По полотну стены цветастые открытки
Ползут во тьме ночи тревожа сон кота,
На кухне тараканы и треск советской плитки,
Качается плафон под пенье сквозняка.
Изрезан круг стола - забились крошки в раны,
Усатый таракан пьет в чашке пресный чай,
И мутное стекло в объятьях старой рамы,
Вой слышится сирен и псов надрывный лай.
Из крана капли гулко по стали барабанят -
Они уже на дне, чтоб обрести покой,
Горелым молоком вновь от соседей тянет,
Но им там дела нет - они ушли в запой.
За окнами грустит простывшая Россия,
В осенней кутерьме под высохшим листом,
Таджики в бак свалили немного прелой гнили,
А после притаились тихонько под кустом.
Прогорк холодный воздух, истерзанный смолами,
Накрапывает дождь под светом фонаря,
Блестят вдали витрины цветастыми огнями,
И вязнут сапогами в начале сентября.
На кухне тишина покой лелеет зыбкий,
Печальный домовой забился в глубь угла,
Скрипят петли дверей несмазанной калиткой,
По комнате плывет обрывком сон кота.
Расплылся его сон по целлулоидной пленке,
И черно-белый бред разрушил все цвета,
Он хочет убивать, но сон довольно тонкий,
Бетонные дома пронзает слепота.
И злая тишина парализует стрелки,
Застыло время где-то в районе трех утра,
И трещины ползут по матовой побелке,
Хрустя как будто хворост во чреве у костра.
А утро за окном бежит усталой белкой
И рассыпает прах по паркам на скамьях,
Глазенки округлились - похожи на тарелки,
Иголкой колет сердце, обрюзгший липкий страх.
И только у кота на тепленькой лежанке,
Кружатся сны, сменив внезапной свой режим,
Цвета смешались вдруг в кипящую солянку,
Наш превращая мир в какой-то диафильм.