Охота.
Стоял глубокий ноябрь, павшая листва уже не шуршала под ногами. Воздух был так влажен, казалась, я, был окутан холодным паром. Падшая листва приобрела цвет горького шоколада и скользила под ногами. Спускался вниз по довольно крутому склону, приходилось спускаться зигзагами, уменьшая угол наклона склона.
Запах преющей листвы одурманивал, наполняя воздух печалью и какой-то таинственностью. Серое низкое небо придавливало к земле, но я был этому рад. Космы туч, задевая склон горы, окутывали деревья призрачной вуалью: и эта была хоть какая-то защита.
На меня шла охота, целенаправленно, меня загнали, как им казалось в тупик, но они глубоко просчитались, считая меня городским пай-мальчиком, который не может зажечь даже спички. Подыгрывая своим преследователям, я уходил в горы, покрытые сплошным смешанным лесом.
Небольшой рюкзак, в котором было всё необходимое. У меня не было оружия. Только хороший нож, из японской одиннадцатислойной стали.
Клинок выковал знакомый кузнец и хотя выложил за клинок тридцать тысяч, он того стоил. Ручку, я сделал сам, из рога марала. Рукоять по середине была обмотана тонким, но очень прочным шнуром длинной в пять метров. Шнур при своей полтора-миллиметровой толщине мог выдержать вес до ста килограммов и не раз меня выручал. Свой нож я берег, как зеницу ока, никому его не показывая.
1
Мой дядя, бывалый охотник, который после смерти моего отца заменил его, взяв меня на воспитание, привил мне навыки выживания в самых экстремальных ситуациях.
Налегке мы уходили в тайгу, в горы Сихотэ-Алиня, Западных Саян и даже в каменистые пустыни. И хотя я был невысокого роста, ста семидесяти сантиметров, на вид худощавый, даже субтильный, моё тело было литым и жилистым. Горы хорошо развивают выносливость и жилистость.
Когда мы вечерами сидели у костра, дядя учил меня всевозможным премудростям. Еще мальчишке, собственноручно изготовив нож из рессоры, вручая его мне, сказал.
-Нож не игрушка, это твоя душа, это продолжение твоего тела. Нож, как твой член, глубоко интимен, поэтому не вытаскивай его просто так, а тем более при посторонних. Помни Серёжа, это.
И я это запомнил на всю жизнь, как и все премудрости которым он меня обучал.
Мне тридцать семь лет, холост, имею свою фирму, точнее имел, пока на меня не наехали. А наехали очень серьёзные люди, которые переломали не одну человеческую судьбу. И многие за счастье считали, оставаясь без всего, но живыми.
За полгода до этих событий, я почувствовал, вокруг меня, что-то происходит. Несколько внеплановых проверок, какие-то непонятные звонки. Короче, под ногами начала тлеть земля, ещё не гореть, но тлеть.
Я не стал ждать, продал квартиру, загородный дом, свою фирму, и все мероприятия провернул практически за месяц. Уехал далеко - в Абакан, не сразу, поменяв несколько городов.
2
Единственное, что я не мог сделать, это поменять документы. Я отстрочил время поиска меня, знал, мне не простят, что я так ловко сорвался с их крючка. Это была пощёчина их самолюбию.
И они нашли меня. Я даже не пошёл на квартиру, которую снимал, случайно увидев у центральной гостиницы «Абакан» рядом с пединститутом, одного из тех проверяющих, которые так внезапно нагрянули в головной офис с аудиторской проверкой.
Меня вычислили, имея в своём составе представителей силовых структур, притом самого высокого ранга, это было, делом времени. Я зашёл на железнодорожный вокзал, из ячейки камеры хранения забрав свой рюкзак, и на первой же электричке поехал на юг Абаканского края.
С дядей мы не раз охотились в горах Западных Саян. Я вскочил в электричку в самый последний момент, в последний вагон состава. И всё же, когда заскакивал, мне показалось, на перроне увидел знакомое лицо.
Вышел на предпоследней остановке, в деревенском магазине накупил мясные консервы, соли в пластиковой таре. Стараясь быть незамеченным, вышел на околицу, по длинному, пологому тяжу пошёл в лес.
В километрах пятнадцати от деревни, у небольшой полянки была заимка, туда я и направился. Рядом с приземистой избушкой протекал ручей. Я надеялся, зиму перекантоваться здесь. Эту заимку построил мой дядя, когда здесь промышлял охотой на соболя. Места здесь были глухие, безлюдные. Правда, дядя говорил о каких-то лесных людях, но зная дядю, который любил из любви к искусству привирать, я ему не поверил.
3
Я знал все местные схроны. Где дядя припрятывал на всякий случай, необходимое для выживания в этих безлюдных местах, вещи и продукты.
Время до зимы оставалось мало, и я занимался заготовкой дичи, рыбы. Жирных хариусов засаливал и вялил на ветру, куропаток и зайцев, пойманных в силки, я обжаривал и заливал их же собственным жиром, сохраняющий их, как консервант. Из осторожности, заготовки припрятал в разных местах, надёжно спрятав от зверья.
Три мешка кедровых орешек были хорошим подспорьем. А клюквы и брусники вокруг было море. В деревню, я больше не спускался, и пару раз слышал за хребтом несколько выстрелов, кто-то охотился. Я уже уверовал, зиму меня здесь никто не потревожит.
С моей поляны, склон хребта просматривался далеко, и если бы появились люди, я бы их заметил издалека.
Уже выпал первый снег, который тут же растаял, осень на редкость была тёплой.
Любил я лес в эту пору, полупрозрачный, таинственный, вызывающий бурю эмоций. Мне не передать те чувства, которые я испытывал, спускаясь по тёмно-шоколадной прелой листве.
Кряжистые от ветра наклонённые стволы, поражали вычурностью своих форм.
Это была волшебная сказка, а запах, бог мой, сколько нежной печали и грусти навевал этот запах. Запах чего-то утерянного, ушедшего, которое уже не вернуть.
Я их увидел издалека, в километрах семи, они вышли на вершину холма, остановившись передохнуть.
4
Один из них поднял бинокль, рассматривая склон, где я, спрятавшись за раскидистым кедром, наблюдал за ними.
Пятеро - все с оружием и маленький паренёк, видать из местных, который, скорее всего, видел меня. Он развернулся и скрылся за холмом.
Рассредоточившись, они скрылись в подлеске. Убрав все припасы, спрятав их в тайнике, закинул за спину рюкзак со своим НЗ, нарочито оставляя за собой следы, пошёл к вершине хребта.
Остановившись на гребне хребта, ждал, когда они появится на прогалине в распадке. Через два часа я их увидел. Вскочил, забегал как-бы мечась, не зная, куда мне идти. Они меня засекли, даже слышал их вопли, один из них снял снайперскую винтовку, не стал искушать судьбу и метнулся за гребень, хребта.
И сейчас, спускаясь зигзагами по склону лиственного леса, всей грудью вдыхал этот невероятно духмяный запах девственного леса.
Шёл к каменистым утесам, которые, как лабиринт были так запутаны, да вдобавок в зарослях подлеска, в котором можно было спрятаться так, что они могли пройти в полуметре от меня и не заметить.
Но, что мне делать дальше, как от них избавиться, вот в чём проблема. Физически я их мог устранить по одному, но становиться убийцей я не желал.
Взобрался на вершину одной из скал.
5
Столбы стояли так плотно, между ними было трудно пройти вдвоём. Я не боялся, что окажусь в западне, перепрыгнуть с утёса на утёс в расстояние два метра, было не проблемой, на это я и рассчитывал.
Мне их надо вымотать так, чтобы у них вывалился язык от усталости, а там я, что-нибудь, придумаю. Да, эти бугаи для гор жидковаты.
Сипло, дыша, они подтянулись к утёсам. Замерли, растерянно смотря на вертикально стоящие каменные столбы. Услышал, как один из них тяжело дыша, пробормотал.
-Он здесь, вот поломанная свежая ветка, ну что же, сам себя загнал в тупик. Предупреждаю, он нам нужен живой, стрелять по ногам, а лучше просто завалить. Тащить раненного я думаю вам неохота.
Другой сипло, хрипя от усталости, произнёс вслух.
-Сволочь - прыткий оказался.
Первый, по всей видимости старший, ухмыляясь, сказал.
-А кто жить не хочет, вот и прыткий, страх помогает, но это ненадолго. Ничего, я эту гниду хорошо поимею, отыграемся, за эту поездку. Турист сранный.
У меня соскользнула нога, и небольшой кусок породы, отваливаясь, полетел вниз. Они вскинули головы, увидев меня. Вскидывая карабины, целясь в мои ноги, начали палить, но я уже перепрыгнул с утёса на утёс.
Бросились за мной в расщелины между утёсами. Я заводил их глубже, туда, где между двумя утесами был крутой узкий склон, весь состоящий из больших угловатых кусков породы.
6
Разбежался и перепрыгнул почти в два с половиной метра расщелину, пугающая тёмным провалом.
-Сволочь, смотри как прыгает, ну гнида, попади ты мне в руки.
Этот высокий, кряжистый бугай, который был у них за старшего, орал от ярости и бессилия.
Впереди был тупик. Стремительно перепрыгнув обратно. Подряд, по утёсам, пошевелил большой кусок породы, и тот нехотя сползая, потащил за собой всю эту неустойчивую насыпь из валунов, камнепадом рухнув вниз, перекрывая выход из прохода между утёсами. Один из больших валунов ударившись рикошетом от противоположной стены, отскочил в сторону и угодил на одного из пяти преследователей, который выскочил из-за утёса.
Дикий вопль и валун весом в пол-тоны, раздавил насмерть этого юркого преследователя. Спрятавшись за разлапистым кустом рябины, смотрел, как четверо подтянулись, осторожно смотря вверх. Старший нагнулся, пощупав пульс на шее.
-Слава Богу, мёртв, не надо брать грех на душу. Жалко Валеру, шустрый был.
-Ты, питерская гнида, я тебя достану, и ты пожалеешь, что родился - подняв голову, прокричал с бешеной яростью.
Услышал, как один из оставшихся обратился к старшему.
-Боцман, а, что будем делать с Валерой?
-А, что с ним сделаешь, он лежит под своим памятником.
И так, старшего, кличут Боцманом.
-Слушай Боцман, - поддал голос другой - а как он взобрался наверх? Надо за ним, снизу мы его не достанем.
7
Третий подал голос.
-По-моему, я знаю, как взобраться наверх. Мальчишками мы взбирались на крышу домов стоящие чуть меньше метра друг от друга. Упирались в одну стену спиной, а в противоположную ногами и перебирая ногами и руками взбирались наверх.
-Молоток Санёк - пробасил Боцман.
-Давай первым.
Мне было не по себе, как-бы из-за меня погиб человек. С другой стороны, моей вины нет. Но надо переваливать за хребет и уходить в лес. Я уже входил в лес, когда услышал крик.
-Вот он - в лес уходит, - рядом пропела пуля.
Воевать так, воевать, я знал, куда их поведу. Пришлось их немного подождать, мелькая перед ними на безопасном расстоянии.
Лес я боготворил, многие, даже бывалые охотники, ну если не боятся, то относятся к лесу настороженно, а я его любил, особенно смешанные.
Почему смешанные?
Нет ни одного человека, который бы прошёл осенью по парку или пригороду и не обратил бы внимание на осенние, - я не говорю об осеннем убранстве, - обнажённые, оголённые деревья. В этой наготе обнажалась сама суть. Душа деревьев.
Помню, впервые на Кавказе, побывал в старом буковом лесу. Я так был потрясён красотой букового леса, как пронзительно он тонок, загадочен и необычен.
8
Неизгладимое впечатление на меня оказывает осенний лес, такой, как сейчас, глубокой осенью, в холодной сизо-пепельной мороси присевших на вершину хребта туч.
Я шёл к тому месту, где видел берлогу с очень крупным его хозяином.
Метров с двухсот, впервые наблюдал как медведь лакомился в зарослях малины. Огромная башка, не вытянутая, как у молодых медведей, а такая, свирепо округлая, потрясала своими размерами.
Он тогда приподнялся на задних лапах, внимательно на меня посмотрев.
Хотя и было ещё, только четыре часа дня, уже было сумрачно. Вышел прямо к берлоге, оставляя за собой явные следы, разворошил землю у края берлоги. Закинув свой прочный шнур с маленьким тройником-лапой на корявую берёзу в трёх метрах. Резко оттолкнулся и пролетел метров четыре от края берлоги. Торопливо снимая тройник с толстой ветви берёзы, еле успел взлететь на скалу, торчащую за берёзой, как снизу тяжело дыша, вышли мои преследователи.
-Чёрт, я потерял его следы, - пробасил Боцман.
-Да вот они, слушай. Смотри, на краю той дыры свежие следы его ботинок - сказал кто-то из четвёрки.
-Ну, всё, ох отведу душу по полной программе, идиот, нашёл, где спрятаться.
-Давай Санёк, ты поменьше, вытащи эту мразь - пробасил довольный Боцман.
Санёк, оставив карабин, вытащив нож, полез в берлогу.
9
Прошло секунд десять, двадцать, в берлоге послышалась возня, что-то нечленораздельное раздалось из берлоги, затем вопли, наполненные смертельным ужасом.
-Он что, засадил в него нож - удивлённо произнёс Боцман.
-Да нет, это вроде голос Санька.
Тот, кто это произнёс, бросился к зеву берлоги и наткнулся на страшно ощерившегося медведя, который вылетел из берлоги, подминая под себя человека, одним ударом огромной лапы раскроив череп. Заметив потрясённых двоих моих преследователей, встал на задние лапы, бросился вниз.
Два выстрела из двух карабинов попали в медведя, он качнулся. Боцман, передёрнув затвор, успел ещё раз выстрелить. Но медведь, падая, нанёс лапой удар, по груди второго, стоявшего ближе к берлоге и свалился на него замертво.
Ошеломлённый Боцман, витиевато матюгнувшись, весь побелевший, вновь передёрнув затвор, в упор прострелил голову медведя.
-Коля, ты жив.
Боцман пытался вытащить из-под огромной туши медведя того, кого он назвал Колей. С трудом перекатил медведя, увидел окровавленного Колю.
-Твою мать, что я скажу твоему отцу, он же сгноит меня.
Нагнувшись над Колей, расстегнул куртку замер, вновь застегнул куртку, вытащив мобильный телефон, сделал несколько снимков Коли и поверженного медведя. Снимая растерзанного лежащего Колю, вновь выругался. Я понял, села батарейка у мобильника. Коля застонал, тоненьким голосом завыл.
10
-Боцман, спаси, спаси меня – на его губах запузырилась кровавая пена.
Боцман, вновь нагибаясь, расстегнул куртку, задирая свитер и рубашку - охнул.
-Бог мой, он разодрал твою грудную клетку и лёгкие.
Коля заорал, его ноги забились, и он затих.
Потрясённый, я вжался в скалу, меня лихорадило от этого ужаса. Боцман задумавшись, стоя на коленях, неожиданно вскочил, убирая тело у края берлоги, полез в неё. Пятясь, он вытащил изуродованного Санька, вновь полез в берлогу. Вылез и завыл.
-Тварь, тварь, я тебя достану, нет гнида, я тебя не повезу живым в Питер, буду тебя по кусочкам резать. Сука, сука, я найду тебя. Я знаю, ты рядом, найду, и ты проклянёшь тот день, когда родился.
Он бесновался минут пять. Затем, успокоившись, вытащил провиант из разорванных рюкзаков, две фляги с водой закрепил на рюкзаке, распихав огромное количество патронов по карманам. Вытащил нож и неумело снял шкуру с медведя. Спустившись ниже на прогалину, расстелил шкуру, развёл костёр.
Ночь упала сразу, укутав склон хребта непроницаемой тьмой. Я всё был под тем жутким впечатлением от их встречи с медведем.
Вытащив вяленого хариуса, перекусил, запив водой. Внизу в отблесках костра в метрах ста пятидесяти, боцман жарил куски медвежатины. Пора и мне устраиваться на ночлег.
Осторожно спустившись, отрезал большой ломоть медвежатины. Наткнувшись на один из рюкзаков, чуть не свалился.
11
Чертыхнувшись про себя, вытащил спальный мешок. И медленно поднимаясь вверх, перевалил за хребет, спустившись далеко вниз. Разведя костер за каменным утёсом, в стороне от костра, наломав лапника, расстелил спальник.
На хорошем жару искрящихся угольев зажарил тот кусок медвежатины, который отрезал. Медвежатина прожарилась до сердцевины, обрезал обгоревшие края, заворачивая в тряпицу, мне её хватит на неделю.
Проснулся, ещё было темно, надо вставать.
Разворошил уголья, раздувая, положил валежника, накидав сверху лапником, пошёл не спеша вниз, оставляя явственные следы, чтобы Боцман меня не потерял. Дым моего костра виден был издалека.
Надеюсь, он его увидит.
Я его недооценил.
Дикая, тупая боль, швырнула меня навзничь, впрочем, меня это и спасло. Раздался второй выстрел, на фоне рассвета, на вершине хребта стоял Боцман, целясь из снайперской винтовки. Откатился за кусты.
Пуля прошла на вылет, не задев кости, через бицепс левой руки. Торопливо раздевшись, перетянул руку бинтом. Вновь одеваясь, закинул рюкзак и ринулся вниз к большому болоту.
Мне нужна была фора по времени, и пока рука ещё под болевым шоком.
Мне было легче, я знал куда идти. Боцман был без вещей, так что, он вернётся за ними. Я почти бежал, рука отходила и начала болеть.
Болото простиралась в длину на километров восемь находясь между двумя отрогами и мне нужно было перебраться на ту сторону.
12
Рука нестерпимо болела, почувствовал, как по ней потекла кровь.
Нашел довольно крепкие длинные упавшие березки. Через болото, была проложена гать, её ещё прокладывал мой дядя, охотясь здесь на вальдшнепов и бекасов. На той стороне болота, была маленькая низенькая избушка, к ней я и шёл. Пройдя по полусгнившим лагам метров двести, дошел до того места, где начиналась топь, для этого мне и нужны были две берёзки и время для прохождения оставшихся тридцати метров.
Осторожно перекинул на ближайшую кочку, одну березку, потом вторую, медленно и не торопясь перебрался на кочку. Перекинул на следующую кочку, и так, чуть ли не прополз оставшиеся тридцать метров.
Всё, я спасён. Дикая боль мешала сосредоточиться, до валуна, который возвышался на два метра, было метров пятнадцать. Почти дойдя и чуть ли не теряя сознание, скинул свой рюкзак, раскрыв его, искал оставшийся бинт и мазь календулы, которая меня не раз выручала.
Сзади услышал матюги - Боцман почти нагнал меня.
Но почти - уже не считается, его время пришло. Эти тридцать метров топи были для него последним походом.
С трудом, встав, высунулся из-за камня, мне надо было его разозлить, заставить потерять над собой контроль.
Он увидел меня, на ходу вскидывая снайперскую винтовку, мгновенно выстрелил, у меня от нахлынувшей боли подкосились ноги и я осел, это меня и спасло.
13
Стрелял он отменно, это был профессионал. Пуля прозвенела, выбивая из валуна каменную крошку.
-Что гнида, выдохся.
Увидел, как разбежавшись, он перепрыгнул на одну кочку, затем вторую, третью. Остановившись, переводя дыхание, крикнул.
-Господи, как я тебя буду мучить, плевать я хотел на твои деньги, неделю буду тебя пытать, по кусочку отрезая твою плоть.
-Не подавись сволочь, живым я тебе не дамся.
Он загоготал.
-Охота на тебя, будет моим лучшим воспоминанием в старости.
-Ты ещё до неё доживи.
Он перепрыгнул на кочку, до того места, где топь начиналась, оставалось метров двенадцать. Рядом с ним лопнул огромный метановый пузырь.
У меня поднимался жар, нащупал тюбик календулы, у камня набрал сухого сфагнума, обильно выдавив мазь, приложил её с двух сторон бицепса, туго обмотал бинтом, вновь оделся.
Выглянул из-за камня, он стоял, тяжело дыша, примериваясь перепрыгнуть на следующую кочку, оставалось метров десять. До ближайшей кочки было метров два. Он увидел меня, оскалился.
-Что белый такой, достал я всё-таки тебя из винтовки.
14
Он прыгнул на кочку, она закачалась под ним, неожиданно теряя равновесие, он отчаянно пытался удержаться, кочка накренилась, сбрасывая его с себя, и перевернулась. Раздался всплеск, Боцман упал на спину, ногами оттолкнув кочку. Матерясь, вспомнив всех моих родственников чуть ли не до седьмого колена, с трудом, но встал.
Винтовку он оставил в болоте, падая в него. Увидел меня.
-Что радуешься тварь, пришёл твой час расплаты.
Ринулся ко мне, с трудом передвинув ноги, неожиданно он провалился по грудь и начал тонуть.
Я еле встал, опираясь на валун.
-Ну, что, - достал?
Его засосало уже по плечи. Подошёл к краю топи.
Изумлённо смотрел на Боцмана, он всё понял, и на удивление был спокоен. С его лица ушла ненависть и ярость, было понимание пришедшего конца. Смотря на меня - заговорил.
-Ты молодец, всех нас перехитрил, недооценили тебя, посчитали городским хлюпиком. Честно, не ожидал, всё думал тебе просто фартит. И только сейчас увидев берёзовые лаги, понял, ты всё делал продумано. И с камнепадом и берлогой просто блеск и сейчас меня провёл на мякине, заманил в болото. Рано или поздно, я подох бы насильственной смертью.
Такие, как я, до старости не доживают.
Жижа подступила к его подбородку.
-Мой тебе совет, вернись, забери документы у погибших, и немедленно уходи отсюда, тут тебя достанут.
15
Оставь следы, как-будто ты утоп в болоте. Это твой шанс. Прощай.
И он сам, резко ушёл головой в жижу.
Ошеломлённый его поступком, тем, как он держался, задумался. Странная штука жизнь, минуты три он говорил, и одним росчерком перечеркнув мое мнение о нём.
Лежал в избушке, нагрев воды, заварил листья земляники и сушёной черники, выпил весь котелок. Отрезая ломти медвежатины, думал о его последних словах.
Как хорошо, что я деньги перевёл в немецкий банк, продав своё дело. Та наличка, которая была со мной, даст мне возможность отсюда выбраться.
Но выбираться мне придется другим путем, не через Абакан, и мне надо торопиться до снега выйти к автомобильной дороге, которая была отсюда в километрах пятидесяти.
Садясь в автобус, оглянулся на хребет, который тёмной полосой был за спиной, где осталась часть моей жизни.
С небольшой бородой, увидев в зеркале туалета на железнодорожном вокзале, сам себя не узнал. Документы Санька я взял себе, его габариты, да и лицо чем-то были похоже на меня. И когда я брал билет до Владивостока, кассирша, вернув мне паспорт, даже не подняла головы.
Перестук колёс меня убаюкивал, я лежал на верхней полке купе и думал как приобрету путёвку в Японию, а потом переберусь, меняя государства, в Германию. Я не выбирал этого пути, моя страна мне его навязала, не смогла уберечь от бесчинства своих подданных.
16
Дядя привил мне любовь к охоте, но впервые в роли добычи охотились на меня.
И уже засыпая, так явственно почувствовал запах опавшей тёмно-шоколадной листвы.
29 ноября 2009