70 дней зимы

Евгений Ермоленко
***

Я люблю свою легкую тревогу, она хрупка и боится гибели. Только бы сохранился для меня этот тихий уголок, это ненарушаемое дление моей легкой тревоги. Здесь могут родиться и прорасти лучшие мои цветы, если садовник проявит должную искусность. Как быстро утекает время. Как много вещей, с которыми я не справляюсь. Очень скоро они накроют меня своими волнами.

***

Она сидела за столом у окна и листала журнал, а я развалился в кресле рядом и смотрел на нее. Через бледно-зеленую маечку отчетливо проступали костяшки позвонков, они продолжались и там, где маечка заканчивалась, и переходили дугой в длинную белую шею, на которую была посажена голова, образующая с приколотым сзади клубком волос аккуратное единство. Странным образом на мгновение увиделась она мне, словно свободным от всех привычных шаблонов, наращенных обыденностью, из-за которых люди не видят ничего удивительного, смотря друг на друга. Я увидел ее каким-то первичным, довербальным взглядом, когда руки, ноги, спины не были еще закованы в свои названия, став тем самым обычным делом, а были непонятными, выросшими почему-то кусками материи. Сквозь всю привычность обстановки, сквозь эту маечку, сквозь ее модную прическу, я видел ее живую материю, я видел какое-то удивительное животное, уникального, единственного в своем роде динозавра, каким она на самом деле и является.

***

Как хорошо быть рядом с человеком, которого любишь и которым восхищаешься, который лучше, взрослее, красивее тебя. Какая удача — быть его другом. Резкими рывками — потому что тебе хочется сократить расстояние между вами, потому что любовь тянет тебя вверх словно магнит — перенимаешь, насколько это возможно, все, что он делает лучше тебя, сам становишься другим, лучше себя прежнего, с новым порядком, за который готов бороться всеми силами. Старые привычки, из которых в сомнениях и одинокой слабости никак не мог выбраться, отпадают как корка на зажившей ране, разлетаются как пепел, на который подуло свежим ветерком, потому что им больше нет места в жизни и пришло время умирать.

***

В осеннем сквере две скуки от скуки сходятся, надеясь из своих пустот породить некое содержание. Ни у кого нет личного внутреннего пути, каждый вял и неудовлетворен и хочет ногой оттолкнуться от другого, чтобы попытаться подпрыгнуть и ухватить ветви у них над головами, и дальше лезть уже по ним, ведь в одиночестве, увы, даже ногой оттолкнуться не от кого.

***

Хаос все настойчивее теснит меня с прежних позиций, и приходится идти на новые ухищрения, чтобы от него ускользнуть. И в уютных старых уголках хватает он вдруг меня за руку своей холодной рукой. Черная вода медленно заполняет мою комнату, и я плаваю где-то под потолком, поглядывая на него почти равнодушно с вопросом - нельзя ли как-нибудь его проломить?

***

Пребывая в некоторых узких границах жизни, можно устроиться так, что находить свою жизнь уютной и вполне удовлетворительной, даже найти в себе определенное самодовольство, но, увы, всегда оставаться в этих узких границах нельзя, и при выходе из них, при расширении своего жизненного пространства, на нас обрушиваются собственные недостатки и недочеты, мы сталкиваемся с вещами, о существовании которых успели в узости своей забыть, и оказываемся бессильны перед ними. Тревожные знаки будто из другого мира жалят наши души, указывая на какие-то совершенные нами упущения. Должно быть, мы давно уже идем неверной дорогой, если только нам не казалось, что мы идем — возможно, на самом деле мы просто вертелись на месте. Мы закрыли себя от мира слишком узкой и недальновидной привычкой, теперь же мы растеряны, огорчены и смутно ощущаем нечто вроде обиды на самих себя оттого, что безнадежно куда-то опаздываем.
В этих знаках слышен призыв понять их, призыв устроить жизнь по-иному, но тревожное нетерпение гонит нас обратно, в свои узкие границы, где яркость сигналов угасает, мы забываемся и успокаиваемся, ни в чем не разобравшись. Тогда нечто подобное повторится, мы неизбежно снова получим свои удары, потому что в них скрыта какая-то истина о нас самих, и она предъявляет свои требования.

***

Предстоящая встреча, предстоящий вызов. Я не вижу этого ясно, но смутно чувствую, как неизвестные силы уже начали, по старой привычке, облекать меня в защитный фальшивый кокон, пряча мой страх, пряча мои чувства. Они снова хотят превратить мою жизнь и действительность в мерзкую, бесплодную, бессмысленную игру. Пробежать все на сдавленном страхе, с ложными шаблонами в голове, упрятанный за ними настолько, что невозможно даже касание душевной опасности. Но что еще может иметь значение?

***

Плохо, когда твоя утомленность не имеет для друга никакого значения, или даже приободряет его, потому что теперь проще брать над тобой верх и чувствовать радость превосходства. Поговори с ним об этом или, может быть, просто уйди. Всмотрись в него внимательно, не спеши делать выводы. Может быть, он, как и ты, просто неумелый, неудовлетворенный человек, полный мелкого тщеславия, и также не знает путей к благу, которое вырастает иногда из человеческих отношений.

***

Странная это тяга — вернуться поскорее домой. Закончив свои дела, ты не устал, тебе просто нечего делать, и природа в самом расцвете. Пусть ты одинок, но мир развернут перед тобой, он не враждебен, и можно пойти куда угодно, делать что угодно, придумать себе приключение по вкусу. Вместо этого тебя тянет вернуться поскорее в свой пустой дом, который давно опостылел, где заранее известно, что будет дальше, вернуться, чтобы чувствовать привычную защищенность и спокойствие, провалиться поглубже в пропасть домашнего одиночества, словно здесь тебе самое место и только здесь ты вообще на что-то годишься.

***