Иван Алексеевич Бунин считал себя прежде всего поэтом, и интерес к его стихам был ему приятнее, чем к рассказам. На вопрос, рано ли он начал писать, он отвечал:
- Очень. Даже слишком рано. С самого младенчества. Как только начал читать и писать. Я как-то сразу стал писать и прозой и стихами. Сочинять стихи - правда, очень плохо - стало для меня привычным делом. Печататься стал в 16 лет, в "Родине". Сколько я мучился, ожидая их появления! У меня дрожали руки, когда я разворачивал новый номер "Родины". Опять ничего. Прошло несколько месяцев, я уже отчаялся. И вдруг они появились. Когда я увидел своё имя напечатанным, я почувствовал спазм в сердце и головокружение до тошноты. Зато потом я был горд и счастлив. Это был один из счастливейших дней моей молодости. Я уже уверился, что добьюсь всероссийской славы.
Слушая, собеседники обычно говорили приятные слова:
- Не только всероссийской, но и всемирной славы достоин.
Бунин отвечал:
- Ну польсти, польсти! Хоть я и знаю, вы неискренни, а приятно. Люблю лесть. Даже самую грубую, неприкрытую, вот как ваша. Но тонкая лесть, конечно, ещё
приятнее.
Однажды писатель спросил хороши ли консервы из налимьей печёнки, а приказчик почтительно ответил:
- Кто их знает, Иван Алексеевич, не пробовал. "Тёмные аллеи". А вот чайную колбасу рекомендую. Прелесть, "Митина любовь", да и только!
Такой ответ очень понравился Бунину. Рассказывая об этом, он говорил:
- Вот как польстить сумел.
После того, как первое стихотворение было напечатано в "Родине", Бунин больше туда стихов не посылал, хотя и писал с утра до вечера и с вечера до утра.
Только через год он решился послать стихи, но не в "Родину", а в "Книжки недели", казавшиеся ему не хуже "Вестника Европы". И сразу три стихотворения появились в печати. Но это уже не потрясло его до боли. Такого - пронзительного, душераздирающего восторга он уже не испытал. Бунин был рад и горд, но принял это почти как должное и вскоре послал туда же ещё стихи, но уже без сводящего с ума волнения.
Но вскоре Бунин понял, что стихами не прокормишься, проза выгоднее. Стихи - слава, а проза - деньги. Деньги были ему нужны позарез. В то время Бунин очень беден. По признанию писателя, он был настоящим дворянским недорослем, ничего не умел делать, ни на какую службу не мог поступить.
- Не в писцы же было идти. Вместо писца я и стал писателем,- откровенно признавался Бунин.
Но как ни тяжела была молодость Бунина, иногда ему дьявольски везло. Если бы , по признанию писателя, он не вытащил счастливый билет, его "забрили бы в солдаты":
- Представляете себе? Забрили бы лоб - и никакого бы писателя Бунина, никакого академика, никакого Нобеля - не было бы. Я бы не вынес казармы и муштровки. Ведь я здоровьем совсем не отличался. Легко простуживался, часто хворал. Нет, мне в жизни иногда чертовски везло. Вот и академиком в 30 лет стал. Как мне вся писательская братия завидовала, как злились! Особенно Куприн. В голос выл от обиды. Раз, когда мы с ним в ресторане сильно выпили, он весь затрясся, побледнел и вдруг свистящим шёпотом сказал:
- Уйди от меня. Ненавижу я тебя. Уйди, а то задушу!
Встал из-за стола и смотрит с чисто звериной ненавистью. Не человек - медведь, разъярённый. Действительно может задушить. Я подозвал лакея, расплатился и, не прощаясь, молча вышел. Потом мы при встречах отворачивались друг от друга. А через год он всё забыл , опять сошлись, и всё пошло по-старому. Он был настоящий зверь. Но я его любил. И он меня. Только простить не мог мне моего превосходства. И что я академик. Но, в общем, мы с ним до конца дружили. Виделись.