Предыдущая страница: http://proza.ru/2015/02/14/1639
ГРЕЗЫ РАССТРИГИ
– Отпусти ты меня, старик! Не приходи ко мне более! Исполнил я твой наказ, что еще от меня тебе надобно?
– Более ничего мне от тебя не надобно, – усмехнулся Гостомысл.
– Тогда чаго явился?! – заорал во сне Гришка, извиваясь, дрожа всем телом и покрываясь потной испариной.
– Такие негодяи, как ты, Расстрига, раз в сто лет лет урождаются. А ежели точней, на конец шестого – начало седьмого десятка каждого века. И, почитай, в начале нового века, с их окаянной посули, затеиваются смуты и войны.
– И что с того?
– Посей свое змеиное семя, зачни аспида, и я даю княжье слово, что отпущу тебя с миром и не явлюсь к тебе более, – отозвался старец и продолжил: – На окраине посада, в логу, жительствует Яга Черная. Промышляет гаданием и ворожбой. Одинокая баба. Туды тебя сами ноги на постой приведут. Вот с ней и совокупись, она давно ждет тебя, уговаривать не надобно. Поживешь лето с ней, а как понесет, можешь идтить на все четыре стороны
– И все? Ты отстанешь от меня?
– Да.
– А коли я поведаю тебе, старик, что иду я Архипа с бела света изжить?
– Я ведаю об этом. Архип сам за себя постоит, – усмехнулся старец, взглянув в глаза Гришке.
– Для чего мое семя тебе, старец? Вроде волхвы зло не сеют?
– От отпрыска твоего и ворожеи через несколько поколений взрастет другой распутный гиль, что новой смуте зачатие даст.
– Так ты ж вроде супротив смуты? Не уразумею я дел твоих.
– А тебе и непотребно разуметь. Твои ворота дегтем крашены, а мои серебром убраны. Когда не справятся те, кого я на трон приведу, твое семя и объявится. А пока гуляй, Гриша, да пей зелья поболее, чтоб наверняка добрый аспид уродился, – громко расхохотался Гостомысл и исчез в вихре серебряных брызг.
Завертелись пузырями вещи в ночлежке, закружились водоворотом половицы. И Гришка, с ужасом вскочив, присел на лавке, выставив вперед руки. К нему через всю избу плыла огромная страшная щука. Он тонул и захлебывался водой, а водица все лилась и лилась ему на голову.
– Очнись дядька, лихоманка тебя бьет, и пена на губах уж, – поливая голову своего попутчика водой из ковша, взмолился Ерема.
Гришка помотал головой, разбрызгивая брызги, как пес, вышедший из воды, и, выпучив глаза, словно рак, попавший в кипяток, обвел бешеным взором стены ночлежки.
– О, приснится же такое, – выдавил он из себя и, хлебнув воды из поданного ковша, вновь завалился на лавку.
***
Весной вернулись с промысла Ванюшка с Никитой. Принесли шкурки соболей, лисиц да мелких колонков с горностаями. Не успел протопить избу волхв, как в подполье раздался рев, и проснувшийся Хвома завертелся, ища выход из-под сруба.
Ванюшка, схватив лопату, принялся разрывать косолапому другу выход из-под нижнего венца.
Ксения подхватила с лужайки на руки Полинку:
– Уводите его в лес, вона какой вымахал! Пожрет детей и не подавится! Нашли забаву, а зверь он и в могиле зверь! – крикнула она на мужиков, сошедшихся поглазеть на явление природы.
Лайки, забывшие Хвому за осень и зиму, кинулись на него всей оравой. И медведь бросился наутек, ломая на своем пути, как камыш, мелкие осины и березки.
Собаки отстали, а Хвома бежал и бежал. Лапы несли его туда, куда указывал тысячелетний зов предков. Остановившись в урмане, он осмотрелся и принюхался. Уловив еле приметный знакомый запах, он вновь бросился со всех лап в гущу бурелома.
Старый медведь ощутил толчок носом в бок, потом второй. Ласково отмахнулся лапой, но, почуяв запах печного дыма, которым пропах молодой медведь, мгновенно проснулся.
Раздался рев, и Хвома пулей вылетел из отцовской берлоги. Хозяин тайги выбрался из своего зимнего укрытия и, посмотрев на непутевого сына, потряс седым, отвисшим подбородком.
Хвома подошел и с виноватым видом гордо положил перед старым медведем впервые в жизни пойманного им зайца.
Вечером они уже дружно ловили рыбу в ручье, где стояла Ванюшкина завеса .
***
Ефим и сыновья, спустив на воду ушкуй, подготавливали его в дорогу.
Подбили проконопаченные осенью борта, починили местами порванный парус. Водрузили ханский вымпел на корме.
– Ну, совсем татарская галера, кабы не степи, так бы до Крыма и пошел на ней, – спрыгнув на берег и присев около Архипа с Иваном, улыбнулся бывший кормчий хана Сейдяка.
– Жаль, что нет в степи такого волока, как на Дон с Волги, – вздохнув, согласился Архип, – видал я, как конной тягой, не разгружая товар, ладьи волокут. Где трудно идет, сало на доски кинут и опять пошло.
Сотник Иван Никитич, сидя на коряге, стегнул сапог прутиком:
– Сало напомнили, черти таежные. Сейчас бы поросеночка жареного. Пошто не держишь, Архип? В Тобольске уже торгуют поросятами на базаре.
– Пробовал. Рыбой мясо пахнет, кормить-то более нечем, рожь и овес самому да коням нужны. Тут еще корова с яловницей . Нет, не до свиней ныне.
– Дьяку бы сальцем угодил, – хохотнул Ефим.
– Харя треснет, – парировал кузнец.
– Богохульствуешь, Архип, – улыбаясь, ткнул меж лопаток посохом подошедший Никита.
– Ни капельки, хай сами работают, а то повадились тут люд обирать, обжоры толстопузые. Им волю дай, так они и среди болот посошную мзду введут, не поморщатся. Но тут им не Русь забитая, тута-ка Сибирь, омутов много, на всех хватит.
– Поостерегся бы ты, Архип, крамольные речи изрекать, – положив на плечо руку, посоветовал Иван, – руки длинные у дьяка Севастьяна.
– Вон, легок на помине, – показав на появившийся парус внизу течения Оби, усмехнулся кузнец, поднимаясь с коряги, – начнет паки благословенные гривны выколачивать. Пойду калью наведу для гостя нежданного, попотчую с дороги.
И Архип, кряхтя, поплелся в лог.
– Давай, бочонки на ушкуй сноси, немедля! – спохватившись, крикнул Ибрагим. – Покуда дьяк про серебро не пронюхал.
Грузный дьяк, поддерживаемый писцом за руку, тяжело перелез через борт шнеки .
– Ну вот. Поспел управиться. Теперича на ушкуе с вами далее пойду до
Тобольска.
Остяки выгрузили из шнеки мешки с пушниной и сундуки, а старший рыбоед, подойдя к писцу, протянул руку, требуя платы.
– Там зачтется! – показав на облака, буркнул писец, и оттолкнул надоедливого кормчего,- ну-ка, поди прочь, чудище некрещеное!
Гребцы подняли бузу.
Никита чтоб их успокоить, протянул кормчему остяку свой нож.
– Бери и ступай с миром.
Ушкуй, развернув парус, с вышитым на нем ханским гербом, отчалил рано утром. Необходимо было использовать Северный ветер. Так как гребцов всего находилось четверо.
На ушкуе ушли Ефим с сыновьями, Ибрагим, сотник Иван, Дьяк с писцом и Ванюшка.
Медленно набирая ход плоскодонное судно, хлопая по волнам, пошло против течения, навстречу новым приключениям и событиям.
Ефим был опытным кормчим, не смотря на большую боковую волну, он, не мешкая, перевалил через Обь на луговую сторону, где течение было слабее, и уже левым берегом взял курс на Тобольск.
*- завеса – запруда.
*- яловница – нетель, молодая корова.
*- посошная мзда – налог на ремонт дорог.
**- благословенная гривна – церковная пошлина.
*** - калья - похлебка на огуречном рассоле.
*- шнека – рыбацкая лодка, иногда под парусом.
Фото автора: Заброшенное село Сотниково. Вид с Оби. Зима 2014.
продолжение: http://proza.ru/2015/02/24/511