Бога ради

Иоанн Тунгусов
Вода, танец и девушка соединились, будто на гигантской картине талантливого художника. Впрочем, это событие состоялось немного позже. А сейчас я просто стоял на берегу Иртыша, аккурат напротив своей «хрущёвки», наблюдая за проплывающими мимо меня речными трамвайчиками с разноликим народом, баржами, гружёнными песком, щебнем, кругляком и стройматериалами самоходками.
Недалеко от меня на волнах игриво покачивался красный бакен, похожий на внушительных размеров треугольник. Много лет назад, в середине 60-х годов прошлого века – мне нравилось залезать на его скользкий бортик и греться. А бакен, подвластный природным стихиям, время от времени вальяжно менял свою ориентацию относительно сторон света, подставляя солнцу свои лишённые ненадолго солнечного внимания бока. Это вынуждало меня переходить на солнечную сторону. Но я уже тогда не сильно огорчался от наличия такой необходимости, отчётливо понимая, что с гармонией в этом мире туго – её всегда нужно искать!

Сегодня на набережной, как и в былые времена, нашёлся охотник порыбачить. Мужичок в красной майке и синих, закатанных по колено брюках, то и дело закидывал довольно длинную удочку с коричневым поплавком. Но безуспешно, – за то время, что я за ним наблюдал – не видел ни одной пойманной им рыбки. Может это я её распугал своим слишком пристальным взглядом? А может просто не везло мужичку, и ему надо было бы перейти на другое место?

Я предположил, что если бы он рыбачил за городом, в укромном затоне, или озерце – наверняка давно бы поймал что-нибудь типа пескарика, подлещика или агрессивного, колючего окунька. Но, это его дело. Может он и не ради улова стоял здесь, а только ради его призрачной возможности, которая и способствует созданию гармонии в душе.

Сильного и уж тем более колючего ветра не ощущалось. Только нежный бриз с юго-запада бережно касался моего лица, спускался за ворот рубашки да едва-едва шевелил ветки недавно посаженных вблизи от меня сосёнок. Они явно украсили своим изумрудным узорочьем знаменитую городскую Набережную, привнесли в неё древний, мною любимый аромат сибирского леса.

Закатное летнее солнышко в этот уютный, тихий вечер особенно старалось: пронзительно и остро высвечивая своим теплым, желтоватым светом дорожку на Иртыше. Край бетонного широкого парапета тоже оживило – и будничный, скучный серый тон, превратило в нарядный, даже весёлый цвет.

Солнечная дорожка на речной поверхности будто танцевала свой завораживающий водный фокстрот, слегка кружилась, переливаясь на меняющихся, бликующих гранях маленьких волн, озорно искрилась, словно пыталась вспомнить давно забытый таёжный романс.

Кудреватые, словно завитые на гигантские бигуди облака, тоже празднично приоделись от рядом проплывавшего солнечного диска. Их нежно розовые, зеленоватые с голубизной тона уходили по их облачным телам вглубь, где слегка темнели, оживляя панораму уходящего омского дня – такого вроде бы нового для меня, и одновременно такого древнего, который, наверняка, в подобных, похожих красках, видели мои очень далёкие предки. И возможно тоже, как и я, они любовались этой живой, насыщенной подлинной радостью панорамой, созданной природой, а значит – самим Господом.

Неожиданно, мой взгляд вынужденно вернулся на набережную, где от небольшой группки оживленно что-то обсуждающих и задорно смеющихся молодых людей, выдвинулась девушка в белом платье. На вид лет двадцати. С длинными по пояс, пушистыми, блестящими, каштанового цвета волосами.

И через несколько секунд легко и воздушно она закружилась в танце, – в красивом ритме, в слаженном движении изящных рук, ног, головы, всей великолепно сложенной фигуры.

А солнышко, будто благословляя её на это действо, сразу набросило ей свою светящуюся корону на голову. И та искрилась всполохами огненных язычков, образуя светлый ореол, который ярко переливался в волосах при каждом их всплеске.

Девушка, сама того не подозревая, вдруг примирила собой простроенное квадратно-гнездовое городское пространство неказистых пятиэтажек и суетливых автодорог с прилегающим гармонично выверенным многовековым природным убранством. Она танцевала, будучи, без сомнения, городской жительницей. Тем не менее, ей удавалось улавливать само дыхание Земли, органично соприкасаясь и с неспешным течением великой реки, и с движением светила, и с облаками, вальяжно, по-хозяйски спокойно плывущими почти над самыми нашими головами, одно из которых, самое, наверное, дерзкое и решительное, буквально чуть ли не задевало меня своим холодящим паром.

И все люди в эти трепетные в своей уникальности секунды – залюбовались элегантным, грациозным танцем незнакомки. Прохожие на Набережной останавливались, безмолвно в своём восхищении следя за ней.
И шквал горячих аплодисментов ликующе разорвал вечернюю тишину, когда девушка остановила свой прямо-таки искрометный в самом конце танец. Никого не оставили равнодушными ни  бьющая через край молодость, ни азарт, ни неподдельный восторг обнажённых чувств!

И в эти памятные для меня мгновения, я вдруг ярко увидел находящуюся вокруг меня Истину: Человек – венец Господнего творения! Только он способен выразить гармонию созданного Богом мира так, как никто другой. И только в человеке во всей полноте выражается стремление Бога наполнить любовью и красотой всё вокруг себя. Удивительно и то, что выразить любовь и красоту в полной мере, человеку дано только Богом же данными средствами и ничем иным! Любое же искажение Истины, порождает уродство.

«Твоя от Твоих Тебе приносящее, от всех и за вся!» – такие слова произносит священник в алтаре перед совершением Таинства Евхаристии – самого главного Таинства, оставленного Богом человеку. И для его совершения, священник приносит от имени людей благодарственную жертву Богу – хлеб и вино. От всех и за все Его благодеяния, к нам бывшие, и ради всяких Его милостей будущих. А что ещё может принести человек – Богу, у Которого всё есть? Только своё произволение.  Но даже и эту жертву Бог пресуществит в Свои Тело и Кровь, чтобы спасти ими человека. Удивительно!

Но, это в храме… А каждый из нас, в любую минуту своей жизни, по своим силам и возможностям, оказывается, тоже может принести своему Создателю жертву – дары, имеющиеся у нас… от Него же. Не присвоить их себе, не утаить в жадности, забвении или в унынии, а принести их Богу! Какое ещё действие человека в его скоротечной жизни может быть ценнее по своему наполнению?!
Как это тонко и мудро! Мудро, потому что самое ценное, что есть у человека, это его воля. А тонко, потому что – как это бывает сложно, направить свою волю не на удовлетворение своих страстей, а на благодарение Творцу, от Которого у тебя всё есть. Даже ты сам.

Мы наполняем мир вокруг себя своим трудом, талантом, служением, всем тем, что изобилует внутри нас. Иной раз глядишь – нищета, а люди улыбчивые и счастливые в своём бедном, но чистом и опрятном жилище. А придёшь в богатый дом – хоть сразу беги назад, такой тяжёлый дух в нём живёт. И сразу понятно откуда он появился – из внутреннего наполнения хозяев. И сразу понимаешь, какой тяжёлый и долгий предстоит этим людям путь к Богу.

Чего мы больше отдаём, то и находится в избытке вокруг нас. И эта девушка на набережной, хотя её никто не просил, принесла свой дар молодости и красоты всем, оказавшимся с нею радом!

Она не выплюнула жвачку на асфальт, она не осквернила себя и воздух сигаретным дымом, не испачкала прилегающее к ней пространство грязным словом – ей это просто было не нужно. Напротив, она, вдохновлённая через что-то Богом, испытала, быть может даже неосознанную потребность исполнить мир своей долей божественной красоты! И, несомненно, красоты этой в нашем мире стало немного больше.

И как хорошо будет, если у каждого из нас, хотя бы иногда будет возникать  желание без каких-либо причин или условий принести в благодарность Богу то, чем Он нас наделил: шофёр – уступит дорогу пешеходу или даже подвезёт, повар – вдруг необыкновенно украсит блюдо, или накормит страждущего, учитель – подбодрит ученика и позанимается с ним дополнительно, портной – что-нибудь, кому-нибудь сошьёт...

Просто так. От полноты сердца. Или, вернее сказать – ради Бога.