А зима решила, наконец, показать людям свой настоящий норов. Метели все не прекращались. Из-за этого много дней подряд им пришлось провести в доме. Не было ни малейшей возможности даже нос высунуть наружу. Снег засыпал дом почти под крышу. Единственное окно практически не пропускало дневного света. И огонь в очаге один определял теперь время, когда заканчивался «день» и начиналась «ночь».
И это, как они ни старались игнорировать недостаток света и свободы, нервировало обоих.
Клементина особенно плохо справлялась с тревожностью.
Вик капризничала - у нее резались зубы. Плохо спала, много плакала. И по-прежнему, несмотря на то, что больше не голодала, выглядела очень истощенной.
В одну из ночей у девочки начался жар.
Леру, всегда спавший чутко, проснулся в тот момент, когда Клементина ахнула, коснувшись горячего детского тела. Подскочила на койке, спустила на пол ноги.
Он слышал, как она зашептала что-то, как будто застонала. Думал, что ей приснился кошмар. Собирался заснуть снова. Но она все не укладывалась. Выскользнула из-за полога, сделала несколько быстрых шагов по комнате - будто пробежалась. Вернулась обратно. Снова зашевелилась, зашептала что-то.
Он не выдержал. Поднялся, запалил огонь.
Долго щурился, привыкал к свету. Наконец, отодвинул край шкуры.
- Что случилось?
Она сидела на койке, держала ладонь на лбу ребенка, покачивалась тоскливо. Когда он появился перед ней, подняла на него полные ужаса глаза.
- У Вик лихорадка.
- Бывает, - ответил он спокойно. - Ты разве не знаешь, что надо делать? Или у тебя нет снадобий?
Она встала, шагнула к нему – как будто искала у него защиты. Забыла и о холоде, стоявшем в доме, и о том, что не одета. Он скользнул взглядом по ее босым ногам, по короткой нижней сорочке, не закрывавшей щиколотки. Выставил вперед руку, не позволяя ей приблизится.
- Оденься, - сказал резко. – И не теряй разума.
Вернулся на свое место. Закурил. Когда она вышла, наконец, одетая из своего закутка, он с меланхоличным видом пускал кольца дыма в потолок.
Оглядел ее, покачал головой.
- Ты слишком быстро впадаешь в панику. Однажды это может стоить тебе жизни.
Она промолчала. Стиснула зубы. Отворила дверь, зачерпнула в котелок снега.
Он завернулся в шкуру – в доме было очень холодно. Сидел, смотрел, как она хлопочет у очага. У нее заметно дрожали руки. Насыпая в котелок порошок из коры вяза, она просыпала часть его в огонь. Леру наблюдал за ней какое-то время. Потом направился в пристройку.
Принес оттуда, подал ей кружку, наполненную резко пахнувшей, темной жидкостью.
- Выпей.
Она узнала запах – этой же дрянью поил ее на судне Рамболь.
- Не буду.
- Пей. Не заставляй меня применять силу.
- Мне это не нравится.
Он настаивал.
- Я не предлагаю тебе напиваться. Глотни.
Она послушалась наконец. Сделала глоток. Сморщилась.
- Ужасная гадость.
Он засмеялся.
- Зато хорошо согревает. И успокаивает.
*
Несколько последующих дней были тяжелы, как никогда. Вик продолжала «гореть». Снадобье, которым поила девочку Клементина, помогало лишь на короткое время. Но еще большей сложностью было заставить ребенка выпить этот целебный отвар.
Чтобы напоить, влить в дочь лекарство, Клементине требовалось недюжинное терпение и ловкость. И борьба эта между матерью и ребенком истерзала всех, кто находился в доме.
Вик наотрез отказывалась глотать горький напиток. Клементина нервничала. Леру терпел.
*
Леру боялся этого чертова младенца. Если не считать того единственного раза, когда он взял девочку на руки, - не потребовалось, он и близко не подошел бы! – он не касался ее. Обходил стороной.
Он понятия не имел, что делать с такими крохами, как с ними обращаться и чем их развлекать. Но теперь, наблюдая издалека за молодой женщиной и ее ребенком, Леру понимал, что его вмешательство вполне может потребоваться. Видел, как с каждым часом теряет Клементина выдержку.
А она никак не могла ни накормить девочку, ни напоить ее целебным отваром. Та кричала до икоты и выплевывала все, что попадало ей на язык – отвар из коры, пюре из моркови и тыквы, заваренную в кипятке пшеничную муку.
Девочка не спала к тому моменту почти сутки. Все плакала и плакала.
В какой-то момент Клементина не выдержала. Опустилась на койку, закрыла лицо руками, разрыдалась:
- Я не могу больше. Она умрет.
Он разозлился.
- Вот дура!
Ворвался в их «женский» уголок. Оттолкнул ее, забрал ребенка. Уложил Вик рядом с собой – на свой лежак неподалеку от очага.
В доме было теперь довольно тепло. Они не гасили огня уже много часов. От очага веяло жаром. И он интуитивно, повинуясь исключительно своему собственному представлению о том, что было бы ему приятно, если б лихорадка была у него, раздел ребенка догола.
- Подай мне воды, - сказал сурово.
Когда Клементина поставила около него котелок с водой, он взялся протирать тельце ребенка куском влажной ткани.
- Она замерзнет, - попыталась воспротивиться Клементина.
- Иди к себе, - ответил он, не глядя в ее сторону. – Иди.
Он долго еще продолжал сидеть рядом.
Гладил двумя пальцами девочку по лицу. Вел от наморщенного лобика, по бровям, скулам, подбородку. Что-то шептал-нашептывал с закрытыми глазами. Сам, кажется, дремал.
Клементина смотрела на них из своего угла. Наблюдала с удивлением, как потихоньку успокаивалась Вик. Наконец та утихла, заснула. Клементина собралась подойти, забрать девочку к себе – он качнул запрещающе головой. Прошептал сипло:
- Ложись спать.
*
Если бы они могли хотя бы на время выйти наружу, глотнуть свежего воздуха, взглянуть на солнце, им безусловно стало бы легче. Но солнца не было. Снег продолжал сыпать. И им приходилось находить себе занятия в доме.
Слава Богу, Вик пошла на поправку. Жар спал. И теперь только темные круги под ее глазами напоминали о тех нескольких ужасных днях, которые всем им пришлось пережить.
Леру теперь все чаще брал девочку к себе. Та все еще была слаба, но к ней вернулся ее стоический индейский характер. И Леру с удовольствием наблюдал за тем, как Вик исследовала жизнь и боролась с трудностями. Смотрел с улыбкой, как преодолевала она препятствие за препятствием. Огибала, обходила расставленные на ее пути табуреты, перелезала через сооруженные загородки, подлезала под расставленные руки. Когда она выбирала себе цель, ее невозможно было остановить. Несколько раз они, двое взрослых, не успевали уберечь девочку от травм. Один раз она упала у очага, коснулась ладошкой горячих камней. Второй раз свалилась с лавки. Плакала недолго. И потом, кажется, больше удивлялась, рассматривая встревоженную мать – что случилось? что ты так смотришь?
Она снова стала пытаться ходить. Поднималась. Делала несколько шагов и падала.
Не плакала. Кряхтела только досадливо. Иногда рычала.
Леру смеялся:
- Не девочка, а волчонок.
*
Клементина же, изнемогая от усталости, одновременно с этим не находила себе места. То бралась из нескольких беличьих шкурок, выделанных Леру по осени, шить Вик одежду, то кидалась пересчитывать запасы провианта, перебирала снадобья, перетирала травы, смешивала, соединяла их, раскладывала по каким-то одной ей известным местам. Он наблюдал за всем этим молча.
Однажды он обнаружил ее в пристройке. Она ковыряла ножом земляной пол.
- Что ты делаешь? – спросил удивленно.
- Яму, - ответила она, не отрываясь от своего занятия.
- Зачем?
- Хочу спрятать туда немного еды про запас.
- Спрятать? От кого?
- Ни от кого. Индейцы, у которых я жила, всегда делали так. Излишки еды они зарывали в такие хранилища.
- Излишки? – он засмеялся, обвел взглядом несколько мешков с бобами и маисом. – Ты шутишь?
Она подняла на него взгляд. Смех стих на его губах.
- Делай что хочешь, - пожал плечами.
*
Ее не отпускал страх. Она просыпалась по ночам. Лежала, глядя бессмысленно в кромешную тьму. Иногда поднималась. Принималась ходить – тихо. Ступала неслышно – два шага в одну сторону, два – в обратную.
Леру, как она ни старалась не шуметь, просыпался все равно. Поднимал голову, следил за ее перемещениями по дому. Потом поднимался, разжигал очаг. Подзывал ее к себе.
Она подходила, усаживалась рядом. Он обнимал ее за плечи.
В одну из таких ночей он сказал вдруг:
- Послушай, зачем тебе идти в Квебек? Тебя там кто-то ждет?
Она испуганно посмотрела на него. Этот страх тревожил ее наравне со страхом голода и одиночества. Она не знала, кто и что ждет ее в Квебеке. Не знала, к кому идти и как ее примут.
Он, не дождавшись тогда ответа, продолжил шепотом:
- Пойми уже. Мы оба с тобой – изгои. Ты шлюха, я убийца. Что бы ты ни говорила, нам нельзя возвращаться к людям. Они нас никогда не простят. И не примут. Ни тебя, ни меня.
Она молчала. Смотрела в огонь. Он, не дождавшись ответа, коснулся губами ее волос.
- Почему бы нам не поселиться вместе?
Клементина едва справилась с желанием сбросить его руку и спрятаться опять в своем отгороженном меховым одеялом углу, как делала это всегда прежде. Не сбросила. Осталась сидеть рядом. Повернула голову, посмотрела Леру в глаза:
- Я не знаю, - сказала, - найдется ли мне место среди людей. Но я должна вернуться в город. Хотя бы для того, чтобы удостовериться, что надежды на возвращение нет.
Сказала и едва сглотнула подступивший к горлу ком.
Он еще уговаривал ее. Она же не слышала ни слова.
Думала о своем.
Думала: неужели он прав?
Раньше, когда он называл ее шлюхой – это было оскорблением. Сегодня - это только констатация факта. Похоже, ей, в самом деле, придется привыкать и к такому отношению к ней, и к этой своей роли.