Амур молча считает шаги в ночной тишине...

Иногда так бывает, что сердце, долго и упорно гнавшееся какое-то время за любовью, однажды остановится не в силах более выдерживать прежний темп. Нет, оно не умирает, но его силы хватает лишь на то, чтобы не спеша гнать кровь по своим венам. И речи не может идти о том, чтобы оно теперь как и раньше направляло свою живительную силу по двум руслам одновременно. Лишь песок и камень остаются лежать на дне одной из рек. Хотя, возможно, однажды пойдет дождь, и второе русло снова наполнится водой, но сердце, как бы оно ни хотело, уже забыло и вряд ли вспомнит. Не вспомнит, как это можно любить, страдать, ловить приступы тахикардии от любимых тебе прикосновений, отстукивать удары за двоих, брать на себя чужие тяготы и эмоции, рваться на части от ревности, а потом склеиваться, забывая нелепые обиды. Иногда ты пробуешь достучаться до чувств, но там уже заперто, и замок заржавел. Мы остаемся в плену своих страхов, неуверенности, просто нежелании бросаться в любовный омут. Раньше такая болезнь, если верить книжкам, встречалась главным образом у пожилых людей. Сейчас же это болезнь молодежи. До боли грустно смотреть на юношескую плоть и сознавать, что под ней скребется старость, сжимая в своей костлявой руке молодое сердце, которое уже вряд ли будет биться за кого-то еще. Мы молодое поколение эго-убийц. Выслеживаем повсюду очередную улыбку милую твоему сердцу: в баре, в клубе, в библиотеке, на автобусной остановке. Мы все еще питаем слабую надежду, что вот оно, вот. Но хватит ли нам сил на очередную попытку? Пройтись ногами по слегка влажному дну реки, ведя за собой новые потоки воды? Утопимся ли русалками в нашей любви или кто-то один из нас двоих останется давить коленями влажный грунт, прижимая дуло пистолета к своему виску? И даже если рука отбросит в сторону цепкую и приятную холодную рукоятку, мы не будем уверены, что не увидим здесь снова этого человека через год, два или десять лет. И даже если его палец снова не придавит курок, самоубийство все равно произойдет, оно произошло уже давно, еще тогда, в первый раз. Невидимая пуля уже давно пробила череп. Амур не использует лук, он молча считает шаги в ночной тишине, после чего, вскинув у тебя за спиной пистолет, стреляет в голову, стреляет в упор. Пиф-паф, и ты истекаешь кровью, которую так долго берег для той одной, но почему-то она оказалась не одной и не той. Кровавый след тянется за тобой всю жизнь, пока однажды подошвы твоих ботинок липкая кровь не склеит окончательно, и вдруг ты останавливаешься, оглядываешься по сторонам с пулей в твоей башке, не понимая, куда же ты шел все это время.