Все в памяти моей... Гл. 28. Летим к морю...
Шли годы. А с ними и все остальное шло своим чередом.
Сергей закончил школу и поступил в политехнический институт на факультет МАПП (машины и аппараты пищевой промышленности), по стопам отца. Андрей учился уже в седьмом классе, занимался спортом. И это отдельная история!
В первом классе он переболел пневмонией и затем, уже как хроника, его поставили на учет. В школе, где он учился, была неплохая спортивная секция по легкой атлетике и вел ее молодой, приятный тренер. Он набирал группу малышей-первоклашек, куда ринулись все друзья Андрея. Записался и он. Я заволновалась: у него же пневмония, хроническая, нагрузки противопоказаны!
- Не переживайте. Через год вы забудете про его пневмонию, - успокаивал меня тренер.
И был прав: через год Андрея действительно сняли с учета. И точно знал, на кого «ставить»: когда я увидела школьный подвал, где занимались дети,
- я пришла в ужас! Облупленная штукатурка стен, клочки старой тепловой изоляции на трубопроводах, неисправная вентиляция, рваные маты...
Подняла «на уши» завком, цехком, жилищный отдел, - и вскоре школа имела в своем подвале очень даже неплохо оборудованный легкоатлетический манеж. О том, как удалось мне сделать это, по заводу ходили легенды...
То, что я "сумасшедшая мамаша" - знала и понимала о себе сама. Вспоминается...
В поселке, где мы жили, в то время были четыре детских сада и все они принадлежали заводу. Мне по работе доводилось часто бывать здесь: по наладке
систем отопления, водопровода, канализации и пр. В двух из них были мои
дети. Естественно, что я замечала все: и грязные пижамы, и мокрые штаны,
и сквозняки, и... нерадивость и грубость нянек. Завидев меня, заведующая бежала впереди (прежде всего в группу, где находился мой ребенок) - и на бегу, наклоняясь, пригоршней проверяла у малышей: не мокрые ли штанишки!
После моих визитов бывали неприятности и у заведующей детского сада, и у начальника ЖКО (жилищно-коммунального отдела). И, когда уже Андрей пошел в первый класс, мне передавали, как на утренней планерке Трухачев, начальник ЖКО, произнес:
- Что? У Светланы Михайловны уже второй ушел из садика? Слава тебе, Господи!
Хотя между нами всегда были очень хорошие дружеские отношения.
В школе, да и вообще, проблем с детьми не было. Сережа учился ровно, был «круглый хорошист», в аттестате были две пятерки: по поведению и труду! Чем только он не увлекался! Клеил авиамодели, собирал приемники, что-то пилил, резал, коллекционировал.
Потом «заболел» музыкой, собирал пластинки. Пластинок всегда в доме было полно, что очень помогало, когда они были еще маленькими: поставлю «Бременские музыканты» или «Волшебник изумрудного города», и почти два часа могу заниматься своими делами. А он, уже лет с двенадцати, увлекся модными тогда Макаревичем, Гребенщиковым, битлз и т. п.
Андрей был весь в спорте, в друзьях, в школьных мероприятиях. Как-то
пригласил меня на новогодний утренник, где он был ведущим. Я утром приготовила ему свежую белую рубашку, нагладила школьный костюмчик, красный
галстук. О маскарадных, новогодних костюмах, у нас речи не было, - ребята
их не любили, особенно Сергей, после того, как в первом классе его нарядили в костюм запорожского казака, - костюм был сделан по инициативе и руками бабушки, моей мамы, которая гостила тогда у нас. Мы всем семейством отправились на праздник в школу, полюбоваться на Сережу и его костюм. Бедный ребенок , и так-то стеснительный,- самый высокий в классе,
- а тут еще напялили ему на голову высокую меховую шапку-папаху - ходил,
возвышаясь над всеми, в хороводе вокруг елки на негнущихся ногах, словно проглотив аршин! И такая досада и тоска были написаны на его лице: скорее бы все это закончилось!
А тут Андрюша решил, что веселый праздник следует вести в веселом костюме: я увидела его в старом, рыжем, вязаном мною (когда-то!) свитере,
с ярким шелковым (моим!) шарфом на шее! Видимо, желая выглядеть более
экстравагантным, он разыскал этот длинный цветной шарф и небрежно так,
свободно набросил на свитер! (И это в четвертом классе!).
Когда он перешел в пятый класс, в школе решили организовать спортивный класс, создать там две волейбольные команды, - мальчиков и девочек. Дети должны были находиться там весь день, заниматься учебой и спортом по особой программе. Завтраки и обеды тоже там. Все расходы брал на себя спортивный комитет края. Нагрузки предполагались приличные.
Отбирали спортивных ребят, уговаривали родителей. Я была спокойна, так как Андрей особо не блистал спортивными достижениями. Но тренер решил заполучить моего сына во что бы то ни стало:
- Его ребята слушаются! Андрей уже готовый капитан команды, - приводил он свои доводы.
Так сын стал учиться в спортивном классе и, самый маленький ростом, был капитаном команды.
И играли ребята очень хорошо. В соревнованиях «Спортивные надежды» по России вышли в финал в своей группе. Я помню, как перед самым финалом Андрей заболел ангиной, с гнойными пробками. Вся детская поликлиника его лечила. Тренер ходил полуживой: команда без капитана!
- Да вы поймите, - взывал он ко мне и к врачам,- на нем держится вся команда, он душа ее! Нельзя ехать без него!
И Андрюшу было жалко: он так переживал за команду, так хотел поехать,
- финал ведь!
И все же подняли его на ноги, за одни сутки! Все та же врач, что спасала и Сережу от коклюша, - Трохман, - посоветовала смазывать горло дегтем. Еле нашли этот деготь! Бедный ребенок терпел...
И вот уже мы, родители, проводили ребят на поезд, в Бийск, где должна была состояться игра.
Но... Надо отдать должное подлости и продажности тогдашних спортивных, профсоюзных и партийных функционеров: нашим детям сообщили дату соревнований заведомо ложную!
Дело в том, что наградой выигравшей команде была общая поездка на месяц в «Артек», известный лагерь-курорт для детей. Команда наших ребят была сильнейшей, и в победе никто не сомневался. Соперником была команда 55-й школы Барнаула, где учились, в основном, дети партийной и прочей элиты города. Когда ребята вышли на перрон в Бийске, им сообщили, что соревнования уже состоялись, вчера, - что они не явились и поэтому проиграли. Можно представить состояние детей...
Мы пытались докопаться до источника подлости и лжи, восстановить справедливость, но все было напрасно: оборона чиновников от спорта и их покровителей была круговой и непробиваемой! Нас даже не захотели слушать ни в райкоме, ни в крайкоме партии, ни, тем более, в спорткомитете...
И все же дети мои побывали на юге, у моря. Сергей после восьмого класса отдыхал в лагере «Орленок» на Черном море, - Виктор добыл ему путевку через летное училище, а Андрею дали путевку, - правда, в январе, - у меня на заводе, в санаторий «Ленинец» в Евпатории, когда он тоже был уже в восьмом классе.
Меня вызвали в завком и предложили сопровождать группу детей, пятнадцать человек, в том числе и мой Андрей, в Евпаторию, в санаторий. С шефом моим все уладили, оформили мне недельную командировку и вот я уже в аэропорту, знакомлюсь с детьми и их родителями.
Раннее утро, еще нет семи. Вместе с завкомовским начальством провожает нас и Виктор.
Родители собирают деньги детям на карманные расходы, набирается приличная сумма, почти две тысячи рублей. Я боюсь везти такие деньги, но деваться некуда, прячу их в сумку вместе со всеми детскими документами. На все чемоданы и сумки привязываю бантики из красного кумача, и очень горжусь своей придумкой: при получении багажа нам будет легко найти свои вещи!
Считаю детей: пятнадцать, считаю чемоданы и сумки: семнадцать. Дети: самая старшая девочка – пятнадцать лет, у нее огромный чемодан и сумка; самая младшая, Людочка, - ей только исполнилось семь, она еще не ходит в школу, у нее тоже чемодан, и тоже большой, хотя и чуть поменьше, чем у Лены, самой старшей. Между ними дети от восьми до четырнадцати: моему сыну и еще двум ребятам по четырнадцать, еще трое мальчиков девяти-одиннадцати лет, двое ребят - тринадцатилетки, остальные девочки - две в возрасте восьми лет, и три - десяти-одиннадцати.
У нас мороз до тридцати градусов: только начало января. Путевки с 11-го января по 9-е февраля.
В самолете нас рассаживают в двух салонах. Я с малышами в первом. Во втором за старшего – Андрей. Во время полета курсирую из салона в салон. Все в порядке.
В Москву, во Внуково, прилетаем в семь утра, - по московскому времени, - летим-то за солнцем!
В багажном получаем свои чемоданы с красными бантиками (как здорово
я придумала!) и направляемся в зал ожидания.
Складываем чемоданы и сумки в кучу, осматриваемся... и дети мои закатываются от хохота!
- Посмотрите, Светлана Михайловна! – старшие буквально стонут от смеха.
- Что? Что вы смеетесь? - еще ничего не соображаю я, пересчитываю детей
и чемоданы.
- Да вы посмотрите!
Смотрю вокруг. О Боже! По всему залу кучи чемоданов... с красными бантиками! Оказалось, не одна я такая умная. Возле чемоданов группы детей. Полный зал детей! Ничего не понимаю...
Узнаю: Симферополь уже сутки не принимает. В аэропорту столпились детские группы со всей Сибири. Едут во все детские здравницы Крыма. Конечно, когда отдыхать и лечиться у южного моря детям из Сибири? – Только зимой!! – Ведь им не привыкать!
Убираем свои чемоданы подальше от центра зала. Находим одно свободное кресло, для меня, дети располагаются на сумках и чемоданах. Веду малышей в туалет и позавтракать. Старшим разрешаю идти самим: буфет напротив, я их вижу.
Пока все еще не очень устали, возбуждены, все интересно. Рядом игральные детские автоматы, - желающим даю деньги,- надо же их чем-то занять! Малыши жмутся ко мне. Время идет, уже полдень, полная неизвестность. Ко мне подходит мужчина моих лет:
- Я услышал, вы из Барнаула? Мы соседи, из Новосибирска, тоже летим в Симферополь, а оттуда в «Артек». Моя группа вон там, в углу.
Знакомимся. Уже легче, кооперируемся, можно хоть отойти самой ненадолго.
В два часа дня обьявляют регистрацию на наш рейс. Я оформляю билеты и нам велят подойти с чемоданами за перегородку, где забирают багаж, - наши чемоданы погрузят без досмотра. Подкатывают автотележку. Работница аэропорта вешает бирки на чемоданы, отдает талончики к ним мне. Старшие ребята укладывают чемоданы на тележку.
Закончили погрузку, я пересчитываю талончики: пятнадцать, шестнадцать... Где еще один, семнадцатый?
Опять пересчитываю. Нет, шестнадцать!
- Ребята, чьи вещи остались? Внимательно посмотрите!
Ищем. Нет, все погрузили. И тут я догадываюсь:
- Кто положил свои вещи на тележку сам? – обращаюсь к старшим.
Пожимают плечами. И вдруг самая маленькая, Людочка, испуганно произносит:
- Я...
- Как? Как – ты? Он же тяжелый! – в ужасе спрашиваю я (чемодан почти вдвое больше ее! Его таскают старшие ребята). – Почему?!
- Я боялась, что вы его забудете... - едва слышно произносит ребенок.
Но я уже не слушаю ее: за окном мелькнула тележка с нашими вещами и на ней светлым пятном выделяется Людочкин чемодан, - белый, в серых разводах.
- Всем стоять на месте! – приказываю я и бегу вслед за тележкой.
Работница аэропорта спешит за мной.
- Стой! Сто-ой! Подождите! - кричим мы в два голоса и несемся по летному полю.
Но водитель не слышит. Встречный ветер относит наши голоса назад, распахивает на мне шубу и она парусом вздымается за моей спиной, а концы длинного шарфа реют уже где-то высоко над мохнатой шапкой из чернобурки, которую я придерживаю на голове обеими руками. А наперерез к нам уже бежит человек с мегафоном. Поняв, в чем дело, он останавливает тележку. Спасибо, выручил! Иначе бежать бы нам до самого самолета, больше километра! Помогает снять чемодан , (хорошо, что он сверху!):
- Тяжеленький, - улыбается, и, уже с биркой, забрасывает его снова наверх.
Потом долго успокаиваю плачущую Людочку, а старшие снова и снова представляют все «в картинках» и покатываются от хохота. Юмора нам не занимать!
Обьявляют посадку. Битком набитый автобус подвозит нас к самолету. У трапа уже толпа. Бортпроводница старается перекричать всех:
- Первыми заходят дети!
А тут и так только одни дети. Мы с моим новым знакомым из Новосибирска проталкиваем своих ребят через толпу каких-то туристов поближе к трапу. У него одни малыши, семь-восемь лет. Мои старшие держат их, и наших маленьких, в плотном кольце.
Вот его группа уже в самолете. И тут на трап ринулись мои! Старшие буквально несут впереди себя младших! Толпа сзади напирает.
- Не все сразу! По одному! – уже хрипит бортпроводница.
Но моя группа уже почти в полном составе на трапе. Рядом со мной внизу только Андрей и еще одна девочка. И вдруг слышим: трак-трак...
трак-трак... И я вижу, как трап на глазах оседает, складывается, а мои дети наверху ползком карабкаются в самолет! Борт лайнера уже выше трапа почти на метр!
Посадку прекращают... А мои дети, кроме двоих, что рядом со мной, уже в самолете! Трап убирают. Подъезжают автобусы. Всех, кто не успел
попасть в самолет, снова увозят в зал ожидания. Я категорически отказываюсь уезжать от самолета:
- Там мои дети! Пока они не выйдут, я не сдвинусь с места! - отвечаю на уговоры и угрозы бортпроводницы.
Андрея и девочку тоже от себя не отпускаю.
По полю к самолету мчатся две черные «волги». Начальство.
- Пожалуйста, - уговаривает меня один из чинов, - покиньте поле, мы вас отвезем на машине, а детей привезем позже, когда подадут другой трап.
- Ни за что! Я отсюда уйду только со всеми детьми! Лучше наведите порядок в зале, - там такой бардак! – бросаю ему я и отворачиваюсь.
А моя детвора в самолете веселится от души, - я это вижу по их физиономиям, то и дело мелькающим в иллюминаторах: машут руками, шлют воздушные поцелуи, хохочут...
Наконец подъезжает трап и ребята спускаются на землю.
Снова мы в переполненном зале ожидания. Сообщают, что по техническим причинам рейс задерживают еще на три часа.
Моя команда в восторге:
- Это мы сломали самолет! – радуются они.
И только в двенадцатом часу ночи опять обьявляют о посадке.
У трапа огромная толпа, давка, словно это посадка не в первоклассный лайнер, а в пригородный автобус.
Летим... В салоне тишина, все мгновенно уснули, едва самолет набрал высоту. Устали от толкотни, шума, волнений.
И уже через час с небольшим садимся в аэропорту Симферополя.
Здесь все организовано очень четко. Вожатые, воспитатели из лагерей и здравниц умело помогают всем нам разобраться с чемоданами, а это совсем не так просто: аэропорт, словно маковое поле, цветет сотнями красных бантиков. Рассаживают всех по автобусам и вот мы уже на пути в Евпаторию. Дети и здесь спят. Светает. За окном зеленые кустарники (в январе!), невысокие горы. И вдруг – море! Серое, тяжелое в свете мрачного зимнего рассвета. Засыпаю и я...