Мои родные 3

Людмила Самойленко
    Несколько месяцев белые занимали большую часть Сибири и Урала. Евдокию не обижали. Ей и дочерям оставили верхние комнаты. Внизу время от времени кто-нибудь был на постое.
    Однажды, когда постояльцев  не было, вечером кто-то тихо постучался в сени. Девочки уже спали. Дуня вышла на стук. Сразу не открыла, поинтересовалась: "Кто там?" Мужской голос ответил: "Я Казимир". Она удивилась: Казимир, поляк по национальности, при царе был сослан в их село. Был он человеком общительным, грамотным. Не отказывал никому в помощи и совете. Написать или прочитать письмо или побеседовать на житейские темы всегда был готов. При красных был членом сельсовета. Он не успел уйти с красными. Казимир попросил спрятать его, так как он разыскивался спец.отрядом колчаковцев. Если его поймают то расстреляют.  Он обещал дня через 2 уйти. Евдокия надеялась, что её дом обыскивать не будут, но всё-таки предприняла кое-какие предосторожности. Она провела Казимира в просторный подвал. В нём стояли 40ка ведёрные бочки. Под одной из них мог спрятаться Казимир, если начнётся обыск. Чтобы он не задохнулся, Евдокия подложила камень под край бочки, в узенькую щелку поступал воздух. Раз в день она приносила ему еду. Он прожил у неё неделю. Женщина прислушивалась к разговорам в селе. Дня 3-4 белые обыскивали дома по их мнению неблагонадёжных граждан, но потом отряд ушёл. Осталось лишь несколько беляков. В одну из ночей Евдокия выпустила Казимира. Он растворился в темной ночи. Евдокия перекрестила его вслед.
 
    Осенью 1919 года Тобольская губерния была освобождена Красной армией. Евдокия Семёновна старалась не вспоминать, как ей жилось в 20 годы. Редкие эпизоды дошли до меня через мамины рассказы.

    В 1919 году почти сразу после прихода красных в селе резко изменилось отношение к зажиточным селянам.  У некоторых национализировали дома для общественных и хозяйственных нужд отселив хозяев в чуланы, в лучшем случае в комнатушки за печкой. Лавки закрыли сами купцы, торговлю вести стало невозможно. То комитет бедноты требует взносы продуктами, то новое начальство чинит притеснения. Торговля велась только на маленьком рынке.

    Однажды к Евдокие пришёл Холёнок, который слез с пеки и стал проявлять активность в жизни села. Он приказал  убрать с глаз долой фото царя с семьёй. "Сейчас главный у нас в Советской России Ленин."- Он показал ей фото лысого мужчины.  Дуня про себя обозвала его антихристом и чёртом лысым. Так не понравился ей этот востроглазый человек. Фото царской семьи она спрятала.

    Муж и сыновья пропали, царя и всю его семью расстреляли, с церкви колокола сбросили, батюшку прогнали. Одна надежда на саму себя. Ей ещё дочек надо растить-кормить. Евдокию с девочками новая власть разместила в одной из комнат. Остальные комнаты заняли бывшие каторжане, инвалиды-красноармейцы и прочие бездомные.
   
    В конце 20 годов Евдокия особенно бедствовала. Она уходила в соседние сёла и просила подаяния. Однажды к ней пришёл Холёнок. Он поднялся на 2й этаж не закрывавшегося теперь днём дома, зашёл без стука в комнату к Евдокие. Повернулся, к красному углу, хотел по привычке перекреститься, да видно, вспомнил, как участвовал в сбросе колоколов с церкви, опустил руку, повернулся к хозяйке. "Я вот тебе, Семёновна, сухариков принёс, тебе девок нечем кормить. Все знают." На лице у Евдокии отразилось недоумение, удивление, немой вопрос, такая гамма чувств, что Холёнок поспешил объяснить свой поступок. "Думаешь, если я бедный, так уж совсем бессовестный и беспамятный? А я помню, как ты заходила в лавку к Павлу Григорьевичу, прятала под шаль что-нибудь съестное и приносила моим ребятишкам или Ваньке Пришлому." Холёнок потоптался у порога, слов больше не нашёл, махнул рукой "Эх судьбина!" и ушёл. Растерялась Евдокия, не поблагодарив Холёнка, развязала мешочек, сухари в нём были разного цвета, светлые - из пшеничной муки, тёмные - это из ржаной, внизу разноцветные крошки. Прихватила Евдокия щепоть крошек, положила в рот, перемешались они со слезами, солоноватые стали. Сидела смаковала их (как говорила мама-мумлякала) и благодарила Бога за подарок! Золотые серьги она променяла на продукты: муку, крупы. Это на какое-то время спасло их от голода.

    Облегчение в житье-бытье наступило для Евдокии, когда высватал Павлину парень из соседнего села Стрельцовки. Пётр был наредкость хорош собой, лицо-хоть воду с него пей, роста богатырского и стеснительный, как невинная  девушка. С лёгким сердцем отдала Евдокия Павлину за него. Иногда в гости к сватам захаживала. Село было зажиточное, уходила она из него всегда с гостинцами. Шесть км. в одну сторону - шесть в другую. Стрельцов новая власть пока не трогала, всё-таки они от царя пострадали.  Таечку Евдокия отдала учиться в школу. Открылась в селе 4х классная, в бывшем помещении церковно-приходской. Девочка была бойкая, училась хорошо. Учительница говорила, что её надо в Ишим везти, в 5й класс отдавать, продолжать образование.

    Но тут приключилась новая беда. Году 1927(28), зимой, к Евдокие в её комнатку пришли люди, которые вызвали у неё страх. Они представились сотрудниками ЧеКа, были хмурыми, показали какие-то документы и потребовали выдать им награбленное у трудового народа купцом Селедковым золото и изделия из него. Таюшка присмирела, со страхом смотрела на пришедших, боялась заплакать. Евдокия показала на обручальное кольцо, сказав, что больше у неё золота нет. "Все так говорят. Будем в ЧеКа разговаривать. Одевайся, поедешь с нами." Евдокию увезли в Ишим на санях, в которые сели и три чекиста. Вести разлетелись быстро. За Тасей приехал муж  старшей сестры Марии Прохор и привёз её в свою многодетную семью в Ишим. Нянька была очень кстати. 

    Евдокию продержали в ЧеКа около месяца. Она пережила запугивания, побои, издевательства и допросы, на которых от неё требовали показать, где купец Селедков спрятал золото. Пути господни неисповедимы, но, я верю, целенаправленны. По какому-то делу из Тюмени приехал в Ишим поляк Казимир. Каким-то образом судьба и начальство направила его в Ишимскую ЧеКа. Из нескольких дверей выходящих в коридор он открыл ту, где допрашивали Евдокию. Видимо, посмотрев документы он понял, кто эта замученная, безумная старуха. Каким образом проходили разговоры между ним и членами ЧеКа придумывать не стану, но Евдокия была выпущена, правда, обручальное кольцо у неё всё-таки реквизировали. Её довезли до того дома в Большом Сорокино, из которого арестовали. Она долго сидела на крыльце, проходящие мимо селяне не признавали в старухе, которую принимали  за нищенку, свою соседку. Кто-то пустил её погреться, сердобольные люди не перевелись. Таким образом она не окоченела на морозе.

    Весть из Ишима о возвращении Евдокии Семёновны дошла до селян. Комнату, где жила она с Таей, уже заняли, а её поселили в бане. Евдокия не помнила, кто она, не узнавала соседей, стала нищенствовать. Село Стрельцовка подверглось коллективизации. А кулаков, самых трудолюбивых, зажиточных и непокорных крестьян, зимой со скарбом, со стариками и малыми детьми вывезли на санях в тайгу, туда, где сейчас находится Ханты-Мансийск. Так что не стало у Евдокии поддержки от стрельцов, за которыми осталась фамилия Стрельцовы. Сейчас кое-кто из них проживает в Тюмени.  Евдокие подавали хлеб, иногда яичко, с голоду она не умерла.