К юбилею Юрия Александрова (Ольга Косарева) / Проза.ру

Уютный зальчик в кафе «Россиянка». Юбиляр с женой и дочерьми встречает гостей. Гости – сплошь геологическая «братия», бывшие жители славного поселка Геофизик, сплотившиеся полвека тому назад в одну дружную семью. Поздравления, тосты, песни, танцы – все как полагается. Очень теплые и очень искренние звучат слова. Юра берет гитару, поет, все подхватывают. Валя, сверкая глазами и улыбкой, кружится в вальсе. Она стройная как юная девочка и такая же подвижная, заводная. Внуки по ее просьбе подобрали записи песен нашей юности, и мы наслаждаемся их звучанием, испытывая чувство сладкой ностальгии.
Юра, в честь юбилея я хочу подарить тебе рассказ о тебе. Не сердись, если что напишу не так (правда, сердится ты и не умеешь). Очень хочу, чтобы твои дети и внуки узнали побольше о тебе, ценили тебя, удивлялись тебе.

            ***

Семья Александровых жила до войны в Ржевке под Ленинградом. У них был свой дом. Вера Васильевна работала в научно-исследовательском институте, Владимир Михайлович был заместителем директора по научной работе в Ленинградском зоопарке. Подрастали детки Юра, Наташа, Саша. Когда Юре было лет пять, а Наташе три годика, в семье появилось пополнение в виде двух тигрят Васьки и Машки, мать которых умерла при родах. Пришлось вскармливать подкидышей немецкой овчарке Азе. У Азы родился щенок Бэмби, вот и кормила она не одного, а троих. Веселые были тигрята, ласковые. Раз Васька, играясь, провел когтистой лапой по спине малышки Наташи – на всю жизнь остались у нее шрамы. А через год тигрята подросли, народ пугался. Пришлось вернуть их в зоопарк.
– Ты знаешь, – спрашивает меня Юра, – где находится Лахта?
– Нет, – отвечаю.
– Это у Финского залива. Сейчас Лахта – гигантский город, район Питера, а тогда в тех местах снимали фильмы об уссурийской тайге – такие там были густые леса.
Началась война. Блокада. Голод. Вера Васильевна ходила в зоопарк, чтобы принести домой горстку зерна, картофельные очистки – пятнадцать километров туда, пятнадцать километров обратно. Все пешком. По природе своей она была миниатюрная, полненькая. Легкая полнота отличала ее даже в блокадные годы. Из-за этой полноты Вера Васильевна очень боялась, что ее съедят. Не звери съедят, а люди – такие взгляды она ловила, возвращаясь поздно домой. Владимир Михайлович спасал зоопарк. Бегемота спасти удалось. А слоновник вместе со слоном разорвала бомба. Пока разбирали завал, мясо слона стухло – ни людям, ни зверью на корм уже не годилось.
– Вопрос Юре: «Что вы ели?»
– Ответ: «Помню котлеты из картофельной шелухи».
– Ты был послушным?
– Я был уличным хулиганом.
– И воровал?
– Воровал. У нас были такие палки с вбитыми гвоздями. Догоняли машины, заполненные гнилой картошкой, цеплялись сзади и палкой тыкали в картошку. Раз – и картофелина на гвоздях.
   – Жарили ее на костре?
   – Нет, зачем? Домой нес.
   Около Ржевки было большое озеро. За озером – военный полигон, в 1941 году там еще построили аэродром. Полигон и аэродром в войну все время бомбили. Приходилось прятаться в погребе. Бомбежки были настолько частые, что семья практически жила под землей. Однажды было затишье. Вера Васильевна вошла в дом, радуясь, что попала в нормальные человеческие условия. Выкупала Юру с Наташей, положила в кровать. И тут началась бомбежка. Она схватила детей, бросилась в подвал, а когда вышла – от дома осталась одна печка.
В конце блокады семью Александровых вывезли по Ледовой дороге на Большую землю. Ехали по Ладоге под непрерывающейся бомбежкой. Машина перед ними ушла под лед. Их машина к счастью осталась невредимой.
Институт, где работала Вера Васильевна, был эвакуирован в Омск. Туда она и отправилась с детьми. Там Юра закончил первый класс. Владимир Михайлович ушел на фронт, где пробыл до 1947 года. Воевал. Напоролся на мину. Был буквально изрешечен осколками (всю жизнь потом эти осколки выходили). После госпиталя служил в штабе. Писал нежные письма жене. Описывал природу, страны, в которых побывал. Об ужасах войны ни слова. Так, наверное, большинство писало – мол, все хорошо, не волнуйтесь. Эти письма – как островки тепла и уюта, по которым истосковалось сердце среди кровавых сражений. Два сохранившихся письма Владимира Михайловича – это поэтические повествования светлые и добрые. Приведу их.
   – «3/X.44 г. (сохранился отрывок). Солнышко мое! Давно тебе не писал, да и сейчас не знаю, когда смогу отправить это письмо. В этот скучный дождливый вечер вспомнилась вдруг ты – вот и пишу, чтобы хоть письменно приблизиться к тебе.
Рок войны продолжает меня бросать из страны в страну, но как не соблазнительны были когда-то заграничные путешествия, надоели и они, и уже давно хочется на родину.
Румынию исколесил вдоль и поперек, был на Дунае, в Карпатах, в Трансильвании, захватил кусочек Болгарии, и вот в Сербии. Знала бы ты, что за чудесный народ эти сербы. Вот уж действительно «братья славяне» в самом лучшем значении этих слов. Нас, кажется, готовы носить на руках. Нас не называют иначе как братьями. Нас готовы закормить, а спать кладут на лучшие перины.
Слыханное ли дело, чтобы в городе ночью кто-нибудь спросил прохожего есть ли у него где спать и не пойдет ли он ночевать к нему, а здесь делают именно так…»
– «12/V.45 г. Верочка, солнышко мое! Кажется, настало время, когда реально можно думать о встрече с тобой и детьми…
Мы еще в Австрии и все смотрим, как на диковинку, на яркие пятна электрического света в окнах и все не верим, что свет можно так нахально жечь по ночам, не боясь вражеских бомбардировщиков.
Стоим в какой-то маленькой деревушке, окруженной такими горами, что шапка падает с головы, когда смотришь вверх
Горы, леса, бурные речушки, водопады. В домике, где моя канцелярия, всегда такое впечатление, будто на дворе ливень – это падает водопадик, под который мы ходим умываться по утрам. Когда проснешься рано на рассвете, можно увидеть пасущихся на горных лугах косуль, слышать весенние «песни» тетеревов.
Вчера и позавчера, разыскивая нужную мне воинскую часть, исколесил на машине половину Австрии. Пришлось побывать и в больших городах. Когда приеду домой, расскажу о своих впечатлениях, а сейчас очень жалею, что не умею говорить по- австрийски, так как говорю по-мадъярски.
Ждем отправки в Советский Союз…»
Закончилась война. Вера Васильевна вернулась из Омска, Владимир Михайлович – с фронта. Где жить? Жить-то негде. Сначала поселились в комнате брата Веры Васильевны. Когда и он вернулся с фронта, перебрались на жительство в зоопарк – в бегемотник. В одном закутке – семейство Александровых, в другом – огромная бегемотиха Красавица. Потом получили комнату в коммуналке. Однажды Вера Васильевна услышала, что в Ленинграде поймали группу немецких офицеров. В страхе бросилась домой, чтобы не дать возможности детям увидеть расправу над ними. Прибегает, дети радостно сообщают: «А мы видели, как немцев вешали!».
Третьеклассник Юра, искатель свободы и самостоятельности, сбежал из дому с приятелем. Друзья все взвесили и рассчитали: набили карманы елочными игрушками, чтобы их продавать и на вырученные деньги жить. Бежали в деревню – в городе, надо понимать, им стало тесно. Правда, черты города покинуть не удалось. Родители забили тревогу, подняли на ноги милицию. Милиция и сняла Юру с колючей проволоки, на которой он повис, зацепившись штанами, когда улепетывал от погони.
Потом родители развелись. Вера Васильевна болела, лежала в больнице, а соседка по коммунальной квартире пригрела «осиротевшего» Владимира Михайловича. Один нашел другую семью, другая осталась с тремя детьми на руках. Юра после восьмого класса, как старший мужчина в семье, пошел работать.
Личность он, на мой взгляд, не ординарная. Судите сами. Воспитывался в культурной семье, т.е. принадлежит к старой питерской интеллигенции, что всегда было видно. Много читал, собрал в дальнейшем прекрасную библиотеку, круг его интересов: литература, поэзия, изобразительное искусство. Это с одной стороны. С другой стороны:
– Я всегда был хулиганом. Очень быстро бегал, поэтому украденное обычно мне совали. Знали, что никто не догонит.
– Что крали-то?
– Да в магазинах: водку, вино, еще что попадется.
– А как ты учился?
– Никак. Почти в школу не ходил. (Встревает Валя: «Восьмой класс он закончил круглым отличником»)
– Где работал?
– Сначала в почтовом ящике-105 учеником слесаря, потом на химкомбинате. Слесарь сборщик 6-го разряда! В армию добровольцем пошел…
– Добровольцем? Зачем?
– А чтобы в тюрьму не посадили.
– ???!!! (это я глаза выпучила).
– Повел девушку в кинотеатр. Билетов нет, только у спекулянтов. Я у одного два билета взял, а денег не дал – не было денег. После сеанса сказал девушке: «Я пойду первый, а ты потом». Знал, что будут ждать. Так и оказалось. Ну, я в толпу нырнул, да побежал. Они бежали следом, бежали. Отстали. Только один не сдавался, все пытался догнать. Я завернул в соседний с моим двор. Вытащил ключ от дома. Здоровенные тогда были ключи. Тот сунулся во двор, я и припечатал его ключиком. Он упал. А я домой рванул. Думал, ни за что не найдут. Но дворник, оказывается что-то видел. Тогда приятеля забирали в армию. Я с ним пошел в военкомат – хочу, мол, в армии служить. Взяли.
Вот такой он, этот Юра! Сначала попал в Анапу и год учился в военно-морской школе пограничных войск МВД. Закончил ее (прогуливая, по привычке, занятия). Потом служил на флоте в Баренцевом море (база – поселок Рыбачий в Кольском заливе, почти на границе с Норвегией). Был сначала штурманским электриком, потом старшим штурманским электриком. Служил на конфискованном у немцев эсминце.
Однажды проводились ремонтные работы, и два корабля ставили рядом.
– Нет бы мне в рубке сидеть, так я пошел помогать матросам. Правую руку опустил, а корабли в этот момент сомкнулись бортами. Пальцы мне и оторвало. В Североморске сделали операцию. Было такое чувство, что я стал неполноценным человеком.
Думаете, Юра скуксился? Нет. Попросил достать гитару, чтобы разрабатывать оставшиеся пальцы (большой и указательный). Играл по слуху, пел, привел в норму пальцы.
После госпиталя, в Ленинграде, сначала работал в зоопарке (кормил медведей и волков), потом устроился осветителем на киностудию Ленфильм. (дослужился до бригадира осветителей). Параллельно учился в вечерней школе. Следующий этап – геологический факультет университета.
– Почему ты выбрал геологию?
– Поступил на спор. Сосед там учился. Сказал, что на геофизическое отделение не поступить – семь человек на место. Поспорили. Я и поступил.
   – Много пришлось заниматься?
   – Да нет, в тюрьме готовился.
   – ???!!! (у меня в очередной раз отвалилась челюсть).
   – Подрался на Невском проспекте. Попал в КПЗ на 15 суток. Знаешь здание Главного штаба на Дворцовой площади? Так с другой стороны этого здания располагался Дом предварительного заключения. Меня послали чистить снег на крыше, где кони стоят. Оттуда, по трубе, я сбежал. Прибежал домой, занял у сестры денег, купил водки и вернулся назад. Мне дали еще 15 суток. Тогда там хорошо кормили, не издевались, в библиотеке можно было заниматься сколько угодно. Вот я и готовился к вступительным экзаменам.
– Не жалел, что стал геофизиком?
– Никогда не жалел.
– А как попал в Башкирию?
– На распределении попросил послать туда, куда никто не едет.
Валя дополняет: «При распределении думали, что он пойдет в науку, станет ученым. Все его сокурсники стали учеными, а он нет».
– Ты был пионером, комсомольцем?
– Никогда никем не был. Нет, два месяца был комсомольцем.
   – ???!!!
   – В Анапе занимался всем, чем угодно (все виды спорта, самодеятельность, пел в хоре), только не учебой. Замполит как-то увидел меня на улице, дал нагоняй, почему не на занятиях. Потом спросил – ты комсомолец? – нет, – ну, он быстренько меня оформил в комсомол. Через два месяца я школу закончил и билет выбросил (Валя уточняет – не выбросил, он и сейчас где-то у нас в бумагах лежит. А военно-морскую школу Юра закончил с отличием).
И послали Юру в Уфу в геологоуправление.
   – В кармане у меня по приезде был один рубль. Поселили в общаге в поселке Геофизик. Позже получил там же, в поселке, сначала комнату, а потом и квартиру. Стал работать инженером-оператором.
Здесь он и встретил свою суженую. Валя – это подарок судьбы (правда ведь, Юра?). Такой душевной чистоты и искренности человек, что таких больше днем с огнем не найдешь. И, в добавок, говорливая. Юра же – молчаливый философ. Его друзья на юбилее вспоминали: приходят в сад, а там Юра стоит: руки на груди сложит и размышляет. Ну, чисто Наполеон перед армией помидоров и огурцов. Мне Юра как-то сказал:
– У тебя квартира хорошая.
– ??!! (двухкомнатная хрущовка)
– Окна на юго-восток выходят. Будем у тебя рассаду выращивать.
– Так у меня все цветами занято!
– Ничего, на балконе разместимся.
Работал Юра сначала инженером-оператором в Сибайской партии. Потом – начальником Баймакской партии. Потом стал заниматься обобщением и перешел в сейсмическую партию. С моей мамой, Бельтеневой Елизаветой Борисовной, он познакомился, когда она приезжала в Баймак принимать материалы. Она принимала материалы, а ее принимали три друга во главе с Юрой в своей палатке, которую они называли «отель «Отдых», поили чаем и вином, пели песни, в общем, крайне успешно покоряли своим геологическим гостеприимством и мужским обаянием. По словам Вали, моя мама и соблазнила Юру заняться обобщением. Он так увлекся новой работой, что оставил мысль о переезде в Ленинград. С болью говорит:
– Я занимался всем, чем угодно, и ничего не довел до конца. В то время была Советская власть, и все было засекречено. Я был лишен на 40 лет права выезда (служба в пограничных войсках, работа на урановых месторождениях). Мой друг Боб был в Америке. Там ему подарили карту гравитационного поля всего земного шара (!!!). Когда он возвращался оттуда, эту карту на таможне отобрали. Сказали, что вернут и не вернули. А я, работая в геологии и геофизике, прошел все Башкирское Зауралье, но выйти за границу республики не мог. Геологическое поле Башкирии могу построить, но не больше – за ее границами у меня материалов не было. Остальную часть мира я не знал (запасы руд). Гравика была секретная, нужно было иметь доступ. Чтобы, положим, получить данные о Челябинске, нужно было долго и нудно связываться с Москвой. Элементарная вещь – таблица Гаука – ей два века, а тоже засекречена. Это давило на производство. Надо было заниматься какой-то определенной площадью, а выйти за ее пределы нельзя.
Вот такая печальная история. Заноза, видно, до сих пор в сердце сидит. Трудно это, работать с придушенным горлом. Юра вышел на пенсию. Начался «сторожевой» период, т.е. работа сторожем то там, то сям. Давным-давно они с Валей и дочерьми переехали в Уфу. Но каждый год День геолога проводят в своем поселке «Геофизик», где собираются друзья их юности, где они снова окунаются в привычную и родную обстановку, в круг верных друзей. И поют «Гимн геологов», сочиненный Юрой и под его рвущий душу аккомпанемент. С днем рождения тебя, дорогой Юра! Живи долго и счастливо! Пой, играй, радуй жену, дочек, внуков. И оставайся таким, какой ты есть!

            ***