Рай проклятый и ад благословенный. Глава 18

Александр Михельман
- Боюсь, сопровождающий нам не нужен, - Зар пожал плечами, - более того, ваше присутствие, господинус разбойник, будет нас только компрометировать и мешать работе.


- Я могу, довольно быстро донести вас до даррог, - возразил Мар Аддин, - например, превратившись в огромного крылатого монстра.


- Так нам не надо «быстро», - поэт вздохнул, - работа наша состоит в том, чтобы описывать всех тварей, обитающих в Тофете, как мы сможем это сделать, если пропустим большой участок пути?


- Л-ладно, - пламенный революционер ударил клешнёй об землю, - давайте так – я донесу вас до места, покажу то, что собирался, а если уж вы окажетесь такими бессердечными тварями, что не проникнитесь искренней ненавистью к самозванцу или попытаюсь вас прикончить или, если мне это не удастся, верну туда, откуда забрал.


- Лучше если по ту сторону реки, - с улыбкой произнёс великан, - а что, полёт на крылатом монстре в один из самых живописных уголков Тофета, это не так и плохо, только, нам бы сначала помыться.


- Пойдёмте к реке, уж я постараюсь сделать так, чтобы никто вас не тронул, - предложил предводитель повстанцев, скрепя зубами.


Даже такая, небольшая задержка, бесила его.


- Что-то вы слишком горячи для сына Мар Адона, мой друг, - Зар прищурил правый глаз, - по слухам, Первый правитель был существом уравновешенным и спокойным, даже добродушным.


- Может, у Мар Адона просто не было врагов, которых бы он смертельно ненавидел? – возразил Мар Аддин, - легко быть весёлым, когда всё в жизни даётся легко, и никто не смеет вставать на пути, если бы я родился плазмоидом, а не перевёртышем, кто знает, вдруг и был бы добродушным и беззаботным.


- Вот и хорошо, что ты не плазмоид, - проворчала Каци, - как говорится в одной старой поговорке – «кусачему сэгулю Б-г клыков не даёт»!


Революционер зарычал злобно, но великан положил ему руку на загривок и монстр успокоился вдруг, как будто подчиняясь силе гомо, хотя его собственная многократно превышала её.


Путь до реки не занял много времени. И вот пламенный революционер вновь начал меняться, вырос до огромных размеров, а его нос и рот преобразились в хобот. Мар Аддин сунул его в реку и начал втягивать воду, да в таких количествах, что, казалось, уровень жидкости в водоёме резко понизился, потом повернулся и обдал путешественников мощной струёй, не столько даже смывая, сколько сбивая грязь с их тел.


- Эй, по-о-о-осто-о-орожне-е-е, - взвыл Лэу, - ты нас мыть собрался или прикончить?


- Не ной, червячок, а то окуну в реку, - огрызнулся вождь повстанцев.


- А что, неплохая идея, - хохотнул Зар, - если сделаешь это аккуратно, конечно.


- Лично я не нуждаюсь в подобном, - Каци поморщилась, - думаю, действия нашего разбойничка разогнали всю живность в реке, на много дней пути.
Девушка подошла к воде и нырнула. Струя и так очистила значительную часть грязи, что облепила её кожу, когда же привратник вынырнула, поднялась на ноги (оказывается у берега было довольно мелко, по пояс примерно гомо обычного размера), встряхнула, так что щупальца разлетелись в разные стороны, разбрасывая струи воды, то все трое мужчин на берегу, включая революционера, замерли, восхищённые с открытыми ртами. Капли воды стекали по атласной коже девы, оставляя мокрые дорожки.


- А, а самозванец умеет выбирать себе слуг, - только и смог произнесли Мар Аддин.


- Лэу, пошли купаться! – Зар хлопнул приятеля по спине.


- Тоже мне купание, в одежде, - проворчал музыкант, - сейчас всё прилипнет к телу, бр-р-р-р!!!


- Предпочитаешь заняться стиркой? – поинтересовался поэт.


Лэу, всё так же ворча, полез за товарищем в воду.


- Простите, ледиус, - Мар Аддин поспешно уменьшился до прежнего размера и поклонился низко, - до этого момента я был груб с вами, мне так стыдно.


- Что, увидел красивую самочку и сразу хвост распустил, павлинчик? – желчно поинтересовалась привратник.


- Вынужден признаться, что да, - пламенный революционер вздохнул, - но согласитесь, узреть вас и не влюбиться тут же, просто невозможно. До того всем существом моим владела только одна страсть – борьба с злодеем, но теперь, теперь я понял, что для полного счастья в жизни нужно кое-что ещё, точнее, кое-кто.


- Красиво поёшь, Марик, но, увы, для тебя, конечно, - Каци ухмыльнулась, - моё сердце занято и этому существу ты и в подмётки не годишься.


- Что, он красив, силён, умён? – глаза вождя повстанцев сверкнули гневно, - как бы ни была совершенна его плоть, я могу точнейшим образом скопировать её и даже усовершенствовать!


- О, если бы дело шло о жалкой плоти, - привратник махнула рукой, - повелитель моего сердца умеет такое, такое, что ты, при всех своих способностях, не сумеешь сделать этого, даже близко приблизиться к его мастерству.


- Надеюсь, это не Лимшоль или один из его бааль-баитов? – прошипел перевертыш.


- Лимшоль? – Каци фыркнула презрительно, - да повелитель Тофета моему любимому и в подмётки не годится, не заслуживает счастья целовать кончики его сандалий, а бааль-баиты и подавно.


- Раз есть сандалии, значит, имеются и ноги, и обувь носят только жалкие гомо, - Мар Аддин хохотнул, - только не говори, что ты влюбилась в этих смертных пришельцев из верхнего мира, ради которых отец мой бросил и Тофет, и народ свой, и нас с матушкой?!


- А если и так, - девушка скрестила руки на груди, - снова будешь презирать меня, Марик?


- Нет, - пламенный революционер неожиданно успокоился, - я опасался, что соперник мой, какое-то особенное существо, но гомо. Всё что нужно мне – доказать вам, ледиус, НАСКОЛЬКО вы ошибаетесь в своём выборе. Не знаю, чем двуногий смог привлечь внимание столь совершенной девы, но наверняка, я смогу сделать, то же самое, только, намного лучше.


- О, вижу, вы тут беседуете, - хохотнул Зар, выбираясь из воды, и запрыгал на одной ножке, стуча ладонью себя по уху.


- О, повелитель, - обратилась привратник к Лэу, - дайте мне вашу дудочку.


- Да, пожалуйста, - музыкант аккуратно вытащил свой инструмент, - она, правда, слегка вымокла.


- Вот, - Каци протянула дудку Мар Аддину, - если сможешь сыграть на этом инструменте музыку лучше, чем тот, кто владеет моим сердцем, возможно, я и отвечу на твои чувства.


- А это вообще что? – растерянно спросил пламенный революционер, - какая странная палочка.


- У-у-у-у, - девушка вернула инструмент владельцу, - а говорил, всё могу, всё умею.


- О, Каци, вы не справедливы к бедняге, - хохотнул Зар, - откуда бедному сэгулю из Тофета знать об инструментах обитателях верхнего мира? Хотя, если бы Лэу дал ему пару уроков.


- Ни за что, - музыкант прижал инструмент к груди, - не стану я учить этого злыдня, тем более ради того, чтобы он завладел Каци.


- А ты, я вижу, тоже не равнодушен к ней, червячок? – прошипел вождь повстанцев, - уж кого ледиус точно никогда не полюбит, так это тварь, вроде тебя.


- Тихо, петушки, - поэт подбоченился, - я понимаю, ради любви нашей принцессы вы готовы порвать друг друга, но может, предоставим ей возможность решать, с кем разделить общую брачную норку?


- Ещё чего, - Мар Аддин сверкнул глазами, - сердце девы всегда слепо, а я могу дать ей всё, даже посадить на трон. Я поднимусь наверх, разрушу все преграды и пригоню ей хоть тьму тем музыкантов, чтобы они услаждали слух её!


- А мне не нужен ни трон, ни армия из музыкантов, - Каци покачала головой, - только один из них, зато – самый лучший.


- Слышал, что она говорит, разбойничек? – Лэу надулся, как индюк, - этой девушки ты никогда не получишь, как и трона, так и останешься навсегда грабителем с большой дороги!


- Так, хватит я сказал, - рявкнул вдруг Зар,  да так, что все присутствующие подскочили, - чего спорить-то? Ты, Мар Аддин, запомни, что сердцем девы за день не завладеть, тем более, нахрапом, тут надобно терпение, и нежность, и ухаживание. Это тебе не собиратели налогов, прямая атака не поможет, а ты, Лэу, не забыл ли, как раньше, буквально на днях, называл нашу подругу не иначе, чем «мерзкая нохри»?


- Все ошибаются, - музыкант смутился, - был слеп и глуп, да и некоторых достоинств не рассмотреть так, сразу.


- Пока не облапаешь их руками, - поэт фыркнул, - на лицо ужасная, на ощупь – приятная, знаем – знаем.


- Почему сразу «на ощупь»? – лицо Лэу запылало, - ледиус Каци вся целиком прекрасна, и изнутри и снаружи.


- Ох, - щёчки привратника сразу порозовели.


- И чтобы понять это окончательно, тебе понадобился соперник, - Зар кивнул.


- Только не говори, что вот этот червяк, - начал Мар Аддин слегка охрипшим голосом.


- Лэу не всегда был червяком, - со смехом произнёс поэт, - а любовь, в отличие от насморка, не проходит за неделю.


- О, нет, - простонал революционер, - мой счастливый соперник – жалкий ползун!


- Не рыдай так горько, - великан похлопал вождя повстанцев по спине, - мужчины не сдаются, но борются за своё счастье. И не обязательно, пытаясь физически устранить соперника.


- О, по части борьбы у меня богатый опыт, - революционер оживился, - и мне вовсе не обязательно давить червяка, чтобы доказать моей возлюбленной, кто из нас круче!


- Зар, ты вообще кому друг мне или этому чудовищу? – возмутился Лэу, - даёшь ему советы, как отбить мою девушку.


- «Его девушка», - пролепетала Каци, - я не заслуживаю столько счастья сразу!


- Глупый-глупый Лэу, - передал свои мысли через Пнию Зар, - неужели ты не понимаешь, что я спасаю твою нежную шкурку? Если мне сейчас не удасться убедить этого перевёртыша, ухаживать за Каци, он просто прикончит тебя и заберёт девушку себе. И он достаточно могущественен, чтобы заставить привратника делать всё, что захочет её новый повелитель. Есть один вид нохри, который, перед спариванием, откусывает самочке все конечности, благо его слюна, обладает анестезирующим и кровоостанавливающим свойством, потом утаскивает в нору и делает с ней, всё, что хочет, пока бедняжка не забеременеет, лишь подкармливая иногда, чтобы не померла раньше времени. Плод развивается внутри её тела, вылезает уже полностью готовым к самостоятельной жизни, только немногим меньше взрослой особи, а потом, когда выбирается наружу, питается плотью своей матери первые три дня, пока не окрепнет достаточно, чтобы вылезти из норы и жить са-мостоятельно. Только те самки, в отличие от Каци, обладают даром сверх регенерации и примерно через месяц, у них всё утраченное вырастает вновь. Бедняжки выбираются из норы и живут на воле до следующего сезона спаривания.


- Какая гадость! – ужаснулся музыкант, - зачем ты мне такое рассказываешь?


- Затем, что ничто не помешает Мар Аддину поступить так же, - жёстко пояснил поэт, - мы в Тофете, мире монстров и здесь нет места сантиментам. Каждый выживает, как может.


Мар Аддин, тем временем, вновь изменился, превратившись в нечто, подобное Балунку, только гигантскому.


- Прошу, забирайтесь ко мне на спину ледиус и вы, червячки, - произнёс революционер, - обратите внимание на пёрышки, на них вам будет мягко и комфортно лететь.


- Надеюсь, в пёрышках нет каких-нибудь блох или иных мерзких насекомых? – проворчал Лэу.


- До тебя вроде не было, червячок, - фыркнул Мар Аддин.


- Вы наверняка ещё ни разу не летали, ледиус Каци, - Зар протянул руку девушке, - надеюсь, вас не укачает?


- Почему никто не беспокоит, укачает ли меня? – надулся Лэу.


- Меня это очень беспокоит, - быстро возразила привратник.


- И меня, - хохотнул пламенный революционер, - постарайся не испачкать мне спину, мой доблестный ползун, а иначе я тебя пополам перекушу!


- Попробуй только! – зашипела девушка.


- Так, все поднимаемся по крылу и не портим дуг другу впечатление от полёта, - Зар подтолкнул приятеля в спину, а девушку под локоток.


Пния с тихим хлопком материализовалась на плече привратника.