Английское слово «chief» (в русском произнесении «шеф») означает «начальник», «глава». Шефом быть хорошо.
Тебя привозят на работу в шикарном лимузине, ты идёшь, а все сотрудники тебе: «Здравствуйте, шеф!», «Доброе утро, шеф!», а ты киваешь снисходительно: ладно, мол, вам того же! Сигару достанешь – а к тебе со всех сторон с зажжёнными спичками: шеф, извольте у меня! Зайдёшь в кабинет, в кресло сядешь и по селектору секретарше: зайди ко мне! И она тут же вплывает – не заскакивает, а именно вплывает – и к столу твоему идёт медленно-медленно, покачивая бёдрами, чтобы ты успел полюбоваться и её фигурой, и её походкой; подойдёт к тебе близко-близко, чтобы ты почувствовал запах её духов. Глазками так поведёт: «Слушаю, шеф!», обопрётся руками об стол и наклонится пониже, а в вырезе её платья … В общем, хорошо быть шефом!
Мне тоже доводилось им бывать, и неоднократно. Правда, происходило это в нашей стране да ещё при советской власти, которая, как известно, всё поставила с ног на голову. Поэтому быть шефом где-нибудь у них на Западе и у нас (в то время) – бо-ольшая разница! Ну, как у них, я уже описал, а быть шефом у нас, это значит: стоишь ты на четвереньках на пашне, рядом с тобой два грязных ведра, ты набираешь в них картошку, а потом высыпаешь её в мешки. Думаете, путаю что-то? Ничуть не бывало: когда нас привезли в деревню Б. Заимка, сам своими ушами слышал, как местные жители кричали: «Ну, наконец-то шефы приехали – картошку убирать»! Именно так - «Б. Заимка» - было написано на дорожном указателе при въезде в деревню, и мы от всей души понадеялись, что «Б.» означает «Большая», а не что-то другое.
Да, называлось всё это – шефская помощь института колхозам и с завидной регулярностью осуществлялось каждую осень. И вот ты, шеф, ползаешь по грязи в поисках картошки, а рядом таких шефов ещё около сотни. Собственно говоря, в те времена отличить шефа от нешефа было очень легко. Если видишь, стоит кто-то на карачках в поле в грязной и драной одежде и скрюченными пальцами картошку из земли выковыривает – значит, вот это вот и есть шеф.
Ну, не все, конечно, шефы были такими. Встречались и несознательные, и даже ленивые шефы. Убежит такой шеф потихоньку в кусты, ляжет там на травку и покуривает. Бывало, что на такого шефа иногда натыкался босс – колхозный бригадир, этакий дядя Петя с тремя классами образования. Увидит он его и заорёт: « Шеф твою мать! Ты сюда работать или курить приехал»! Но это случалось редко. В такое время встретить колхозника в поле практически невозможно: они на своих огородах картошку убирают.
Помимо конкретного, материального фактора – уборки овощей – шефская помощь делала многое для села и в духовном плане. Деревенские парни только в этот момент и начинали жить интересной, полноценной жизнью: это ж святое дело – подраться с городскими! А деревенские девчонки наконец-то узнавали, что у них «ах, какие губки!» и что «в городе такую красавицу не встретишь». Какой-нибудь распоследний студентик, который на семинаре не мог два слова с третьим связать, заливался соловьём, расписывая, как уважают его в институте, и туманно намекая на блестящие перспективы, которые ждут его уже в ближайшем будущем. Ну, и конечно, девчонка смотрела на него влюблёнными глазами, а тут уж недалеко и до поцелуев, и до всего остального, и как результат, в … извините, сейчас сосчитаю … так, октябрь плюс девять месяцев – получается июль. Так вот, в июле в деревне происходит невиданный демографический взрыв! Акушеры и акушерки с ног сбиваются, принимая роды. А молодые мамы в палате родильного отделения где-нибудь в районном центре делятся воспоминаниями – благо, все знакомы, все из одной деревни:
- Мой-то сейчас, наверное, уже министр, - с плохо скрываемой гордостью говорит одна. – Точно, министр, ведь уже почти год прошёл, а его ещё тогда должны были в министерство забрать.
- Хорошо тебе, - вздыхает вторая. – Хоть по телевизору когда-нибудь увидишь. А наш папа в секретной лаборатории работает. Потому ничего и не пишет – нельзя им. Он тогда мне по секрету рассказывал, что какую-то очень важную штуку изобрёл – такой в мире ещё не было, - и они вот-вот к испытаниям приступят. Картошку вот только выкопают – и сразу приступят.
Когда я сейчас по телевизору смотрю очередное заседание правительства, посвящённое проблемам рождаемости, меня смех разбирает. Сидят солидные дядьки и головы ломают: почему, мол, в нашей стране рождаемость так резко снизилась? Почему, почему … Шефская помощь колхозам прекратилась, вот почему.
Как видите, обязанности шефа очень многоплановы и разнообразны и далеко не все из них приятны. Я имею в виду собирание картошки и получение по морде от деревенских. Поэтому нет ничего удивительного в том, что когда наступила очередная осень, мы серьёзно задумались, как бы нам отвертеться от этой, - не отрицаю - важной и нужной работы. Первое, что в таком случае приходит в голову – это состояние здоровья. И вот мы, т.е., я и мои друзья – музыканты институтского вокально-инструментального ансамбля, - самым внимательнейшим образом обследовали себя изнутри на предмет обнаружения какого-либо заболевания, но с сожалением были вынуждены констатировать, что кроме весьма ощутимого состояния похмелья никакого другого расстройства здоровья у нас не наблюдается. Поскольку нам не приходилось слышать, чтобы кого-то освободили от сельхозработ на основании диагноза «сильный похмельный синдром», то мы уже решили, было, отказаться от этой идеи. Но тут наш ритмист Слава вспомнил, что ребята из 115-й комнаты Саша Рогов и Лёша Мышкин узнали какой-то новый замечательный способ подделывать медицинское освобождение и как раз сейчас должны этим заниматься. При упоминании этих фамилий мы почувствовали неподдельный интерес: ребята были весьма не ординарные, что они не раз с блеском и демонстрировали.
Впервые свой незаурядный талант они проявили в декабре прошедшего года, когда в городе началась эпидемия, и четверть общежития свалилась с гриппом, а ещё две четверти удачно симулировали это заболевание. Саша и Лёша решили примкнуть к этим двум четвертям, и своё появление в медпункте общежития они подготовили очень ответственно и серьёзно. Первым пошёл Саша. Для начала он в своей комнате стал нарезать ножом сочную луковицу и быстро добился задуманного: глаза непроизвольно зажмуривались и из них обильными потоками полились слёзы. Потом он снял крышку с заранее вскипячённого чайника, сунул туда своё лицо и мужественно терпел, пока оно не сделалось цвета свёклы. И только после этого он сунул в карман нагретый до температуры 39.8 термометр и понёсся в медпункт.
Фельдшер медпункта, грубая пожилая женщина с вечной папиросой в зубах, привыкшая открывать двери в комнаты пинком, симулянтов перевидала всяких. Но Саша выглядел так жутко, что даже она ни в чём не усомнилась и всерьёз забеспокоилась. Она заботливо усадила его на стул и сунула термометр. Выждав подходящий момент, Саша ловко произвёл подмену и уже не сомневался в благополучном исходе. Поначалу так и было. Взглянув через несколько минут на показания термометра, фельдшер ахнула и стала обеспокоенно объяснять Саше, что ему необходимо сделать, чтобы остаться в живых. Сама же в это время, лихорадочно высматривая на столе бланк справки и ручку, стала убирать термометр в футляр. И тут Саша увидел такое, от чего вдобавок ко всей своей гриппозной внешности едва не заполучил инфаркт: фельдшер никак не могла закрыть крышку футляра, потому что их термометр был гораздо больше по размеру! Перед сашиным взором мигом пронеслись картины возможных последствий … но ничего не произошло. Чертыхнувшись, фельдшер забросила в ящик стола и футляр, и термометр и села выписывать освобождение от занятий.
Ну, что скажете? Кто бы рискнул после этого пойти следом с такими же симптомами? А вот Лёша пошёл и не только получил освобождение, но и вернул назад свой термометр. В итоге все остались довольны, даже фельдшер, у которой на этот раз футляр закрылся очень легко и непринуждённо.
В общем, у таких ребят явно было чему поучиться, и мы отправились в 115-ю, рассчитывая, что то, что мы увидим, поможет и нам решить свои проблемы. Вернулись мы, однако, очень быстро и разочарованные. Оказалось, что Саше и Лёше удалось овладеть ещё не всеми аспектами технологического процесса подделывания медицинской справки. Кое-что было сделано действительно профессионально: так, например, сам текст был написан типично врачебным почерком, т.е., кроме фамилии с инициалами и слов «освобождается от сельскохозяйственных работ» прочитать что-либо ещё было абсолютно невозможно. С непреодолимыми (по крайней мере, пока) трудностями ребята столкнулись на этапе перенесения печати со старой справки на новую. К моменту нашего прихода эту задачу им удалось решить только на 50%. Сваренные до нужной степени плотности куриные яйца отлично сводили печать со старой справки на себя, а вот отдавать её новой справке отказывались. Мы посоветовали им не мучиться больше, а сдать в деканат справки и яйца по отдельности – извините, мол, но печати нам почему-то вот сюда поставили, - и отправились в свою комнату.
Мысль о том, что нужно как-то использовать тот факт, что мы – музыканты институтского ВИА, приходила нам в голову и до этого. Мы даже всерьёз обсуждали идею о том, чтобы предложить в деканате использовать нас в качестве несколько других шефов, т.е., на период проведения сельхозработ направить нас с шефскими концертами по району и области. У нас всё-таки хватило ума так и оставить эту идею на уровне обсуждения, т.к. работа в колхозе в то время по важности приравнивалась к сдаче государственных экзаменов: не отработал на полях – прощайся с институтом, поэтому даже декан ни за что бы не взял на себя такую ответственность.
Оставался ещё один вариант, который, как потом оказалось, уже давно был у каждого из нас в голове, но высказать такую бредовую идею вслух первым никто не решался: поехать в колхоз и взять с собой музыкальные инструменты в расчёте на то, что где-нибудь там, в глухой деревне, колхозному начальству покажется более рациональным использовать нас в качестве музыкантов, нежели сборщиков картофеля.
Всё это было дикой авантюрой. Мы - трое гитаристов, барабанщик и вокалист, - добровольно обрекали себя на жуткие мучения, связанные с перетаскиванием музыкальных инструментов, всех этих барабанов, усилителей, микрофонных стоек и гитар. А о том, каким образом мы будем охранять аппаратуру, если нас, всё-таки, заставят работать в поле, даже и думать не хотелось. К тому времени мы уже прекрасно понимали, что потаскать её придётся очень серьёзно: для начала предстояло проехать двести километров на электричке до станции Тыреть, а уж куда и на чём нас повезут потом по замечательным дорогам сибирской глубинки, можно было гадать бесконечно. И всё же мы решились на этот отчаянный шаг.
Никогда не забуду выпученных от изумления глаз преподавателя Селезнёва – руководителя нашего сельскохозяйственного десанта, - когда он увидел всю эту в прямом и переносном смысле слова музыку, которую мы припёрли на ж/д вокзал. Он долго разводил руками, не находя слов, потом махнул одной из них и пошёл руководить посадкой в вагоны. Руководил он ей просто замечательно, так как уже минуты через три к нам подскочили человек шесть наших студентов со словами: «Чего тут тащить? Селезнёв велел вам помочь, а то вы сами не управитесь»! Положим, друзей и знакомых у нас хватало, и мы рассчитывали и без него справиться с погрузкой; однако, такое отношение со стороны преподавателя нас обрадовало. Правда, он вряд ли мог тогда предположить, что выпучивать глаза по поводу очередного нашего художества ему предстояло ещё не раз.
И вот мы в вагоне, и вся аппаратура на месте, и электричка тронулась – вперёд! Всё же, до чего это прекрасная пора – молодость! И едешь чёрт знает куда, и впереди грязная и унылая работа, и голод даёт о себе знать, а всё равно здорово! Вокруг тебя твои ровесники, а значит, шутки, смех, песни под гитару, ну и, конечно же, девчонки. Ох, уж эти девчонки!...
Я понимаю, что это не совсем по теме, но я всё равно должен – да что там! просто обязан! – сказать о НИХ, этой очень важной составляющей нашей жизни! Как сразу меняется наше настроение, поведение – вообще всё вокруг, - стоит только ИМ появиться! Вот, представьте: сидим мы за столом в комнате общежития, пытаемся что-то учить. Я говорю: «Вова, тебе там ближе, дай мне такой-то учебник»! Минуты две Вова меня вообще игнорирует, потом недовольно бурчит: «Я не понял, тебе что, уже лень три шага до полки сделать»? Поскольку мне действительно лень, я ехидно высказываюсь насчёт него самого, начинается перепалка, но в этот момент раздаётся стук в дверь, входит девушка и – надо же, какое совпадение! – просит тот же самый учебник! И что же, Вова ей говорит: «Возьми на полке»? Как бы не так! Он пулей бросается к этой самой полке и сталкивается там лоб в лоб со мной, потому что мне уже тоже не лень. Мы вырываем друг у друга учебник, протираем его, сдуваем оставшиеся пылинки и вручаем ей с такой грациозностью, что и герцогине не зазорно было бы его от нас принять. Девушка благодарит и собирается уйти, поэтому мы начинаем задавать ей лихорадочно придуманные вопросы; а наш друг Саша, который ещё минуту назад вполне определённо засыпал, отпускает всякие шуточки, явно находясь в высшей стадии эмоционального подъёма. Но она всё же уходит, говорит, готовиться надо, иначе не успею (почему-то все девчонки очень боятся получить «двойку»). И сразу же куда только девается вся наша энергия после её ухода! Я зеваю и бухаюсь в кровать, пробормотав, что конспект – он ведь такой: его можно и попозже написать. Вова бурчит: «И чего приходила? Всё настроение учить пропало!» и следует моему примеру. Только Сашка ничего не говорит: он уже спит. Да, вот такие они – девчонки!
И вроде бы, ну, зачем они тебе? Ты же поступил в институт, твоя цель – хорошо учиться, стать специалистом, прилично устроиться в жизни… Нет, конечно, если все пять лет только и делать, что учить – тут и свихнуться недолго, какое-то разнообразие просто необходимо. Ну, так ладно, ты ведь ещё музыкант ансамбля, а это репетиции, концерты, поездки – чем не разнообразие? А сколько эмоций: стрессы от неудач, радости и восторг от успехов… В общем, жизнь, полная впечатлений. Конечно, это тоже работёнка ещё та: иной раз так выматываешься, что «му» сказать не можешь… Ну, так устрой себе разрядку: возьми водки, закусочки и гульни весело, от всей души… Стоп! Вот тут-то всё опять и начинается: ну, где это вы видели весёлую гулянку без девчонок?
О, это, я вам скажу, целая наука: правильно организовать такое мероприятие. Во-первых, количество лиц мужского и женского пола должно быть одинаковым, чтобы легко составлялись пары. Во-вторых, за одним столом все не усядутся, значит, берём дополнительный стол у соседей (они к этому давно привыкли). Деление коллектива на пары обычно стартует к тому моменту, когда за окном начинает темнеть. Чтобы этот процесс – деление на пары - протекал быстро и естественно, люди придумали танцы. Интересно, что для нас, непрофессиональных танцоров, танцы неразрывно связаны с употреблением алкоголя. Лично мне ни разу в жизни не доводилось танцевать трезвым… Что? Негде танцевать, потому что в комнате два стола? Тоже мне, проблема! Смотрите, мы с Сашей подходим ко второму столу, поднимаем его вместе со всем, что на нём находится, и ставим на первый. Пожалуйста! Мы ведь танцуем не бальные и не спортивные танцы; а для того, чтобы потоптаться на месте и поприжиматься пространства вполне достаточно. Тем более, что после того, как пары сформировались, их количество в комнате непостоянно: некоторые довольно надолго исчезают и возвращаются лишь для того, чтобы ещё выпить и закусить. В комнате к тому времени уже совсем темно, так как свет и не включали - это могло бы помешать процессу сближения. Впрочем, это обстоятельство никаких трудностей не доставляет, все прекрасно ориентируются в темноте и твёрдо знают, что выпивка на верхнем столе, а закуска на нижнем. За весь вечер свет зажигается всего один раз: когда из магазина возвращаются гонцы с новой партией спиртного. Столы снова становятся одноэтажными, и это уже окончательно, так как пары сформированы, следовательно, и танцы уже не нужны. Иногда союзы, составленные таким образом, оказываются довольно прочными: мне приходилось видеть пары, которые существовали чуть ли не месяц, а то и полтора. Самая большая угроза возникшим интимным отношениям – это утро следующего после гулянки дня, когда юноша и девушка видят друг друга при дневном свете. Многие девчонки при этом говорят: «Ой!», а парни: «Ну, не фига себе!», и тогда на следующей гулянке наблюдается существенное обновление состава гостей (т.е., гостий)… Простите, отвлёкся. Так о чём это я? Ах, да: едем в электричке.
Как я уже говорил, подобным шефом мне доводилось бывать неоднократно и в разных регионах России. Но каждый раз, сталкиваясь с постановкой дел в сельском хозяйстве страны, я испытывал, мягко говоря, лёгкое недоумение, плавно переходящее в полный ступор мозга. Я никак не мог постичь логики в организации этого самого хозяйства. Смотрите: весной незначительная часть населения страны, именуемая колхозниками, производит посадку овощей. Осенью вся оставшаяся страна – школьники, студенты, рабочие, инженеры, медики, учёные от младших научных сотрудников до академиков и пр. - выезжает на поля эти овощи убирать. Их привозят чёрт-те откуда, на производстве им начисляют зарплату за работу, которую они в это время не делают; сбор урожая они проводят крайне некачественно, потому что не лежит у них душа к этой работе и нет никакой материальной заинтересованности. Я помню, что в магазинах в то время картошка продавалась по цене 12 копеек за килограмм; и, прикидывая количество сожжённого топлива и размер выплаченных зарплат, никак не мог понять: неужели это экономически выгодно? Вот и нас до места будущей работы везли целые сутки: на электричке, потом на автобусах, а под конец в кузовах бортовых машин, где и сидений-то не было. Ладно, ещё мы – мы были советскими людьми, с детства приученными к подобным над собой издевательствам, - а вот аппаратура к такому отношению не привыкла! Допустим, за её советскую часть мы не переживали, а вот были у нас ещё венгерский и немецкий усилители – те могли и не выдержать! Но, к счастью, обошлось.
Интересное дело, никто из нас никогда прежде не бывал в удручающей сибирской глухомани под названием Б. Заимка, и, естественно, никаких знакомых у нас здесь попросту не могло быть. Но когда мы увидели, какая огромная толпа народу нас встречает, то даже стало как-то не по себе. Впрочем, у каждого из встречающих был свой корыстный интерес. Администрация поселкового совета стремилась как можно быстрее вытолкать нас на поля; колхозники пришли убедиться, что наконец-то можно идти работать на своих огородах, деревенские парни жаждали узнать, есть ли среди нас здоровые ребята; деревенские девчонки … Впрочем, для них я, пожалуй, открою новый абзац.
Вы никогда не обращали внимания, как ведут себя незнакомые юноши и девушки, особенно, если и те, и другие в своей компании? Если бы эту сцену наблюдал какой-нибудь инопланетянин, он бы наверняка подумал: «Вот существа, которые абсолютно безразличны друг другу». Разумеется, деревенские девчонки пришли вовсе не для того, чтобы посмотреть на городских парней. Просто мы совершенно случайно приехали в тот момент, когда они, по какому-то нелепому совпадению, собрались именно здесь. По-моему, они были даже раздосадованы, что мы им помешали, так как закрыли обзор на что-то, по-видимому, для них очень важное. Ну, а по нашему поведению вообще можно было подумать, что из города привезли бригаду зоофилов: с таким неподдельным интересом мы стали разглядывать коров, которые паслись тут же, на деревенской улице, не обращая на девчонок никакого внимания. Словом, всё это напоминало поведение охотника, который не смотрит на ту дичь, за которой охотится: ведь так можно её спугнуть! Страшно подумать, что было бы, если бы такое устойчивое равновесие, в конце концов, не нарушалось в каждом отдельно взятом случае – пожалуй, род человеческий прекратился бы! Но природа предусмотрела и это, наделив девчонок более слабой нервной системой. Они первыми не выдержали такого явного пренебрежения к своим персонам и начали отпускать в наш адрес едкие замечания. Мы, конечно, не остались в долгу, и вот желанное для обеих сторон общение уже идёт полным ходом. Я вполне допускаю, что кое-что могло получиться буквально сразу, но тут не ко времени прозвучала команда преподавателя Селезнёва: «Выгружаемся»!
Если деревенские парни и планировали в отношении нас какую-то агрессию, то моментально отказались от своих планов, едва мы начали доставать из кузова аппаратуру и гитары. Такого они ещё не видели! Забыв обо всём, ребята подскочили к нам и стали расспрашивать, знакомиться с нами. В общем, полный контакт!
Но суперприятная неожиданность заключалась в другом. Среди встречающих совершенно случайно оказался директор Дома культуры из села Моисеевка, где находилась центральная усадьба колхоза. Он подошёл к нам и задал, на мой взгляд, довольно глупый вопрос: зачем мы всё это с собой привезли. Мы откровенно рассказали ему о наших планах, и он спросил, не сможем ли мы вот так, с ходу, уже завтра дать концерт в моисеевском ДК. Если бы такой вопрос нам задали в Иркутске, мы бы, конечно, начали кочевряжиться, а тут ответили: «Легко»! После получасовой беседы с ним все наши проблемы были решены. Директор пообещал, что завтра к вечеру пришлёт за нами машину – конечно, тоже грузовую, - но заверил, что в кузов набросают достаточно толстый слой сена.
На постой нас размещали в пустовавшие дома, так как более-менее приличного отеля в Б. Заимке почему-то не оказалось. Нам вместе с пятью девчонками отвели небольшой домик, из жилых помещений в котором была одна комната и кухня. Вопрос нравственности, таким образом, предлагалось решать нам самим. Негодяйки-девчонки решили его по-своему: пока мы беседовали с директором ДК, они заняли единственную – довольно вместительную – комнату, а нам – тоже пятерым – отвели крохотную кухоньку. Мало того, в «своей» комнате они разрешили нам поставить только незначительную часть аппаратуры. Ребята хотели с ними разругаться, но я их отговорил, заверив, что этот вопрос мы решим очень легко. «Дождёмся ночи»! – зловеще добавил я.
Надо признать, что остатки совести у девчонок сохранились. Вечером, перед отходом ко сну они чувствовали себя неловко и виновато. Одна даже, осмотрев ту ничтожную площадь, на которой предлагалось расположиться нам пятерым, сказала: «Ой, а как же они все здесь улягутся»? Ответом ей было молчание: подруги не знали, что сказать, а мы, после того, как увидели свою «спальню», вообще не сказали им ни единого слова. «Спать укладывались весело, с шутками и песнями» - вот, я подобрал фразу, которая абсолютно не подходит к этой ситуации. Мы не матерились – ведь рядом были девчонки, - но удерживались от этого с большим трудом: в узкое пространство между русской печью и кухонным столом едва вместилось полтора матраца; сюда втиснулся я с двумя Володями – барабанщиком и вокалистом (чтобы как-то их дифференцировать, вокалиста буду называть Володей, а барабанщика – Вовой). Слава и мой тёзка Миша тоже сумели найти куски пола, где при определённом навыке вполне можно было свернуться калачиком.
Придавленные чувством вины девчонки потихоньку переговаривались в комнате, потом замолчали: стало ясно, что они заснули. Мы дали им поспать минут 15, затем приступили к осуществлению моего плана.
- Уа-а! – громко зевнул я. – Не спится чего-то! Володя, ты спишь?
- Заснёшь тут! – тоже с приличной громкостью отозвался тот. – Меня Славка так в стол вдавил, что я, чтобы вдохнуть, каждый раз руками от него отталкиваюсь!
Девчонки, ясное дело, проснулись, но пока помалкивали.
- Меня не трогай, - отозвался из темноты невидимый Славка, - это тебя Вовка придавил, а я здесь, у порога пристроился, рядом с дверью. Знаешь, как из неё дует! А чего у вас там недавно упало?
- Да это твоя гитара на меня свалилась! Нельзя что ли было её нормально поставить? Хотел её в тебя швырнуть, да не знал, где ты лежишь. Теперь знаю.
- Судя по тому, что ты до сих пор жив, на тебя упала не моя гитара, а Мишкина, - рассудительно заметил Славка. – У него полуакустик. Моя доска тебя бы точно прибила!
- Мужики, - остановил я их перепалку, - я вот чего подумал. Раз уж мы всё равно не спим, так может включим аппаратуру и порепетируем? Я что-то за завтрашний концерт переживаю. Надо бы прогнать хотя бы вещей пять-шесть.
Из комнаты девчонок послышался возглас ужаса.
- Точно! – поддержал меня Володя. – Мне не терпится мой новый микрофон опробовать! Э-эх, я сегодня у поселкового совета с такой девчоночкой познакомился! Запою-ка я ей сейчас серенаду! Поди, услышит, прибежит!
- Прибежит, прибежит, - успокоил его Славка. – И, думаю, не она одна! А вот интересно, если усилки на полную мощность крутануть, на том конце деревни слышно будет? Ночь-то, вроде бы, тихая.
- Ну, значит, так, - подвёл я итог, - пойдем сейчас на улицу покурим, а Вовка пусть пока барабаны расставляет. Только ты, Вова, поаккуратнее, не греми, а то наших девчонок разбудишь.
В комнате раздался хохот.
- Свиньи вы, мальчишки, - донеслось оттуда, - ладно уж, идите сюда. Здесь и в самом деле места много – двадцать человек свободно улягутся!
Вот так аппаратура помогла нам отвоевать достойное место для ночного отдыха.
А утром следующего дня нас погнали на работу. Ничего не поделаешь: переезд только вечером. Правда, мне, Славке и Володе неожиданно повезло: вместе с двумя деревенскими мужиками на тракторе «Беларусь» с тележкой нас отправили в лес собирать для чего-то сухой валежник. Тележку мы накидали часа за два, после чего мужики сказали, что уже скоро обед и пора возвращаться в деревню. По нашим часам до обеда было далековато, но спорить мы, конечно, не стали.
Вы когда-нибудь ездили впятером в кабине трактора «Беларусь»? Нет? Зря, рекомендую: попробуйте – впечатления незабываемые!
Трактор лихо затормозил перед магазином, и мужики пошли туда. Мы недоумённо пожали плечами и остались возле трактора. Магазин мы обследовали ещё вчера и убедились, что на период уборочных работ оттуда изъяли всё спиртное. Неужели местные мужики этого не знают? Странно.
Но оказалось, что продуктовый отдел их и не интересовал. Им нужен был промтоварный. Буквально сразу же они вышли обратно, и у каждого в руках было по паре флаконов одеколона «Тройной».
- Сходите, ребята, пообедайте, а через часик снова подходите. Нет, через полтора: мы сначала съездим выгрузимся, - сказали они на ходу.
Забегая вперёд, скажу, что больше в тот день мы не работали. А когда через два дня мы со Славкой приехали в Б. Заимку забрать свои оставшиеся вещи, трактор всё ещё стоял на том же месте, по-прежнему гружённый валежником.
Пойти обедать мы не могли. Поселковая столовая находилась тут же, мы стояли рядом с её хозяйственным двором (вход в столовую был с другой стороны), но … Свои деньги тратить не хотелось, а покормить нас за счёт колхоза мог только Селезнёв, но он со всеми остальными студентами всё ещё находился где-то на полях. Нужно было ждать его. От нечего делать мы решили зайти в магазин.
Едва мы вошли, Слава сразу встрепенулся.
- Мужики, смотрите, какие продавщицы молоденькие! – зашептал он. – И в магазине никого нет. Сейчас мы их раскрутим, не может быть, чтобы у них уж совсем никакого спиртного не было!
Тогда я над этим не задумывался, а теперь понимаю, что Слава был очень привлекателен для женщин. Серьёзное интеллигентное лицо, симпатичный, в очках; к тому же, он был старше нас, думаю, лет на пять.
- Ничего не выйдет, Славка, - махнул я рукой, - так они и разбежались нам водку продавать! Нужно это им очень! Их за такое знаешь, как взгреть могут!
Володя был со мной согласен. Славка с минуту молча смотрел на нас, потом с жалостью сказал:
- Эх, вы! Ладно, смотрите, слушайте внимательно и запоминайте! – и решительно направился к прилавку.
Я был знаком со Славкой довольно уже давно и знал его как умного парня с прекрасным чувством юмора. Но тут он понёс такую пошлость и вздор! Конечно, я не запомнил, что он говорил девчонкам-продавщицам. Какой-то до ужаса банальный набор про губки и глазки (одну так и называл: «Глазастенькая», ко второй обращался «Слушай, рыженькая»), а уж манера общения…! Мы с Володей не выдержали, отошли к окну и отвернулись.
- Сейчас он, точно, по роже получит, - зашептал Володя, - вот увидишь!
- Козе понятно, - согласился я.
Но время шло, а звука пощёчины всё не было слышно. Мало того, за спиной стал раздаваться девичий смех и, судя по всему, завязывалась оживлённая беседа. Мы обернулись и не поверили своим глазам: девчонкам всё это явно нравилось! Они даже раскраснелись от удовольствия! Славка махнул нам рукой:
- Идите к нам! Девочки хотят с вами познакомиться! Галя, Светочка, вот это Миша, а это Володя, оба из моего ансамбля! (Я чуть не расхохотался - руководителем ансамбля был я, - но сумел сдержаться, чем до сих пор и горжусь).
Из магазина мы вышли минут через двадцать, при этом у нас с Володей в районе сердца оттопыривались куртки.
- Я их пригласил на вечерний концерт в Моисеевку, - сказал Славка. – Тут, говорят, всего-то километров пять.
Тот, кто хоть раз в жизни пил советский «Вермут» в бутылках емкостью 0,8 л., навсегда запомнил его чудесный аромат и эти невероятные вкусовые ощущения … А как изысканно трещит на следующий день с похмелья голова! Чисто аристократическая мигрень! Говоря более простым языком, пить такую гадость без закуски совершенно невозможно, а всех наших денег едва хватило на покупку двух бутылок этого замечательного напитка, и на закуску, естественно, ничего не осталось. Положение казалось безвыходным. Поскольку «Вермут» нам приходилось пить и раньше, то мы уже заранее морщились и содрогались всем телом.
Однако, нам ещё раз удалось убедиться в том, что молодым ребятам открыта дорога всюду, где есть молодые девчонки.
Погода была хорошая, солнечная, до обеденного открытия столовой оставалось минут сорок, и поэтому её коллектив, который процентов на 80 состоял из этих самых молодых девчонок, вышел посидеть на солнышке в хозяйственный двор.
- Ну что, Слава, - сказал Володя, - а слабо тебе и с этими договориться? Здесь, правда, задача потруднее: денег-то у нас не осталось!
- Действительно, - поддакнул я, - с одного раза как-то трудно было всё запомнить. Покажи ещё разок!
- Ладно, только пойдёмте со мной. И хоть иногда тоже чего-нибудь встревайте: не могу же я один за всех работать!
Кое-что мы с Володей всё же усвоили и в этот раз не были совершенными истуканами. Правда, ляпнуть что-нибудь про губки и глазки язык не поворачивался. Но ничего, шутили, смеялись; в общем, как подмастерья у великого Мастера выглядели для первого раза вполне сносно. Но самую главную задачу Слава, конечно, взял на себя. Пока мы с Володей развлекали коллектив, он о чём-то тихонько переговаривался с пожилой женщиной – заведующей столовой, потом они оба вошли вовнутрь. Через пару минут она выглянула и позвала двоих девчонок, а Слава повёл нас ко входу в столовую. Дверь была заперта, но мы сразу же услышали, что её открывают. Оказалось, для нас уже был накрыт стол, на котором стояли тарелки с борщом и гуляшом с картошкой.
- Славка, а ты сказал, что денег у нас нет? – опасливо спросил Володя.
- А вас кто-то про деньги спрашивал? – отмахнулся Славка. – Расслабься! Нина Ивановна, а штопор у вас найдётся?
М-да. Вот так-то. Увереннее надо, Миша, по жизни шагать, самокритично подумал я, когда мы, сытые и немножко пьяные возвращались домой. О том, что мужиков ждать бесполезно, нам сказала сердобольная Нина Ивановна.
Вечерний концерт в Моисеевке прошёл просто замечательно, и со следующего дня мы вполне официально стали заниматься репетиционной и концертной деятельностью. Нам предоставили отдельный домик, в котором были даже кровати, и всё это безраздельно принадлежало только нам. В поселковом совете нам выдали свеженапечатанные талоны на питание, которыми мы расплачивались в местной столовой. Вставали мы поздно, почти перед самым обедом, и, таким образом, талоны на завтрак мы предъявляли вместе с обеденными, что значительно увеличивало количество и ассортимент еды. Столик всегда занимали у широкого подоконника, чтобы туда можно было тоже ставить тарелки – на столе всё не умещалось. Затем шли на своё рабочее место - в ДК - и сначала отдыхали в директорском кабинете на креслах, а потом начинали репетировать. Вечером играли на танцах для местной молодёжи (приходили и из других деревень), иногда ездили на концерты. За всё время в поле мы работали один раз, когда был объявлен общий субботник, и на него вышло даже руководство колхоза. Слава о нас прокатилась далеко, аж на двадцать километров. Об этом мы узнали однажды вечером. Но здесь я, пожалуй, введу ещё один заголовок – внутренний:
Как я играл на деревенской свадьбе
Мы как раз готовились ко второму ужину, т.е., собирались съесть то, что просто физически не смогли съесть в столовой и поэтому принесли домой, как вдруг услышали, что к нашему дому подъехал мотоцикл. Через пару минут послышался стук в двери и вошли два парня.
- Ребята, это вы из ансамбля? – спросили они.
Мы ответили утвердительно, и тогда они, переглянувшись, извлекли из карманов каждый по две бутылки самогона, поставили их на стол и спросили:
- Можно с вами поговорить?
Мы не возражали: как сказал Леонид Филатов, при такой-то снеди - ну, как не быть беседе! Мы сидели, выпивали, закусывали, говорили ни о чём. Прошло немало времени, прежде чем один из них, Саша, сказал:
- Вы знаете, у меня через два дня свадьба, вы не могли бы на ней сыграть?
К тому времени допивалась третья бутылка самогона, поэтому мы согласились легко. Ни о каких деньгах и речи не было: какие могут быть деньги, если хорошие люди сидят вместе, выпивают? Потом-то мы, конечно, покачивали головами, поражаясь, как хитро нас подловили, но это было потом.
Через два дня к нашему дому подъехала машина. Конечно, это опять был грузовик с толстым слоем сена в кузове – иного мы и не ожидали. По дороге гадали (так как забыли своевременно об этом спросить), где будет свадьба: в ДК или в столовой? Того, что в итоге оказалось, мы, естественно, предположить не могли. Впрочем, перед тем, как начать играть, нам предстояло выступить в одной, весьма неожиданной роли. Встретивший нас Саша сказал, что просит нас в качестве почётных гостей участвовать в выкупе невесты, поэтому сразу по прибытии мы поехали к дому её родителей. Вначале всё шло по известным канонам: вот, мол, проходили мимо, чего бы не зайти, а тут выясняется, что у вас товар, а у нас купец, так не будете ли добры отдать вашу Наташу за нашего Сашу? Нам ответили, что, мол, конечно, нас не ждали, но уж раз пришли, то проходите в избу, там и поговорим. Свидетельством того, что нас действительно не ждали, были установленные в большой комнате три стола, готовые обрушиться под тяжестью выпивки и закуски. Но и здесь пока ещё всё шло по плану: каждая из сторон принялась расхваливать своего представителя. Сначала, конечно, как-то казённо, без огонька, но по мере опорожнения стаканов речи становились живее, искреннее, в них стало вкладываться больше чувства и фантазии.
Отхождения от общепринятого сценария начались после пятого стакана. К тому времени мы оставались единственными, кто ещё помнил, для чего, собственно, все здесь собрались. Весь остальной народ разбился на группы и компании, и каждая обсуждала свою проблему. Отец невесты что-то втолковывал будущему зятю насчёт рыбалки и всё порывался принести и показать свою удочку. Один раз его взгляд упал на нас, он очень удивился и спросил у Саши: «А это кто? Я их не знаю»! Тот пояснил, что это музыканты из города, которых он пригласил играть на свадьбе. Мы подумали, что сейчас-то всё вернётся к первоначальной теме, но отец только сказал: «А-а!» и продолжил о рыбалке. Возможно, свадьба в тот день так бы и не началась, но тут из своей комнаты выглянула несколько заждавшаяся и потому очень недовольная невеста. Поначалу и это не возымело должного воздействия. Отец обрадованно сказал: «А вот и Наташенька! Садись с нами, выпей!», но тут вспомнил о своих обязанностях совершенно уже пьяный тамада. Он с сожалением отставил в сторону очередной стакан и с трудом произнёс:
- Так как же всё-таки насчёт того, чтобы отдать вашу Сашу за нашего Наташу?
Это несколько отрезвило собравшихся. Мать невесты оборвала на полуслове песню, которую исполняла соло и a cappella и сказала:
- Ну, я вижу, купец хорош: и статен, и красив! А какой выкуп ты, купец, нам предлагаешь?
Саша извлёк из внутреннего кармана пиджака бутылку вина. Все закричали: «Мало, мало»! Саша стал объяснять, что у него было две, но одну он случайно разбил, а в магазине ничего не продают. Но все кричали, что это их не касается, иди, где хочешь доставай ещё. Минуты через три Саша стал явно закипать, но пьяная публика этого не заметила и продолжала настаивать. Тогда Саша со злостью хлопнул злосчастную бутылку об пол и со словами: «Да пошли вы все! Вместе с вашей невестой!» - кинулся к выходу. Он, наверное, убежал бы, но запутался в занавеске, висевшей у входа в комнату. Пока он из неё выпутывался, подоспевшая тёща ухватила его за пиджак. Ухватила она его очень непрочно, как-то неловко, и он наверняка бы от неё отбился, но тут на помощь матери подскочила Наташа, и вдвоём они сумели его удержать, пока не подоспело уже действительно серьёзное подкрепление в виде свидетелей с обеих сторон. Они уговаривали Сашу не злиться; это, мол, просто шутка, ну, что уж ты так! Некоторые из гостей тоже, было, дёрнулись увещевать строптивого жениха, но их остановил отец невесты (родителей жениха почему-то не было). Он громогласно сказал:
- Да не лезьте вы! Видите, люди разговаривают – ну, и пусть поговорят! Давайте лучше пока выпьем!
Вскоре вновь вся компания в полном составе и теперь уже вместе с невестой сидела за столом и пила мировую.
Часа через полтора, наконец, решили, что пора двигаться к месту основного застолья. Когда мы увидели, в каком состоянии водитель грузовика, то хотели, было, идти пешком. Однако некоторые гости-мужчины без разговоров полезли в кузов, и мы, опасаясь, как бы они спьяну не повыкидывали нашу аппаратуру, полезли тоже.
Вскоре грузовик затормозил у небольшого дома, и мы решили, что это всего лишь очередная остановка. Но тут подошли сашины друзья и предложили помощь в выгрузке инструментов. Выходит, нам предстояло играть не в клубе, не в столовой, а в обычной деревенской избе! Первым нашим желанием было уехать обратно в Моисеевку, но мы сразу поняли, что это невозможно, и смирились.
Здесь тоже все были пьяными, кроме самогонного аппарата, который молотил на полную мощь и был единственным, кто ещё мог что-то делать. Нас поразила его производительность: бутылками с его продукцией был заставлен весь пол в кухне; без преувеличения, было некуда ступить.
Играть нам предлагалось в обычной комнате, половину её заняла наша аппаратура, хотя мы выставили её в сильно усечённом варианте. Лучше всех устроился Слава. Сразу за нашими спинами была ещё маленькая комната. Вот туда он и ушёл, сел с гитарой на диван, раскрыл какую-то книжку и стал читать. Перед каждой новой вещью мы заглядывали к нему, сообщали, что сейчас будем играть и дублировали для него счёт.
К счастью, заваруха в доме невесты весьма ощутимо подкосила гостей, что отразилось на количестве выпиваемого и танцуемого. Так что мучились мы не так уж и долго!
Поспать в эту ночь нам, естественно, не пришлось: если в кухне пол был уставлен бутылками с самогоном, то во всех комнатах устелен телами гостей. Мы могли бы зарезервировать за собой хотя бы «славину» комнату, но совершенно неосмотрительно, после того, как отыграли, решили с устатку выпить и поесть. За это время гости успели обосноваться и там.
Утром мы начали готовиться к отъезду. Пока ждали машину, родители и родственники жениха по очереди (вместе им собраться не удавалось) предлагали нам взять с собой самогонки. Вначале каждый из нас взял по две бутылки, но нам заявили, что это не серьёзно и предложили взять по-настоящему, от души. Подумав, мы вытряхнули из портфеля гитарные шнуры и микрофоны (их можно довезти и так) и набили бутылками портфель. Но родственники снова обиделись, что мы так ничего и не взяли. Тогда мы открутили винты с басового барабана, плотно весь его уставили самогонкой и поставили верхний пластик на место. Конечно, нас уговаривали остаться ещё дня на два-три, ведь, по сути, свадьба ещё и не начиналась, но мы не могли: в этот день заканчивалась работа в колхозе, и нам надо было успеть к общему отъезду.
Как мы добрались до Иркутска, не помнил ни один из нас. Смутно вспоминаю, что в электричке мы поили всех, даже незнакомых. Их, кстати, оказалось подавляющее большинство. Как добрались от вокзала до общежития, тоже неизвестно. А вот то, что мы ухитрились при этом не потерять ничего из аппаратуры – это следует отнести к приятным сюрпризам.
Ещё одним сюрпризом явилось то, что за всю дорогу мы, оказывается, выпили только самогонку из портфеля. Запас в барабане остался нетронутым.
Селезнёв, как выяснилось, не сообщил институтскому начальству, что в колхозе мы на полях не работали. Преподаватели-женщины, встретив нас на следующий день и увидев наши лица, сочувствовали: «Вымотались-то как, бедняжки! Тяжело пришлось?»
А ведь и в самом деле: трудно быть шефом …