Суд
Сегодня получил повестку из суда. Через неделю меня приглашают в качестве свидетеля. Честно, меня удивило, что свидетелем меня приглашают со стороны защиты.
Я вышел из дома и направился к своему Опелю. Утро было прохладным, чувствовалось приближение зимы. Деревья уже отметали листья на посеревшую траву газонов. Осиротевшие ветки скрипели на ветру, словно ёжась от холодного, промозглого ветра. Небо над головой нахмурилось тёмными тучами, вот-вот готовыми прослезиться очередным дождём.
Проехав пару кварталов, я притормозил возле газетного киоска и купил несколько свежих газет. Уже несколько недель на первых страницах писалось о громком процессе над отцеубийцами, наконец-то открылось истинное лицо Свидетелей Иеговы, такие мысли очень часто встречались мне не только в газетах, но и на телевидении и по радио.
Я много думал об этом, и какая-то внутренняя вина не давала мне успокоиться. Ведь, во многом я виноват в этой шумихе. Тут же вторая половинка моего разума говорила, что я всего лишь собрал факты и передал в суд, а ему решать, где правда, а где ложь.
Газеты подробно описывали ход дела. Было ясно, что многие уже считают детей Львовых виновными в их смерти. Статьи строились так, что казалось, суд чистая формальность для назначения заслуженного наказания злодеям, всё и так ясно. Почти в каждой статье писалось о страшном разлагающем влиянии религии Свидетелей Иеговы на убеждения людей, на опасности этой заразы и о необходимости срочных мер по её ликвидации.
Когда я вошёл в кабинет, то увидел спящего на диванчике Сергея. Он громко похрапывал, закинув голову на подлокотник, а ноги торчали из-под пальто на другом подлокотнике.
- Рота подъём! – крикнул я.
Серёга испуганно вскочил с дивана и стал искать глазами что-то вокруг, потом увидел меня и, махнув рукой, сердито пробурчал:
- А, это ты, Андрюха? Прикалываешься?
- Что опять среди ночи из дома выперли? Бросай, Серёга, свои похождения, найди себе хорошую девчонку и женись, а то добегаешься!
- Ладно, не учи учёного, без тебя знаю, что мне делать, - буркнул Кузьмин и понёс пальто к вешалке.
Дверь в кабинет открылась, зашёл Петя, румяный и чем-то встревоженный:
- Нет, вы только послушайте, какой бред пишут в этих газетах: «Это скорее капиталистическая фирма организовавшая бизнес на религии», - возмущённо затараторил наш Шерлок Холмс, махая газетой перед собой.
- Ты о чём, Петя? – спросил я его.
Булкин, словно опомнившись, поздоровался, а потом сказал, бросив газету в мусорную карзину:
- Я про этих газетчиков, пишут бред какой-то, такую гадость про этих Свидетелей, что просто диву даёшься. Мы же с вами видели: нормальные люди, все бы такими были, у нас работы бы поубавилось.
- Вот, вот, Петя! А ты, надеюсь, не хочешь остаться без работы? - сказал Серёга, включая чайник.
- Нет, я не о том. Я понимаю, странные они, но ведь у них много хорошего, мы же ходили к ним на встречи и общались с ними. Почему у нас, если не такой, как ты значит враг, значит опасный, значит тебя надо гнобить? Почему нельзя учиться друг у друга лучшему и жить друг для друга, а не против друг друга? Почему так?
- Дорогой Петенька, жизнь сложная штука и не всегда в ней так, как должно быть, чаще в ней всё хреново и не так, как надо, - подытожил Кузьмин, замешивая чай в большом бокале. – А то, что про них пишут всякую ерунду, так сами виноваты, не надо людей доставать своей назойливостью.
- Так ведь они верят, что люди в опасности и их надо предупредить, неужели ты не понял! – махая руками, чуть ли, не прокричал Петя.
- Я то, понял, что они чокнутые на всю голову, но всем этого не объяснишь, - спокойно говорил Кузьмин, прихлёбывая чай из бокала и грызя бублики, которые достал из своего стола.
- Вы ещё подеритесь из-за них! – вмешался я в разгоревшийся спор. – Виноваты, не виноваты…, я считаю, веди себя, как все и не будут тебе косточки промывать. А раз взялся воду мутить, будь готов, что кто нибудь из этой мути тебя за ногу схватит, а может и в воду утащить.
- То есть, вы, Андрей Игоревич, считаете, что надо поступиться своими принципами и жить, как все, даже, если на ваш взгляд, все живут неправильно?
- Нет, я не об этом. Просто я говорю, что взялся за гуж, не говори, что не дюж. Они сами напросились на неприятности, и сознательно идут на них. Помнишь, на конгрессе один зачитывал слова Иисуса, что всех, кто идёт за ним, будут ненавидеть; так вот, они и считают себя мучениками за праведность – это их фишка, и тут ничего не попишешь. Отбери её у них и сразу станешь их врагом.
- Неужели вы думаете, что им нравится, когда про них такое пишут? – Булкин ткнул пальцем в, лежавшую на моём столе, газету.
- Думаю, что да, иначе, как объяснить их упёртость.
- А, как объяснить жизнь самого Иисуса, если она была?
- Вот именно, если она была. Так и объясню, есть категория людей, которым нравиться быть униженными и страдающими.
- Только вот беда, не похожи они на таких. Вы же видели: жизнерадостные, самодостаточные люди, вполне счастливые и довольные жизнью. За всё время, что мы с ними общались, они ни разу ни на что не жаловались.
- Потому и не жаловались, что всё у них есть: их бог, служение ему и мир, который их ненавидит.
- Не знаю, не знаю, мне это не понятно, - Петя сел за свой стол и стал перебирать бумаги, которые достал из стола.
- Так хорош о сектантах, а то наш Холмс скоро к ним сбежит, давайте лучше делом займёмся, - сказал Серёга, допив чай.
Я провёл короткое совещание о планах на день, потом достал из сейфа новое дело и стал его листать, но мысли крутились вокруг утреннего разговора и суда. Просидев так около часа и ничего толком так и не поняв в прочитанном, я закрыл толстую папку, встал из-за стола и подошёл к окну.
На улице было всё так же пасмурно, люди спешили по своим делам, кутаясь в шарфы, куртки и плащи. Деревья обгрызенными ветками пытались, словно схватить их и удержать, склоняясь под напором ветра всё ниже и ниже к земле. Река за ажурным парапетом дыбилась серыми волнами, нагоняя тоску.
- Слушай, Петь, а лично ты считаешь детей Львовых виноватыми? – повернувшись к Булкину, спросил я.
- Если честно, то я уверен, что они тут не при чём.
- Тогда, какого чёрта, ты молчал, когда мы дело в прокуратуру передавали? – повысив голос, выругался я.
- А что я мог сделать? Факты говорят, что они виновны, а мои предположения и уверенность к делу не пришьёшь.
- Может прав был Роман – это дело спецслужб, решили пришить своего бывшего коллегу, чтобы лишнего не растрепал, а заодно со злобными сектантами покончить.
- Даже, если это так, я ничего не нашёл, - обречённо сказал Петя.
- Так ты работал над этой версией? – удивился я.
- Да, только у меня ничего не получилось, их контора не любит, когда копаются в их белье, а то, что я откопал мало связано с нашим делом и ничего не доказывает.
- А ты, Серёга, что думаешь?
- Я? Ничего. Дело сделано, а кто виноват пусть суд решает.
Их слова ещё больше растеребили незаживающую рану. Где я ошибся, чего не увидел, чего не понял? Вопросы, как осы, жалили в самое сердце. Я надел куртку, и вышел из кабинета, ничего не сказав.
На улице холодный ветер отвесил несколько, бросающих в дрожь, пощёчин. Я поднял капюшон, завязал его, чтобы не сдувало, и пошёл вдоль набережной к парку, хотелось побыть одному и спокойно подумать.
Что же я сделал не так? А, что если, кто-то решил воспользоваться нашей, годами отработанной, системой проведения следствия? Это мог быть Роман, что первым пришло мне в голову, а мог быть и кто-то ещё? Может всё-таки спецслужбы?
Чем больше я думал об этом, тем хуже мне становилось. Неужели на меня тоже подействовала неприязнь к этим несчастным? Неужели я поддался всеобщему мнению, что, раз ты не такой, как я, значит, получай по полной? Ну и что, что эти люди по-своему верят в бога, я должен вести следствие непредвзято. Как это трудно!
Изводя себя такими раздумьями, я добрёл до парка, прошёл к любимой скамейке и сел на неё. Ветер бушевал в верхушках деревьев, иногда прорываясь вниз, взлохмачивая осенний ковёр из разноцветных листьев. В парке было пусто, я сидел и думал, прокручивая в голове, что же я сделал не так.
Вспомнились слова Романа, во время нашей встречи, ещё до его ареста: «…по тому, что мне известно, очень похоже на работу спецслужб. Лично я эту версию одной из основных рассматривал бы, ведь не случайно он из органов ушёл, по идее, генерала должен был получить, а нет, в отставку отправили». Я ведь эти слова, за отвлекающий манёвр принял, и отмёл, как ненужное. Получается, они убедили меня в виновности Романа, в его причастности к убийству. А, что если, он прав?
Эта мысль меня обожгла своей очевидностью, я встал и решительно пошёл обратно в управление.