Письма Флобера

Родионов Виталий Константинович
1. Личность

Во время анатомических исследований отца-хирурга юный Флобер видит разрезанные трупы, вывернутые внутренности. Не исключено, что это вызывает у будущего писателя брезгливое отношение к жизни. Исчезнувшие в небытие люди, неизвестно куда сгинувшие человеческие судьбы рождают в нём пессимизм и фатализм. Он ищет выход в красоте искусства, в совершенном писательском стиле гармонически сочетающего красоту и правду.

Юношеская неприязнь к жизни Флобера вскоре перерастает в глубокое недоверие к человеку и человечеству.

По словам Жана Поля Сартра душа молодого Флобера – это «бездонная пропасть скептицизма».

Из уст молодого Флобера вылетает зловещая фраза: «Каждому своё»!

У Флобера существует «бескорыстная потребность в красоте». Наряду с этим в нём живёт дух отрицания общепринятых моральных норм. «…меня восхищает Нерон: это величайший человек древности!», - признаётся Флобер.

«Спорить гораздо легче, чем понимать…» - бросает интеллектуальный вызов «королю философов» Вольтеру писатель-реалист Флобер!

Задолго до психоанализа Фрейда, в 1857 году Флобер призывает литераторов изучать страсть саму по себе. Поэтому следует говорить о флоберовском предфрейдизме. В свою очередь, вовсе не случайно, что героями сартровской прозы выступают Флобер и Фрейд! Три великих имени образуют крепкий смысловой узел.

Эстет, поклонник красоты Флобер восхищается «Цветами зла» Шарля Бодлера. Этим он показывает, что мыслит диалектически, ибо для него красота и распад красоты в природе – неразделимы!

Мысль Флобера совершает восхождение к духу и красоте через нисхождение к плоти и тлену!

Возникающее в молодые годы чувство старости ограждает человека от общества. Такими «молодыми стариками» ощущают себя психически неустойчивые Флобер и Марина Цветаева.

Флобер пишет: «Равенство – это рабство». Для него смысл жизни состоит не в служении обществу, а в созидании художественной красоты.

В жизни Флобер действует как адвокат разума и как обвинитель любви.

Флобер верит в Бога, не веря, или, наоборот – не верит, веря. Аналогичная ситуация возникает у Флобера с любовью к женщине: он любит, не любя, и не любит, любя!

Флобер принимает религию только как «потребность сердца».

Флобер безуспешно пытается сбросить с себя «покров тоски». Не потому ли он находит духовное пристанище в искусстве и красоте?

Красота для Флобера – соломинка, за которую он хватается, чтобы не сгинуть в пучине сомнения.

Романы Флобера сияют красочной радугой над французским буржуазным обществом.

Флобер – литературная роза, цветущая на мусорной свалке.

Флобер извлекает алмазы красоты из грязи жизни.

Неукротимый дух Флобера – морская буря, в его душе – бледнорозовый рассвет.


2. Кропотливый труд

Гюстав Флобер – великий писатель и не менее великий труженик!

Флобер видит смысл жизни в повседневном литературном труде.

Флобер всецело посвящает себя литературной работе. «Надо утешиться, и жить в башне из слоновой кости», - говорит он.

«Я работаю, как тридцать тысяч негров…», - восклицает Флобер в письме к Жюлю Дюплану.

«Я считаю, что наиболее характерной чертой гения является прежде всего сила», - утверждает Флобер. Он даже называет себя «немцем». Да, Флоберу не откажешь в редкой настойчивости в работе над стилем произведения.

«Нашему брату приходится быть золотарями и садовниками», - замечает Флобер, имея в виду кропотливый писательский труд.
 
«Я ищу открытое море, а не гавань», - сообщает Флобер другу Максиму Дю Кану, приступая к работе над новым романом.

Глубоко символично, что последнее в своей жизни письмо Флобер адресует литературному преемнику Ги де Мопассану.

3. Писательское кредо

Франция славится не только выращиванием замечательных сортов винограда, но и словесными виноградниками в произведениях Флобера, Мопассана, Пруста.

Гюстав Флобер – обладатель золотого пера!

Флобер мастерски владеет пером изящества и красоты.

Основанием творческого метода Флобера служит Божественная красота.

«Идеальный мир искусства» - вот главный предмет внимания Флобера. Флобер подобно одному из своих героев «падает ниц перед красотой». Удивительно, что эта фраза исходит из уст писателя, разочарованного в жизни! Однако красота для Флобера превыше всего на свете.

«…я всю жизнь работаю над сочинением гармонических фраз, стремясь избежать ассонансов», - признаётся Флобер в письме к Жорж Санд. Это, по сути дела, его писательское кредо.

«Желание придать прозе ритм стиха (оставляя прозу прозой) и описать обыденную жизнь, как пишут историю или эпопею (не извращая сюжета), - быть может, абсурд, а может быть, - великое и очень оригинальное задание!», - таков один из главных принципов творчества Флобера.

Литературный язык Флобера всецело подчиняется дисциплине мысли и слова.

«Что за человек был бы Бальзак, если бы он умел писать! Это единственное, чего ему недоставало», - выносит суровый приговор Флобер. Он упрекает Бальзака в отсутствии высокого художественного стиля. А что сказал бы французский писатель о романах Льва Толстого, отнюдь не отличающихся стилистическим совершенством?

Для Флобера-стилиста «…идеи и являются действием», для Толстого – человеческая душа.

Важнейшая установка Флобера: «…нравиться самому себе», быть довольным своей работой, своим произведением.

«Надо прежде всего писать для себя. Это единственная возможность написать хорошо», - утверждает Флобер. С этим согласится каждый выдающийся мастер-стилист.

«Надо любить Искусство ради самого Искусства, иначе лучше заняться любым ремеслом», - категорически заявляет Флобер собрату по ремеслу Рене де Марикуру. «…надо петь только ради того, чтобы петь»,- заверяет Флобер своего адресата. «Поэзия не должна быть накипью сердца», - уточняет он. Это аксиома для самодостаточного художника, цель которого – высшее совершенство в искусстве.
 
«…право, Искусство не должно служить пищей для каких бы то ни было доктрин, иначе ему грозит падение!», - формулирует свой важнейший принцип Флобер в послании к мадмуазель Леруайе де Шантпи.

«Надо изображать Страсти, а не ратовать за Партии», - настаивает Флобер в письме к романистке Амели Боске.

«Истина не в современности, – подчёркивает Флобер, – Будем сами собой и только собой». В его словах, обращенных к Луизе Коле, находит выражение идея независимости писателя от общества.

Флобер определяет собственный творческий метод следующим образом: «Один из моих принципов: не вкладывать в произведения своего «я». Художник в своём творении должен, подобно богу в природе, быть невидимым и всемогущим; его надо всюду чувствовать, но не видеть.
И потом, Искусство должно стоять выше личных привязанностей и болезненной щепетильности! Пора, с помощью неумолимого метода, придать ему точность наук физических. И всё же главную трудность для меня составляют стиль, форма, та неподдающаяся определению Красота, которая является следствием самой концепции и заключает в себе великолепие Истины, как говорил Платон». Флобер выдвигает на первое место стиль, метод, научную достоверность, красоту, истину – всё то, что составляет суть платонизма. Флобер вместе с Мишелем Монтенем выступает наследником античности. При этом и Монтень, и Флобер хорошо знают современную жизнь.


Виктор Гюго для Флобера «…однообразен, он уходит ввысь, а не вширь». Нельзя не согласиться с этим флоберовским замечанием.

О стиле романа «Отверженные» Гюго Флобер пишет: «Я не нахожу в этой книге ни правды, ни величия. Что касается стиля, то он представляется мне нарочито неряшливым и низменным». Флобер указывает на «ходульные типы» в романе Гюго.

«Искусственность всегда ведёт к пошлости», - делает вывод Флобер. Это абсолютная истина для художника-реалиста.

«Больше всего привлекает меня в вашем таланте изысканность, – высшее, что может быть», - обращается Флобер к Ивану Тургеневу. Оба писателя-друга обладают совершенным литературным языком.

«Только что прочел вашу жестокую и прекрасную книгу! («Карьеру Ругонов»). Я и сейчас еще под впечатлением её. Сильно! Очень сильно!», - признаётся Флобер Эмилю Золя. О его же романе «Нана» Флобер восторженно пишет: «Ничего не может быть выше. Выше всего! Ей-богу! бесподобно!».

В письме к Ги де Мопассану Флобер даёт краткую формулу своих эстетических воззрений: «Что красиво, то и морально…». Писательское кредо Флобер определяет следующим образом: «Мораль Искусства – в самой его красоте, и я выше всего ценю стиль, а затем уже Правду». Во главу угла Флобер ставит красоту.

«Какое огромное наслаждение – узнать, приобщиться к Правде через посредство Прекрасного», - говорит Флобер. Этим суждением он прочно связывает правду с красотой.

Флобер ищет «идеал стиля», то есть, творческий метод, соединяющий в единое целое правду и красоту.

«Ты пишешь о летучих мышах в Египте, сквозь серые крылья которых просвечивает небесная лазурь. Будем же делать так, как делал я: сквозь ужасы существования созерцать глубокую синеву поэзии, которая неизменно остаётся на месте, в то время как всё меняется, всё проходит», - обращается Флобер к Луизе Коле. Красота поднимает его над «ужасами жизни».

«Современный поэт должен быть созвучен всему и всем, если он хочет понимать и описывать. Мы, прежде всего, страдаем от недостатка научных знаний и барахтаемся в варварстве, точно дикари: философия и религия в том виде, в каком они существуют, - цветные стёкла, сквозь которые всё кажется неясным, во-первых, потому что имеется предвзятость, во-вторых, потому что обычно задаются вопросом «для чего», не допытываясь о том, как и что делается, и, в-третьих, - человек склонен всё относить к себе», - констатирует суть вещей Флобер. Это основа основ большого стиля в искусстве.

Огромным художественным талантом обладают французский писатель Гюстав Флобер и русский поэт Иосиф Бродский. Эти гении XIX и XX столетий высоко ценят красоту поэтического слова!

4. Реализм

Гюстав Флобер – писатель-реалист, посвящённый в магию слова.

В романах Флобер – возвышенный поэт и реально мыслящий прозаик.

«Художник должен уметь всё возвысить…» - утверждает Флобер. Такую задачу ставит перед собой одухотворённый реалист. «Жизнь! Жизнь! И в этом всё», - восклицает Виктор Гюго. Гюстав Флобер уточнил бы: в красивой жизни!

«Оставаясь самобытным, вы не выходите из рамок обычного», - пишет Флобер Ивану Тургеневу. Для Флобера «обычное» - неотъемлемая черта реализма.

Флобер отзывается о народном поэте Пьере Беранже весьма критически: «Это приказчик, лавочник, буржуа, если можно так выразиться… позолоченная посредственность». Таков ход мыслей реалиста-эстета.

«Это перворазрядная вещь! Какой художник! И какой психолог! Мне кажется, иногда он создаёт вещи в шекспировском духе», - так высказывается Флобер о «Войне и мире» Толстого в письме к Ивану Тургеневу.

Флобер обладает «ясностью духа», позволяющей ему быть выдающимся писателем-реалистом.

Писатель Флобер – рудокоп реальной жизни с мечтой об идеальной художественной красоте.

Первое «Воспитание чувств» Флобера – подражательное, второе – вымученное. И только в книге «Госпожа Бовари» Флобер – гениальный художник!

«Нет, чёрт возьми! Говорю не для того, чтобы услышать от тебя комплименты, но я недоволен «Бовари», она кажется мне мелкой и «написанной для размышлений в тиши кабинета»», - заявляет в самоуничижительном тоне Флобер. «Считают, что я влюблен в реальное, а между тем я ненавижу его; только из ненависти к реализму я взялся за этот роман. Но я не менее ненавижу ложный идеализм, за который мы осмеяны в настоящее время», - уверяет он госпожу Роже де Женетт.

В романе «Госпожа Бовари» Флобер находится на побегушках у госпожи жизни.

Романом «Госпожа Бовари» Флобер невольно превращает французскую литературу в похотливую любовницу.

В 1851 году публика освистывает оперу «Травиата» Верди, в 1856 – подвергается судебному преследованию Флобер за роман «Госпожа Бовари». Людское ханжество мелочно и мстительно!

Всякая мятущаяся душа романтична: таковы мадам Бовари, куртизанка Виолетта, цыганка Кармен. Роман Флобера, оперы Верди и Бизе поначалу отвергаются публикой. Сегодня эти произведения – классика!

5.Экзотика
 
Гюстав Флобер – выдающийся художник-колорист в литературе.

Флобер открывает для французской публики экзотический древний Восток.

Флобер словно чудотворец воскрешает дух и плоть исчезнувших цивилизаций.

Литературный язык во флоберовском романе «Саламбо» настолько живописен и красочен, что кажется будто машина времени переносит нас в древний Карфаген.
 
Флобер воссоздаёт державный Карфаген во всём его неповторимом облике, с характерными подробностями и деталями. Перед нами –блестящая литературная мистификация!

Война Карфагена с варварскими племенами в романе «Саламбо» Флобера ассоциируется с драматическими картинами взятия римлянами Иерусалима, запечатлёнными в «Иудейской войне» римского историка Иосифа Флавия. Флобер реставрирует Древний мир, Флавий передаёт впечатления очевидца событий. Но по яркости повествования они не уступают друг другу.

В романе «Саламбо» Флобер создаёт тройной художественный синтез: литературы, истории, живописи.

6. Сатира

Юмор и сатира соединяют нитью преемственности Гюстава Флобера с Франсуа Рабле, поэтическая красота – с Пьером Ронсаром.

Флобер отвергает в романах «ненавистную прозу жизни». Эта позиция близка к литературной манере Мегюля Сервантеса, иронически изображающего средневековую эпоху рыцарей духа и рабов плоти. Разница между ними заключается в том, что Флобер гневно обличает жизнь, Сервантес беззлобно подшучивает над своими незадачливыми героями. Но оба они имеют личное отношение к изображаемым событиям, правда, незаметное, завуалированное, словно выносящее писательское «я» за скобки.

В романе «Бувар и Пекюше» Флобер высмеивает наукообразное головотяпство недоучек, показывает в карикатурном виде невежественных людей, претендующих на всезнание.

Требуя от писателей полноценной художественной литературы, Флобер опрометчиво приступает к работе над романом «Бувар и Пекюше», насквозь пронизанным ядовито-саркастической односторонностью. «…хочу излить свою злобу», «Я изрыгну на современников отвращение, которое они мне внушают, даже если разорвётся от этого вся моя грудь…», - возмущается Флобер. И что из этого выходит? Книга едкой сатиры на общество остаётся незавершённой и скучной.

В последнем романе Флобер пытается осуществить своё давнее желание «облаять род людской…». Но этому препятствует судьба!

В романе «Бувар и Пекюше» Флобер возлагает на себя миссию обличителя французского общества, пытается играть роль Аристофана и Рабле! Только его талант оказывается не на их уровне.


7. Женщины

Писатель Гюстав Флобер, композитор Жюль Массне, художник Огюст Ренуар – тонкие знатоки женской души.

Флобер описывает женщин без прикрас, такими, какие они есть на самом деле.

Флобер считает, что женщинам свойственна «страсть поэтизировать», которая не даёт им видеть правду жизни.

Зная разницу между мужским и женским характером, Флобер вместе с тем предвзято судит о прекрасной половине человечества.

Показывая в романе «Саламбо» любовь-ненависть Мато к женщине, Флобер на самом деле выражает своё отношение к прекрасному полу, с одной стороны, критическое, с другой – восторженное, ибо ни один мужчина не может обойтись без женщины, хотя бы для того, чтобы стать нравственным человеком.

Обращаясь к любимой женщине, Флобер пишет: «Да! Все для тебя…». Это, безусловно, преувеличение. Всецело он отдаёт себя только литературе.

Свой лучший роман «Госпожа Бовари» Флобер создаёт в период увлечения Луизой Кале, которую называет «любимой музой».

Известной во Франции писательнице и возлюбленной Луизе Кале Флобер излагает своё творческое кредо: «…надо писать, как чувствуешь, быть уверенным, что чувствуешь правильно, и наплевать на всё остальное на земле». Духовная близость обоих литераторов приносит свои плоды. Однако интимная связь Флобера с женщиной обрывается после того, как «любимая муза» начинает претендовать на семейную жизнь!

С откровенным цинизмом Флобер обращается к любимой женщине и коллеге по литературе Луизе Кале: «Женщина – создание мужчины. Бог сотворил самку, мужчина создал женщину…», «От тебя, как от женщины, мне нужно только твое тело. Пусть всё остальное будет от меня, вернее, пусть оно будет мною, мне подобно, моей сущностью». Величайший из человеческих умов показывает себя женоненавистником.

Для мизантропа Флобера любовь опасна, как шаровая молния.

Из флоберовского понятия «нимфомания» Владимир Набоков образует слово «нимфетка». Русский писатель внимательно читает французского классика.

8. Неприятие жизни

«У меня противоречивые идеалы. Отсюда затруднения, заминки, бессилие», - признаётся Гюстав Флобер Жорж Санд. Эти слова достойны имени большого честного художника!

Флобер разумен в том, что не питает иллюзий насчёт безоблачного будущего человечества!

«Нет, я не верю в возможность счастья», - признаётся своему маэстро, Жорж Санд. Это позиция анахорета, питающего неприязнь к человечеству, как ему кажется, недостаточно сильному и решительному, чтобы защищать правду, честность, благородство и красоту! Флобер – отшельник, замкнувшийся в четырёх стенах одиночества и болезненной подозрительности!

«Пока что я повторяю про себя сказанное мне как-то Литре: «Ах, друг мой, человек – смесь чего-то непонятного, а земля весьма низменная планета». Меня поддерживает лишь одна надежда, что скоро я отсюда уйду и не попаду на другую, быть может, еще худшую», - сокрушённо пишет Флобер Жорж Санд. Флоберу представляется, что он живёт в мире лицемерия и пошлости.

Лейтмотивом эпистолярного наследия Флобера выступает человеческая подлость!

«Я утверждаю, что цинизм граничит с целомудрием», - замечает парадоксалист Флобер.

«Аксиома: ненависть к буржуа – начало добродетели. Я подразумеваю под словом «буржуа» как буржуа в блузе, так и буржуа в сюртуке. Только мы, одни мы, то есть люди образованные, представляем собой Народ, вернее, традиции Человечества», - разъясняет свою позицию Флобер в послании к Жорж Санд.

Флобер упрекает писателей в пошлости и двоедушии.

Флобер разоблачает «беспутство ума» литераторов своего времени.

Флобер развенчивает «фальшивое искусство», клеймит антиискусство.

Флобер осуждает «проституцию искусства», лживость и продажность литературы.

Флобер заявляет: «По-моему, цензура во всех её видах – гнусность, хуже человекоубийства». Ему неприемлемо попрание свободной мысли.

Флобер в риторическом экстазе заклинает: «Я ненавижу стадо, правило и общий уровень. Бедуином готов быть, сколько хотите, но гражданином никогда!». Это позиция законченного индивидуалиста.

«…я, как человек, доведённый до отчаянья, ищу спасения в античном мире. Я упиваюсь античностью, как другие напиваются вином», - откровенничает Флобер. Он испытывает отвращение к ненавистной ему жизни.

В период вторжения немцев во Францию Флобер переживает трагические дни и месяцы. Он сообщает принцессе Матильде: «У меня такое чувство, будто наступил конец мира». В письме к Жорж Санд жалуется: «Я умираю от горя – вот где истина, а утешения меня раздражают». Из него вырывается крик отчаяния: «О, какая ненависть! Какая ненависть! Она душит меня! Я, такой мягкий от природы человек, чувствую, как злоба подступает мне к горлу», - сознаётся племяннице Каролине.

Во время прусско-французской войны Флобер испытывает жгучее презрение к захватчикам, которое, впрочем, вскоре бесследно улетучивается. Такая непоследовательность Флобера - следствие его противоречивой натуры.

Флобер предвидит торжество Интернационала в ближайшее время. Его предсказание сбывается в дни торжества Парижской коммуны.

О Парижской коммуне Флобер с возмущением пишет: «Ах, что за безнравственное существо – толпа и как унизительно быть человеком!».

После разгрома коммунаров Флобер трезво оценивает сложившуюся общественную ситуацию в стране: «Начинается эра позитивизма в политике».

Флобер различает два вида деятельности: «национальную», обращённую к обществу и солидарности людей, и «культурную, индивидуальную», требующую свободы писательского самовыражения. Поэтому, можно сказать, что творческий метод Флобера – это субъективный реализм.

Флобер в письме к Жорж Санд критически высказывается о народе: «Мне кажется, что толпа, стадо, всегда будет вызывать ненависть. Значение имеет только небольшая группа одних и тех же мыслителей, передающих друг другу светоч знания». Надо уточнить: его высказывание относится не только к низшим слоям общества, но и к богатым и сытым буржуа, живущим за счёт народа.

«Что касается доброго народа, то его доконает «бесплатное и обязательное» образование!», - пишет Флобер Жорж Санд. Далее он поясняет свою мысль: «Первое средство – это покончить с всеобщим избирательным правом, этим позором человеческого разума». Флобер негодует: «Ах, дорогой маэстро, если бы вы могли ненавидеть! Вот чего нам недостает: ненависти». Приведённые слова написаны Флобером в 1871 году, когда знаменитому прорицателю Фридриху Ницше было 27 лет, тогда как ему самому – 50. Мысли Флобера становятся актуальными через сто лет!

Флобер отвергает буржуазное общество, презирает современников. В письме к автору «Консуэло» он признаётся: «Я хотел бы утопить своих современников в помоях или, по меньшей мере, излить на их головы потоки ругани, ошарашить их бранью». Флоберовская критика буржуазного общества совершается с крайне правых позиций – ницшеанской философии, идеологии «сверхчеловека», позднее выливающейся в фашизм!

Всецело отдаваясь творческому процессу, Флобер сообщает Жорж Санд: «Очевидно, меня интересует одна лишь пресвятая литература». Аполитичность Флобера – внешняя, кажущаяся. В душе он – яростный враг как буржуазного общества, так и социалистического.

Флобер – сторонник мифической диктатуры учёных, избранной элиты!

Флобер мечтает об «эре науки» когда во главе государства будут находиться учёные.

9. Пророчества

Не всегда Гюстав Флобер предугадывает ближайшие события и часто прозорлив относительно далёкого времени. Это своего рода близорукая дальновидность!

«Латинская раса окончила своё существование. Настал черёд саксонцев, которых поглотят славяне. Такова последовательность», - прогнозирует будущее Флобер. Его предвидение хода истории во многом сбывается в XX столетии.

«Я ничего не могу делать. Провожу время, перебирая воспоминания о прошлом. Будущее представляется мне ужаснейшим мраком. Что бы ни предстояло нам – всё, что мы любим, умерло! Быть может, мы станем добродетельными, но обратимся в глупцов! Наступит мир хамства!», - предвещает Флобер. Сегодня такого рода явление происходит на наших глазах!
 
«Ах, какая предстоит нам жизнь! Паганизм, христианство, хамство – вот три великие этапа в эволюции человечества. Грустно думать, что находишься при возникновении последнего», - излагает своё понимание истории Флобер в письме к Жорж Санд. «Быть может, вновь начнутся расовые войны. Не пройдёт и ста лет, как мы увидим миллионы людей, убивающих друг друга в один приём. Весь Восток против всей Европы, Старый свет против Нового! Почему же нет?» - прорицает Флобер. Это предсказание по глубине и значительности сравнимо с предсказаниями библейских пророков!
 
Флобер предвидит «убийство в большом масштабе». В XX веке человечество дважды переходит черту самоистребления и совершает это во время Первой и Второй мировой войны! К таким неутешительным выводам приходит писатель-пророк Гюстав Флобер.