Тигрица шла, бесшумно ставя лапы:
Ветка не хрустнет, лист не шелохнет,
Если отстал детеныш глуповатый,
Она его, естественно, найдет.
Там, где коряга над рекой нависла,
Где воду пьёт окрестное зверьё,
Там ждут её голодные тигрята,
Семейство полосатое её!
Тигрица в возбуждении задрожала,
Собравшись для мгновенного прыжка:
Оленья самка малыша рожала,
И запах крови зверя возбуждал.
Тигрица затаившись, не спешила,
Куда им деться от её зубов?
А олениха, из последней силы.
На свет являла свою плоть и кровь.
И выбившись из сил, она затихла,
Барахтался беспомощный комок.
Но облизать, не встала олениха,
Того, кто появился точно в срок.
Ноги скользили по траве, дрожали.
Глаза искали на вопрос ответ,
Зачем его на этот свет рожали,
Коль никому до него дела нет?
Он потоптался рядом с мертвым телом,
Затем прилег, стоять не было сил.
И жестом инстинктивным, неумелым,
У матери внимания просил.
И замерла тигрица, цепенея,
Здесь даже голод был - не аргумент:
Она - свидетель смерти и рождения,
А говорят, у зверя сердца нет!
Тигрица шла, бесшумно ставя лапы,
К детенышам скулящим, но живым,
Себя, считая в чем-то виноватой,
Пред малышом, пусть даже не своим.
Не утерпев, еще раз оглянулась:
Мокрый комочек на земле лежал,
На хищный глаз слезинка навернулась.
И каждый нерв натянутый, дрожал…