Сильно истосковавшись по природе Сибири, мне наконец-то удалось вырваться из цепких объятий соблазнительницы Москвы.
– Хоть всего на три дня, но они будут моими! – радостно сказал я себе, предвкушая проникающие, трогающие до самой глубины души мгновения, которых у Москвы, ни за какие милости не допросишься – нет их у неё!
Зато у неё имеется другое.
Москва – это не просто мегаполис, а целый уникальный, своеобразный мир. Сложный, пёстрый, заманчивый. Где живут страстями, порой безжалостно расталкивая конкурентов локтями. Да и не только локтями… включаются, конечно, амбиции и азарт соревнования.
Здесь жизнь бурлит без продыху днём и ночью. Сюда едут зарабатывать, строить карьеру. Завоёвывать то, что манит яркими блёстками красивой жизни. Сбывающихся или несбыточных желаний.
Москва притягивает, будто мощным магнитом – перспективами. Но и цену за их реализацию берёт немалую – такое её свойство тоже необходимо учитывать – хватит ли ума, здоровья и удачи?
Хотя, конечно, много и тех, кто едет элементарно выживать. И отчаявшиеся люди из дальних и ближних уголков России, словно мотыльки, летят на ослепляющий костёр столицы, обжигая крылья, терпя порой оскорбления и унижения, холод, сырость и обман, – лишь бы зацепиться и найти хоть какую-то работу…
Много чего в Москве есть. И на это разнообразие нужны силы. Даже если просто «стоишь рядом» со столь разноликими столичными проявлениями. Со временем накапливается усталость. И именно в такие моменты я чувствую – пора домой!
Вот и в этот раз я решительно махнул на самолете в родной Омск. А из аэропорта – к родственникам. И потом, на машине друзей, – во всегда желанную тайгу.
И вот я уже с удовольствием окунулся по самую макушку в теплые, прямо-таки согревающие объятия сибирского бабьего лета. А оно в эту осень выдалось на редкость солнечным и совсем не холодным. Быть может поэтому я почувствовал себя словно в гостях у любимой женщины, которой мне так не хватает после смерти матушки. Упокой её, Господи, и даруй ей Царствие Небесное!
Сердце радовали погожие, ясные дни, с их чистейшей акварельной лазурью, широко распахнувшейся на необъятном моему глазу просторе манящего неба, слегка подернутого неведомой мне печалью. Легкими дымчатыми туманами по утренним, ещё будто сонным распадкам, низинам и лугам лежала грусть по чему-то утраченному.
Но мне она виделась какой-то светлой. Быть может оттого, что я точно знал – грусть эта не навсегда. Что все мы обречены в будущем на такие перемены, которые не только смогут отодвинуть любую грусть, но и вовсе упразднят всякую причину печалиться.
А сейчас пока рано. Сейчас нам следует побыть в ней. Истосковаться по настоящей радости. Учуять сердцем её, родимую.
Отовсюду нарастал всё ещё вроде бы веселый гомон перелетных птиц, но и в нем уже ощутимо слышалась грустная нотка от предстоящего вскоре, вынужденного расставания с родными местами.
В этот раз друзья показали мне интересное, мною ещё не виданное до селе, почти овальное по форме, таежное проточное озеро – из него вытекала тоненькой серебряной змейкой молоденькая речушка. Она, постепенно увеличиваясь после места своего рождения в размерах, то и дело хитро петляла, словно путая след.
Будто окружаемая для захвата в плен мачтовыми соснами, кедрами, елями, березами, кустами багульника и высокой упругой травой, она неутомимо несла свои воды к неведомым мне местам, радуясь своим переливчатым смехом, что удалось ей ловко перехитрить лесных стражей и теперь ей все нипочём!
Переведя взгляд от лесной хохотушки на степенное в своей молчаливой величавости озеро, я почему-то представил, как вечерами, чистейшая родниковая вода в нем будет поблескивать богатым, глянцевым, особенно при сочных закатах, лоснящимся отсветом, – насыщенным по тону густо розовым, с примесью червонного золота цветом.
"Не забыло сердечко, сохранило в памяти настоящие красоты земные!" – подумал я. "За этим чудом и приехал!" – поставил я жирную точку в налетевшем воспоминании.
Мы отважились искупаться – впрочем, недолго – лишь хорошо освежившись. А потом, не удержавшись от желания приступить скорее к рыбалке, снарядили удочки, вслед за ними достали из выцветших на солнце брезентовых рюкзаков припасенные жестяные коробочки с червями, и вскоре наловили окуньков, пескарей, плотвичек, подлещиков, – на уху.
И только затем поставили палатку, после чего занялись поисками хвороста для костра.
Не спеша иду по едва заметной тропинке, ведущей куда-то по сосновым и еловым иголочкам, шишкам, березовым, кленовым и ольховым сережкам и листьям, – по всему этому дивно светлому лесному ковру, ещё без его болезненного хруста под ногами – мороз в этом году ещё не трогал этих мест.
Пахнет сырой прелью, смолой, влажной землей, и едва уловимым, горьковатым, каким-то сложным, но для меня вкусным запахом тайги.
Радом с тропинкой увидел широкий, мощный пень. Вернеё то, что осталось от него: почти полукруглое, покатое на вершине, полусгнившеё "создание". На его темной, рыхлой вершине росли... совсем молоденькие папоротник и ольха. Росточка малого, сантиметров пятнадцать, не больше.
Пень давал им пищу и был расположен удачно: солнечные лучи падали прямо на него, благодаря просвету в кронах мачтовых сосен.
Вот и сейчас узорчатые ворсинки темно зеленого мха на его вершине, в ниспадавших солнечных лучах светлели, даже переливались разными оттенками, будто играли.
Я взял в ладони нежные листья папоротника и ольхи, пристально всматриваясь в их изящный и строгий рисунок.
И – залюбовался Господним Творением.
И в эти секунды, – такие быстротечные, мимолетные в своей несказанности – наполненные тишиной, покоем и радостью, мне подумалось: эти папоротник и ольха, – словно влюбленная парочка, встретившаяся на промыслительно и заботливо предоставленном лесном покрове. Как им благодатно здесь! Кажется, лучшего места было и не найти во всём лесу...
Как они нашли друг друга? Каким счастливым ветром занесло их сюда, прямо на пень? И как они сумели укорениться и прорасти? Случайность? Конечно, скажет иной читатель. А я с ним не соглашусь.
Красота не бывает случайной. У любой красоты есть Творец. И если наше сознание не способно проникнуть в те временные глубины, где были замыслены и Земля, и Человек, и... эти пень и папоротник с ольхой, то не стоит бросаться такими бессмысленными заключениями, что красота может быть случайной...
Когда-то, много миллионов лет назад, в той туманной, временной дали, эти древние папоротники выглядели совсем иначе: высокие ростом, с красивым и мощным лиственным покровом.
И были они таковыми потому, что уровень кислорода на моей тогдашней Земле многократно превышал сегодняшние нормы. Флора и фауна принимали прямо-таки гигантские размеры.
И пролетели целые геологические эпохи. Многое изменилось на моей такой хрупкой, ранимой Земле. Все ощутимо стало меньше: кислорода и, соответственно, флоры и фауны.
И вот сейчас, в наши суетные, очень скоротечные дни папоротник и ольха – такие.
Да, надо признать очевидное: сейчас папоротник и ольха, как и многие вещи на Земле совсем иные, нежели были во дни творения нашего мира, но, может быть, в этом тоже есть свое обаяние, привлекательность и мудрость?
Быть может, нам следует научиться видеть ту самую, Богом замысленную красоту в таких простых и обыденных, как мы для себя решили, вещах? Разве не говорит наше неумение видеть простую красоту о нашей нацеленности на какие-то второстепенные, а может быть и ложные ценности?
Ведь у Господа нет, да и никогда не было ничего уродливого. Лишь только мы сами, своим отступлением от Его промысла, можем сотворить зло, неправду и уродство, коего весьма много среди нас сегодня. И мы искренне не понимаем – откуда берутся грозные, разрушающие наш мир явления?
А их причина – в нас, и только в нас!
Об этом я вновь помыслил, стоя по пояс в душистой, высокой траве на берегу озера в родной Сибири, объятый дивной музыкальной рапсодией тайги.
И мне, не знаю почему, вспомнилась Тамара, с глазами как две спелые, крупные вишни, стройная, энергичная прихожанка нашего храма, сейчас весёлая, молодая женщина.
Но два года назад было совсем иное: из-за того, что её предал любимый человек, она решила… выброситься из окна. И уже подошла к нему, и уже распахнула настежь.
Но в последнюю секунду увидела, что на цветок, растущий в горшке на подоконнике, прилетела божья коровка. Села, убрала свои крылышки, и поползла по стеблю растения. Тамара остановилась.
– Что я творю?! Букашка мелкая ползает, копошится, решает свои проблемы… цепляется всеми силёнками за жизнь, а я…
И… отказалась от своего страшного решения.
Ведь Богом выход есть всегда, даже из любой «точки невозврата».
Как это страшно – не видеть разлитой вокруг любви! И, наоборот, с благодарностью принимая Божий замысел о себе, об окружающем нас мире; с любовью и терпением принимая все ведомые и не ведомые последствия дел наших, – всё происходящее с нами здесь и сейчас, – мы всегда сможем вывести себя и своих близких на осуществление задуманного Творцом о нас ещё в самый момент зарождения нашей вселенной, созданной Им для наполнения Своею Любовью, и ни для чего больше!
И перемена к лучшему в делах наших осуществится! Хотя и отстоим мы от момента первоначального замысла о нас на многие миллиарды земных лет!
Ладно, сын, прости меня… я был не прав! – скажет тогда помягчевший отец.
– И ты меня прости, пап, впредь я буду сговорчивей, – ответит сын.
Или:
– Возьмите, мама, мою любимую кастрюлю, – скажет вдруг невестка.
– Спаси тебя Христос, – ответит ей утирающая набежавшую слезу свекровь…
И станет чуть больше любви на этом семейном корабле.
И приоткроется в каждом из плывущих на нём по волнам моря житейского умение радоваться простым вещам, умение понимать первозданную красоту, стремление благодарить Бога за всё хорошее, что есть у каждого из нас. И проявится в душе дорожка к пониманию, чувствованию этой первозданной любви. И каждый хрупкий, растущий на пеньке побег, быть может, станет для нас глашатаем, вестником, посланником Бога на Земле, возвращающим нас к своему наследию!
И всё встаёт на свои места.
Видя красоту нашего мира, придёт понимание, что Законы Божии непреложны. Обещание Бога при изгнании из Рая Адама и Евы Спасителя исполнилось. Он пришёл, умер и воскрес и оставил нам Свои Таинства, спастись которыми может каждый с верою к ним прибегающий!
Так действует положенный в основу создания нашего мира замысел Божий в каждом из нас и сегодня.
Как это просто. И как сложно одновременно.
Любовь Бога к человеку как некая духовная хорда пронзает насквозь все временные эпохи, всё мироздание… куда бы мы ни заглянули, куда бы ни перенеслись везде и во всём непременно отыщем дивную Божию весточку о любви к Своему творению...
Будь то извергающийся тысячами огнедышащих, раскалённых камней, пламени и искр вулкан. Или до сих пор нами до конца не изученный подводный мир. Или простая веточка ольхи с папоротником на пне. И печать эта – красота, продуманность и Любовь.
И Господь терпеливо ждёт от нас во все времена и эпохи… ответного чувства! И это – не холодный расчёт, не механический эксперимент, а превечное, согревающее всякую жизнь дыхание Господа.
И вся тварь, всякая былинка отзывается на него, находясь в жёстком подчинении прописанным Богом законам. Не может не отозваться!
И только от наделённого свободной волей человека Господь терпеливо ждёт.
Отзовётся ли?