« Предоставь мертвым погребать своих мертвецов» (Мф. 22)
Раннее утро. Где-то впереди должен идти наш гид, но туман настолько густой, будто мы в большом котле белого киселя. Дороги тут на самом деле нет, ноги заплетаются в корнях, изогнутых в причудливые узлы.
- Долго ещё? – кричит чей-то капюшон.
- Да уж ничего. Близко – вырывается из тумана.
Это «близко» было еще десять километров назад. Северные просторы располагают к долгому «хождению за три моря». Для местных жителей не существует долгих расстояний, куда бы ты ни шел, окажешься либо в лесу, либо на берегу моря. Обозначают пространство лишь верстовые полосатые столбы да «обетованные» кресты. Все вокруг заполнил Север, и нет ему ни конца, ни края.
Рядом с группой бежит четвероногий друг, похожий на облезлую лайку и волка из мультика «Жил был пес». Собаки здесь трагические фигуры. В Карелии почитаю котов. Наверное, таким образом, восполняется любовь к меху. Раньше местные жители охотились и добывали шкуры медведей, нерп, лисиц. Но сейчас Север сжался и ушел вглубь к самым неизведанным тропинкам. Вот и остались лишь коты. Им на пропитание, словно на жертвенник, отваливают лучшие рыбины. Коты шипят и изгибают спины, набрасываясь на рыбьи хвосты и обрубленные головы. А вот собаки стоят поодаль. Вид у местных псов весьма осмысленный - они философы этого места. Никогда не знаешь, что принесет тебе северный ветер: обидный пинок или заезжие консервы туристов.
Наконец, лес отпускает нас к берегу моря, где стоит старик. Вместо штанов у него надет свитер с зашитым горлом, на голове кепка «привет из СССР». Рыбак улыбается и знакомит нас со своей лодкой. Он влюблен, счастлив. Лодка, убранная поседевшей сеткой, - его жена, его смысл. Скоро прилив. Они уплывут по Белому морю вылавливать водоросли и рыбу. Я смотрю на марево неба и воды и ясно представляю: плывет старик, судорожно сжимая рукой сеть, прижимаясь крепче к телу лодки. Двое, спасающиеся среди волнения моря. Он вытирает с щек то ли брызги, то ли пот, то ли слезы.
Но ориентир восстановлен, путь обозначен, рыбак машет рукой в сторону тропы:
- Тама! - и, немного помедлив, прибавляет - Близко.
Мы идем. Постепенно начинает проявляться сквозь туман болото. Подгнившие черные коряги, ржавая трава карельских озер, искрящиеся ягоды, утонувшие в кочках - все это подготавливает нас для восприятия главной картины. Моросит дождь. И вот виднеется первая лодка. Она похожа на серую птицу, которая собиралась лететь, но поломала крылья. Похожа на рыбу, которая собиралась уплыть, но её вытащили на берег. Острый нос лодки зацепился за полотно неба, пытаясь поднять просевший в землю корпус. В некоторых местах видны крупные дыры, изъеденные сырость. Поморы оставляют свои лодки «доживать» на берегу, те, что стали старыми и негодными для промысла, остаются созерцать тайны Севера. Вдали от людей. За жизнь рыбака лодка становится неотделимой часть его жизни, а иногда и смерти. Это разлагающиеся ковчеги, когда-то спасающие северных Ноев. На их костях теперь ночует ветер и поет свои протяжные песни. Здесь быль и небыль присев на корму, слагают поморские сказки. По кочкам между небом и землей плывут неподвижные ладьи…
Пока люди продолжают закапывать своих мертвецов, где-то на Севере испускают дух поморские лодки. Ребрами вверх. Коченеют их распятые доски, а вдали слышится вечный и призывный шепот моря.
Придет время, и они ему ответят.