Эксперт по Баху

Гурам Сванидзе
Как-то я и мой приятель Н.М.(оба безработные) явились в одну фирму. Она начинала социологическое исследование. Нужны были интервьюеры. Объявленная цена показалась приемлемой – 2 доллара за интервью.
Народу собралось немало, разного возраста, в основном как мы, безработные. Об этом мне сказал Н.М. Он – человек общительный, успел поговорить с людьми, выстроившимся в очередь. Нас принял тамошний менеджер – паренёк лет двадцати трёх-двадцати четырёх, в очках. Своим ещё не до конца оформившимся голоском он заявил, что ему поручено провести с собеседование, выбрать лучших. Как потом нам шепнула секретарша: «Батони Арчил получил в образование в Америке! У него глаз-ватерпас!»
- Надо полагать, этот парубок покажет нам, что такое заокеанская выучка! – заметил я окружающим.
Собеседование началось. Я сделал вывод - менеджер склонен выбирать интервьюеров быстро, и тех, кто женского пола и тех, кто помоложе. Других он выпроваживал категорично. «Вы нам не подходите!» - говорил селекционер, насупив брови.

Но вот позвали меня... «Батони Арчил» устало потирал стёкла своих очков и жмурился от солнца. За окном стояла прекрасная погода. Я уже знал, что меня отсеют. Появилось желание ёрничать.
- Вы играете на музыкальных инструментах? – вдруг последовало.
Продолжая полировать стёкла очков парнишка задавал, как мне показалось, дежурные для него вопросы.
- Бывает, играю на фортепиано, - ответил я.
- Что именно?
- Мне всегда удавались прелюдии и фуги Баха, - ответил я с деланной серьёзностью. Во мне разгорался азарт.
- Бах? Это не то, что нужно для командной работы, - безапелляционно заявили мне.
- Почему же! – воскликнул я не без ажитации, - как гармоничны прелюдии и фуги, что искрящиеся алмазы. А в совокупности – ожерелье...
Я начал изображать беспокойство, ёрзать на стуле, исступленно блуждать глазами. Молодой человек надел, наконец, свои гляделки. На его лице появилась оторопь. Он совсем запаниковал, когда я вдруг увидел стоящее в углу пианино и затараторил безудержно:
 - Хотите сыграю, только послушайте! Какой звуковой ряд, фраза порождает фразу, без родовых болей, через плавные переходы!...
Я вконец распалился и продолжал:
- Каждый раз последующий оборот возникает легко,  птицей-феникс, чтобы взмыть! Такое ощущение будто прекрасные создания роятся...
- Я собственно не имею ничего против именно этого композитора, но ... – залепетал «менеджер».
Некоторое время я рвался к инструменту, а этот типчик пытался меня удержать. В этот момент в комнату заглянула секретарша. Из-за её спины выглядывал озабоченный Н.М. Звуки возни, доносившиеся из-за двери, вызвали любопытство в очереди.
Я встал и театрально изрёк: «За Баха обидно!» и вышел. Потом, проходя мимо приятеля, как ни в чём не бывало шепнул ему, что подожду его на улице.

Я прохлаждался в тени дерева в скверике. На душе было скверновато, работу таки не получил, хотя малость порезвился. Скоро ко мне присоединился Н.М., тоже в разбитых чувствах. Ему задали несколько «хитрых»  вопросов, после ответов на которые тот хмырь вынес вердикт - «не годен к работе в команде».

- Что ты там начудил? После тебя мальчонка никак дрожь не мог унять,  – спросил приятель.
- Прикид устроил, - заметил я удовлетворенно.
Некоторое время мы сидели молча. Идти было некуда. Н.М. прервал паузу:
- Бах при чём?
Я пожал плечами. Потом вдруг встрепенулся.
- Ты посещал когда-нибудь музыкальную школу? – спросил я приятеля.
- Кто из нашего брата не хаживал в это заведение, - с ухмылкой отметил он, - ты лучше спроси, кто до конца выдюжил испытание музыкой. Меня из-под палки туда три года водили.
- Ты представь себе я хорошо справлялся с прелюдиями и фугами Баха. Вкус у меня к ним прорезался. Что другое, так вымучивал, а эти пьески исполнял хорошо.
- Я всегда говорил, что ты странный человек, - обронил Н.М.
- Моя классная комната находилась на первом этаже. Помню, простенький менуэт играл. Чувствую, что кайф поймал. Пальцы сами собой клавиши перебирали. Как кончил играть, в окно выглянул. Вижу люди стоят, видно, что прохожие, с любопытством в сторону окна смотрят. Меня увидели и знаками спрашивают, мол, не я ли исполнял. Знаками же хвалить стали и разошлись.
Н.М. посмотрел на меня заинтересованно. Я продолжил:

- Другой раз пьесу исполнял, дверь класса открылась, а в коридоре мой одноклассник стоит, увидел меня и рот разинул. Его, вроде тебя, тоже силком на музыку водили. В тот же день в школе он про меня сплетничал – услышал, как кто-то пьесу Баха ладно играет, открытие сделал – оказывается я её исполнял. Мы тогда подростками были, возрастной негативизм дикие формы принимал, поэтому получилось, что меня застукали за неким занятием, из-за чего народ зубоскалил. Я обиделся на трезвонника.

- Если у тебя таланты есть, почему их так успешно прячешь? – иронично спросил Н.М.
- С учительницей не повезло. Охоту к музыке отбила. Она была интересной особой. В аспирантуре ленинградской консерватории училась. По происхождению княжна. Но жизнь не сложилась. Со старенькой матерью возилась. Единственный в её жизни мужчина был и тот, говорят, - импотент. Постоянно в чёрном ходила. Нервная была. Она по отношению ко мне рукоприкладство себе позволяла. Признаюсь, плакал из-за этого, а она ухмылялась.
Кстати, однажды такое произошло. На уроке я разошёлся, опять прелюдия Баха пошла. Она встала, ходит за моей спиной и дирижирует. Раза-два глубоко вздохнула и раз сказала: «Какая гармония!» Здесь во мне вандал проснулся, садо-мазо одолело – возьми и споткнись, мелодию грубой ошибкой оборвал. Она на меня обрушилась, обоими руками по голове стукнула.   
- Такого вандала и не поколотить! – задумчиво сказал мой собеседник.
- Последний раз на фортепиано на экзамене играл. Три произведения мне не дали доиграть до конца. Провалил исполнение. Члены комиссии на меня рукой махнули, вели посторонние разговоры. Я под конец прелюдию играл. Тут экзаменаторы замолкли и после того, как я кончил пьесу играть, ещё немного продолжали молчать.
 
- Такие вот малюсенькие триумфы! – заключил я.
Снова возникла пауза. Первым оживился Н.М.
-  Одного понять не могу, почему ты такого хорошего человека как Иоганн Себастьян при дураке-социологе поминал всуе!? – с укоризной сказал он мне.