Прослушать аудиоролик можно здесь: http://linear.ucoz.ru/pominki.mp3
– Михеич, сто лет тебе не кашлять, нет ли выпить чего?
– Выпить? Нечто повод есть, али праздник какой?
– Погода хорошая!
– Тебе, Петрович, только бы напиться с утра, нехристь басурманская! Погода ему хорошая!
Дед Михеич с утра пребывал не в настроении. Солнышко светило задорно и весело, птички посвистывали-полетывали, было не жарко и не холодно, дышалось легко, а вот настроения у Михеича с утра не было. Да и грех сказать – восьмой десяток разменял, другие давно уже на погосте, а он все на энтом свете с бабой проклятой кукует, растудыт ее в качель. Только и слышишь от нее – Михеич то, Михеич се. Дети давно выросли, в город убегли, медом им там намазано, – скрипели раздраженные мысли в голове хмурого деда Михеича.
– Чего ругаисси с утра, Михеич? – прервал его грустные размышления Петрович, надеющийся на положительное решение важного для себя вопроса. – Баба не дала? – захихикал он, трясясь сухоньким телом.
Михеич шутки не принял и старому другу не улыбнулся даже. Молча оглядел его с ног до головы, почесал в затылке, неожиданно воспрял духом и хлопнул по плечу, чуть не подавившегося друга.
– А и давай выпьем, Петрович! Отчего же не выпить в такой день? У меня и бутылка схоронена как раз к такому случаю для дорогих гостей, – непонятная еще Петровичу идея друга, уже наполняла Михеича энтузиазмом и требовала немедленного исполнения.
– А какой нынче день? Вторник вроде, – Петрович начал было лихорадочно вспоминать не именинник ли кто, да никак в голову не приходила дата, только день – вторник.
– Поминки у меня нынче, Петрович! Пойдем, помянем от души покойничка, чтоб ему на том свете хорошо было!
– А кто помер-то? – в голове Петровича совсем ум за разум зашел. Не помнил он никаких похорон в ближайшей окрестности, стало быть и поминать вроде некого.
– Меня помянем, Петрович, меня! Ну, чего встал, как баран перед новыми воротами? Или выпить не хочется?
– Хм, выпить оно, конечно, завсегда приятно, но ты же вроде не помер еще, как же мы тебя поминать будем? Мы ж не басурмане какие! – уперся Петрович, подозревая, что друг его закадычный на старости лет умом тронулся.
– Так мы это, как бы понарошку помянем, – хитро подмигнув, пояснил Михеич. – Вот ты прикинь, ну, помру я в сам деле и буду лежать тут на лавке в гробу мертвый и холодный, а вы будете водку жрать и всякие слова разные про меня говорить. А я ж ничего не услышу, я ж покойник буду. Есть там душа али нет ее, слышит она чего али нет вовсе, того мы не знаем. Так что давай помянем сейчас, будем водку пить прям сейчас, и слова ты будешь говорить тоже прям сейчас, словно я помер. Все понятно? Тогда пойдем в хату, чтобы людей не смущать нашей спектаклей, – приказал Михеич, явно не ожидая решительных действий от призадумавшегося Петровича.
С одной стороны Петровичу перспектива выпить на халяву нравилась отчаянно, с другой повод уж больно странный, если не сказать хуже. Хотя, спектакль опять же, вроде как понарошку, отчего же не уважить старого друга? Петрович думал медленно, а ноги уже сами собой скоренько семенили за повеселевшим Михеичем.
– Ну, пьем, не чокаясь, поминки все-таки, – Михеич строго следовал ритуалу, изучив их доподлинно на многочисленных похоронах и поминках рано ушедших друзей, родственников и знакомых. – И это, ты говори чего нить, не сиди барином, чай не каждый день лучшего друга теряешь. Давай, вставай и начинай поминать, – приказал он, откинувшись на спинку стула и пристально вглядываясь через поднятую рюмку в собиравшегося с мыслями Петровича.
– Кхе-кхе, – выступающий проверил голос, потом неспешно встал, держа наполненную рюмку, как знак особого отличия и полномочий. – Прошу тишины, – обратился он неведомо к кому, но настолько проникновенно, что даже тараканы запечные на миг прекратили шебаршание. – Сегодня от нас ушел, не побоюсь этого слова, великий человек!
– Хорошо, – рассочувствовался Михеич, – славно сказал.
– Ты это, не перебивай, – оборвал его Петрович, – сказался покойником, вот и молчи спокойненько. С мысли сбиваешь, пень старый, настрой теряется!
– Ага, стало быть, ушел от нас во цвете лет великий человек, мой закадычный друг, отец и дед семьи Великановых – Александр Михеич Великанов. Всяко было в его жизни хорошего и плохого, но я предлагаю выпить за его беспримерную храбрость на поле боя с фашистами. Присутствующие мужики пьют стоя, а покойнику разрешается сидеть, – не удержался от шутки докладчик и, махнув рюмку водки, хлопнулся на стул.
Михеич выпил не спеша, со значением, словно обдумывая сказанное и примеряя его на себя, но уже лежащего в гробу.
- А еще хочется сказать, - продолжил Петрович с гораздо большим вдохновением, сызнова наполнив рюмки, - что покойный был порядочным скрягой и так и не вернул мне одолженную еще в том году сотню...
- Цыц, Петрович, - одернул оратора "покойный", - забыл что ли? О покойнике только хорошее или ничего!
- Что ж мне молчать что ли? - обиделся Петрович.
- Молчание поминкам не подмога, нет слов, нет и тоста, а нет тоста... - терпеливо поучал Михеич приунывшего Петровича, - ну, ты сам понимаешь.
Старики замолчали, задумались, вспомнили жизнь во всех ее проявлениях и Петрович ожил, словно родился заново.
Дело пошло хорошо. Петрович вспоминал случаи из жизни усопшего, всячески нахваливал его, призывал выступать и прочих «присутствующих», а не дождавшись, тотчас же выступал от их имени, смешно копируя их голоса и ужимки. Друзья почти ополовинили бутылку водки, как дверь в хату распахнулась и вернувшаяся с базара жена узрела пьянку, проходящую в ее отсутствие и без ее разрешения в ее собственном доме. От возмущения она не нашлась, что сказать.
– А мы вот Михеича поминаем, – скромно потупив осовелые глазки, сообщил Петрович жене «покойного». – Присоединяйся к нам, Маша, негоже ругаться при покойнике.
Маша всерьез размышляла то ли ей завыть в голос от ужасной вести, то ли взять скалку и отдубасить собутыльников по загривкам.
– Ты чего, Петрович, умом тронулся? Вот он сидит живее всех живых! Кого вы тут поминаете, алкоголики старые?
– Ты это, Маша, не суетись, ты сядь, послушай, войди в ситуацию! – спасал положение Петрович, явно чувствующий, что праздник и в самом деле может завершиться поминками, если срочно не утихомирить зловредную бабу, ничего не понимающую в спектаклях. – Выпей вот рюмочку, закуси грибочком и послухай, чо мы с Михеичем придумали, – он взял Машу под локоток, настойчиво прижал ее к стулу и, сунув в руку полную рюмку, заставил чуть не силком выпить.
Маша слушала внимательно и главное молча. Водка растеклась по жилкам горячей волной, ударила в уставшие ноги и теперь уже совершенно не хотелось что-то делать, а тем более бегать по избе со скалкой за пьяненькими старичками.
– Ой-ей-ей, на кого же ты нас оста-а-а-вил, сокол ясный, – неожиданно заголосила Маша, требуя от Петровича немедленно наполнить посуду. – Как же я теперича без друга свово милого жить буду? Да лучше бы я померла, а ты остался! – Мария явно вошла в роль, словно заправская актриса, играя без подсказок и сценария.
На ее крик в избу сбежались соседи. Слух молнией разнесся по всей деревне и в избе стало тесно, пришлось по-быстрому вынести столы в сад, накрыть кто чем принес и продолжить поминки со все нарастающим размахом.
Во главе стола сиял как начищенный самовар довольнехонький «покойничек», никогда в своей жизни не слышавший столько добрых слов в свой адрес. Многое из сказанного было им давно забыто, а теперь вспомнилось с новой силой, наполняя душу Михеича живительной силой и счастьем.
Народ, как это принято на поминках, давно забыл о сути происходящего, пел песни, кто мог плясал, подходили к Михеичу и пили с ним за его здоровье и чтобы земля ему была пухом. Разошлись под утро, унося в душе ощущение светлого праздника и чуточку недоумения, что вроде как поминки были, а никто не помер.
– Михеич, в следующий вторник меня поминаем, – прослезился Петрович, не менее самого «покойного» проникшийся благостью момента. – Ты ведь, сукин сын, верно подметил – кому они нужны поминки в твою честь, когда сам уже помер? Так что жду тебя с Машкой к себе во вторник и готовь речь!
С той поры в деревне Великановка, что ни вторник, так праздник, а народ помирать как-то перестал вовсе, желание пропало помирать, жить всем хочется и услышать про себя все хорошее при жизни, а не после нее. Люди мы верующие, но сомневающиеся, потому лучше здесь и лично, чем потом и через ангелов передадут.
А может и в самом деле, ежели человеку при жизни говорить все хорошее, что о нем думаешь, так он и проживет дольше, лучше и жить будет веселее? А то мы норовим все отругать, да укорить, откладывая слово доброе на потом. А будет ли оно потом? Вот и подумай своим умом!
-----------------
Прослушать аудиоролик можно здесь: http://linear.ucoz.ru/pominki.mp3
Картинка из интернета: http://gorets-media.ru/uploads/Image_135.jpg