Жила рядом с нами одна бабушка, все звали её баба Нюра. С причудами она была или, говоря современным языком, «с приветом». Вставала рано, шла куда – то в сторону речки, а возвращалась почти под вечер, в полнолуние никогда не работала и жила одна. Была баба Нюра суеверной, но в Бога не верила, говорила: «Если он есть, то почему люд страдает?»,- и она по - своему была права. И вот однажды случилось мне помочь донести ей корзину до дома, а там уже за чашкой чая мы и разговорились.
- Баб Нюр, а почему вы одна живёте, неужели родственники вас не навещают? - начала я.
- Да откуда им взяться, - сказала она, - когда я всех их пережила.
- Разве такое возможно?
- Отчего ж невозможно, внучка. Это сейчас вы по-другому судите, а тогда… - протянула бабушка. - В 33 голод страшный был. Не дай бог тебе такое пережить. Мы тогда с мамкой свою избу продали за кувшин молока. Моих родных смерть забрала. Остались я, да моя младшая сестра Танюшка. Ох, и тяжко нам было. А как в 41 – ом война началась, так пуще прежнего хотелось на пули броситься. А помереть нельзя, сестру ведь не бросишь, её тогда всего было 13, да и мне тоже ничего 15 годков. Жили мы в посёлке, работали в колхозе. И всё тихо было, а тут, как черти немцы откуда не возьмись. И давай свои законы устанавливать. Танюшку мою один фриц заприметил. Она красивой была. Не углядела я…а он её испортил, - баба Нюра замолчала и по её щеке покатилась горячая слеза. Помолчав немного, она продолжила. – Оказалось, что ребёнок у неё будет. Не хотела она его, да в живот себя била, синяки не сходили, и ребёнок вышел. А фрица того она потом топором порешила. Но поймали её немцы, связали, потешались, голодом морили и пить не давали, кнутами били так, что кожа слазила. Помню, как сейчас, зима, а они её в одной сорочке ведут… на виселицу. Кинулась я было к ней, так они меня кнутом. А она посмотрела на меня и молвит: «Не бойся Аннушка, скоро наши придут…». Да не успела договорить, повисла на верёвке, а после они её тело подожгли, и оно ещё неделю висело, чтоб знал люд, как не подчиняться. Но права сестра была, наши пришли и разогнали всех немецких собак. Потом вышла я замуж, детей так и не смогла заиметь, пустой оказалась, а муж мой умер уж как 20 лет назад, вот с тех пор я и одна.
- А вы знаете, где могила вашей сестры? - спросила я.
- Похоронила я её под ивушкой на берегу речки. Танюша любила это место.
Бабушка притихла и только медленно раскачивалась в своём кресле. Мы посидели ещё немного, каждый думая о своём. И впервые я поняла, что баба Нюра вовсе не с причудами, а с большой душевной болью.
Прошло время, она умерла. Её похоронили рядом с сестрой под ивушкой. Я стояла и смотрела на пожелтевшую фотокарточку, откуда на меня глядели две сестры: Танюша улыбалась и Аннушка смотрела на неё.