете плавать? – спросил Бойд у Жюли.
      – Нет. А это необходимо?
      – Боюсь, что да. Ничего, держитесь рядом со мной, я вам помогу.
      – А мы не разобьёмся?
      Бойд взял молодую женщину за плечи и заглянул ей в глаза.
      – Ничего не бойтесь. Хотя выглядит всё чёртовски скверно, на самом деле это всего лишь вынужденная посадка. Самолёт сначала будет планировать над водой, а потом осторожно заскользит на брюхе, пока не остановится.
      – И мы не потонем?
      – Даже если он пойдёт ко дну, мы успеем выбраться. У нас всё получится, верьте мне! Вы же мне верите?
      Ласаж усиленно закивала, хотя её подбородок заметно подрагивал от страха.
      – Пристегнитесь, захожу на вынужденную посадку – сообщил бортовой компьютер.
      Оба пассажира незамедлительно исполнили его указание.
      В иллюминаторы было видно, что самолёт со всех сторон окутывает густой туман, имевший в этот предзакатный час желтоватый оттенок. До этого Бойд полагал, что они летят сквозь облако. Внезапно через лобовое стекло он увидел воду впереди, совсем близко, всего в нескольких метрах под ними. Ладонь Жюли, сидевшей в соседнем кресле, легла поверх его руки, а её ноготки впились ему в кожу. Ещё секунда и аэроплан коснулся воды.   
      Посадка прошла на удивление гладко. Но только самолёт остановился, как в салон тут же  стала просачиваться вода, из всех щелей били маленькие фонтанчики.
      – Теперь скорее отстёгивайтесь и полезайте на крышу, – заторопил молодую женщину Бойд.
      – Но как?
      Вместо ответа агент вскрыл люк запасного выхода на потолке и, ухватив Жюли пониже бёдер, подсадил, помогая выбраться наружу.
      – Скиньте верхнюю одежду, она будет тянуть вас ко дну, – посоветовал он. – Ждите меня, я сейчас.
      Салон уже заполнился водой по пояс. Аэроплан словно бы торопился уйти под воду. Бойд сбросил с себя пиджак, снял рубашку, брюки и туфли. Потом кинулся в конец салона, где плавал кейс, сунул в него свой пистолет, и с кейсом вернулся к люку.
      Когда он выглянул наружу, то увидел Жюли Ласаж, которая в одних кружевных трусиках и топе белого цвета стояла на крыле самолёта, обнимая себя за плечи.
      «Какая милашка», – подумалось агенту Бойду, нашедшему фигуру молодой женщины безупречной: хоть относительно его вкуса Большой комп угадал.
      В этот момент самолёт резко накренился и пошёл под воду. Жюли соскользнула с крыла и, подняв ворох брызг, с визгом упала в море. Бойд хотел поскорее пролезть через люк, чтобы прийти ей на помощь. На его беду кейс зацепился за край люка и Бойд выронил его из рук. Пришлось вернуться в салон. Пока Бойд подбирал кейс, самолёт опустился на пятиметровую глубину и не собирался останавливаться. Тем не менее, агенту удалось его покинуть. Окружённый мириадами воздушных пузырьков, он устремился к поверхности, куда тянул его и кейс.
      А там были только штиль, туман и мёртвая тишина.
      – Жюли! – позвал он.
      Без ответа.
      – Жюли!
      В этот раз он вложил в лёгкие всю силу. И снова безрезультатно. Было очевидно, что Жюли под водой. А ведь он обещал, что спасёт её! Как же он с ней разминулся, когда всплывал?
      Не медля ни секунды, Бойд набрал полную грудь воздуха и нырнул. Под водой оглядываясь по сторонам, он, и к своей радости, почти сразу заметил молодую женщину. Она действительно шла ко дну, панически размахивая руками и ногами, однако пока ещё не захлебнулась. Подплыв сзади, Бойд ухватил Жюли за волосы и вытащил на поверхность, где дал отдышаться.
      – Всё, милая, всё. Страшное позади. Теперь главное – успокойся, – приговаривал ласково он.
      Потом они не спеша плыли. Бойд одной рукой поддерживал Жюли подмышки, а она, лёжа на спине, помогала ему, работая ногами. Кейс, который она обхватила руками, и который в воде вёл себя как поплавок, служил ей дополнительной точкой опоры.
      Бывший агент не был уверен, что правильно выбрал направление. В этом проклятом, липком, жёлтом тумане ничего нельзя было разглядеть уже на расстоянии десятка метров. Бойд мог лишь надеяться, что они не плывут обратно в море. Тогда ещё ни он, ни его спутница не догадывались, что находятся посреди лимана, а стало быть, куда бы они ни направлялись, они с неизбежностью приближались к берегу. Прозорливый Большой намеренно выбрал лиман местом их «чрезвычайного приводнения».
      Вскоре туман поредел, сквозь него пробился оранжевый луч солнца, а совсем близко показались скалы, нависающие над полоской песчаного пляжа.   
      – Земля! – заулыбался Бойд.
      Нащупав дно, он встал на ноги и подхватил на руки молодую женщину, всё ещё прижимавшую к груди кейс.
      В этом месте лиман был мелким, однако дно поднималось медленно. Вода, достигавшая груди, поддерживала и раскачивала обоих. Жюли лежала на руках Бойда, такая доверчивая, такая воздушная, с мокрыми волосами, симпатичным вздёрнутым носиком и смотрела на него восхищёнными глазами цвета морской волны. И Бойд ощутил, как в сердце его закрадывается какое-то незнакомое чувство, не то умиления, не то беспричинного восторга.
      – Меня ещё никто и никогда не спасал, – тихо обронила Жюли, не отрывая глаз от его лица.
      – Надеюсь, в будущем этого больше и не потребуется… то есть, я хочу сказать, я не допущу, чтобы ты снова подверглась опасности.
      Жюли лучезарно заулыбалась.
      – И как же отныне зовут моего ангела-хранителя? – кокетливо спросила она. – Большой напророчил нам всякого такого, а я даже не знаю твоего имени.
      – Бойд, – ответил бывший агент «ГП» и поправился: – Джеймс Бойд.
      – Джеймс Бойд? Просто великолепно! – звонко рассмеялась Жюли. Потом, посерьёзнев, она сказала:  – Знаешь, я так долго тебя ждала. Наверно, всю жизнь.
      И обвив руками шею своего героя, Жюли впилась в его губы страстным поцелуем.
      Непотопляемый кейс, покачиваясь на волнах, неторопливо дрейфовал к берегу.