Кое-как мы дотащились с ним до нашего убогого пристанища, выстуженного и неуютного, и я практически без сил рухнул в постель, предоставив Уотсону в одиночку растапливать очаг, да, кстати, и стаскивать с меня одежду.
Прошло довольно много времени прежде чем я снова нашёл в себе силы для того, чтобы заговорить и попытаться более или менее связно изложить, что со мной произошло. Тяжелее всего было говорить о ребёнке. Я понимал, что без разъяснений Мэри мне лучше на эту тему вообще рта не открывать и, в то же время, не понимал, как обойти в рассказе важнейшую его часть.
Но, на моё счастье, Уотсон, как всегда обращал внимание на монстров, пропуская вещи куда более значимые, но не столь бросающиеся в глаза. Он ни о чём не спросил. Я ничего не сказал, сразу обратившись к своей обратной дороге и тому страху, который охватил меня в сумеречной расщелине.
- Было безумием пускаться в этот путь одному, - хмурясь, сказал он. – Я слишком отвлёкся на Мэри, не то бы я вас не отпустил.
- Нападения я и не ждал, - честно признался я. – Мне казалось, я ещё не подобрался так близко, чтобы представлять собой серьёзную опасность.
- Вы думаете, что Страж действует по указке вашего суперзлодея?
- Раньше так и было. Морган всегда был правой рукой человека, о котором я вам говорю.
- Тогда ваш суперзлодей – Морхэрти. Мы уже видели, что Страж слушается если не слова его, то кнута.
- Морхэрти, конечно, имеет отношение к этой истории, и самое непосредственное. Но моим суперзлодеем он быть не может – уже потому, хотя бы, что находился здесь тогда, когда мой суперзлодей был совсем в другом месте – это я проверил.
- Ну, а что же мы будем делать теперь? Например, труп Марты Фрейзер – он что, так там и остался?
- Не могу вам сказать. Когда я пришёл в сознание, там было ещё совсем темно, и осматриваться я не стал – не хотелось зажигать свет. В меня уже выстрелили однажды, ориентируясь на вспышку спички.
- Но ведь не безумец же в вас стрелял?
- Не безумец… - я прикрыл глаза.
- Боже, как же вы всё-таки измотаны! – посочувствовал Уотсон. – Может быть, вам лучше поспать сейчас? Я мог бы вам дать успокоительное.
- Нет времени. Мы должны вернуться туда вдвоём, Уотсон, и попытаться восстановить картину событий по каким-то приметам. И ещё я непременно должен поговорить с вашей женой, едва она будет в состоянии. Я пока не знаю, в каком порядке исполнить эти два действия – мне могут помешать обстоятельства и там, и там. Но, уж точно, я не хотел бы прохлаждаться вместо того и другого.
- С Мэри едва ли имеет смысл сейчас говорить – она очень слаба и, главное, она ничего не помнит о том, как потеряла сознание на кладбище.
- Я собирался спросить не об этом, Уотсон.
- А о чём же ещё? Вы… - тут цвет его глаз неуловимо перелился в более холодную гамму. – Вы узнали что-то новое, осмотрев ребёнка?
Я тяжело вздохнул – в конце концов, этот разговор тоже нельзя было откладывать бесконечно.
- Он очень похож на вас, Джон.
Я нечасто называл Уотсона по-имени. Он вздрогнул и пристально посмотрел на меня:
- Что вы хотите этим сказать?
- Я уверен, этот ребёнок – ваш сын. Можете не трудиться возражать мне – я эксперт по фенотипическим признакам родства, и я утверждаю совершенно определённо: мальчик – ваш сын.
- Боже мой! – он вскочил с места и взволнованно прошёлся туда сюда по комнате, ероша шевелюру. – Значит, Мэри всё-таки… Но как? Как я мог пропустить беременность и роды? И почему она…
- У Мэри был выкидыш, - напомнил я. – Из-за которого она заподозрила вас в венерическом заболевании по подсказке своего недобросовестного гинеколога, из-за которого, в конечном итоге, оказалась замешанной во все здешние афёры. Если не было выкидыша, а были благополучные роды, всего этого не было бы. Вам не хватает досадной привычки логически мыслить, Уотсон. У нас классическое доказательство от противного.
- Досадной привычки логически мыслить? – ошеломлённо переспросил он.
- Иногда очень досадной, доктор. Итак: что мы имеем? У Мэри был выкидыш, она поверила в то, что вы ей не верны, и в то, что вы заразили её венерической болезнью, у неё имеются какие-то сведения о ребёнке, который разительно похож на вас, и о котором вы ничего не знаете. Может ли этот ребёнок быть ребёнком Мэри при таком раскладе?
Уотсон смотрел на меня остановившимися глазами, приоткрыв рот.
- Это может иметь только одно объяснение, - сказал я. – ребёнок не её, но ваш, и он был ей представлен в качестве доказательства вашей нечистоплотности.
Не закрывая рта, не отводя от меня изумлённых глаз, Уотсон медленно покачал головой:
- Холмс, этого не может быть…
- Уотсон, я понимаю ваше изумление и ваше негодование - новость, конечно, ошеломляющая, но всегда ли мы…
- Да нет, - перебил он. - Этого не может быть, потому что я… этого физически не может быть. Я не состоял в связи ни с одной посторонней женщиной.
- Как? Этого не может быть, - теперь уже я повторил эту сакраментальную фразу - возможно, ситуация получалась прямо-таки комичная, но никому из нас смеяться не хотелось.
- Да что мне вам, на библии поклясться? Какой мне смысл вас обманывать, тем более так тупо и неумело.
- Но вы же бывали в домах терпимости!
- Не в браке.
- Подождите… А та болезнь, о которой я говорил вам?
- Вздор.
- Но почему же вы… сразу не сказали…
Он внимательно посмотрел на меня. Да нет, ошибки быть не могло - точно те же глаза.
- Ну вот, я вам сказал сейчас. Что дальше? Вы мне не поверили. И Мэри не поверила бы тоже. Зачем напрасно сотрясать воздух? Чем больше я буду оправдываться, тем гаже будет у меня на душе.
Я запустил пятерню в волосы и принялся яростно тереть голову, словно это могло заставить мысли шевелиться.
- Как хотите, Уотсон, с ребёнком вы в родстве. Может быть, у вас есть какие-то близкие родственники?
Он пожал плечами:
- О судьбе моего старшего брата вы знаете. Дядя по отцовской линии сошёл с ума, ни на ком не женившись - кузенов у меня нет. А светлые волосы, эти изменчивые, как вы говорите, глаза, овал лица и форма ушей достались мне именно по отцовской линии.
- Простите, бога ради, но порой у людей случаются непредвиденные родственники, полукровные братья и сёстры.
- Теперь обвинения в блуде вы решили перенести на моего отца? - горько усмехнулся он.
- Бога ради, Уотсон! Я далёк от мысли обвинять кого бы то ни было в чём бы то ни было, но я могу поклясться, что ребёнок Андересов одной крови с вами. Если вы можете предложить объяснение, не бросающее тень ни на кого из вашей семьи, я с радостью приму его за рабочую гипотезу.
Уотсон завёл глаза в потолок:
- Если бы брат, - наконец, проговорил он, - мог иметь дитя лет в двадцать, его дочь вполне могла бы сейчас родить, а сын зачать этого ребёнка. Но во-первых, такие совпадения на грани фантастики, а во-вторых, я никогда не видел в нашем окружении ни одной женщины, хоть слегка похожей на Дэвида.
- И всё равно мы примем этот вариант за неимением лучшего, - сказал я. - Осталось получить подтверждение Мэри, и ребёнок превратится в ниточку, на другой конце которой, очень может быть, наш с вами суперзлодей. Но прежде, чем докучать вашей ослабевшей и нездоровой супруге такими расспросами, я бы хотел всё-таки осмотреть место нападения на меня при нормальном дневном свете.
- А вы в состоянии? - недоверчиво спросил он, оценивающе глядя на меня с лёгким скептическим наклоном головы.
- После часа сна - вполне. А больше медлить и нельзя - если там остались какие-то следы, они не долговечны.
- Да и тело девушки нужно осмотреть и полицейским, и коронеру, - подхватил Уотсон.
Я вздохнул:
- Здесь нет никакого коронера, даже если труп найдётся, и вскрытие будут проводить местные эскулапы, в лучшем случае, полицейский врач, который, по сути, никакой не врач, так как не имеет диплома, а лишь прозектор. Или тот же Морхэрти, которому я доверяю всё меньше. Именно поэтому мне хочется, чтобы на тело взглянули вы.
- Я?
- Как врач. И, может быть, я, как криминалист, если, конечно, позволите мне так себя называть.
- Криминология… - задумчиво проговорил он. - Да, работа с французскими коллегами, Холмс, вселила в вас надежду на будущее сыска, как науки. Но мы не во Франции, дорогой мой. Здесь законопослушная Швейцария, и закону даже нет смысла напрягаться. По смерти Стара уже вынесен вердикт - вы слышали?
- Да. Естественная смерть от заболевания.
- И то, что произошло с Евой…
- Несчастный случай. Будь я официальным лицом, Уотсон, вероятно, и я бы сделал такие заявления.
- Может быть, и сделали бы. Чтобы усыпить бдительность настоящего преступника, а не…
- Разве вы знаете мотивы здешних стражей закона? Я видел Кланси - он представляется мне не наивным простачком. Проблема в том, Уотсон, что здесь не одно преступление - это и отличает мафию - помните, я говорил вам о происхождении этого слова. Мафия окружает себя преступной аурой, как ароматом духов какая-нибудь красотка, и ни одно из хоть краем впутанных в дело лиц не говорит правды… Простите меня, Уотсон, я должен отдохнуть хоть немного.
- Вы не уснёте, - сказал он. - Слишком возбуждены. Давайте я припомню прежние времена, когда вы страдали от невроза, и сделаю вам расслабляющий массаж. Вы ещё помните, как у меня получалось?
- О, да! - я прикрыл глаза, вспоминая. - Это было очень… по-доброму, и, действительно, помогало расслабиться… Мне так жаль, Уотсон!
Я не пояснил, к чему относится моё последнее восклицание, но он и сам чувствовал, видимо, примерно то же самое.
- Плохой год, - сказал он, уставившись куда-то мимо меня невидящим взглядом. - Очень плохой для нас год, Холмс. И всё-таки, я не хочу чтобы он закончился.
- Я вас понимаю.
- Уверены? Сдаётся мне, вы себя-то не понимаете до конца. Снимите вашу одежду, Холмс - я попробую вас успокоить и расслабить. Может быть, мне удастся…