Село Малое Перекопное. До начала войны остаётся всего несколько дней. Однако её предчувствие малоперекопновцев не одолевает. Радио далеко не в каждом доме, газеты не всегда доходят да и забот у сельчан всегда по хозяйству хватает. Не до размышлений о германской угрозе. БОльшую угрозу представляли ретивые доносчики. На селе ещё помнился суровый 37-й, когда едва ли не с каждого второго двора, как дань, собрали по «врагу народа»:
- Мы потом узнали, что брали и ученых, и врачей, а тогда думали: деревня-то что сделала? Давали, наверное, план, который надо было выполнять.
Вале Беловой не было и десяти, когда неожиданно забрали отца. Он поехал работать в поле и… не вернулся:
- Он был бригадиром тракторной бригады. Шёл 37-й год. Урожай. Все радовались. В августе получили на трудодни хлеб нового урожая. МТС была в соседнем селе Сухом Отроге. Отец поехал туда за запчастями. Когда подъезжал к бригаде на лошади, подъехал «чёрный воронок» и его увезли.
Валина мама решила, что теперь очередь за ней, и нередко поучала своих детей, как себя вести, если это произойдет. Судьба Беловых больше не тронула. Но страх перед «чёрными воронками» терзал еще долго:
- Мать всё время говорила: никому ни слова, а то вы - дети «врага народа»: могут прицепиться. Так, в страхе и прошло всё детство.
О войне Валя узнала в школе. Учительница сказала. Все сразу разбежались по домам. А спустя несколько дней уже провожали на войну первых новобранцев:
- Ужасно! Кого бы ни провожали, всех мы знаем: или родственники, или соседи. Провожали от сельсовета. Военкомата не было. Слёзы… И молодых уже брали.
И началось томительное ожидание. Ежедневно вслушивались в военные сводки. Когда же, когда наши погонят Гитлера? Но утешительного в сообщениях информбюро в первые месяцы войны было мало:
- Мы думали, что ОН сюда придёт. Ведь каждый день передавали, что сдают города. Гитлер приближался. Люди собирались у сельсовета и слушали (я не могу так просто об этом рассказывать - вытирает слёзы). К Саратову ведь уже немцы продвигались. Мы думали, что будет война и здесь.
Немец не пришёл. Зато стали приходить похоронки. И горе в те дни перестало быть чужим:
- Почтальонка несёт похоронки и, пока идёт, говорит: «Ивановы…», и туда все бежали с сочувствием. Слёзы, крики, плач. Семья – в истерике, мы – тоже…
А к этому горю добавлялось другое: деревня голодала. Особенно было трудно в неурожайный 42-й:
- Жить не на что. Трудодни почти не отоваривались. Хлеба не было. Уродилось только просо. Получали его и в ступе толкли. Получалась мука. Из неё пекли лепёшки, варили суп. Картошки не сажали, потому что воды нет – земля сухая. А щи варили из лебеды. Выйдем с ножницами, настрижём, какая помельче, и едим.
Деревенские завидовали городу: там хоть паёк выдавали. А здесь выживай, как можешь. Впрочем, до голодной смерти в Малом Перекопном не дошло. Хозяйство какое-никакое всё равно было в каждом дворе. Тем и кормились. А самым малообеспеченным соседи помогали:
- Через дом от нас четверо детей было у одной женщины. Её муж, Иван Михайлович, бывший председатель колхоза, был на фронте. Они голодали. Но коровку держали. Молоко и выручало. Мы помогали им. Мама лепёшечки напечёт и говорит: «Отнеси Щепетковым».
Всё успевали малоперекопновцы. И друг другу помогать, и фронту. Тяжело, а надо. Только на военные заёмы отдавали больше половины того, что было: и хлеб, и яйца, и мясо. И трудились от зари до зари:
- Я как 7 классов закончила, так и сразу работать пошла. Собирала колоски. Учились косить низкий хлеб. Косой не получалось – серпами. Зимой ходили в Трудовское к амбарам за пять километров. Надо было хлеб просеивать. Мы, девчонки молоденькие, ходили. Наварим там пшеницу и едим.
К концу войны, в 44-м, родные отправили Валю учиться дальше – в среднюю школу в село Берёзово. Там её и застало известие о победе:
- Оттуда мы бежали 10 километров домой, чтобы сообщить своим. Прибежали, а все уже знали. Вся деревня ликовала, пела.
Однако для некоторых ликование вскоре сменилось новым горем. Чистка колхозных рядов продолжалась. Скажешь что-нибудь не так, а стукачи тут как тут: доложат куда следует и… заберут тебя в лагеря не раздумывая:
- Дядю Ваню взяли на фронт: сначала на Финскую, а потом на Великую Отечественную. Там он и погиб. У них было четверо детей: старшей – 13 лет. Потом, в 50-е, их тётя Поля была бригадиром овощной бригады – активистка. А жена брата была стукачкой. Бегала в соседнее село Сулак в неделю два раза. Тётя Поля ей сказала во всеуслышание: «Ты перестанешь ходить? Я тебе не буду ставить трудодни. Если бы не было колхоза, тебя бы давно выгнали». Вот эти слова и стали приговором. Отправили тётю Полю на 10 лет в лагеря. Женщину. Четверых детей сиротами оставили. А то говорят «Сталин»… Моя мать, когда он умер, встала на колени и сказала: «Наконец-то ты сдох».
Не забылось это. Не забылось. Когда Валя выходила замуж, она даже фамилию менять не стала. В память об отце. Он так и сгинул в Сибири. В годы всеобщей реабилитации Валя выяснила весь его последний скорбный путь:
С 30 июня 1940-го по 4 июля 41-го – Севжелдорлаг, с 15 июля 41-го по 26 октября 42-го – Печорлаг. Умер от пеллагры, проще – от недостатка витаминов. Чтобы вылечиться, необходимо полноценное питание, в первую очередь, печень, яйца, молоко. «Врагам народа» такая пища не полагалась.
2003 г.
P.S.
Валентина Сергеевна почти всю свою взрослую жизнь проработала в горкоме партии: отвечала за идеологическую работу. Говорят, довольно жёсткая была. О том, что она, дочь "врага народа", пережила, рассказывала впервые. Вспоминая отца, плакала... Умерла через год после выхода фильма на экран...