Стояние на печоре

            
МЕДВЕЖЬЯ ПЕЩЕРА

 Средне-валдайское время. Молого-щекснинский век.
Межледииковье. На Землю новый пришел человек.
30000 лет от наших дней.

«Раздора яблоко1» лежало
еще на свадебном столе,
про Аполлона не слыхало
едино племя на земле,
а грек разумный Гесиод
явил божественный народ.
Но мы его опередили
не за бореем среди вод,
в горах Уральских поселили,
не даст соврать нам Геродот.
Не получил народ Борея
угли титана Прометея,
ему божественный огонь
вручила Мать, богиня Гея.

Он праздным был. Его Создатель
искусству брани не учил.
Плясать и петь. Копьеметатель
на славу он, охотник был.
На бубнах мастер рокотать,
держать резец, плести, вязать,
шить сапоги, дубить дубленку.
Ну, как нам этого не знать!
Мы проявили фотопленку
Стратиграфическую1. Взять
хотя б скребло, лощило, ретушь, –
из камня все, не наша ветошь!
Он основательно сидел
в веке каменном у дел,
мечтая о котле ат`омном,
и приближал наш беспредел.

Бывало лишь Борей воссядет
на трон базальтовый, тотчас
в пуху лебяжьем, при наряде
невесты-жены ярый пляс
начнут под ухи барабанов,
под рокот пальцев на тимпанах;
мелькают тени на стене,
и если б не было цыганок,
сравнить бы не с кем было мне.
Борей в охапку их хватает,
как роз букет, и поднимает
под темный, мрачный, душный свод.
Чуть испугав, он хоровод
с приданым Сомы начинает
и тем народ свой развлекает.

Вскрывать слои тысячелетий
методой я не овладел,
читал: о прошлом могут дети
рассказывать, но есть предел,
поэтому гадать оставлю
и речь немому предоставлю.
«Я гекатонхейр, я Сторукий,
герой культурный, Гибборим1,
в титаномахии2, о муки!
участвовал. Непобедим.

Я Зевсу дядей довожусь,
хоть не люблю, но не сержусь,
что обскакал меня во власти,
своей награды я дождусь
в народной памяти, а страсти
богов и ревность… Не гожусь
в калачный ряд с суконным рылом.
Я бог земной, я бог бескрылый
и нем. Мне образ, штрих и символ
понятней. Сома, дай, бог, силы
создать немую речь письма –
граффити, чтобы наносили
на стены рублено и точно:
здесь ель, пихта, а там – бизон –
горбатый бык и мамонт сочно
залиты охрой; с двух сторон
борейцы с копьями бегут;
в засаде тигра стерегут,
а он крадется, пасть ощерив…
Меж тем мужи тут глину мнут
лепить хозяина пещеры.
Он наш сосед, заснул в углу,
не причиняя беспокойства,
имеем прок другого свойства:
его мы чешем, шерсть берем,
и Топой ласково зовем.
Он наш сородич, он – тотем,
без ссоры принял нас в свой дом.

Я ветер северный и вам
досужи, мелки умиленья.
А где же бой, пещерный срам,
ну что за вздор колоть каменья?
Не лучше ль с неба разбросать
ножи и вилки, в руки дать
не кость копья, а карабины?
Еще века нам лука ждать,
горшка и колоса. Кручины
не вижу в том. Но исполать
тебе, грядущий мой потомок,
за пар, энергию потока,
за телевизор и кино,
за благородное вино.
Оно вам головы вскружило,
мы сому пьем уже давно.

Закон котла я отменил
(он принят был в других пещерах,
на Диком Западе), не мил
достаток на пенсионерах.
Когда беспомощны мы были,
они учили нас, кормили,
когда ж родитель слаб и стар,
его жестоко обделили,
присвоив общий инвентарь,
и от котла уж отделили.
Тебе, потомок мой, упрек,
своих старейшин ты обрек
на смерть, на голод и болезни.
Тебя мы выше, ты исчезнешь,
московское оледененье1,
дай срок испить судьбы терпенье!

Уклад хозяйственный – община,
а власть – Совет моих голов.
Дуальность мира разрешима:
все здесь, и боги и любовь.
Из камня мягкого мергеля
изваял Сому я и Гею,
в союзе страсти и любви
они дошли до апогея.
То был алтарь. «Благослови!» –
просили пары, пламенея,
перед зачатием горя,
и пили пену, говоря:
«Придай нам силы, Мухомор,
помедли Солнце между гор,
продли нам ночь, сыра Земля,
роди нам дочь у алтаря.

Мы кремни кололи три тысячи лет,
пока не покрыли из бивня браслет
резьбою, как веточка ели, изящной,
пока получили резец настоящий.
Такие браслеты дарили лунаткам,
за что допускаемы были к «рогаткам»,
к натягу их бёдер на рог между чресл,
серебряных бедер потомков небес.
Борейское общество давит избыток
кресал – первобытная пытка из пыток.
У нас не хватает детенышей, самок,
по огниву бьет раз в неделю кресало.
Казалось, упадок, откуда прогресс
в обществе, где недостаток невест?
Пришлось учредить нам полицию нравов,
и силой пресечь только сильного право
на ласку полов, чтобы каждый мужик
к жаркому устью кресалом приник.
Все же безнравственный бабы народ:
кто к ней с подарком, тому и дает.
Охотнику некогда зубы сверлить
песца на колье, чтоб невесте дарить.
А мясо едят, что добытчик добыл –
еда зажигает желания пыл.

Мы женщин мехами укрыли, одели,
о них мы заботимся аж с колыбели,
и девочек холим, поим молоком,
которое доим у овцебыков.