Фото из интернета. Автор неизвестен
***
«Нет человека более одинокого, чем тот, кто пережил любимую». Э.Хемингуэй
***
После скоропостижной смерти её мамы они остались вдвоём в трехкомнатной квартире. Он и она. Два больных пенсионера. Он был признан инвалидом второй группы бессрочно - она от освидетельствования отказалась. Сын с семьёй жил не очень далеко - час езды электричкой. Но звонил и приезжал проведать стариков очень редко. Иногда она говорила:
— Бог с ними, пусть живут, как хотят...
Их жизнь продолжалась монотонно, по давно установленному распорядку. Подъем, небольшая зарядка на ковре в большой комнате, душ, легкий завтрак. В основном, жили, как обычные пенсионеры. После завтрака выходили на прогулку. Взявшись за руки, как влюблённые, потихоньку гуляли вокруг дома, или шли в универсам за кефиром, батоном, сосисками, молоком. Каждое утро кормили крошками батона или пшеном большую стаю воробьев, которые ожидали их на большом кустарнике у соседнего дома. Вечерами он садился к компьютеру, а она смотрела по телевизору бразильские сериалы, различные шоу, фигурное катание на коньках. Любила читать любовные романы, которые покупала в книжной палатке у небольшого рынка. Покупала книги по десять рублей, а прочитав, относила обратно в киоск, и отдавала их по пять рублей. Читала аккуратно. Книги после чтения были, как новые. Продавщица с удовольствием брала книги обратно.
Летом, примерно раз в месяц, они уезжали к его сестре на «фазенду». Какое-то время она чувствовала себя вполне удовлетворительно. Потом все чаще стала жаловаться на боли в области сердца, головокружения, шаткость походки. Периодически у неё повышалось давление. Без палочки, которая осталась после смерти её мамы, она на улицу не выходила. Во время прогулки крепко держалась за него, боясь упасть. У неё появилась настойчивая мысль, что она скоро умрет. Все даты сопоставляла с днем и годом смерти своей мамы, часто подолгу стояла на кухне у окна, задумавшись, иногда плакала без всякой причины. Часто повторяла, что очень хочет умереть с ним в один день. Оставаться одна боялась и не хотела. Все время говорила, что хотела бы умереть первой.
Часто просила его, если он вдруг останется один, а она умрет первой, чтобы он не женился. Постоянно повторяла:
— Я не хочу, чтобы в нашем доме, где мы прожили с тобой больше полувека, была другая женщина. Дай мне слово, что ты не будешь повторно жениться...
Он дал ей слово, что будет жить один или переедет к сыну. Она на несколько дней успокаивалась, а потом вновь повторяла свою необычную просьбу. Он удивлялся её прозорливости: как она определила время своей смерти. Она говорила ему, что мама умерла в 74 года, и она умрет в этом году. Переубеждению не поддавалась. На его вопросы объяснить почему она так решила отвечала:
— Я точно знаю, когда умру…
Любила стоять у окна на кухне, смотреть на улицу и задавала себе или ему вопрос:
— Интересно, а что здесь будет после нас? Неужели так же будут идти люди, ехать машины, троллейбусы, бегать дети?
Она все время думала и возможно была в каком-то другом, потустороннем мире. Может быть, это были первые, еще не очень выраженные признаки психического расстройства. Трудно сейчас найти объяснение её поведению.
Посоветовавшись с сыном, он решил положить её в больницу для обследования и, при необходимости, лечения. Положили её в лучшее терапевтическое отделение, заведовал которым профессор. Через несколько дней, когда он пришел проведать её, она рассказала ему, что с ней «проводят какие-то эксперименты» и она должна будет «учить медицинских сестер отделения функциональной диагностики». Вместо того, чтобы более внимательно отнестись к её рассказу, он только посмеялся над её чудачеством. Сказал ей:
— Не выдумывай ерунду всякую...
Потом он тысячу раз пожалел, что сразу не попытался разобраться с её рассказом и не поговорил на эту тему с лечащим врачом или с профессором. Через день он снова пришел проведать её, а она заявила ему, чтобы он немедленно забрал её домой. Уговоры и убеждения его и врачей не помогали. Вещи были собраны, она была готова уходить из отделения. У него взяли расписку, что за дальнейшее её состояние отвечать будет он. Явное подозрение о наличии у неё психических расстройств у него появилось, когда она вдруг спросила:
— А как зовут нашего сына?
Он понял, что это грубый провал памяти и нужна срочная консультация психиатра. Сын показал её психиатру, который заподозрил у неё болезнь Альцгеймера. Тут же сам позвонил в больницу имени Кащенко знакомому профессору и договорился о срочной консультации. Он поехал с ней в больницу. Профессор очень вежливо приняла их, диагноз психиатра госпиталя подтвердила. Предложила через месяц положить её в свой стационар, но он и она от госпитализации воздержались.
Теперь он уже был абсолютно уверен, что помещение её в стационар ничего бы не дало. Слишком быстро прогрессировала болезнь. С каждым днем ей становилось все хуже.
Она вдруг усомнилась, что он – это он. Ей казалось, что его заменили другим человеком с его образом. Переубеждению не поддавалась. Он с сыном решили, что надо обратиться в психоневрологический диспансер. Осмотрели её там несколько врачей. Назначили лечение. Пробовали различные препараты в больших дозах, затем перешли на инъекции днем и на ночь, а она на глазах разваливалась. Появились психотические симптомы довольно резко выраженные. Дошло до явного психоза. Чтобы проверить, он это или не он – она проверяла все его родинки, шрамы, звонила его товарищам по бывшей работе – «настоящий» он или «двойник».
Перестала самостоятельно ходить, стоять. Стоило ее поднять на ноги, и она падала, как бревно, куда придется. Была вся в синяках. Падая, сильно ударилась правой стороной груди об острый угол большого зеркала и книжный шкаф. Вся правая половина груди была синяя. На второй день он с сыном отвез её в травматологический пункт. Там сделали снимок грудной клетки, её посмотрел травматолог. Переломов костей грудной клетки не увидели (снимки были мокрые), но на этот бок она жаловалась затем постоянно. Возможно, было повреждено ребро.
Она все время рвалась куда-то ехать, собирала свои вещи, упаковывала их. Ей зачем-то надо было ехать в Ленинград, «где у нее квартира и вещи». Прятала свои украшения. Торопила его собираться на поезд, который она видела под окнами около своего дома. Он перестал с ней справляться. Появилась проблема туалета. Приходилось сажать её на ковровую дорожку и волоком тянуть по коридору. Поднять её на руки и отнести в туалет он уже просто не мог физически, а другие варианты она не признавала. «Только в туалет!». Передать всё, что творилось в эти дни в их квартире – невозможно. Психиатры решили, что показана срочная госпитализация в психиатрическую больницу. Положили её в больницу имени Кащенко.
На следующий день он поехал к ней в больницу. Повез молоко и соки в маленьких упаковках. Он никогда не был в психиатрических отделениях, тем более женских старческих, поэтому, когда пришел туда – ужаснулся. В огромных палатах стояли впритык по 15-20 коек и все больные старухи, как говорят, были абсолютно «полные развалины».
Её тут же, мягко говоря, обворовали. Сняли хороший халат, все новое белье, чулки, новые тапочки. Взамен она получила тапочки на одну ногу и разноцветные порванные чулки. Вдобавок или сама потеряла, или кто-то подобрал нижний зубной протез. Медсестра вынесла ему большую коробку с протезами, но её протез среди них он не нашел.
Она умоляла его забрать её домой. Всё время плакала. Он обратился к заведующей отделением, но врач сказала ему, что решать вопрос о выписке будут, когда закончится обследование. Успокаивала его:
— Не расстраивайтесь зря. У них у всех конец одинаковый. Не Вы один такой...
Через несколько дней в отделении началась инфекция гриппа. Спешно выписывали домой всех, кто еще мог двигаться, и кому было куда идти. У неё разыгралась пневмония, она лежала у входа в палату на сквозняке. Температура тела поднялась до 39 градусов, появился сильный кашель. Врач сама постоянно кашляла, ходила в марлевой повязке и настойчиво рекомендовала ему забрать её домой.
Но рабочий день у сестры-хозяйки окончился, кладовая с вещами больных была закрыта. Ему пришлось попросить для неё (под честное слово) ужасное пальто, какую-то обувь, вызвать сына и увезти её домой, где все продолжалось, как это было до отъезда в больницу. У неё была высокая температура, сильный кашель. Он обложил её подушками, подставил к кровати стулья и сидел около неё всю ночь.
На следующий день ему позвонила хорошая знакомая заместитель главврача хосписа и сказала, что сам он с ней дома не справится и предложила срочно везти её к ним, где есть условия для лечения и ухода. Утром он с сыном отвез её в хоспис. Ей выделили отдельную палату, постоянную медсестру и начали активно бороться с пневмонией.
Температура немного снизилась, но кашель продолжался – он буквально изводил ее. В первый же день её посетили все родственники, а он был рядом с ней почти все время. Нарушения памяти продолжались - она кого-то узнавала, а кого-то нет.
На принесенные 8 марта цветы отреагировала адекватно. Поблагодарила тихим голосом. Кушать ничего не хотела, только просила пить. Потом постепенно стала загружаться, тяжело дышала, сознание то приходило, то снова проваливалась, почти в сопор. Когда он был у неё и спросил, узнала ли она его - ответ был более чем странным:
— Да, узнала...
А на вопрос, как его зовут, она назвала имя своего отца.
— Владимир Прохорович…
Все видели, что она медленно уходит из этого мира. Незаметно сопорозное состояние сменилось комой, она не реагировала на раздражители. Было ясно, что близится финал…
На следующее утро позвонил сын и сказал ему, что ночью она умерла. Организацией похорон занимался сын. Получил в Загсе свидетельство о смерти, всё оформил, пришел батюшка и певчие. Соблюли все ритуальные законы, отпевание. Погрузили гроб в катафалк и поехали на Митинское кладбище в крематорий.
Она хотела, чтобы урны с их прахом были в одной могиле.
Урну с её прахом он с сыном схоронили в могилу её мамы.
Так окончилась жизнь его любимой жены. Он остался один наедине со своими печальными мыслями.
Их совместная жизнь пролетела как один год. Как в песне: «Есть только миг между прошлым и будущим…». Или, как говорила актриса Фаина Раневская
– «Жизнь – это небольшая прогулка перед вечным сном».
15.02.2015