-Кач-кач-кач…
-А-а-а…
-О-о-о…
- Фу, так душно. Выпусти меня отсюда.
- Сейчас.
Сопение, кряхтение, щелчок.
- Жизнь хороша, если жить хорошо! – с этими словами на свет божий из нутра серого Кайена вылез мужчина второй молодости.
За мужчиной вслед появились женские ноги, натягивающие колготки а потом и черные сапоги до колен. Сама девушка вылупилась из темного машинного нутра чуть позже.
- На выпей, - мужчина протянул девушке бутылку, видимо, с чем-то вкусным. Девушка сделала три жадных глотка и хрипло рассмеялась, кинув бутылку в сторону.
- Так-так. Быстренько всё выгребаем. Все следы и улики уничтожаем. Мы же с тобой, чистюльки, - проворковал мужчина.
- Ага, чистюльки-писюльки, - сказала девушка, отходя в сторону, «под кустики».
Через пять минут Кайен зажёг свои фары, взревел мотором, и через минуту от него не осталось никаких воспоминаний, кроме загаженной лужайки, на которую безмолвно взирали звёзды, густо и ярко усыпавшие сочное весеннее небо.
- Возьмите меня с собой, не пожалеете.
- К сожалению, нам запрещено по инструкции.
- Покажите мне инструкцию.
- Бабушка, вас как зовут?
- Олимпиада. Можно просто баба Липа.
-Уважаемая, баба Липа, мы находимся при исполнении обязанностей. Наша служба и опасна и трудна. И мы не можем подвергать вашу жизнь опасности.
Лесник номер один приосанился, произнося эту речь.
- Милай, зачем так много слов? Я с вами прошусь всего на один разик.
- Бабуля, мы бы с удовольствием. Да на лошадку ты не влезешь, - сказал второй лесник, тот, что был ростом поменьше и с кепкой на стриженной коротко голове.
- Влезу, влезу, - затараторила бабуля.
- Нет, баба Липа, ничего у вас не выйдет. Наша Фрося занемогла. А у нас в хозяйстве всего два мерина и кобылка. Больше средств передвижения нет.
- Отведи меня к кобылке, пошепчусь я с ней.
- Эх, бабуся!
- Отведи, милок. Хуже не будет.
- Да мне то что. Выйдете из двери и сразу направо по тропинке, там конюшня.
Стриженый лесник отмахнулся от пришлой бабки как от надоедливого ребёнка. Он подошёл к леснику номер один, и они вместе начали разглядывать что-то на карте.
В пыльные окна лесниковской конторы било утреннее солнце, размечало в светлые квадраты пол, покрытый «деревянным» линолеумом, падало тёплыми светлыми пятнами на плечи двух мужчин в камуфляжной одежде, которые продолжали изучать карту, переговариваясь на своём узкопрофессиональном сленге.
- Ну что? По коням? – спросил номер один.
- По коням, по коням, нынче здесь, завтра там, - пропел под нос номер два.
Выйдя из конторы-избушки, они становились в немом удивлении.
«Больная» кобылка Фрося на вид была совсем здорова. Её яблочно-серый раскрас в свете солнца отливал серебром. Фрося с шумным фырканьем поводила ноздрями, зубами покусывала удила, подрагивала боками, явно довольная своей всадницей. Баба Липа, а это, именно, была она, восседала на Фросе гордо, как амазонка. Под плащом у неё были спортивные штаны, заправленные в кожаные сапоги с плоской подошвой.
- Фрося? – удивился, наконец, вслух лесник номер один.
- Баба Липа? – удивился номер два.
- Я лошадиный язык знаю, - улыбнулась виновато старушка.- Я её в одно место уведу, там травка первая взошла, лечебная. К вечеру ваша Фрося будет абсолютно здорова.
Мужчины переглянулись. Каждый из них, может быть, и готов был вытащить на свет росток раздражения или недовольства, но солнце светило уже густо и манко, и медовой, нектарной свежестью так пронизывало чистейший воздух, опустившийся на землю с ночными зябкими туманами-путешественниками, что мужчинам не оставалось сделать ничего кроме того, что они собирались делать.
Через несколько минут «святая» троица отправилась в путь. Мужчины на гнедых меринах впереди, баба Липа на мышастой Фросе позади.
Холмисто-бугристый рельеф местности напоминал поля из «марсианских хроник». Снег на открытых склонах растаял, и из пожухлой прошлогодней соломки робко пробивались фиолетовыми мятыми звездами отростки шафрана. Их мягкие лепестки казались вырезанными из небесного батиста, такого особого тончайшего сорта батиста, который бывает только в сказках. Над клочками батиста, едва видимого в жесткой бурой щетине мертвых трав, плескался океан тоже сказочного синего неба. Горизонты океана терялись в дымке рассветных испарений. Ветра не было нисколько, была лишь тишина, полная инопланетная тишь без гула и жужжания насекомых.
Лесники слезли со своих скакунов и подали руку бабе Липе. Пологая вершина холма, напоминала мостик корабля, она обрывалась практически отвесно вниз в волны холмов, наслаивающиеся друг на друга. И весь этот корабельный мостик был безбожно изгажен. Он был густо усеян белыми волокнистыми салфетками, бумажными стаканчиками, целлофановыми пакетами необъятных размеров, пустыми упаковками от презервативов, бутылками и жестяными банками и даже синтетическими сдутыми подушками, которые обычно используют для коррекции шеи в сидяче-спячем положении.
- Ну, что, за работу? – номер один вытащил складную лопату из сумки, привязанной на стремени.
Номер два последовал его примеру и за несколько минут в центре холма был готов алтарь жертвоприношений. Сухая трава вспыхнула быстро, вовлекая в своё трескучее разложение весь «гнойный» мусор. Действительно, горение синтетики напоминало процесс истечения тёмного вонючего гноя. Синтетические вещи горели плавясь, искажаясь, «корча рожи из преисподней», но горели так жарко, что рядом с ними плавились даже стеклянные бутылки.
- Всё в мире может съесть огонь. И алмазы горят, - сказала баба Липа.
Она наклонилась над костром чуть ниже, чем того требовали рамки отстраненности и начала тихо что-то шептать ему.
- Пусть огнём горят тела, что касались этих вещей. Огонь, огонь…Беги огонь…Жги нечисть…
- Огонь, батарея, пали! – усмехнулся номер один.
- Баба Липа, этих уродов не переделать. Они метят свою территорию как звери.
- Не переделать, не переделать…Много раз придётся переделать…- прошептала баба Липа.
- На месте природы я бы уничтожил людей. Они только и делают, что гадят, гадят и гадят, - сказал номер два.
Мужчина второй свежести проснулся утром не очень довольным. Впереди был рабочий день, а работать ему было лень. Его жена с утра уже хлопотала на кухне. Оттуда доносились запахи поджаренного теста.
- Эх, сейчас бы удочку и на природу. Шашлычок-башлычок, конъячок…
- Миша, ты уже проснулся? Миша???
На лице своей жены он прочитал неподдельный ужас.
- Что с твоим лицом, Мишико?
- А что с моим лицом?
Мужчина распахнул дверь в ванну и замер в ужасе перед зеркалом. Вокруг рта у него была пузырящаяся красная кожа.
Эта своеобразная красная окантовка образовывала вокруг рта напоминала очертаниями дьявольскую ухмылку.
- Что это? – он коснулся рукой отвратительных волдырей, но боли не ощутил.
Вторичная волна ужаса оказалась посильнее первой. Он спустил трусы, чтобы пописать и увидел ту же самую неприглядную картину – отвратительные красные пузыри покрывали весь его детородный орган.
- Сука, - просвистел он в пустоту.
Выскочив из дома в салон своего Кайена, он дрожащим от гнева пальцем набрал номер «заразы».
- Тварь, ты что со мной сделала?
- Я ? Это ты, подонок! Ты мне ответишь за всё. Урод! Ненавижу!
- Рот клоуна, задница макаки, перед… Перед натруженный и перетруженный….
- Чего ты смеёшься? А если это зараза?
- Заразы нет. Анализы показывают норму.
- Но обратившихся уже несколько человек.
- Ой, как страшно! Бяда-бяда… Я думаю, что это сильная аллергическая реакция. Крапивница.
- Сразу у десятка человек?
- Десятка, не тридцатка. Может, какая химия с неба прилетела. Да и больные какие-то все чересчур нервные. От госпитализации отказываются, от уколов нет.
- А что ты им будешь колоть?
- Подумаю. Циметидин, преднизолон… Подумаю. Я же самый лучший аллерголог, - говорящий рассмеялся.
Разговор этот происходил в курилке лечебного учреждения. Разговаривали два врача в зелёных халатах. Дымок от сигарет вился струйками и просачивался сквозь неплотно закрытые двери курилки.
- Странная, конечно, крапивница. И по форме и по цвету.
- Что, не поддаётся?
- Пока что-то нет.
- Имунноглобулин пробовал? А аутогемотерапию?
- Не лезь! Сам справлюсь.
- То не лезь, то помоги.
- Когда это я тебя просил о помощи?
- Только что. Пожаловался.
- Ты всё придумал.
- Ну, как твои красно-передо-задые?
- Пока никак. Орут, вопят, грозятся уволить.
- Сколько их?
- Попарно штук десять. Мужики с бабами.
- И что, никакой динамики?
- Ноль.
- Бывает…
- Что бывает? Не бывает! Вчера ещё свежачки пришли.
- И тоже парой?
- Парой.
- Странная крапивница.
- Странная…
- А может…
- Что может?
- Есть тут у меня один адресок. Бабуля, целительница народная.
- Ну, как бабуля?
- Не знаю. Отвёл ей одного, самого тихого. У него уже крыша начала съезжать, так он на всё согласен был.
- И?
- Что и? Что-то там она ему нашептала. Вышел от неё весь пунцовый, красный как рак, я уже подумал было, что у него началась генерализированная…Но он сел в свой Кайен и уехал в неизвестном направлении.
- Ну, как твой эксперимент с бабулей?
- Пока никак. Пациент не возвращался.
- Ну, так, а бабуля что говорит?
- Бабуля говорит, что он здоров. Теперь здоров. Видимо, она говорит правду. Иначе бы он вернулся в клинику.
- И чем она его?
- Что-то нашептала ему на ушко.
- Ого! Какие у нас продвинутые бабули.
Мужчина второй свежести, которого жена называла Мишико, вёл себя несколько странно. Так, во всяком случае, могло показаться со стороны. Но со стороны на него смотреть было некому. Разве что низкорослый карагач, раскинувший свои сухие любопытные ветки, произрастающие из расщеплённого ствола мог бы стать наблюдателем интересного действа.
Мужчина ползал по мертвой траве, маленькими грабельками собирая разнообразнейший мусор.
- Пять дней прошло. Значит, ты должен лесу пять квадратов чистейшей земли, - звучал в голове мужчины голос бабуси.- Пять квадратов чистейшей земли. И чтобы нигде ни соринки.
Мужчина запихивал мусор в большой черный пакет, обдирая кожу на изнеженных офисных пальцах, которые привыкли больше указывать, да пересчитывать бумажные купюры.
Михаил не зря приехал, именно, сюда. Старый карагач охранял прекрасную «антиветровую заводь». Кроме Михаила это место облюбовали и другие местные Дон Жуаны. И сейчас Михаил, кряхтя и сопя, выдирал, вросшие в землю затхлые, но не разложившиеся салфетки, окурки и всякую другую пластиковую нечисть.
- И чтобы ни одной человеческой соринки не было, - звучал в его ушах голос бабули.
Через полчаса интенсивной работы, полянка под карагачом была очищена. На взгляд Михаилу показалось, что очистил он больше, чем пять метров. Но, отступив шаг в сторону, он заметил в складке рельефа ещё одну мусорку. Издав боевой клич, Михаил с остервенением выгреб оттуда всё до последней бумажки. Складка превратилась в уютный изгиб. А импровизированную кучу хлама Михаил обложил сухой травой и поджег. Огонь жадно лизнул траву и затрещал, перерабатывая мусор в пепел. Михаил достал из багажника брезентовый плащ, бросил его на землю, сверху старое байковое одеяло. Мышцы гудели в приятной усталости, словно в теле Михаила уже началась весна, и там сновали шмели и порхали нектарные бабочки. Он упал навзничь, раскинув руки и ноги как модель Леонардо де Винчи, как человек, вписанный в круг гармонии.
Карагач уменьшился в росте, отодвинулся в сторону, уступая место огромной небесной сфере.
- Ляпота! – прошептал Михаил.
- Ляпота!!! – крикнул он во все лёгкие. – Я лечу!!!
Всё его тело подрагивало от энергии солнца, вливающейся соком силы в нервы, артерии, вены и капилляры.
- А Природа она, как женщина. Она тоже бывает влюблена, - услышал он в своей голове бабулин голос.
Мир сбавил обороты буйства. Михаил встал, отряхнул одеяло и плащ, аккуратно сложил их в багажник. Оттопырил резинку трусов. Но он мог этого и не делать. Он ощущал и без того, что чист и внутри и снаружи. Уродливые красные пузыри на причинном месте исчезли. Лицо тоже было как прежде чистым. Только в уголке над правой губой осталась тёмная метка новорождённой родинки.
- А родинка тебе как узелок на память, - бабулин голосок вспыхнул напоследок и исчез.
Ключ зажигания повернулся в замке. Кайен хрустнул застоявшимися шинами и выскочил на дорогу.
Теперь Михаил ощущал невероятную чистоту в своей голове. Мысли не толпились, не путались, они шли стройными рядами. В голове радостно повторялось слово «Целесообразность». Это слово как полководец командовало рядами неожиданных новых мыслей. Михаил мечтал о порядке. О порядке не только в лесу, но и на улочках своего города. Приятное ощущение хозяина жизни было окрашено небывалой женской нежностью Природы. Природа сейчас распахнула ему свою живую бесконечность. Асфальтовая дорога ложилась пол колеса серебряной лентой. Синим озоном небо обертывало деревья, стучась в просыпающиеся почки.
- Боже, какой кайф, - только и смог повторять про себя Михаил.- Боже, какой кайф. Всё вокруг живое. Всё вокруг…
- Ты смотри, какая бабочка! Ну и ну.
Лесник номер два толкнул в бок лесника номер один.
- Красавица. Похожа на нимфалиду алмана, парит в небе. Зависает.
- Сама синяя, как кусок неба. Да…Чудеса…
Ярко синие крылья слились с небом, сверкнули на солнце, переломились в лучи. Крохотный круговорот ветра пробежал по оголённым капиллярам просыпающихся крон деревьев.
- Здравствуйте, дяденьки. Я пришла вам помогать.
Худенькая девочка с синими глазами и гривой рыжих волос появилась на тропинке, ведущей к управе лесников.
- И?
- Меня зовут Олимпиада. Но можно просто Оля.
- Ты слышал? Ещё одна Олимпиада…Девочка, а у тебя бабушка есть? Мы бы ей премию выписали.
- За что?
- За Фросю. За чистый лес. Сознайся, бабушка твоя - колдунья?
- Моя бабушка – бабочка, - рассмеялась рыжая девчонка. – Она полетела по миру…Она интербабочка.
- Удивительные места. Первозданная чистота. Как вам удается так эффективно работать? – проверяющий из гос.комиссии и не думал скрывать своего восторга.
Вид на город с высоты холма открывался замечательный. Лёгкий ветерок ласково шевелил поредевшие пряди волос проверяющего. Ему казалось, что ветерок словно бы ещё и массирует голову. И он мог бы простоять так час или другой.
- Стараемся, - ответил скромно градоначальник. – Мы вот тут план по благоустройству и целесообразности города наметили.
- По благоустройству и целесообразности? Это что-то новенькое?
- Красота и Порядок. Инь и Ян. Женское и мужское, нам Природа строить и жить помогает, - выдал тираду градоначальник.
- Да. Тут мне показатели передали по здравоохранению. У вас практически не осталось больных. Это правда?
- Да. Это правда. У нас тут все стараются. Ни дня без очистки. Чистишь Природу, очищаешь себя. Тотальное оздоровление началось, и нет ему конца.
- А врачи?
- Врачи решили переоборудовать больницу в центр развития тела.
- А я смогу как-то тоже включиться в ваш процесс очищения? – в голове у проверяющего поплыли мечты о зарастании его головы волосами и к ним в придачу ещё какие-то невообразимо сладкие грёзы.
- Попробуем найти вам захламлённое место, если получится, - улыбнулся градоначальник и тёмная родинка над его губой подпрыгнула соразмерно улыбке.
Серебристая кобыла Фрося шла на ночной водопой. В тихой заводи она пила растворённый в воде свет звёзд. Кобылы тоже могут мечтать. И Фрося мечтала о крыльях. Рядом с рыжеволосой девчонкой мечталось легко. К тому же Фрося видела, что у девчонки такие крылья уже есть. Синие или фиолетовые, такого же точно цвета, как небо. Фрося удивлялась своим мыслям. Она понимала, что кобылы думать не могут, но она сама не просто думала, а вспоминала, что когда-то от земли исходили небесные дороги, по которым она могла скакать без устали. Дороги, соединяющие землю с неведомыми мирами.