Серые очертания города в сумеречной дымке пасмурного дня проплывали за окнами автобуса. Народу в салоне было не очень много, час поздний, публика подремывала, вяло шелестела газетами или отсутствовала, отгородившись от всего мира незаметными таблетками наушников. Сесилия ехала с работы. Медленно сомкнув веки, она откинулась на сидение, положив на колени текстом вниз раскрытую книгу.
Внезапно у нее зазвонил мобильный.
- Да? - ответила Сесилия с легким раздражением. Вырванный из дремы человек в конце рабочего дня не слишком рад звонкам, тем более - с незнакомых номеров, - Алло?
Сначала трубка молчала, потом в ней послышался горестный вздох, и высокий женский голос, натянутый, дребезжащий от волнения, произнес:
- Да. Это вы. Определенно вы. Я очень рада слышать ваш голос, такой чувственный и загадочный. Я рада.
- Что? - переспросила Сесилия. Удивленная складочка собралась у неё на лбу, - кто это говорит? Представьтесь, пожалуйста...
- О...- вздохнула женщина в трубке, - так уж ли это важно, как меня зовут, - Сесилии показалось, что собеседница всхлипнула, - с вами говорит просто одна очень несчастная женщина...
- Что у вас случилось? - участливо спросила Сесилия, - разве я могу вам помочь? - она начала подозревать, что звонят какие-нибудь телефонные мошенники, которых развелось в эпоху общедоступности связи видимо-невидимо, и сейчас эта рыдающая незнакомка непременно попросит денег. Сесилии захотелось поскорее свернуть разговор.
- Нет, - возразила трубка, - мне не нужно ничего. Я просто хотела поговорить с вами, соприкоснуться с чем-то поистине прекрасным и чистым...
- Да в чем, наконец, дело? - Сесилия начала сердиться, - спасибо, конечно, но кто вы такая?
- Понимаете, - всхлипнула трубка, - Мой муж. О! Он очень давно любит вас. Я знаю. Я точно знаю.
- Да что за ерунда? - возмутилась Сесилия. Она возвысила голос и некоторые любопытные пассажиры повернулись в ее сторону. - Послушайте себя со стороны... Вы несете бред... - Однако поневоле она начала мысленно перебирать всех своих многочисленных знакомых. "Муж? Любит? Давно? Чей муж?"
Трубка продолжала свои излияния:
- Вы ведь блондинка, не так ли? У вас тонкие нежные черты лица, маленький ротик, рост около пяти с половиной футов, длинная шея, и вы любите жемчуг, перебирать, когда волнуетесь, пальцами гладкие бусинки ожерелья...
- Да... - потрясенно прошептала Сесилия, - все почти так как вы сказали. Я блондинка... - Мозг ее лихорадочно работал, друг за другом вызывая в памяти лица и голоса всех замужних подруг, двоюродных и троюродных сестер, соседок, знакомых. "Кто это, черт побери?"
- А еще вы пишете стихи, - с благоговейным придыханием сообщила трубка, - у вас такая же возвышенная и вечно одинокая душа, как у него, в стихах вы выражаете всю щемящую тщету бытия, и если бы он писал стихи, поверьте, они строчка в строчку были бы такие же как ваши... Послушайте, вы ведь любите Фицджеральда? А Рэя Брэдбери? А фильмы Антаниони?
Сесилия хотела что-то сказать, она открыла рот, но слова неслись из трубки непрерывным потоком. Прерывая речь восхищенно-горестными междометиями, незнакомая женщина перечисляла еще каких-то писателей, художников, режиссеров и прочих деятелей искусства, а Сесилии не оставалось ничего, кроме как машинально припоминать вслед за голосом из трубки все когда либо ею прочитанное, прослушанное или увиденное, иногда признаваясь себе в том, что да, пожалуй, кое-что из названного в свое время пришлось ей по вкусу... Разговор перестал быть для нее бредом. На работе в офисе, когда совсем нечего было делать, она действительно под настроение сочиняла стихи и записывала в толстый кожаный ежедневник. Но никому не показывала. Стеснялась. "Как они могли узнать?" Мозг ее снова заработал в нужном направлении. "Кто-то из сотрудников? Но кто? Может быть Брэйди? Или Гаррет? Они оба вечно ходят мимо моего столика с какими-то мутными глазами." Кто-то любит ее. Любит! Вот только кто?
- Вы одна на всем свете сможете понять его сложную и чувствительную натуру, - продолжала трубка, - он такой утонченный эстет, изящный интеллектуал, что может полюбить только существо близкое к нему по степени развития ума и духа. Мне порой становится так жаль его - он так одинок! - бывает садится в кресло на террасе и смотрит вдаль, а глаза подернуты туманом, и не поймешь, о чем думает... Наверное, о вас...
В сознании у Сесилии начал вырисовываться, сперва контуры, затем штриховка, цвет, все яснее и яснее образ романтического героя. Высокого. Зеленоглазого. Со взором полным неизбывной вселенской печали, мраморно бледным лбом, будто светящимся изнутри и прочерченной через него наискосок темно-русой прядью. Образ вечно одинокого героя, такого же как и она сама, неустанно ищущего, но так и не находящего. Он любит ее... Где-то далеко. Или, быть может, совсем близко. А то, что он женат... Ну это ничего. Можно будет что-нибудь придумать.
Трубка еще что-то возбужденно говорила, когда в ней послышалась какая-то возня, далекий недовольный голос, и связь внезапно оборвалась. Сесилии в висок забарабанили противные короткие гудки.
Через минуту с этого же номера снова перезвонили.
- Да? Что-то еще? - Сесилия немного волновалась, нажимая кнопку "ответ", она все же была полна решимости выпытать хотя бы имя звонящей, а уж там...
Но вопреки ожиданиям она услышала в трубке совершенно другой голос. Мужской. Мягкий, глубокий и как будто бы грустный или очень усталый.
- Госпожа... - вежливо заговорил мужчина, выдержав паузу, чтобы она догадалась, что он не знает как к ней обращаться.
- Сесилия... - подсказала она.
- Госпожа Сесилия, - продолжал голос, - простите, пожалуйста, ради Бога, мою жену. Она побеспокоила вас, и наверняка наговорила много странного. Извините еще раз. И выбросите все из головы. У мое жены тяжелая форма шизофрении, она не отвечает за себя.
- Да... Но... Невероятно... - потрясенно шептала Сесилия, - она ведь угадала, что я блондинка, и рост у меня около пяти с половиной футов, я люблю носить жемчуг и пишу иногда стихи...
- Это череда досадных совпадений, - мягко возразил голос, - она всем это говорит. Звонок не имеет лично к вам никакого отношения. Она обзванивает в день сотни, тысячи номеров, сколько успевает, пока я на работе. Не могу же я все время находиться рядом, вы понимаете. У моей жены навязчивая идея, что я неприменно должен любит блондинку ростом в пять с половиной футов, с жемчугом на шее, и чтобы она обязательно писала стихи.
- Но я действительно пишу стихи... - зачем-то сказала Сесилия, цепляясь за эту фразу, словно за последнюю надежду на спасение. Она вздрогнула от того, насколько одиноко и потерянно прозвучали ее слова. Точно маленькие камушки упали в пропасть. Такую глубокую, что даже не будет слышено отзвука их удара о дно.
- Мне очень жаль, - снова произнес мягкий и грустный голос, что так прекрасно сочетался с выдуманным Сесилией образом, - еще раз прошу нас извинить. Прощайте.
Из трубки напоследок донесся отдаленный визг, истошный, обессиленный, пугающий своей безнадежностью. Сесилия отняла ее от уха и положила на колени, не нажимая отбой. В трубке наконец все смолкло, и глухо как крупные капли по шиферу застучали короткие гудки.