Генка с самого раннего детства безумно любил ходики, висевшие в его доме на стене. Он мог часами просиживать на любимом изогнутом стуле и почти не мигая смотреть, как в такт маятнику в виде яркого подсолнуха, бегают туда - сюда, глазки симпатичной белой кошечки, в мордочку которой втиснут циферблат с множеством цифр, назначение которых он тогда ещё не понимал. А как нравилось Генке по просьбе бабушки встать на стул и тянуть цепочку часов вниз, а гирька тем временем, самым загадочным образом плавно поднималась наверх, где под железной мордочкой кошки крутилось великое множество красивых, блестящих колёсиков. Именно эти самые колёсики и издавали тот завораживающий размеренный звук, так волновавший и словно гипнотизировавший Генку. Бабушка каждый день садилась под эти ходики у окна, на котором стояла её любимая герань, брала в руки две свои блестящие волшебные палочки-спицы и клубок шерстяных нитей, наматывать который, с огромным удовольствием ей помогал Генка, и начинала вязать. Правда, одна процедура, предшествующая этому интересному действу, Генке, если сказать по правде – не очень-то нравилась. Нужно было вместе с бабушкой опуститься на колени и глядя на висевшую в углу, почерневшую от старости доску, на которой был нарисован суровый дядька, тыкать себя тремя пальцами - сперва в лоб, потом в правое, затем в левое плечо, а затем и в пупок. А бабушка тем временем что-то шептала глядя на эту доску, затем поднявшись, поднимала и его, Генку и, поцеловав в голову, усаживала напротив себя. И только после этого бралась за своё волшебство. И вдруг откуда-то из под рук бабушки, появлялись то варежки, то носки, а то и очень красивая, как моя - шапочка, которую бабушка непременно отдавала ей. В эти счастливые для Генки минуты, глядя на сноровистые бабушкины руки, он мечтал, что когда вырастет, непременно научится вязать также ловко, как бабуля. Но главное, он обязательно узнает – как же так получается, что ходики ходят без остановки так много лет. Каким образом они издают такой красивый, мелодичный и ритмичный звук? Да, он обязательно это узнает. Вот только маленько подрастет и тогда непременно узнает.
Правда, просто так сидеть и смотреть на бабушкино волшебство, Генке удавалось не всегда. Бабушка заставляла Генку повторять за ней цифры. Все. По порядку. Сначала до пяти, потом до десяти, а через некоторое время и до двадцати. А вскорости - и до ста! А чтобы внуку не очень надоедала эта игра, как её называла бабушка, она переключалась с цифр на азбуку, предварительно разложив картонные таблички с буквами на полу, между ними. Вот так, в неполные четыре года, Генка уже знал счёт, выучил алфавит и с точностью до минуты определял время на часах. А ещё через какое-то время, научился складывать слоги и даже составлять целые предложения. Генке было совсем не сложно, он с лёгкостью справлялся с этим делом – лишь бы слушать ходики и смотреть на волшебство бабушкиных рук.
Но однажды, часы сами по себе упали со стены и разбились. Вдребезги. Генка собрал всё до самого мельчайшего винтика, завернул механизм в бабушкин платок и спрятал. Он знал, нет - он был абсолютно уверен в том, что придёт время, и он починит ходики. И снова они будут мерно выстукивать время, а бабушка будет сидеть под ними и своими волшебными палочками творить чудеса. Как фокусник. Именно в этот день, утром, когда разбились ходики, мама собрала Генку и отвезла его к тёте Вале, своей сестре. Генка часто бывал в гостях у маминой сестры, но если честно, то большого восторга от этих посещений не испытывал. И вот почему. Дочь тёти Вали, Ленка, его двоюродная сестра, длинная и тощая, как жердь девчонка, была старше Генки на целых восемь лет. И когда бы Генка не появился в их доме, будь то большой праздник или просто выходной, эта Ленка всегда находила возможность для того, что бы любым доступным ей способом подчеркнуть разницу в их возрасте. Она откровенно называла Генку «шмагодявкой» и не считала нужным даже разговаривать с ним на равных. Хотя Генка и не претендовал даже на минимальную видимость какого-то равноправия, но всё же, такое отношение к себе со стороны сестры его откровенно расстраивало. Но именно в этот раз, всё было совсем по другому. Стоило Генке лишь переступить через порог тёти Валиного дома, как к нему тут же подбежала Ленка и улыбаясь, повела его на веранду. Но больше всего удивило Генку, то, что Ленка попросила, именно ПОПРОСИЛА, а не приказала, как это бывало раньше, помыть руки и садиться за стол завтракать. Тут же на сковородке зашипела Генкина любимая яичница, которую ДЛЯ НЕГО, именно - для него, готовила его неприветливая прежде, сестрёнка. Яичница, поданная Ленкой прямо на сковородке, была именно такой, какую ему готовила бабушка, а именно – желток был полужидкий, а белок - с большими не лопнувшими пузырями, и много, много лука. И хотя на стол была подана великолепная яичница, а Ленка была само очарование и любезность, в самой обстановке дома тёти Вали, в его атмосфере, поведении присутствующих, Генка ощутил какую-то настороженность и даже угрозу. Это всё равно, что природа перед бурей, когда всё замирает, в воздухе ни звука, ни дуновения ветерка, ни шороха. Но Генка своим детским сердечком ощутил надвигающуюся бурю, хотя и ни как не мог понять - откуда исходит опасность. Откуда, с какой стороны грянет гром и налетит ураганный ветер, выкорчёвывающий огромные деревья, срывающий крыши и уносящий в своё логово всё, что попадается ему на пути. И как ни силился Генка, но так и не понял – с какой стороны веет опасностью, хотя и чувствовал витающую вокруг него напряженность. Ещё сильнее он ощутил холодок в душе, когда увидел на пришедшей с работы маме чёрный платок на её голове. А вглядевшись, увидел точно такие же платки на голове и тёти Вали, и даже Ленки. - Странно, - подумал Генка, - мама ни когда раньше не носила таких платков. И вообще она не любила платки, поскольку у неё были шикарные светлые волосы, которые водопадом спадали ей на плечи, и очень ей шли, особенно, когда она смеялась, или просто улыбалась.
Продолжение следует.