Неоправданная жестокость. Главы 7-14

Он не проспал и двух часов; в семь утра лежащий на тумбочке мобильник залился раздражающей писклявой трелью.
   Чертыхнувшись, Виктор выключил его.
   Прислушался к дому. Внизу из столовой доносятся голоса. Значит, домработница уже усадила детей завтракать. В ванной шумит вода. Светлана вполголоса напевает.
   В белых хлопчатобумажных брюках и черной рубашке Виктор спустился в столовую. Дети уже съели гречневую кашу, которую терпеть не могли, и принялись за чай и фрукты.
   Хозяин дома поцеловал дочь, потрепал по волосам сына и направился к себе в кабинет.
   Запер дверь на ключ.
   Сел в обитое черной кожей кресло. Проверил электронную почту.
   Потом позвонил Андрею. Тот уже встал, принял душ и позавтракал. Виктор как можно спокойнее рассказал ему про вчерашние события.
   - Что ты думаешь?
   - Пока не знаю. Все это выглядит очень странно. Может, действительно кто-то под тебя копает. А может, просто совпадение. Знаешь, день на день не приходится.
   - Это не совпадение, - облизнув губы, ответил Виктор (он говорил раздраженным тоном, потому что ему приходилось говорить вполголоса, чтобы в столовой его не услышали). – Светлов не зря предупреждал.
   - Ты думаешь, хахаль Светланы и эта потасканная шлюха как-то связаны с Литвиновым?
   Чуть помедлив, Виктор ответил:
   - Ждать, пока ситуация рассосется сама собой, я не буду.
   - Ладно. От меня ты чего хочешь?
   - Я хочу, чтоб ты выяснил все о Сергее Емельяненко и этой девушке.  Да, и про фотографа тоже. У тебя же есть связи в детективных агентствах. Пусть выяснят, что они за птицы. Может, удастся узнать, кто им заплатил, чтобы наехать на нашу семью.
   - Ты все-таки уверен, что против тебя устроили заговор?
   - У меня есть все основания так думать. Хотя нет ни одного логичного довода. Думаешь, в ином случае я стал бы тебя с утра беспокоить своими подозрениями?
   - Откуда мне знать? Я ведь всего лишь твой друг, не знаю всю ситуацию, и мыслей не читаю. Ладно, попробую что-нибудь выяснить. Завтра же начну, как только из конторы освобожусь.
   - Спасибо.
   - Но ты сам понимаешь: в отличие от этого придурка Емельяненко, с девкой будет сложнее. Ты мне только описание внешности дал, да и то в гриме. - Андрей расхохотался. – Она, наверное, из психушки сбежала.
   - Не знаю. Но внешность у нее очень фактурная. Ни с кем не спутаешь. В любом случае, надо попытаться. Сколько это будет стоить?
   - Пять-десять тысяч долларов, - сразу ответил Андрей. – Минимум. Но, скорее всего, больше. Задачку я им задам не из легких.
   - Ничего страшного. Безопасность моей семьи стоит миллион долларов. – Виктор задумчиво повертелся в кресле. – Пока все.
   - А что ты сам собираешься делать?
   - Велю Славе позвонить Литвинову и назначить встречу. Я хочу, наконец, сам поговорить с ним. Посмотрим, что он скажет.
   - А если выяснится, что он здесь не причем?
   Виктор расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.
   - Там видно будет. Давай пока оставим эту тему. У меня сегодня годовщина. Мне вовсе не улыбается провести этот день в мрачных думах.
   - Да мне-то чего? Ты же мне сам позвонил. Кстати, могли бы обсудить все в доме Сергеича.
   - Поговоришь там! Минутки свободной не будет. Ладно. Подъезжай к трем. Будем тебя ждать.
   - Надеюсь. Передавай от меня привет Светлане.
   - Передам. Но целовать ее от твоего имени не буду.
   Андрей рассмеялся.
   - Правильно. А то она уйдет от тебя ко мне. Лучше скажи ребятишкам, что дядя Андрей приготовил им подарки.
   - Обязательно.
   Они помолчали.
   Когда Андрей заговорил, в голосе его звучала теплота:
   - Поздравляю, дружище.
   - Спасибо. - Виктор невольно улыбнулся. -  Ты, как всегда, первый.
   - Это потому что я тебе завидую. Как ты умудряешься столько лет жить в браке? И ни разу не изменил.
   - Нужно выработать привычку к верности. Как ты в юности выработал привычку бегать за каждой юбкой. Теперь ты и сам не знаешь, почему у тебя получается, и зачем ты это делаешь. 
   - Хотел бы я, чтобы у меня когда-нибудь была годовщина.
   - В первый раз слышу от тебя такое. Не ты ли хвастался, что не хочешь тащить никого на своей шее?
   - Да, не хочу. Но в такие дни почему-то грущу.
   - Семейная жизнь состоит не только из годовщин. Ты просто любишь гулянки. И тебе совершенно неважно, по какому поводу веселуха.
   - Может быть.
   - Ладно, увидимся у тестя. Света из ванной вышла. Скоро начнет меня искать.
   Светлана уже сидела за столом в розовом халате. Влажные волосы блестели.
   Виктор поцеловал жену и занял свое место. Завтрак прошел весело. Виктор был оживленнее обычного. Вместе с женой и детьми перебрасывался шутками. Вначале Светлана подвигла детей посмеиваться над Виктором, его манерой поглощать пищу с серьезным и сосредоточенным видом. Даша активно включилась в игру, с удовольствием подтрунивая над отцом: до этого утра Виктор и не подозревал, каким нелепым, слегка чужим выглядит в глазах собственной дочери. Но он, посмеявшись над собой, сумел перевести стрелки на Светлану. Дети тут же обнаружили, что шутить над матерью – еще большее удовольствие. Светлана очень смешно обижалась, и было просто любо-дорого смотреть, как она, обычно исполненная достоинства, беспомощно отбивается от домочадцев.
   В общем, в то утро все члены семьи ощущали себя единым целым, любили друг друга, а дети были просто в неописуемом восторге – обычно такие строгие родители позволяют над собой измываться.
   Потом началась беспокойная возня. Светлана два часа причесывала, одевала и переодевала детей, пока они не обрели удовлетворяющий ее облик. Пару раз она даже  позволила себе раздражиться: из-за торчащих волос Вани, которые не желали укладываться, хоть пройдись по ним паровым катком; и из-за Даши, которая вся, без исключения, была плоха и не годилась для годовщины. Она плохо причесалась, платьице застегнула не на ту пуговицу, и вообще, как показалось матери, выглядела нескладной и неуклюжей, так что даже и хоронить ее в таком виде было бы стыдно, не говоря уже о том, чтобы вывести в люди.
   За время, пока Светлана доводила до ума детей, Виктор успел побриться и одеть новенький черный костюм. Но жена, разделавшись с Ваней и Дашей, принялась за супруга, несмотря на его слабые протесты. Она нашла тысячу и один недостаток в его внешности, углядела все микроскопические пятнышки и ворсинки на ткани костюма; выяснила, что он не сунул в карман носовой платок, что у него в носу торчат волосы и он неровно подстриг  ногти. 
   Наконец, Светлана привела детей и мужа в божеский вид. Сама она облачилась в красное платье, открывавшее полные голые плечи, на которые она накинула цветастый платок. Волосы с помощью домработницы заплела в русскую косу, и косу эту перекинула через плечо; голову венчала бриллиантовая диадема – подарок Виктора на прошлую годовщину. Накрасила губы и подвела глаза, по мнению Виктора, слишком густо, но он промолчал. Не хотелось в такой день спорить. Свету не исправишь – нет у нее утонченного вкуса, хоть лопни.
   Светлане было трудно ходить на высоченных каблуках. Виктору пришлось вести ее к машине под руку. Что он и сделал, испытывая не столько мужскую гордость, сколько страх, что жена упадет и он ее не удержит.
   День стоял жаркий и солнечный. Дождя не намечалось. Виктор опустил в машине стекло и включил кондиционер, чтобы доехать с ветерком.
   Особняк родителей Светланы прятался   в самой глубине застроенного девятиэтажками района. По соседству располагались еще с полдюжины коттеджей, как бы скрытых от людских глаз – вы, прогуливаясь по району многоэтажных домов, совсем не ожидали увидеть здесь построенные на заказ жилища состоятельных людей, и вдруг они выпрыгивали на вас из-за очередной типовой новостройки. Виктор много раз предлагал Павлу Сергеевичу поселиться в их поселке, но тот отказывался, предпочитая жить в центре.
   Особняк Тихомировых представлял собой зрелище самое скромное: бревенчатые стены обложены снаружи кирпичом  и обшиты листами рифленого алюминия; двускатная крыша покрыта темно-красной черепицей, окна закрыты приветливыми белыми занавесочками, правда, без  кружев. У Виктора аскетизм тестя вызывал уважение, Светлана же возмущалась, заявляя, что «в такую халупу стыдно людей приглашать».
   Павел Сергеевич, жесткий и уверенный в делах, но мягкий и беззащитный перед любимой дочерью, оправдывался, что им с матерью, уже пожилым людям, имеющим проблемы со здоровьем, роскошь ни к чему.
   Виктор остановил машину на выложенной, под цвет черепицы, темно-красной плиткой дорожке.
   Других машин не увидел. Значит, гости еще не начали съезжаться.  Взглянул на дисплей мобильника: полпервого.
   - Ты зря волновалась, - сказал Виктор Светлане, помогая ей выбраться из машины.  – Мы приехали первыми.
   - Ничего не зря, - сказала Светлана, с легким пренебрежением оглядывая дом и участок с вишнями, на которых недавно распустились бело-розовые цветки.  – Нужно еще поговорить с мамой, помочь на кухне. Дети, вылезаем!
   Она открыла дверцу, и дети послушно вылезли: сначала Даша, потом Ваня. Оба застыли, робко оглядывая дедушкин дом, где скоро будет полно незнакомых, страшных людей.
   - Мама, - жалобно протянула Даша.
   - Что, солнышко? – рассеянно ответила Светлана.
   - Я в туалет хочу…
   - Ой, господи, подожди, пожалуйста. Сейчас мама тебя сводит.
   - Ты будешь на кухне помогать? – спросил Виктор. – В этом платье?
   - Фартук надену.
   - Могла бы и отдохнуть в свою годовщину.
   - Да мне нетрудно. Салатик нарезать – это что, работа? Я не могу просто так без дела сидеть. Нервничаю. Меня кухня успокаивает. А ты посиди с папой. Вам наверняка есть о чем поговорить.
   В гостиной их встретила Мария Петровна, худощавая седоволосая женщина с голубыми глазами. Ее взгляд остро и неприятно резал по сердцу, и казался холодным, даже когда она улыбалась. Мария Петровна была на семь лет моложе мужа, выглядела, меж тем, несколько старше. Виктор приписывал это тому, что мать Светланы не работала – как и дочь, она была лишена карьерного честолюбия. В общественной жизни она тоже не участвовала, благотворительностью и покровительством, которые заменяют женщинам в возрасте любовь и карьеру, не занималась. Когда Тихомировы переехали, она активно занималась обустройством особняка. Но теперь Виктор с трудом представлял себе, чем занимается теща. Скорее всего, она слонялась по дому, придираясь  к мужу и домработнице, тешила себя воспоминаниями прошлого, может быть, много читала. От такой малоподвижной жизни Мария Петровна не располнела  (у нее был скверный аппетит),  но постоянно жаловалась на боли в спине. Над ее злосчастной спиной бились лучшие массажисты области, но боли с каждым годом только усиливались.
   Мария Петровна расцеловалась с дочерью.
   - Здравствуй, мама. Как спина?
   - Терпимо. Тихомиров вчера натер мне поясницу «Эспумизаном». Но врач сказал, нужно носить ортопедический корсет. Будто я уже старуха какая-то.
   Потом она обожгла Виктора ледяным взглядом. Задала пару вопросов о делах. Виктор неловко отвечал.
   Потом женщины отвели детей на кухню, чтобы угостить их пирожными и лимонадом. Виктор, облегченно вздохнув, направился в кабинет Павла Сергеевича.
   Стены кабинета были обшиты дубовыми панелями; пол устилал красный ковер.
   Павел Сергеевич, в серых брюках и клетчатой рубашке, сидел на диване с ноутбуком, которым овладел с восхитительной легкостью. Своими все еще ловкими и гибкими пальцами тесть достаточно быстро настукивал текст документа, глядя на экран поверх съехавших на кончик носа половинчатых очков в стальной оправе.
   - А, Виктор. - Он мельком бросил на зятя дружелюбный взгляд. – Заходи, я сейчас закончу. Света с матерью?
   - Да. - Виктор сел рядом на диван. – Они на кухне ребятишек лимонадом угощают.
   - Лимонадом? – Павел Сергеевич улыбнулся, глядя в экран. – Это хорошо. Пару стаканов холодного лимонадику дерябнуть – в такую жару самое то.
   - Да. – Виктор снял пиджак.
   В тишине под пальцами Павла Сергеевича тихонько щелкали клавиши.
   Разглядывая развешанные по стенам морские пейзажи, Виктор думал о том, что сказала девушка, разодетая под бомжиху. Он знал, что Павел Сергеевич разбогател на торговых спекуляциях еще в конце восьмидесятых, и в следующем десятилетии его капитал только увеличивался. Он приватизировал местный стеклозавод, который в девяносто седьмом пришлось продать, чтобы не понести огромные убытки. В девяносто девятом овладел сетью обувных магазинов. В две тысячи третьем продал бизнес молодому честолюбивому дельцу, и почти все деньги вложил в недвижимость, активы компаний различной степени надежности – ну, и в картины подражателей Айвазовского, которые умудрялся скупать в музеях по всей области.
   Правда ли то, что говорила девка? Виктор знал, что, кроме него, у тестя было еще несколько деловых партнеров в сфере среднего бизнеса, которым он помогал финансами, советами и связями.
   Павел Сергеевич также имел знакомства среди местных политиков. Мог ли он, отправляясь с кем-то из них на деловую встречу, поиметь в машине девочку из приюта? В свете того, что Виктор знал о тесте, это казалось маловероятным.   Но он также понимал, что проявления сексуальности человека не всегда совпадают с его характером. Им со Светланой случалось играть в самые невероятные игры, и друзья семьи,  даже Андрей, узнав о них, ни за что бы не поверили, что Виктор может вытворять такие штуковины.
   Но слова девушки все еще беспокоили его. В такой день Виктору совсем не хотелось беспокоиться, и он чувствовал себя раздраженным.
   «Да черт с ним! В конце концов, какое мне дело? Если уж на то пошло, той девчонке заплатили – немалые для нее деньги. Не изнасиловали же! Она за бабки сделала то, что некоторые школьницы в ее возрасте делают бесплатно».
   - Ну, вот и все. – Павел Сергеевич закрыл и сохранил файл. Сложив ноутбук, он положил его рядом с собой на диван.  – Как семья? Живете дружно?
   - Да, спасибо. – Виктор улыбнулся.
   Павел Сергеевич снял очки, сложил их и вместе с ноутбуком положил на стол. Снова усаживаясь на диван, сказал:
   - Если ты не возражаешь, я хотел бы поговорить с тобой кое о чем.
   - Конечно.
   Павел Сергеевич, прищурившись, оглядел зятя с головы до ног.
   - Ты в политику не хочешь пойти?
   Сначала Виктор не нашелся с ответом.
   - Честно говоря… это очень неожиданное предложение.
   Павел Сергеевич усмехнулся.
   - Пока еще не предложение. Тут все зависит от тебя.
   Виктор покачал головой.
   - Даже не думал об этом. Нет, заниматься политикой у меня нет никакого желания. И вообще, о чем речь? Избираться в Законодательное Собрание? Я слишком молод. С чего вам вдруг пришла в голову такая идея?
   Павел Сергеевич кашлянул.
   - На прошлой неделе мне случилось обедать с Шевелевым и Красиным. Знаешь такого?
   - Знаю. – Виктор нахмурился. – Глава городской администрации.
   - Мы говорили о судьбе твоего родного города. Шевелев живо интересовался всем происходящим в Демьяновске. Признаюсь, этот человек меня удивил. Он задавал множество вопросов, касающихся самых разных сфер городского хозяйства: ЖКХ, теплоснабжения, водоснабжения, дорог. Я признался, что плохо разбираюсь в этих вопросах, и могу говорить только как рядовой обыватель. Мне, например, непонятно, почему в наших магазинах продают новгородский хлеб, а не тверской или хотя бы вышневолоцкий. Шевелев рассмеялся и с непонятной мне радостью сообщил: «Я думаю, вы не сильно удивитесь, узнав, что в Великом Новгороде продают продукцию вышневолоцкого хлебокомбината!». Не разделив его радости, я спросил, в чем причина. Шевелев пожал плечами: «Производственная необходимость». Мне же казалось, что посредники попросту проводят рокировку внутренних рынков, перебрасывая партии хлеба из одной области в другую, чтобы накручивать цены. Но я, как ты догадываешься, промолчал.
   Зато Красин проснулся, и весь вечер разливался соловьем. Он доказывал, что наш городок не деградирует и даже процветает. Я не спорил. Когда Красин закончил свою пылкую речь, я просто изложил факты, как я их вижу.
   Я сказал, что в Демьяновске нет учебных заведений, кроме ПТУ, и практически негде работать – а имеющиеся вакансии не обещают никаких перспектив. Способная молодежь толпами уезжает, и никогда не возвращается. За последние десять лет городское население сократилось в два раза. Скоро Демьяновск из города превратится в «поселок городского типа». Стеклозавод я лично закрыл и продал в девяносто восьмом. У нового владельца он стоял без работы девять лет, и в две тысячи седьмом новый владелец распродал все по частям: оборудование, технику, материалы, – все устаревшее и покрытое пылью и ржавчиной. И точно так же мэр на пару с Красиным продают по частям город, а Шевелев – Тверскую область. Общий объем розничной и оптовой торговли за последние три года повысился, но за счет освоения областных рынков компаниями из других областей, а также европейских производителей. Внутренние ресурсы производства области неизбежно сокращаются. Инфраструктура обветшала, а средства в развитие производства никто не вкладывает.
   - Ничего удивительного. Для долгосрочных рискованных вложений нужна поддержка государства. И удобная кредитная система. Ни того, ни другого я пока не вижу.
   - Вот об этом я тебе и толкую. Что такое русский капитализм? Мы продаем у себя то, что производят за границей. В будущем это может привести к краху.
   - Конечно. – Виктор потер лоб. – Но причем тут я?
   Павел Сергеевич, покосившись на дверь (с кухни доносились голоса женщин), наклонился к Виктору и понизил голос:
   - Я уверен, что Россию спасет только развитие малого и среднего бизнеса. Крупные компании, в девяностые за бесценок купленные бандитами, в сговоре с чиновниками вывозят капиталы в Швейцарию, Германию, Италию, – куда угодно, лишь бы не оставлять свои богатства в России. Монополисты вовсе не заинтересованы в развитии. Напротив, все их устремления направлены на сохранение существующего порядка. Они все ведут себя как крысы, бегущие с тонущего корабля. Они не собираются вкладывать средства в национальную экономику.
   - Мне все это прекрасно известно. Чего вы от меня хотите? Чтобы я все изменил?
   - Я не говорю о федеральном уровне. - Павел Сергеевич говорил тихим вкрадчивым тоном, пристально глядя на Виктора. – Только о региональном. Помочь области. Городу.  Ты можешь представлять в Законодательном Собрании интересы малого и среднего бизнеса. Он нуждается в поддержке. В две тысячи восьмом – сколько народу погорело? А в две тысячи одиннадцатом – и того больше. Критского помнишь? Он еще держал на паях цветочный магазин.
   - Помню.
   - И где он сейчас?
   - Работает грузчиком в продуктовом магазине. -  Виктор поморщился – он сам был в шаге от подобной перспективы. – И дворником в профучилище.
   - И он не один  такой. Ты мог бы…
   - Мог бы! Не знаю, чего я мог бы. В России есть проблемы поважнее интересов бизнеса. Русский народ – это не только бизнесмены.
   - Народу помочь невозможно. Помочь можно только тем, кто хочет работать. Создай для них рабочие места – вот и помощь. И создавать их нужно быстро и много, и для этого нужно открыть дорогу среднему бизнесу. А для того, чтобы открыть дорогу среднему бизнесу, нужно облегчить процесс создания этого бизнеса, выдачу лицензий, создать налоговые льготы, в общем, избавить толковых людей от ненужных проблем. Современный российский бизнесмен не любит вкладываться в рискованные проекты, а почему? Потому что экономика нестабильна, и он может в любой момент обанкротиться. Тем более, бюрократическая машина тормозит любые начинания. В итоге, он вынужден спешно вкладываться в проекты, способные быстро принести прибыль, часто совершая незаконные сделки – так и надежнее, и эффективнее. Но долгосрочные проекты на перспективу – скажем, с нуля построить, оборудовать, раскрутить предприятие – полезны для страны, и могут принести огромную прибыль. Но только в стране со стабильной экономикой, где для бизнеса делается все возможное. При нынешней системе страдают все – и страна, в которой нет развития технологий, бизнесмены, которые живут в состоянии перманентного ужаса, и потребители, которые получают продукцию низкого качества за накрученную цену.
   - И вы хотите, чтобы я все это изменил?
   Павел Сергеевич поднял палец и покачал им из стороны в сторону.
   - Не все, во-первых. Во-вторых, не изменил, а усовершенствовал. И мы с тобой говорим только о регионе. Крупный бизнес на пару с госаппаратом и федеральными судами всегда работали против народа – так было и будет. А корпорации всегда будут давить частное предпринимательство. Бизнесмен в России – а это тот, кто может поспособствовать развитию страны – загнан в угол. Все против него – государство, чиновники, бандиты, налоговые службы, банки и даже «простой русский народ». В итоге он полон страха перед будущим, и вынужден думать только о себе. Он не готов сотрудничать с государством, потому что ему это невыгодно. А надо сделать так, чтобы для него это было выгодно.
   - Как?
   - Поощрить его и снизить финансовые риски. Понизить по области торговые пошлины, снизить налог на землю и аренду помещения, если дело касается производственного предприятия. Облегчить выдачу кредитов и снизить процентную ставку. Нужно идти бизнесу навстречу и оказывать ему услуги. Тогда рано или поздно бизнес окажет услугу государству.
   Виктор покачал головой.
   - Даже если и удастся сделать все это в пределах нашей области, в целом по стране мало что изменится.
   - Витя, не думай о стране в целом! Главная проблема российского политического устройства – слабое развитие местного самоуправления. Посмотри на Штаты – там законодательство штата имеет большую силу, чем федеральное, а какой-нибудь губернатор обладает большей властью, чем президент.
   - В Штатах политики вообще не имеют никакого веса. Реальную власть там имеет только финансовая биржа и акционеры крупных компаний.
   Павел Сергеевич закивал.
   - Верно. И политика Америки ставит главной своей задачей охрану интересов бизнеса. А бизнес, в свою очередь, поддерживает политиков. Это разумная система, мировой опыт. Россия должна идти этим путем. Нужно поощрять деловые инициативы.
   - В первую очередь нужно бороться с коррупцией. – Виктор поерзал на диване, поневоле вовлекаясь в нежеланный для себя разговор. – Именно из-за взяточников богатые ресурсы страны не используются в должной мере. Тверская область не дает и половины тех прибылей, которые могла бы дать.
   - Вот именно. Наша с тобой земля, как и вся Россия – шлюха, раздвинувшая ноги для западных инвесторов. Наверху могут сколько угодно талдычить о том, что стране это, мол, выгодно. Но мы-то с тобой понимаем, что наш рынок захвачен западными фирмами, и это невыгодно абсолютно, с какой стороны ни гляди. Российский бизнес такое положение вещей просто губит. Мы проигрываем собственный рынок, он даже на десять процентов не заполнен товарами отечественных производителей.
   Павел Сергеевич положил свою все еще твердую руку на плечо Виктора.
   - Кто-то должен изменить ситуацию, Витя. По крайней мере, дать толчок переменам. Ты сильный человек. Что еще важнее, ты честный человек. Таких людей я за свою долгую жизнь видел очень немного. Ты один из тех, кто может помочь своей стране.
   Он откинулся на спинку дивана, и с улыбкой ждал ответа.
   - Я не собираюсь идти в политику, - сказал Виктор. – Никогда не собирался, и мне, по большому счету, нечего там делать. Вы же знаете.
   Помолчав, он добавил:
   - Я восемь лет работал круглые сутки, чтобы обеспечить своей семье достойный уровень жизни, а себе – репутацию. Иногда мне приходилось идти против совести. Пожимать руки и улыбаться людям, которые мне омерзительны, о которых я знал такие вещи, что меня выворачивало. Два раза я был на грани банкротства, один раз мне угрожали. Я прошел через все это только потому, что знал – впредь я ничего подобного делать не стану. Я пробивал дорогу в жизни – с вашей помощью и благодаря Светиной любви, ради своих детей, – а это всегда связано с унижением и самопредательством, потому что в начале пути ты слишком слаб, и зависишь от тех, кто сильнее. Я делал вещи, о которых сейчас не могу вспоминать без досады, только для того, чтобы оказаться там, где я сейчас, и стать тем, кто я есть.
   Сохраняя на лице улыбку, Павел Сергеевич поднял руки.
   - Я не пойму – к чему ты клонишь?
   - К тому. – Взгляд Виктора стал суровым. – К нынешнему моменту я достиг всего, чего хотел. И совсем не намерен снова ввязываться бог знает во что.
   Павел Сергеевич пожевал губами.
   - Значит, все было ради простого обывательского счастья?
   - Вы удивлены? Все к этому приходят. Даже студенты теперь уже не стремятся менять мир.
   - Они молодые, их не должна интересовать политика. Но ты многое видел и многое понимаешь. Ты, как я уже говорил, всегда был сильным человеком. И сейчас ты становишься еще сильнее. Твоя воля на глазах крепнет. Сейчас самое время для важных решений.
   - Я принял свое важное решение.
   - Разве ты из тех, кто думает только о себе? Тебя совсем не волнует судьба твоей страны?
   Виктор усмехнулся. Тон его стал раздраженным:
   - Моя страна не очень-то пеклась о моей судьбе. Вы сами недавно об этом говорили. Павел Сергеевич… - Он вздохнул, провел рукой по лицу. – Нельзя ли поговорить об этом чуть позже? Сегодня наша годовщина, и я…
   - Понимаю, понимаю. - Павел Сергеевич похлопал зятя по руке. – Но ты все-таки подумай над моими словами.
   - Да тут и думать нечего! – воскликнул Виктор, против воли вновь включаясь в разговор. – Как мне выдвигать свою кандидатуру на выборах? У меня ни партийной принадлежности, ни политической программы, – ничего! За год я все это подготовлю?
   - Самое главное у тебя есть. – Павел Сергеевич встал, подошел к столу. – Безупречная репутация. Ты успешный бизнесмен, примерный семьянин. У тебя чудесная жена, дети, в твоей биографии ни одного темного пятна. Твоя благотворительная деятельность обеспечит тебе поддержку избирателей. С такой женой, как Светка, будет не стыдно показаться на любом мероприятии.
   Старик выдвинул ящик стола, достал пузырек с таблетками. Высыпал на ладонь две, бросил в рот. Наполнив стакан водой из графина, начал пить ее большими глотками. Кадык его судорожно дергался, как зоб у голубя.
   Поставив стакан на стол, Павел Сергеевич с трудом отдышался.
   - Вступить в партию – дело нехитрое, - сказал он, опершись руками на стол. – Окажи одной из них финансовую помощь, помоги провести пару митингов, да месяц-другой поагитируй. Тебя все примут с распростертыми объятиями, даже коммунисты и ультрарадикалы.
   Он расхохотался, Виктор невольно рассмеялся вслед. Старик, впрочем, тут же раскашлялся. Виктор встал и похлопал тестя по спине. Тот поблагодарил. Виктор сел, и Павел Сергеевич продолжил, все более увлекаясь:
   - Выбери любую устоявшуюся партию – не зеленую, а начавшую при Ельцине – умеренно правого или правоцентристского толка. Социал-демократическую, либерально-демократическую, народно-демократическую – неважно. Главное, чтобы в названии присутствовало слово «демократическая». И не суйся к либералам. От них все беды. Именно они, и никто другой, виноваты в развале страны, в дефолте и во всем на свете. И вообще, ни в одной стране мира, ни в одну историческую эпоху либералы не сделали ничего полезного, от них один вред.
   Будь с народом честен, если хочешь, но главное – обещай им сильную власть. Ни в коем случае не свободы. Защищая в дебатах свои тезисы, не приводи в пример опыт Запада – только русскую историю. О Европе говори с пренебрежением. Говори избирателям, что наш рынок поглотили западные фирмы, и с этим нужно бороться. Объясни, как это важно.
   - Это будет лицемерие. В моих магазинах полно европейских товаров.
   - Народ не будет разбираться. Главное – убедить их на словах. Рыть под тебя будут только журналисты, и то по заказу твоих соперников. Но им ты можешь объяснить, что это необходимость, вызванная тем, с чем ты собираешься бороться – превосходством западных производителей.
   - Вы говорите так, словно мы все уже решили.
   Павел Сергеевич остановился в центре кабинета. Пригнув голову, он посмотрел на Виктора и мягко сказал:
   - По-моему, ты просто должен.
   Виктор, поиграв желваками, вскинул голову и выпалил:
   - Вы не понимаете. Никакой политической карьеры не будет. Я даже не уверен, что доживу до следующей годовщины.
   Павел Сергеевич нахмурился.
   - Почему?
   - Мне и моей семье угрожают, - с трудом ответил Виктор. – Я не знаю, кто. Об этом я и хотел с вами поговорить.
   Тесть некоторое время стоял с изумленным видом. Потом сел на диван.
   - Выкладывай.
   Виктор рассказал все, начиная с того дня, как их со Светланой сфотографировал темноволосый мускулистый парень. Он старался, чтобы его рассказ звучал связно и правдоподобно, но ничего не получалось.
   Павел Сергеевич, однако, слушал с большим вниманием.
   Закончив, Виктор с облегчением выдохнул. Он чувствовал, будто сбросил с плеч мешок с цементом, который таскал на себе всю эту неделю.
   - Что вы об этом думаете? Есть догадки, чьих рук это дело?
   - Это не Литвинов. Ты можешь быть уверен.
   - Почему не он?
   - Если бы этот человек хотел что-то от тебя получить, он бы сразу пошел на крайние меры.
   - Но кто тогда? Кто мой враг? Я знаю, что не вы. Потому что…
   - Потому что та девка наплела тебе про меня гадостей? – расхохотался Павел Сергеевич. – Будто бы я насилую маленьких девочек из приюта? А значит, я не мог послать ее к тебе? В этом есть логика. Но, поверь, захоти я напугать тебя, я пошел бы и на такое. Это сложный ход, который сразу отвел бы от меня подозрения.
   - Тогда кто?
   Павел Сергеевич поднял глаза к потолку.
   - Это не Андрей. Не Слава. Не Миша Светлов и не твой конкурент. Твой враг вообще не из деловых кругов. Скорее, из низов общества. Он не обладает ни властью, ни влиянием. Потому и подбирается к тебе так робко и осторожно. Думаю, он даже не подозревает, как ты напуган.
   - Я не напуган.
   - Ну, ладно – встревожен. За семью.
   Павел Сергеевич встал, снова подошел к столу и налил в стакан воды.
   - У меня два варианта. Первый: вашу семью преследует какой-то псих.  Ему просто нравится пугать людей, и он выбрал вас совершенно случайно.
   Второй: у тебя есть враг, которому ты когда-то насолил, даже не подозревая об этом. И он, спустя годы, решил отомстить.
   Павел Сергеевич подошел к окну. Мелкими глотками отпивая из стакана, он смотрел в сад. А Виктор, обхватив голову руками, напряженно обдумывал его слова.
   Спустя минуту он покачал головой.
   - Я не знаю, кому бы мог так насолить. Кажется, за всю жизнь я не причинял никому такого вреда, чтобы мстить за это моим родным.
   Павел Сергеевич поставил стакан на стол. Сунув руки в карманы брюк, сверху вниз серьезно взглянул на встревоженное лицо Виктора.
   - Это еще ничего не значит. Во-первых, как я уже говорил, можно нанести человеку вред, не заметив этого. Сказал или сделал что-то – кажется, ничего особенного, просто пошутил. Но человек может в этот момент находиться в таком подавленном состоянии – из-за каких-то своих личных проблем, – что твоя шутка глубоко ранит его в самое сердце.
   Мы привыкли думать, что серьезные события имеют в своей основе  столь же серьезные причины. Но я в своей жизни часто наблюдал совершенно иную картину. Какой-нибудь значительный  поступок не приводил ни к каким результатам, а великие события имели такие ничтожные предпосылки, что смех разбирает.
   Во-вторых – даже если ты сознательно причинил кому-то вред, ты можешь и не помнить об этом. Я часто замечал, что люди, совершая ужасные поступки, потом почти начисто забывают, что совершили.   А если и вспоминают, то объясняют свой поступок такими благородными мотивами, что просто диву даешься, как сознание человека способно скрывать от него неприятную правду о нем самом.
   Нужно еще помнить, что со временем человек меняется. Самые сильные изменения происходят в возрасте сорока лет. Только после сорока у человека появляется душа, и он уже способен каяться  и просить прощения. Способен по-настоящему любить. Но до этого возраста любой из нас – просто животное, управляемое инстинктами и глупыми эмоциями.
   Но даже если взять более молодого человека, скажем, тридцатилетнего, и взглянуть на то, как он изменился, скажем, за последние семь лет, мы поразимся. И сам он, вспоминая, что творил в двадцать три года, о чем думал и что чувствовал, скорее всего, с изумлением воскликнет: «Это был не я!».
   Виктор усмехнулся.
   - Но для человека, который мстит мне за то, что я сделал, может быть, семь лет назад, я нисколько не изменился. Да?
   Павел Сергеевич не ответил, только чуть прикрыл глаза.
   - Что мне делать?
   - Усиль охрану особняка. Найми телохранителей для детей и Светы. Обратись в полицию или в частное детективное агентство. Это все, что ты сейчас можешь сделать.
   - А что сейчас будет делать он?
   Павел Сергеевич улыбнулся.
   - Ты так уверен, что твой враг – мужчина?
   - Ну… - Виктор запнулся.
   - Попытайся вспомнить. Может, когда ты был юнцом, в школе или университете какая-нибудь девушка была влюблена в тебя, а ты ей отказал?
   Виктор покачал головой.
   - Ничего такого в моей жизни не было.
   Он встал, с улыбкой пожал Павлу Сергеевичу руку.
   - Я восхищаюсь вами, - сказал он. – Когда я рассказал вам, что случилось, вы не испугались и даже не расстроились.
   - Потому что и не жду от жизни ничего хорошего. - Павел Сергеевич отпустил руку Виктора, одернул пиджак. – Как там у Шопенгауэра? «Мудрый сделает все, что в его силах, а затем спокойно перенесет все неудачи, которые его постигнут».
   Открылась дверь. Оба повернули головы.
   Оживленной походкой в кабинет вошла Светлана. На лице ее сияла улыбка.
   - Любимые мои мужчины. Вы еще долго секретничать будете?
   - Света, - Павел Сергеевич сощурился. – Тебя в детстве стучать учили?
   - Папа, - Она обвила его шею руками. – Я в детстве, когда ты в кабинете обсуждал дела, стояла под дверью и подслушивала.
   Она отпустила отца и подмигнула Виктору. Павел Сергеевич кашлянул.
   - Хорошо, что не подглядывала.
   - Ой, папа, ты такой смешной. - Светлана подошла к столу, прислонилась к столешнице бедрами. Сложив на груди руки (при этом она чуть подперла их снизу запястьями, чтобы груди приподнялись и казались больше), она переводила насмешливый взгляд с одного на другого. – Вы оба смешные. Прячетесь от нас с мамой в своем кабинете, будто считаете нас слишком глупыми.
   - Мы не считаем вас глупыми, - сказал Павел Сергеевич. – Мы просто стараемся уберечь вас от некоторых вещей. Женщины и дети могут жить иллюзиями, поэтому они так жизнерадостны. Только мы, мужчины, знаем, насколько все хреново – это делает нас такими мрачными и суровыми.
   - Ой-ой-ой. - Светлана закатила глаза. – Я уже прям в обморок упала! А по-моему, мужчины не позволяют женщинам присутствовать на своих собраниях, потому что будут все время отвлекаться и думать не о том. Не такие уж и страшные вещи вы обсуждаете. Родильная палата – вот ужас, поверь мне! Там бы вы оба точно в обморок упали.
   - Кхм. - Павел Сергеевич подвигал седыми бровями, в замешательстве оглянулся на Виктора. – Может, и так. Ну и что же? Хочешь, чтобы мы все обсуждали при тебе?
   - Да нет, я вовсе этого не хочу. - Светлана повернулась к столу, взяла пресс-папье в виде хрустального шара, повертела в руках. – Это все такая скукотища, я зевать буду. Просто вы могли бы…
   - Ну да, - перебил Павел Сергеевич. – И детей привести, чтоб сидели и слушали.
   - Нет, это ни к чему. - Светлана положила пресс-папье на место. – Мне просто любопытно. Вы закрываетесь в кабинете, и стараетесь, чтоб домашние ничего не знали.  Почему? Уж не скрываете ли вы что-то ужасное?
   Виктор и Павел Сергеевич переглянулись.
   - С чего ты взяла? – спросил Виктор. – И с чего эти нападки?
   Светлана округлила глаза, изогнула брови.
   - Это не нападки. Я просто спрашиваю. Если вещи, о которых вы так долго говорите, не представляют собой ничего страшного, зачем тогда держать все в секрете?
   Она с застывшей улыбкой смотрела на них. После секундного замешательства Павел Сергеевич ответил:
   - Это все делается для твоего же блага.
   - Я и не спорю. Но, дорогие мужчины, согласитесь, что тайна никогда не бывает хорошей. За тайной всегда прячут что-то ужасное.
   - Не понимаю, к чему ты клонишь, - слегка раздраженным тоном ответил Павел Сергеевич. – У вас, женщин, полно секретов. По твоей логике, женщины постоянно занимаются ужасными вещами.
   Светлана вздохнула.
   - Я говорю, папа, хоть мне и неприятно говорить прямо – что мой дорогой муж, - она покосилась на Виктора. – Уже целую неделю ходит сам не свой. Витенька что-то от меня скрывает. И мне бы очень хотелось знать, что именно. Потому что скрывать что-то от своей любимой жены – неважно, насколько это ужасно, или мерзко, или что-то еще – есть великий грех, и до добра не доведет.
   Она теперь прямо и пристально взглянула на Виктора, и во взгляде ее он увидел вызов.
   - Не понимаю, зачем ты сейчас подняла эту тему? Мы могли поговорить об этом после годовщины.
   - Нет, не после годовщины! – закричала Светлана; лицо ее исказилось и покрылось красными пятнами. – Я хочу разобраться во всем до годовщины! Хочу веселиться в свой день со спокойной душой!
   - Ты выбрала неудачный момент для выяснения отношений, - холодно ответил Виктор. – Ты заговорила об этом именно тогда, когда я был меньше всего готов к разговору. Чтобы застать меня врасплох. Начала с лживых любезностей, потом поставила нас с Павлом Сергеевичем в неловкое положение, решив поразить нас своей проницательностью. А теперь загнала меня в угол. Если ты рассчитываешь добиться чего-то таким способом…
   - Я хочу услышать от тебя правду.
   - Я скрываю от тебя правду… для твоего же блага.
   - Да оставь ты мое благо! Неужели ты думаешь, что мое благо – видеть, как сам себя грызешь?
   Виктор молча смотрел на жену. Лицо ее смягчилось.
   Она подошла к мужу, обвила его шею руками.
   - Милый, - с волнением сказала она. – Что ты скрываешь? Ты изменил мне? Ты больше меня не любишь? У тебя другая женщина?
   - Не говори чуши. Меньше всего на свете мне нужна другая женщина.
   - Тогда что? Я хочу, чтобы между нами было полное доверие, чтобы у тебя не было от меня никаких секретов, чтобы ты доверял мне. Если у тебя какая-то проблема, ты должен тут же бежать ко мне и докладывать о ней!
   - Да в том-то и дело. Я сначала хотел поговорить с Павлом Сергеевичем. Потому что сам не понимал точно, что меня мучает. Ну, вот, мы поговорили, и я смог разобраться в самом себе. Мне стало легче. А теперь пришла ты, создала конфликт на пустом месте, и все испортила!
   - Да, конечно! По-твоему, мои чувства – пустое место?
   - Да я даже не знал о твоих чувствах! Если хочешь, чтобы я понимал тебя, докладывай мне, пожалуйста, о том, что чувствуешь, каждую секунду! Двадцать четыре часа в сутки! Впрочем, это вряд ли поможет, поскольку я все равно буду действовать так, как действую.
   - Так! – Павел Сергеевич хлопнул рукой по столу и повысил голос. – Дети мои! Остыньте. Вот, очень хорошо. Теперь подойдите ко мне. Возьмите меня за руки.
   Виктор и Светлана подошли к старику. Он взял каждого за руку и легонько сжал ее.
   - Сегодня ваш праздник. Как можно ругаться в такой день? Улыбнитесь.
   Виктор и Светлана посмотрели друг другу в глаза и тут же неловко отвернулись.
   Павел Сергеевич потряс их руки.
   - Ну же! Смелее!
   Светлана неуверенно улыбнулась мужу. Он тоже. Улыбка у него вышла немного кривая.
   - Вот. Так-то лучше. Витя, ты ведь не злишься на Светлану?
   - Нет, - ответил Виктор, заставив себя взглянуть на нее.
   - Ты ведь понимаешь, что она не хотела оскорбить твою мужскую гордость?
   - А вот в этом я как раз не уверен, - сказал Виктор. Светлана, не удержавшись, прыснула.
   - Ну, сволочь. - Она погрозила мужу кулачком. – Я потом тебе припомню.
   Павел Сергеевич с укором взглянул на дочь, снова обратился к зятю:
   - Света любит тебя, и она очень обижена, что ты не делишься с ней своими проблемами. Этим ты как бы показываешь, что она для тебя чужой человек. Дочка, я прав?
   - Прав, папа.
   Поиграв желваками, Виктор выдавил:
   - Я не хотел ее обидеть. Я просто поступал, как считал нужным. Мне казалось, так будет лучше для нас обоих.
   Старик закивал.
   - Да, это типичная ошибка, присущая каждому. Света, теперь ты.
   - Ой, папа. - Она поморщилась. -  Перестань. Тебе это не идет.
   - Я пытаюсь помочь вам. Вы же любите друг друга. Неужели любовь не важнее мелких обид? Ты упрекала Витю, что он тебя отталкивает, а теперь сама не хочешь идти навстречу.
   - Конечно. Я же не говорила, что я должна идти навстречу. Это он должен. Потому что я и так все всегда делала правильно. Я все время иду всем навстречу, а мне никто никогда не идет навстречу.
   Виктор не удержался от улыбки. Павел Сергеевич, подняв глаза к потолку, шумно выдохнул.
   - Дочка. - Он облизнул губы. – Вы вместе, и ваше счастье – это общая цель. И она важнее желаний или обид каждого из вас.
   Вы оба совершили ошибку, думая о себе, а не о супруге. Вы забыли то великое, что вас объединяет. Скажи, Света, ты счастлива с Витей?
   Светлана смерила мужа скептическим взглядом. Он отвернулся, сдерживая смех.
   - Сейчас – нет, - заявила она. – А так, вообще – да. По крайней мере, могло быть и хуже.
   - Значит, ты могла бы смирить свою гордость и простить мужа. Счастливая семья – это такая редкость! Ты хорошая женщина, Света, и муж твой очень хороший человек. Он хотел как лучше. Он думал о тебе, и не хотел причинить тебе вреда.
   Светлана, подумав, пожала плечами.
   - Ладно. Так уж и быть. Я прощаю, тебя, Виктор. Мы, женщины, вынуждены быть мудрыми. Нам не жалко!
   - Огромное спасибо. - Павел Сергеевич отпустил их руки.  – Твое великодушие не знает границ. Теперь возьмите друг друга за руки и попросите прощения.
   Светлана закатила глаза.
   - Папа…
   - Давай-давай, без разговоров. Виктор, ты же мужик, чего ждешь? Хватай ее за руку!
   Светлана, залившись краской и дергаясь всем телом от смущения, с насмешливой улыбкой наблюдала, как муж неловко подходит к ней.
   У него вспотели ладони. Вытереть ладонь о брюки он не мог. Пришлось брать руку Светланы влажной ладонью. Ее ладонь оказалась сухой и холодной.
   Заглянув в глаза жены, он смущенно пробормотал:
   - Прости меня. Я был не прав.
   Еле сдерживая смех, Светлана скороговоркой выпалила:
   - И ты прости меня я вела себя глупо больше не буду.
   Виктор отпустил ее руку. Супруги поскорее отступили друг от друга.
   - Тра-ля-ля, тра-ля-ля», - передразнил Павел Сергеевич. – Ладно. Чего с вас взять, с молодых.
   Он взглянул на часы.
   - Уже полвторого. Скоро начнут прибывать гости. Идите в гостиную.
   - Кстати. - Светлана повернулась к Виктору. – Андрей уже приехал.
   - Да? – Виктор тоже старался говорить будничным и даже оживленным тоном, будто ничего не произошло. – Рановато. Я его раньше трех не ждал. Кстати, где дети?
   - Дети с бабушкой. Ой, Витя, можно мне хоть в свой день отдохнуть?
   - Ладно, - пробормотал он.
   Шагая вслед за ней к двери, Виктор услышал оклик Павла Сергеевича. Он обернулся.
   Павел Сергеевич стоял, опершись кулаками на столешницу. Ворот рубашки опустился, открыв взору впалую грудь и морщинистую шею.
   - Все-таки подумай о моем предложении.
   - Хорошо. – Он кивнул. – Подумаю.
   В гостиной он обнял Андрея. В руках тот держал подарки для детей: оранжево-черный футбольный мячик и кукольный набор «Барби и Кен в пригороде».
   Светлана привела детей, и Андрей с торжественным лицом вручил им подарки. Дети визжали от восторга. Светлана снова увела их в детскую.
   Андрей смущенно улыбнулся Виктору.
   Снаружи слышался шум моторов, хлопали дверцы, доносились голоса, смех.
   - Начинается, - сказал Андрей. – Готовься принимать поздравления.
   Виктор поморщился.
   - Да… Теперь мне предстоит провести на ногах два часа, да еще все время улыбаться, как Гуинплен.
   - Твой триумф.
   - И все два часа этого триумфа я буду думать не о нашей любви, а о том, как бы сбегать в сортир.
   Они помолчали.
   - Мне немного не по себе, - сказал Виктор.
   - Боишься, что фотограф и носатая девка сюда явятся?
   - Нет, не думаю. Я рассказал о случившемся Павлу Сергеевичу.
   - И как он воспринял?
   - С олимпийским спокойствием. По его мнению, мой враг не смеет приблизиться ко мне. Пока не смеет.
   Лицо Андрея выражало сомнение.
   - А кто это конкретно, он не сказал? Никаких догадок?
   - Нет. - Виктор вдруг подумал, что Павел Сергеевич, в общем и не говорил об этом всерьез. Скорее, отшутился.
   И почему он так спокойно все воспринял? И не замешан ли в этом Андрей? Павел Сергеевич уверил зятя, что нет. И, глядя на сочувствующее лицо друга, Виктор внутренне с ним согласился.
   Но, в конце концов, он может и обманываться.
   Черт! И как раз сейчас у него начались размолвки со Светланой – именно тогда, когда ему нужна ее поддержка.
   - Виктор!
   Он вздрогнул, осознав, что уже целую минуту думает о своем, отрешившись от реальности. Взглянув на озабоченное лицо Андрея, Виктор сказал:
   - Я чувствую, что они где-то рядом. Следят за мной. Откуда «фотограф» знал, что мы со Светой будем на пляже? Носастая девка тоже знала, где наш дом, и во сколько нас ждать у ворот.
   - А бывший трахаль Светланы знал, что вы гуляете в парке, - добавил Андрей.  Увидев, как вытянулось лицо друга, положил ладонь ему на плечо. – Извини. Случайно вырвалось.
   - Ничего страшного, - отмахнулся Виктор. – Тот факт, что кто-то когда-то трахал мою жену… и, скорее всего, она любила его и громко кричала во время оргазма…
   - И выкрикивала его имя, - вставил Андрей.
   - …в общем, с этим я смирился. Просто… понимаешь, они знают о нашей семье все. Куда мы ходим, в каких ресторанах едим, где отдыхаем. Но при этом они за нами не следят. Понимаешь?
   - Откуда тебе знать? – нахмурился Андрей. Голоса снаружи стали громче. Гости осмотрели сад, перезнакомились, и теперь собирались ввалиться в дом.
   Где, черт подери, Светлана или хотя бы теща? Почему никто не вышел их встретить?
   - Уже две недели я гляжу в оба глаза. Никто из них не крутится рядом. Когда я еду в магазин, меня не преследует такси, или вертолет в небе. Но каким-то образом их босс все же следит за нами.
   - А ты не думаешь…
   Но Андрей не успел договорить. Из детской выбежала Светлана. Глаза ее были широко раскрыты.
   - Виктор, - прошептала она, бледнея. – Гости приехали. Почему ты их не встретил?



















                Глава 8.

   Девушка с крючковатым носом и мускулистый юноша-фотограф сидели за компьютерным столом в темной комнате. Комната являлась их «штабом» и находилась в задней части двухэтажного здания, в котором располагалось фотоателье, бутик и ювелирный магазин.
   Комнату освещал только экран ноутбука и флюоресцентная лампа, вертикально закрепленная над продавленным диваном. Одна трубка в лампе не горела, другая мигала, обещая вот-вот отправиться на покой вслед за сестрой.
   Кроме стола, за которым сидели фотограф и девушка, в комнате имелось еще два. На одном из них, стоявшем в углу, лежали два альбома – один с газетными вырезками, другой с фотографиями, в основном черно-белыми, военного времени.
   Снимки были посвящены смертям.
   Мертвецы с провалившимися носами лежали в гробах, сложив на груди руки. В их застывших лицах проглядывала холодная злоба, словно мертвецы были исполнены желания  укусить каждого, кто приблизится к гробу. Казалось, от этих снимков исходит сладковатый трупный запах.
   Другие демонстрировали обгоревшие тела жертв пожаров, горы трупов на полях военных действий, имелись также снимки из концлагерей.
   Газетные вырезки были посвящены убийствам, изнасилованиям, казням и расстрелам.
   Несколько фотографий из альбома в увеличенном виде висели на стенах – в рамках и под стеклом. Изредка юноша-фотограф отрывался от экрана, опираясь локтем на спинку стула, и с плотоядной ухмылкой смотрел на одну из них, в мерцающем полумраке казавшихся еще более зловещими.
   Тогда девушка с крючковатым носом старалась вновь привлечь внимание напарника к экрану ноутбука, со злобными проклятиями дергая «фотографа» за волосы.
   В очередной раз проделав эту процедуру, девушка прошипела:
   - Не трать время попусту. Мы не можем торчать здесь вечно.
   - Успокойся, - беспечным тоном отозвался «фотограф», одаряя напарницу ослепительной улыбкой и потирая затылок. – Нам эту конуру на два месяца сдали. Времени еще полно.
   Один за другим он открывал файлы с фотографиями Истоминых и их детей, а также каждого из них по отдельности. Взгляд юноши на несколько секунд задержался на фотографии, которую он сделал на пляже.
   Светлана Истомина лежит на животе, расстегнув застежки лифчика и приспустив с плеч бретельки; Виктор, оседлав жену, мажет ей спину солнцезащитным кремом.
   - Давай дальше, - нахмурилась девица, наконец-то усаживаясь на стул. – Чего тормозишь?
   Юноша, усмехнувшись, нажал на клавишу.
   Истомины с детьми выходят из особняка.
   Истомины с детьми гуляют в парке.
   Особняк Истоминых: вид сзади. Видна металлическая дверь черного хода.
   - Откуда снимал? – спросила девица, удивленно вскинув брови.
   - Из леса, вестимо. Мне пришлось переплыть озеро.  Фотокамеру и шмотки я заранее оставил на противоположном берегу. Потом карабкаться вверх по склону холма – а он почти отвесный. Я все руки исцарапал, и подошвы стер. Потом ночью шел через лес. Как я умудрился не заблудиться – не знаю. Наконец добрался до опушки. Забрался на дерево, чтобы домик охранника не загораживал обзор. Целый час на дереве торчал. Дождался рассвета и сделал снимки. Видишь вон ту дверь? Через нее с кухни выносят помои и мусор, а из прачечной – грязную воду из стиральной машины. Помои выносят каждое утро часов в семь, мусор – вечером, где-то в промежутке от шести до восьми. Стирают они каждое воскресенье, а иногда и по средам. Тогда дверь вообще нараспашку с восьми утра до двух часов дня.
   - Классно, - сказала девица. – Только вот беда, мой милый: охранник круглые сутки торчит в своем домике.
   - Но охранник там не один и тот же. Особняк охраняют сотрудники охранного агентства «Монолит». Дежурят по графику два дня через два, и всего их четверо. Обход делают каждые семь часов – это днем; ночью – каждый час. Не знаю, дрыхнут они или нет. Если дрыхнут, скорее всего, днем или ранним утром – ночью в домике свет не выключался.
   - Значит, остается время, когда охранник будет делать обход, - заключила девица. «Фотограф» потрепал ее по щечке.
   - Умная девочка. Соображаешь.
   Девица, зашипев от ярости, вытянула шею, стремясь укусить его за палец. Но юноша вовремя отдернул руку, и девушка только по-волчьи щелкнула зубами.
   - Не смей надо мной насмехаться!
   - Я и не насмехаюсь.
   - Хватит! – девица тряхнула угольно-черными волосами. – Я ведь права? Права или нет?
   - Права, да не совсем. Обход занимает всего три минуты, и охранник осматривает участок, а особняк – только снаружи. Внутрь он не заходит. Значит, дверь будет заперта.
   - А с парадного никак не зайти?
   - Сигнализация.
   - А в окно влезть? Решеток вроде нет.
   - Радость моя, ты представляешь, как это проделать? Даже если на окнах сигналки нет, способ залезть в окно есть только один – вырезать кусок стекла. Что намного труднее, когда стекло вставлено в раму, а не лежит на столе.  Просунуть в дыру руку и отпереть изнутри запор. Все это придется делать ночью, подсвечивая себе фонариком. Даже самый лучший стеклорез издает ужасно громкий скрежет, а возня с запором… Все это займет минут пять, не меньше. Слишком рискованно.
   - Господи! – Девица, опершись локтями на стол, обхватила ладонями голову. – Почему Заказчик не нанял профессионалов?
   - Емельяненко болтал, типа, Заказчик просто не знает, как нанять опытного киллера. У него нет связей в криминальной среде.
   - Ты Его хоть раз видел своими глазами?
   - Нет. Все указания через Емельяненко.
   - А Емельяненко кто вообще, не поняла? Типа шестерки?
   - Когда-то был средненьким бизнесменом. Года два назад разорился, как и многие другие. Заказчик обещал ему крупное вознаграждение, тогда Емельяненко сможет начать все заново.
   Девица хлопнула себя по лбу.
   - Постой! А подвал?
   Юноша перестал ухмыляться. На лбу его образовалась складка, а в глазах отразилось сомнение.
   - Вход в подвал у них снаружи. Но дверь стальная. Правда, замок совсем легкий, и если взять клещи…
   - Правильно, - закивала девица. – Заодно клещами можно стукнуть по башке охранника. Слушай, а чего мы мучаемся? Проблемы себе создаем на пустом месте? Убьем охранника, и все дела. Чего голову ломать?
   - Да, убьем, - раздраженно отозвался юноша. – Кто убьет?
   - Ты. Конечно, ты.
   - Да? – Юноша откинулся на спинку, завел руки за голову, сцепив пальцы на затылке. Под футболкой вздулись бугры мышц. – По-моему так: ты придумала, ты и делай.
   - Молодец, додумался!
   - Ты сказала – давай убьем. Я, например, убивать парня не хочу – он всего лишь делает свою работу. К тому же это неразумно.
   - Не строй из себя умника. Ты просто боишься, что у тебя духу не хватит убить человека.
   - Надо, надо бояться! – Юноша наклонился вперед, наставил на девицу палец. – Это тебе не губы красить! Только идиот пойдет на преступление, чтобы доказать, что он не трус. Прибавку к гонорару за убитого охранника мы не получим, уверяю тебя!
   - Хорошо, - вздохнула она, поднимая глаза к потолку. – Давай вернемся к моему предложению, до которого ты не додумался.
   - В подвал мы забраться можем. Вот только выберемся ли мы из подвала в жилую часть дома?  Если дверь в дом будет заперта, нам придется сидеть там и ждать, пока кому-нибудь не придет в голову спуститься. Мы, может, месяц там проторчим.
   - Там может быть не так уж и плохо. Я слышала, нувориши подвалы хорошо обустраивают. Бильярдные столы у них там…
   - Да, - скривился «фотограф». – А еще коллекция вин и библиотека в придачу. Специально для тех, кто вздумает посидеть там месяцок-другой. Нас ждет двуспальная кровать с балдахином, полуголые девки с опахалами и ванна с джакузи. Да нет, скорее всего, там земляной пол, полно крыс и вдобавок нечего жрать. Не катит.
   Некоторое время они сидели задумчивые, подперев головы кулаками, и смотрели на фотографию особняка.
   - Интересно, а гонорар нам Заказчик тоже через Емельяненко передавать будет? – спросила девица.
   - Скорее всего. Вряд ли Он станет светиться перед таким быдлом, как мы.
   - Но Емельяненко Его видел?
   - Да, Емельяненко с Ним знаком.
   - Надо будет как-нибудь у него выведать, кто Заказчик.
   - Он не скажет. Да и зачем?
   Они переглянулись.
   - Чтобы контролировать ситуацию, - сказала девица.
   «Фотограф» потер подбородок.
   - Емельяненко сказал, у Истоминых сегодня годовщина. Голубки щас сидят в ресторане «Венеция». И Заказчик тоже сейчас там.
   - Зачем?
   - Насладиться близостью к жертве.
   - Чушь какая-то.
   - Нет. - Юноша, обернувшись, взглянул на одну из висевших на стене ужасных фотографий. – Я Его прекрасно понимаю. Такое наслаждение наблюдать за людьми, которых собираешься уничтожить. Смотреть, как они беспечно веселятся, даже не подозревая, что уже находятся в твоей власти, и гибель их неизбежна. Видеть их радость и счастье, и думать с мрачной злобой: «Радуйтесь, радуйтесь. Недолго осталось».
   - Как мило, - фыркнула девица. – Я  просто счастлива находиться в одной комнате с таким приятным молодым человеком!
   - Я тоже рад. Видишь, какие мы с тобой хорошие люди. А Заказчик, наверное, еще лучше.
   - Явившись сегодня в ресторан, Он поступит как полный идиот. Логики никакой. Зачем так тщательно конспирироваться, и потом Самому светиться на публике?
   - Не знаю. Его дело.
   - А мне это все не нравится. Заказчик скрывается от нас, но появляется на публике рядом с жертвой – заранее зная, что мы уже засветились, и нам в «Венецию» соваться нельзя.
   - Мы не должны были знать, что Заказчик будет в ресторане. Если бы Емельяненко не проболтался…
   - Вот именно. - Девица в упор взглянула на юношу. – Тупость Емельяненко нам на руку.
   - Каким же образом, моя дорогая?
   - Мы не можем находиться в зале. Но можем сидеть в твоем фургоне у ресторана. И через окно, возможно, мы увидим Его. И тогда ты сможешь Его сфотографировать.
   Юноша облизнул губы.
   - Прекрасно, радость моя. В зале будет сотни две человек. Как мы узнаем, кто из них Заказчик?
   Девица наклонилась к нему. Юноша ощутил на своей щеке ее горячее дыхание. Взгляд напарницы был мрачен, в черных глазах, казалось, горели костры.
   - Ты сам сказал, что Он хочет ощутить близость к жертве, - прошептала девица, поглаживая ноги юноши от колен к паху. – Он не удержится и заговорит с Истомиными. Может, сядет к ним за столик. Или будет пристально, не отрываясь, смотреть на них, как паук на муху.
   - Это только предположение. - Голос юноши звучал хрипло, дыхание стало прерывистым.
   - Боишься рискнуть?
   - Ничего я не боюсь! – Юноша оттолкнул ее руки, вскочил. – Если хочешь, давай попробуем. Я знаю – если тебе что втемяшилось в башку, ты не угомонишься.
   - Прекрасно. - Девица встала. – Едем прямо сейчас. Истомины наверняка уже там.









                Глава 9.

   Два часа, в течение которых Истомины принимали гостей с их банальными и неискренними поздравлениями, и такими же неискренними и шаблонными фразами благодарили за подарки, тянулись для Виктора мучительно медленно, как в аду, где нет времени.
   Снова, как и на открытии нового магазина, он был вынужден стоять рядом с женой в центре всеобщего внимания. Вдобавок нужно было улыбаться, и к тому времени, когда сели за стол, у Виктора от напряжения свело челюсти и онемели губы.
   И, конечно же, на протяжении всех двух часов ему хотелось в туалет – и желание это время от времени становилось нестерпимым оттого, что отлучиться нельзя было ни на минуту.
   Истомины стояли в центре гостиной, гости подходили к ним по очереди парами. Следовали рукопожатия, обмен лживыми любезностями, подарки в ярких упаковках (когда и где что-то хорошее было в яркой упаковке?), поцелуи и объятия. После чего гости блуждали по дому или саду, цепкими, хищными взглядами скользя по мебели, коврам, кустам и деревьям, вполголоса или шепотом отпуская самые язвительные замечания по поводу внешнего вида, манер, характера и ума Истоминых, а также критикуя весьма безжалостно интерьер особняка. Другие прикидывали, сколько стоит платье Светланы, обитый кожей диван в гостиной и особняк в целом. Третьих живо интересовала карьера Виктора. Четвертым – в их числе Маша -  до смерти хотелось узнать, есть ли у него, кроме жены, другие женщины, и сколько их, и что он с ними проделывает и как хорошо, а главное – сколько денег потратил на цветы, рестораны и прочая.
   Бедные Ваня и Даша стояли рядом с родителями; то и дело девочка дергала мать за платье и жалобным голосом просилась в туалет – можно было подумать, что она сейчас умрет. Светлана шикала и всякий раз обещала, что сейчас сводит дочку в уборную. Исполнила она свое обещание только по окончании приема гостей.
   Ваня переносил свои мучения с выдержкой, которой позавидовал бы античный стоик. Стоял рядом с отцом в черном костюмчике, в белой рубашке и с красным бантом на шее, прижимая к груди букетик незабудок, и с испугом смотрел на гостей. Те, поздравляя Светлану, громко орали, стараясь перекричать друг друга и музыку. Женщинам непременно надо было расцеловать Светлану в обе щеки, и они лезли к виновнице торжества, бессознательно отпихивая мальчика в сторону. Вне всяких сомнений, их визгливые крики восторга казались Ване оглушающими, тяжелый запах духов бил в ноздри не хуже лошадиного навоза, а стук каблуков казался грохотом солдатских сапог по деревянному настилу.
   Наконец, сели за стол. Ваню, Дашу и других детей, которых родители приволокли на свой праздник, чтобы беспокойство за них не мешало веселиться, отправили в детскую, где им накрыли сладкий стол. Взрослые расселись за длинным столом в саду. Все жрали и пили, поднимали тосты. Как и на свадьбе, кричали «Горько». Истомины вставали, и под аплодисменты Виктор целовал жену, возвращаясь на восемь лет назад. На публике поцелуи казались непривычно сладкими, особенно после третьей рюмки брусничной настойки. Светлана захмелела – от спиртного, поцелуев, всеобщего внимания и разгоревшихся с прежней силой стародавних чувств, - и была прелестна, как только может быть прелестной подвыпившая женщина.
   Гости время от времени отлучались в уборную, где их несло самым неприглядным образом.
   В половину пятого начались танцульки. Виктор не отказывался. Танцевал он не ахти, но Светлана этого мило не замечала.
   К пяти гости так опьянели, что и комары на них не садились.
   В шесть столы убрали, к особняку Тихомировых начали съезжаться такси. К половине седьмого всех гостей развезли по домам. Истомины отвезли детей домой и сдали на поруки молоденькой няне, которую все не собрались уволить к чертовой матери. В семь уже сидели за столиком в ресторане.
   - Ну? – Виктор с улыбкой поднял бокал красного вина. – За нас?
   Бокалы столкнулись. Хрусталь тонко прозвенел.
   Пригубив вино, Виктор достал из кармана пиджака маленькую шкатулку малинового цвета. Поставил на стол перед женой.
   - Взгляни, - сказал он, потирая вспотевшие ладони.
   - Ой, что это? – Светлана открыла шкатулку. Внутри блестело золотое колечко с голубоватым камнем.
   Виктор с волнением смотрел на жену. Она подняла глаза, и в них блестели слезы.
   - Боже, дорогой, как мило…
   - Тебе нравится?
   - Конечно.
   Он с облегчением выдохнул. Кольцо стоило целое состояние.
   - Давай, я помогу. - Он встал и надел кольцо на безымянный палец ее правой руки.
   Светлана повертела рукой, растопырив пальцы. Голубой берилл сверкал и переливался в театральном свете свисающих с потолка, подобно огромным белым виноградинам, старинных люстр.
   Светлана подняла голову, через плечо глядя на Виктора с нежной улыбкой.
   Он наклонился и поцеловал жену в уголок рта. Снова занял свое место напротив.
   Подоспевший официант, очень изящно державший поднос на отставленной руке, расставил на столе тарелки с равиоли, спагетти, лазаньей и две бутылки красного вина «с юга Италии». Пока он с помощью штопора откупоривал бутылку, Светлана смотрела на его ухоженные руки. С трудом сдерживая смех.
   Когда официант изящно ускользнул, Светлана, склонившись над столом, прошептала:
   - Видел его ногти?
   Виктор кивнул.
   Ногти у официанта были подстрижены ровными полукругами и блистали маникюром, на тонких пальцах сверкали золотые кольца.
   - У него в носу все волоски выщипаны!
   - Ну, так это хорошо. - Виктор положил на колени салфетку. – Геи умеют обслуживать.
   Виктор взял бокал, до краев наполненный рубиновой жидкостью. Открыл рот, чтобы сказать: «Ну? За любовь?». Поднял глаза.
   Приготовленные слова застряли у него в горле. Светлана поверх его плеча округлившимися глазами смотрела на кого-то за его спиной.
   Виктор поставил бокал.
   - Что с тобой?
   Она прошептала:
   - Медленно обернись и посмотри вон на того мужика, он сидит за столиком в углу, справа от двери.
   Виктор, обернувшись, скользнул равнодушным взглядом по залу, как бы желая взглянуть на музыкантов.
   Повернувшись к жене, он спросил:
   - Что с ним не так?
   - Он уже десять минут смотрит на тебя. По-моему, он тебя знает. И не очень любит.
   - Он меня совсем не любит, поверь, - с улыбкой ответил Виктор, стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее. – Это Литвинов.
   - Литвинов? Раньше я его в «Венеции» не видела.
   - Я тоже. Он ведет дела в Твери. В Демьяновске раньше никогда не был.
   Светлана, бросив за плечо Виктору осторожный взгляд, с волнением сказала:
   - Витя, я знаю, зачем он приехал. Он хочет выжить нас отсюда!
   - Не сходи с ума. Просто не обращай на него внимания.
   - Поздно. Он идет сюда.
   Виктор, мысленно чертыхнувшись, бросил на стол салфетку.
   - Витя, не надо…
   Он встал, одергивая пиджак, и с суровым лицом повернулся к приближавшемуся Литвинову.
   Тот с широкой улыбкой прошел мимо Виктора, будто совершенно не заметив его. У себя за спиной Виктор услышал:
   - Добрый вечер, Светлана Павловна. Прекрасно выглядите. Я давно мечтал  с вами  познакомиться.
   Виктор обернулся. Светлана, откинувшись на спинку стула и чуть склонив голову, с ничего не значащей улыбкой смотрела на Литвинова.
   - Со мной? – переспросила она, презрительно щурясь. – И с моим мужем, смею надеяться?
   - Нет. - Литвинов с откровенным удовольствием оглядывая ее тело под платьем. – С вашим мужем мы уже знакомы.
   Он посмотрел Виктору в глаза. В его собственных глазах скрывалась издевка.
   Он взял руку Светланы и поцеловал ее.
   Выпрямившись, Литвинов удержал ее руку, явно наслаждаясь тем, что ставит Виктора в неловкое положение.
   - Красивый камушек, - лениво, сквозь зубы бросил он. – Муж подарил?
   - Конечно. - Светлана высвободила руку. С той же застывшей улыбкой взглянула на мужа, который с каменным лицом сверлил Литвинова мрачным взглядом. – Витя, что ты стоишь? Сядь и налей гостю вина.
   - Виктор на меня обиделся. Я ведь с ним не поздоровался.
   - Очень невежливо с вашей стороны.
   - Он должен понимать, что его прелестная жена намного интереснее его самого.
   - Я люблю своего мужа. Он подарил мне чудесное кольцо.
   - Только очень дешевое. Я могу подарить вам десять таких колец. Нет, дороже. Я могу осыпать вас золотом.
   - И поддельными китайскими игрушками, - сказал Виктор. – Ты будешь в восторге.
   Литвинов сел за столик.
   - Выпейте вина, - сказала Светлана, глазами показывая Виктору: «Сядь». Он сел, с угрюмым видом глядя на грузного мужчину.
   Грузный мужчина налил себе вина.
   Задрав голову, Литвинов опрокинул в себя бокал.
   - Вода, - сказал он, взял вилку, наколол на нее равиоли и отправил в рот. Он молча пережевывал пищу, с веселым и жестоким выражением глядя на Светлану. Ее взгляд выражал презрение и крайнюю степень отвращения.
   Виктор же, внутренне корчась от бессильной злости, сидел с бесстрастным лицом. Почему-то он не мог оторвать глаз от жующего рта Литвинова, торчавшего в самом центре трехдневной щетины. Рот был жадный, хищный. Виктору вдруг пришло в голову, что Литвинов наверняка целует женщину грубо и слюняво, с громким причмокиванием; что ему нравится оставлять засосы на ее груди и ягодицах, как тавро на лошади.
   Он опустил взгляд на его волосатые лапищи с толстыми, украшенными перстнями пальцами. Лапищи эти и особенно пальцы (с ухоженными и ровно подстриженными, как  у гея-официанта, розовыми ногтями) выдавали грубость натуры, тупость и нежную любовь к самому себе.
   Прожевав пищу, Литвинов снова обратился к Светлане, будто Виктора за столиком и не существовало:
   - Я в обиде на вашего мужа.
   - А что такое?
   - Я сделал ему хорошее предложение. Дельное предложение. Но Витя отказался. Считает себя высоконравственным человеком. Я слышал, он и в церковь ходит грешки замаливать. Какие грешки могут быть у этого дурачка с лицом сушеной воблы? Ему, видите ли, неприятно иметь дело с человеком вроде меня. Разве это не оскорбление?
   - Оскорбление, - кивнула Светлана. Теперь она говорила с Литвиновым тоном мудрой мамочки, успокаивающей нерадивого сына. – Кстати, вы меня тоже обидели.
   - Да? Это хорошо. Я ведь и хотел вас обидеть. А как я вас обидел?
   - Вы знаете, как меня зовут. А себя не назвали.
   - Послушайте. - В голосе Литвинова появились нотки раздражения. – Что вам мое имя? Вы знаете, кто я такой. Наверняка ваш муженек жаловался на меня, как маленький мальчик, что я плохо веду бизнес и обманываю людей.
   - Нет, он говорил, что вы бандит и убийца.
   Ухмылка Литвинова стала еще шире, а взгляд – жестче.
   - Виктор мне льстит. Я рад. Значит, он боится меня даже больше, чем я надеялся. Я, кстати говоря, тоже в церковь хожу. И дети у меня крещеные. Странно, да? Мы с Виктором – одной веры. И никому это не кажется странным.
   Он покосился на Виктора. Тот, нахмурившись, бесцветным тоном сказал:
   - Бог всех примет.
   - Да. Людей с бабками он принимает особенно охотно.
   - Всех, - повторил Виктор.
   - На днях я думаю зайти в церквуху. Меня, надеюсь, не выгонят?
   Виктор промолчал.
   - Только боюсь, ты побрезгуешь зайти туда после меня. Забавная штука выйдет, да? Я выживу Виктора Истомина из собственной церкви!
   - Вы за этим к нам и приехали? – спросила Светлана.
   - Он приехал, чтобы отомстить, - сказал Виктор. – Не мог же я думать, что так легко отделаюсь. Дмитрий Васильевич знал, что у нас сегодня годовщина. И нарочно пришел сюда, именно сейчас, чтобы испортить мне праздник.
   Литвинов удивленно взглянул на него.
   - Дурак, правда? – Он подмигнул Светлане. – Думает, что его сраный бизнес так важен для меня, что я вот так все брошу и сорвусь в вашу деревню!
   - Ясно, - сказала Светлана. – Сейчас вы скажете, что оказались здесь случайно.
   - Нет, не случайно. Солидный человек вроде меня не тратит время попусту. Я приехал ради вас.
   - Очень зря. Вы мне отвратительны. Я боюсь только, что мой муж сейчас даст вам в морду.
   - Я уверяю вас, он этого не сделает. Не станет же Виктор устраивать скандал на людях, да еще в день годовщины собственной свадьбы! Он же благородный человек. Просто беда с этими благородными людьми! Так они боятся поступить некрасиво. Думают, их за это осудят. Потому что считают людей такими же благородными, как они сами. А правда в том, что люди – подавляющее большинство людей – мелкие, подлые, трусливые уродцы. И такие люди, как я, вызывают у них восхищение, потому что многого добиваются. То, что делаю я, в глубине души мечтает сделать каждый. И за это им простят самую ужасную гнусность. А Виктор Истомин – это все, чем люди не хотят быть. Ваш муж, я уверен, даже вам кажется смешным и жалким идиотиком, а больше всего – я точно знаю – вас смешит и бесит его благородство!
   - Нисколько, - ответила Светлана. Она, впрочем, уже не улыбалась. – Говорите, чего вам надо, и проваливайте. Я устала от вас.
   - Я же уже говорил. Мне нужны вы.
   Литвинов попытался накрыть ее руку своей лапищей. Светлана убрала руку под стол.
   - Да на что я вам сдалась? Что, кроме меня, баб нет? К тому же я, как вы сами знаете, замужем.
   - Не говорите ерунды, - тихо сказал Литвинов, гипнотизируя ее взглядом, как змея. – Вы не любите мужа. Этого дурака любить невозможно. Вы отдаетесь ему с отвращением, а по ночам плачете в подушку, вспоминая своего любимого Сережу Емельяненко.
   - Что? – Светлана побледнела, с видимым усилием сохраняя самообладание. – Откуда вы про него знаете?
   - От верблюда. Емельяненко был настоящим мужиком, верно? Я знаю, вы до сих пор о нем мечтаете. Он вас бросил, и вам было очень больно. Но по первому его зову вы побежите в его объятия. Ну, а я тот же Емельяненко, только лучше.
   - Замолчите! – Светлана вскочила. Щеки ее пылали.
   Виктор встал, взял Литвинова под локоть.
   - Выйдем, поговорим, - глухим голосом сказал он.
   Литвинов поднялся, лицо его выражало насмешливое удивление. Верхняя толстая губа поднялась, обнажив передние зубы.
   - На улице, - сказал Виктор.
   - Почему не здесь? – спросил Литвинов. Повернулся к Светлане. – Смешной человек! Не хочет драться на людях. Даму защищает, а о приличиях все же думает. Нет, на улицу мы не пойдем. Там ждут мои люди. Тронешь меня – еще, не дай бог, прострелят тебе башку. Пойдем в сортир разбираться.
   Светлана с тревожной досадой смотрела, как они уходят в направлении мужского туалета – Литвинов уверенной и довольной походкой, Виктор – угрюмо сгорбившись, вовсе не желая драки, идя на нее лишь из соображений чести.
   Она без сил опустилась на стул, налила в бокал вина, выпила. Наколола на вилку равиоли, бессознательно подражая Литвинову. Подперев голову рукой, женщина жевала и тоскливо смотрела на стол перед собой.
   Прошло десять минут, и Светлана всерьез забеспокоилась.
   «Если через пять минут не выйдут, скажу охранникам, чтобы их растащили».
   Занятая своими мыслями, она не замечала мужчину лет тридцати пяти в потертом сером пиджаке. Он сидел за столиком неподалеку. Волосы его уже тронула седина.
   Он уже несколько минут смотрел на нее.
   Нежным и восхищенным взглядом.

   Через дорогу от «Венеции» напротив панорамного окна стоял микроавтобус. Правое стекло было опущено. Сидящий в кабине юноша-фотограф, прищурив один глаз, смотрел в объектив «Эпсона».
   Когда Литвинов подошел к столику Истоминых, прошептал:
   - Вот Он.
   Девица с крючковатым носом сидела рядом, просматривая на дисплее мобильника картинки из серии «Лакомые кусочки».  Мускулистые мужские торсы, спины и ягодицы быстро-быстро сменяли друг друга.
   В кабине грохотала музыка. Павел Воля нудным речитативом выводил: «Непременно, непременно, непременно все будет ОФИГЕННО… Непременно, непременно, непременно все будет ОФИГЕННО….».
   Через затемненное стекло юноша видел мощную спину и затылок Литвинова. Спустя секунду Литвинов повернулся к Светлане, и в окне показался его профиль. Палец юноши лег на кнопку.
   - Попался, голубчик, - прошептал юноша. Он тяжело дышал.
   - Смотри, какая попа, - сказала девица. – Так и хочется погладить. Зачем мне мужик, когда у меня есть такая?
   Юноша, матернувшись, выключил музыку. Повернулся к напарнице.
   - Что? – Увидев картинку у нее на дисплее, брезгливо поморщился. – Ужас. Давно ты себе эту … подключила?
   - Вчера. Бабки жрет – о…ть можно.
   - Он у нас на крючке.
   - Щелкнул Его?
   - Да. Это мужик, который вышел полчаса назад вон из той тачки.
   Девица, вытянув шею, поверх плеча юноши взглянула на  «вольво» в соседнем ряду. Рядом курили двое коротко стриженых мужчин в кожаных куртках. В салоне сидел еще один.
   - Что-то больно крутой мужик для нашего Заказчика. Такой урод и профессионального киллера нанять может.
   - Крутому мужику и профессиональный киллер не нужен, - раздраженно отозвался юноша. – Крутой сам грохнет и не моргнет. А этот придурок, сразу видно, только вы…тся. С Истоминым даже не базарит, сразу на бабу кинулся.
   - Так это ясно. Емельяненко нам сразу сказал: баба – Его основная цель. Опасность больше ей грозит.
   Юноша удивленно взглянул на девицу.
   - Да? Когда это Емельяненко такое говорил?
   Девица нахмурилась.
   - Вчера. Скинул SMS на мобилу. Разве тебе он не велел за Истоминой в оба глаза смотреть?
   - Не велел, а мы договорились. Это во-первых. Во-вторых, лично мне… не велено, а сказано, чтобы телку Виктора по любому в живых оставить и тепленькой, прямо из духовки, Заказчику приволочь за волосы.
   - Урод этот Емельяненко. - Девица сунула мобильник в карман джинсов. – Головы нам дурит. Что же у них за игра такая, а?
   - Не знаю, сестричка, но держаться нам надо вместе, и глядеть в оба.
   - Не называй меня сестричкой!
   - Почему? Ты и есть моя сестра.
   Девица и впрямь приходилась фотографу сестрой, правда, двоюродной.
   - Поверь, братец, я совсем тому не рада. Чем ухмыляться, лучше посмотри, что у них там происходит.
   Юноша, высунувшись в окно, снова прильнул к объективу фотокамеры.
   - Истомин наехал на этого придурка. Идут в туалет. Наверное, хочет набить Заказчику морду.
   - Или отсосать. - Девица расхохоталась. – Ладно. Давай, сваливаем, пока эти уроды у «вольво» нас не засекли.
   - Зассала? – Юноша спрятал камеру в чехол. – Я думал, ты любишь риск.
   - Бабки я люблю еще больше.
   Юноша достал из бардачка сложенную вдвое распечатку. Развернул. Несколько секунд он заворожено смотрел на фото Светланы Истоминой, выходящей из ворот собственного дома. Девица хмуро покосилась на него.
   - Ну? Чего уставился?
   - Клевая штучка. - Юноша убрал распечатку обратно в бардачок. – Надеюсь, еще удастся с ней потолковать.
   Девица завела мотор. Вырулила на дорогу.
   - Сбрендил? Нам же говорили, ее не трогать!
   - Нам говорили притащить ее живой. Насчет остального уговора не было.
   - Гонорар из-за тебя потеряем.
   - Теперь, - Юноша потряс зачехленной фотокамерой перед самым носом девицы. – Он нам заплатит в двойном размере и на любых условиях.
   Девица, на секунду отвлекшись от движения на трассе, с раздражением покосилась на «фотографа».
   - На что тебе сдалась эта старуха?
   - Светлана не старуха, - усмехнулся юноша. – А женщина в самом соку. Еще красивая и сексуальная, но уже не дура.
   Красный на светофоре сменился желтым, потом зеленым. Девица включила передачу и повернула налево.
   Глядя через стекло на ветхие деревянные домишки, теснящиеся по обеим сторонам разбитой грунтовой дороги, юноша поморщился.
   - Господи, что за убогие людишки здесь живут?
   - Истомин, говорят, тоже когда-то жил в этом районе. Видишь, выбился же в люди.
   - Каким путем, милая?
   - Не знаю. Он вроде мужик честный.
   - Честные не богатеют. Чую я, за торговлей игрушками что-то покрупнее кроется. Знать бы, что.
   - Не надо ничего знать. Крепче спать будем. Дело сделаем – и умотаем обратно.
   Оба молодых человека были детьми влиятельных и уважаемых в обществе людей.
   Оба  учились в тверском университете. И умудрялись делать это, не числясь в студенческой ведомости. Юноша-«фотограф» – на юридическом факультете. Он собирался стать прокурором. Девица – на факультете лингвистики и международных коммуникаций. Она никем становиться не собиралась. Изучала английский, чтобы уехать за границу и никогда не возвращаться в родную страну.

   Светлана ждала мужа. Музыканты на сцене заиграли тягучую романтическую мелодию. Пары в середине зала затоптались на месте в медленном танце.
   Она налила еще вина, но сделала только два глотка. Окинула посетителей равнодушным взглядом. Женщина ощущала смутное беспокойство, какое-то сладкое томление. Она отнесла эти ощущения на счет воздействия вина. Но в следующую секунду увидела мужчину в сером пиджаке.
   Он смотрел прямо на нее, совершенно влюбленным взглядом. Его голубые глаза – усталые глаза зрелого человека – сейчас лучились нежностью. От этого морщины вокруг глаз разгладились, и мужчина выглядел лет на десять моложе.
   Светлана на секунду замерла, завороженная этим взглядом. Но тут же, опомнившись, вздрогнула и быстро обратила взор на другую часть зала. Спустя секунду, не удержавшись, снова покосилась на мужчину (он смотрел все так же и даже нежнее), безуспешно попыталась состроить холодное лицо, но при этом взволнованно заправила за ухо выбившийся локон.
   
   Однако же, с ней творилось нечто странное. Светлана старалась не смотреть на мужчину в сером пиджаке, но ее каждую секунду тянуло посмотреть на него. Несколько раз она все-таки смотрела. И каждый раз встречала восхищенный взгляд голубых глаз, и чувствовала, что краснеет, а губы невольно раздвигаются в счастливой улыбке. Женщина действительно ощущала, как ее окутывает теплом, а в душу словно ворвался свежий ветер с зеленых лугов.
   Светлане еще сильнее захотелось, чтобы Виктор вернулся, и она могла бы скрыть свое волнение, громко разговаривая с мужем. Она бы смеялась и ласкала его. Виктор был бы приятно удивлен, решив, что обрушившийся на него поток нежности объясняется радостью жены по поводу его возвращения. А причина в этом нежном взгляде, обращенном на нее, из-за которого она теряет контроль над собой, от которого так хочется спрятаться за мужа!
   Наконец, овладев собой, она опустила глаза. Начала теребить салфетку.
   «Кто же он такой? На меня ни один мужчина так не смотрел. Никогда! Даже Виктор. Он явно влюблен в меня по уши. Нет, нельзя так думать. Наверняка же есть какое-то объяснение. Ужасное, циничное объяснение. Наверное, это какой-нибудь расчетливый альфонсишка, набивающийся в любовники к состоятельным дамам. Но почему я раньше его здесь не видела? К тому же альфонс так не одевается. Альфонсы стараются обычно по последней моде одеваться. И они все сплошь мальчики, а этому в гроб пора. Господи, да где же Виктор?».
   Она отбросила салфетку. Нужно позвать охранника.
   Светлана подняла глаза.
   Мужчина в сером пиджаке стоял перед ней. Глаза сияют, на губах – мягкая улыбка.
   - Простите, я вам не мешаю?
   - А… - Светлана, глядя на него снизу вверх, снова убрала за ухо локон. – Нет, что вы.
   - Позволите? – В голосе мужчины звучали теплые нотки.
   Не дождавшись согласия, он сел рядом с ней - на стул, который несколько минут назад занимал Литвинов.
   - Прошу прощения. Я уже целый час наблюдаю за вами…
   - Правда? – Светлана говорила спокойным, слегка снисходительным тоном. – Я не заметила.
   Он рассмеялся – чудесным, добродушным смехом. Смех этот тоже поразил Светлану – она в своей жизни редко слышала что-либо, кроме дребезжащего светского хихиканья. Только Виктор смеялся душевно – но так редко!
   - Ничего удивительного, - сказал незнакомец, не сводя с нее пристального взгляда. – Я не очень заметная фигура.
   - Вы похожи на доцента, - сказала Светлана. – В этом зале вы одеты хуже всех.
   - Да? Я не заметил. Потому что все время думал только о вас.
   - Зачем вы мне говорите такие вещи? – рассмеялась Светлана. – Я вообще-то замужем. Мой муж…
   - В сортире, - продолжил за нее мужчина. – Разбирается с психом, который к вам приставал.
   Светлана запнулась. Ей показалось, взгляд мужчины на миг стал холодным и циничным.
   Нет, взгляд все тот же. И улыбка не изменилась. Почему же ей вдруг стало так холодно?
   - Мой муж – бизнесмен, - с волнением объяснила она. – Не очень крутой, но для Демьяновска Витю можно считать…
   - …обеспеченным человеком, - мягко закончил мужчина, накрывая ладонь Светланы своей. Его рука оказалась холодной и влажной, прикосновение мужчины было неприятным.
   Светлана обнаружила, что несмотря на улыбку, взгляд и нежный голос – он страшно, неестественно напряжен.
   - Мой муж, - продолжала Светлана (странно: она говорила о Викторе, как о каком-то книжном персонаже) владеет сетью детских магазинов. Недавно здесь вот построил новый магазинчик – «Волшебная радуга» называется, не слышали?
   - Я был там. Покупал плюшевого медведя для своего сына. Прекрасный магазин. По уму все сделано.
   - По уму? – Светлана с недоумением смотрела на него.
   Тот рассмеялся своим чудесным смехом.
   - Я заметил, что полки сделаны из серой пластмассы. Знаете, от выбора цвета многое зависит. Я часто езжу по области, и в каждую поездку стараюсь что-то купить для сына. Во многих магазинах бываю. Знаете, в одном  полки с игрушками были красного цвета. И они как-то давили на психику. Вроде, и не замечаешь их – полки и полки – а неприятно. Многие дети, которых родители приводили в магазин, вдруг начинали плакать, а потом ночью им кошмары снились. Никто не мог понять, в чем дело. А причина-то – тьфу! – красный цвет полок. Понимаете?
   Светлана кивнула. Мужчина чуть сжал ее руку – она вздрогнула.
   - В других магазинах тоже полки были неправильного цвета. Синий, желтый, зеленый – все неправильно, любой яркий цвет. Дети же очень к краскам чувствительны. Все яркие цвета давят на психику, и отвлекают от самих игрушек. На таких мелочах миллионы теряют. А у вашего мужа в «Радуге» полки серого цвета. Я это заметил, и мне очень понравилось. Во-первых, сразу видно, человек умный, распорядился, чтобы полки сделали незаметными, чтобы они от товаров не отвлекали. Во-вторых,  он еще и заботливый, бережет детскую психику.
   - Да, Витя у меня такой. - Светлане снова показалось, что она говорит о постороннем человеке. –  Заботливый.
   - О, вы его хвалите.
   - А что мне его – ругать, что ли? Мы с ним душа в душу восемь лет прожили, и ругать его пока особо не за что. Меня он тоже все время хвалит.
   - Я уверен, вас тоже есть за что хвалить – вы самая красивая женщина в этом зале.
   Светлана, краснея и опустив глаза, с трудом и поневоле как бы делая одолжение, выдавила:
   - Спасибо.
   - О, вы еще и краснеете. Еще одно достоинство. Хорошо, когда человек краснеет. Значит, не гордый, честный и чувствительный. Я, знаете, боюсь людей, которые никогда не краснеют.
   - Почему же? – Светлана не отрываясь смотрела на собеседника, и на лбу ее появилась складка: ей было очень трудно следить за его мыслью. Он как-то странно говорил.
   - Если не краснеют, значит, они хладнокровны и хорошо владеют собой. Ничто их не волнует, а значит, такие люди ничего и не ценят. И, что еще страшнее, ничего не стыдятся. Вы меня понимаете?
   - Да, - сказала Светлана, не очень, впрочем, понимая.
   - Такие люди опасны, и я стараюсь с ними не общаться.
   - Почему опасны?
   - Потому что ничего не стыдятся.
   - Не поняла. - Светлана мотнула головой. – Какой толк чего-то стыдится?
   - А стыд – это самое лучшее человеческое качество, - все с той же улыбкой объяснил мужчина.  – Все самое лучшее в человеке – от стыда. От страха перед наказанием, перед Судом божьим.
   Светлана снова ощутила укол тревоги. Она убрала руку под стол. Он продолжал, глядя на Светлану с прежней улыбкой, но в глазах за нежностью промелькнула тень чего-то (злобы?), а в голосе появились странные, будто издевательские нотки:
   - А то, знаете, как некоторые – сделают другому человеку гадость, или даже жизнь ему сломают, – и ни капельки им не стыдно. И живут себе припеваючи, и все у них шито-крыто – дети, муж, дом, машина. Живут в богатстве и здравии. И даже пользуются уважением.
   Светлана, с беспокойством глядя на незнакомца, вдруг еле внятно прошептала:
   - Извините, забыла спросить… как вас зовут?
   - Меня? – переспросил он. – Дорофеев Артем Константинович. Вам это имя что-нибудь говорит?
   - Нет, - тихо ответила Светлана, с ужасом глядя на мужчину.
   Музыканты отыграли. Пары перестали топтаться на месте, мужчины выпустили партнерш из объятий. Люди за столиками разразились аплодисментами.
   Незнакомец перестал улыбаться. Лицо его сразу постарело, осунулось, черные круги под глазами проступили с ужасающей четкостью. Глаза блестели холодно и жестко.
   - А Виктора Дорофеева помните?
   - Нет, не помню. - Она не понимала, что говорит. И где-то в закоулках памяти все же мелькнула тень воспоминания. Это имя вызвало смутную ассоциацию с чем-то мерзким и ужасным. Спустя секунду пришли ощущения: чужие грубые руки, скользящие по ее телу. И запах спермы.
   - Уходите, - сказала Светлана. У нее кружилась голова, она была не в силах встать, пошевелиться, позвать на помощь.  – Что вам нужно?
   - Мне нужна ты, - сказал Артем Константинович. – И только ты. Я пас тебя четыре года, но рядом с тобой всегда крутился твой муженек. Теперь – господи, благослови Литвинова – Виктора нет рядом. Я наконец-то достал тебя. Я пришел сюда, и сижу здесь, рядом с тобой. И я вижу тебя насквозь, и знаю все твои гадкие мысли. Все про тебя знаю. Поняла? Ты, хитрая сука. Думала, можно безнаказанно упечь моего брата в тюрьму, а потом жить, как ни в чем не бывало? Нет, подруга. Ты заплатишь за все. За всю боль, что причинила мне и моей семье. За смерть моего брата.
   Светлана ошеломленно смотрела на ожесточившееся лицо Дорофеева. Наконец она выдавила:
   - Он… умер в тюрьме? Я не знала.
   - А, теперь вспомнила? – Он усмехнулся. – Его убили. Зарезали прямо в камере, под носом у охранника. Это случилось через полгода после того, как брат по твоей милости сел на нары.
   Его лицо начало расплываться.
   - Послушайте, - плача, сказала Светлана. – Чего вы от меня хотите? Разве вы не в курсе, что ваш брат со мной сделал?
   Воспоминания о том вечере, проведенном в компании двух незнакомых мужчин (точнее, парней, и она тогда была юной девушкой), и о том, что произошло ближе к ночи, снова нахлынули на нее, много лет надежно спрятанные в подсознании. Светлана попыталась остановить их, закрыть им доступ. Словно устыдившись, что Артем Дорофеев может увидеть их сквозь стенки ее черепа.
   - Мне прекрасно известно, что мой мертвый брат с тобой сделал. - Он по-волчьи оскалился, взгляд остекленел и стал почти безумным. – И я с удовольствием сделал бы с тобой то же самое. Только, боюсь, у меня не встанет – так ты мне отвратительна. Очень жаль, что он не задушил тебя в ту ночь. Тогда на суде ты не смогла бы открыть свою поганую пасть.
   Светлана молчала. Его бесчеловечная грубость полностью ее обезоружила, она не могла выдавить ни слова. Только чувствовала, что задыхается, а по щекам текут слезы.
   Артем Константинович с интересом смотрел, как она плачет. Потом откинулся на спинку стула. Налил себе вина, выпил. Он снова улыбался. Когда заговорил, голос звучал спокойно:
   - Поздно лить слезы, милая. Плакать надо было раньше. Но ты не плакала. Плакал мой брат, когда я навещал его в тюрьме. А ты смеялась. Но теперь тебе конец. Думаешь, на свете нет справедливости? Думаешь, можно причинить вред моей семье и остаться безнаказанной?
   Он встал, одернул пиджак. Лицо его выражало довольство собой. День удался.
   - Я достану тебя, Светлана Истомина. Рано или поздно. День и час, когда это произойдет, ты никогда не узнаешь. Но он придет. Жди. Жди и бойся.
   Дорофеев постоял еще немного, любуясь ее страхом и подавленностью. Краска стыда залила щеки Светланы от нахлынувших воспоминаний о том, что случилось с ней двенадцать лет назад.
   - Ты даже не представляешь, как я ненавижу тебя, - сказал он. – Прямо сейчас взял и убил бы. Но я подожду. Хочу, чтоб ты помучилась.
   Он направился к выходу и покинул зал ресторана.
   Светлана сидела, будто парализованная, бессильно свесив руки, и тупо смотрела на бокал вина, который налил себе Дорофеев.
   Чужие руки, грубо и бесцеремонно ощупывающие ее тело.
   Запах спермы.
   Вкус спермы.
   Он был отвратительным.
   В ту ночь все было отвратительным.
   Светлана ощутила тошноту. Ее знобило, хотя в зале, несмотря на вентиляторы, царила духота.
   Как же она сразу не узнала его! Артем Дорофеев был очень похож на брата.
   Человека, против которого она  в две тысячи первом году выступала в суде по обвинению в изнасиловании.
   Его посадили на шесть лет.
   Да, он должен был выйти в две тысячи восьмом. Светлана в тот год ощущала внезапные приступы страха, но не могла понять, с чем они связаны.
   Вздрогнув, она подняла голову. От туалета к ней направлялся Виктор. Лицо его сияло чуждой и непонятной ей радостью.
   - Все в порядке, - объявил он, разваливаясь на стуле, и взял бокал вина, из которого отпил ранее Дорофеев. – Я все уладил. Литвинов оставит нас в покое.
   Светлана не почувствовала ни радости, ни облегчения оттого, что Виктор вернулся, причем целым и невредимым. Страх и стыд черной стеной отделяли ее от мужа. Светлане хотелось, чтобы он оставил ее наедине со своими тревожными мыслями.
   «Как странно! И любопытно. Литвинов увел моего мужа в туалет, причем его поведение подозрительно напоминало сознательную провокацию. И тут же ко мне подошел Дорофеев, словно ждал момента, когда я останусь одна. И Литвинова упомянул. Может, они действовали сообща?».
   Виктор сделал глоток и отставил бокал. Улыбка его поблекла. Он с тревогой вгляделся в лицо жены.
   - Что-то случилось?
   Светлана тронула лоб.
   - Извини, милый. Я что-то плохо себя чувствую. - Она слабо улыбнулась. – Поедем домой. Я выпью таблетку и лягу спать.
   - Конечно. - Виктор встал, достал портмоне, бросил на стол несколько купюр грязно-зеленого цвета. Обошел столик, помог Светлане подняться.
   У самых дверей их перехватила женщина-администратор в бордовом брючном костюме. Она обратилась к Светлане:
   - Вы не знаете, кто тот мужчина, который присел к вам за столик?
   - Нет, я с ним не знакома, - ответила Светлана, ощущая на себе вопросительный взгляд Виктора.
   - Мужчина? – спросил он. – Какой мужчина?
   - А что случилось? – спросила Светлана у женщины-администратора.
   - Он ушел, не заплатив. - Та покосилась на столик, за которым сидел Дорофеев.
   - Я раньше его здесь не видела. Думаю, он больше не придет, - сказала Светлана.
   Женщина-администратор одарила Истоминых ослепительной улыбкой.
   - Что ж, ничего не поделаешь. Такое случается время от времени. Извините за беспокойство. Приходите к нам еще. Мы всегда рады вас видеть.
   - Обязательно. - Виктор взял Светлану под руку.
   Солнце уже наполовину скрылось за горизонтом. Было еще светло, как днем. Но тени уже обрели синеватый, болезненный оттенок, и вечерняя прохлада сменила влажную духоту дня.
   Пока они направлялись к машине, Виктор резко спросил:
   - Кто сидел за нашим столиком, пока меня не было?
   - Ох, никто. - В голосе Светланы звучал усталый упрек. – Не устраивай сцен, пожалуйста. Я его не знаю. Какой-то мужик. Подошел к нашему столику, потом мы пять минут разговаривали. О чем, я даже не помню. Нет, помню. Он хвалил твой магазин. Сказал, у тебя там полки серые.
   Виктор удивленно взглянул на жену, но ничего не сказал.
   «Господи, - подумала Светлана. – Если бы он знал».
   
   В машине Светлана спросила:
   - О чем вы говорили с Литвиновым?
   Виктор следил за дорогой и ответил не сразу.
   - Он пытался убедить меня сделаться его партнером. - Виктор усмехнулся. – И при этом мочился в писсуар. Обещал выгодное дельце. Мол, объединившись, мы станем сильнее.
   - А ты?
   - Я сказал, что это исключено. И не из тупого принципа. Просто мне прекрасно известно, как он начинал.
   - А как он начинал?
   - Был один человек, который в девяносто третьем создал бизнес. Он сделал Литвинова своим партнером, позволил ему пользоваться своими связями, дал начальный капитал. В благодарность Литвинов, только встав на ноги, тут же сделал своего благодетеля банкротом, с помощью юристов отнял у него им же созданный бизнес. Да еще жену у него отбил. В итоге этот человек застрелился, а Литвинов начал свой блистательный путь к успеху.
   - А жена что?
   - Жену он не любил, просто увел ее, чтобы причинить своему благодетелю еще больше боли. Приходил к нему и в красках описывал интимные места его жены, как она хороша в постели. И будто она говорит Литвинову, что ненавидит и презирает своего мужа, что он был плохим любовником, что он лох, неудачник и тому подобное. В общем, скорее всего, Литвинов своего благодетеля и довел до самоубийства.
   Светлана вздрогнула.
   - Ужас какой.
   - М-да. С женой этой они прожили вместе года три. Литвинов бил ее, издевался, подавлял морально и физически. Женщине пришлось бежать от него в другой город, и там еще пару лет лечиться в психушке. Снова замуж она вышла только через десять лет.
   - Ну и урод!
   - Да. Ну, по сравнению с мужем, ей, конечно, повезло.
   - Да жена, что жена? Как она сейчас? Нормально?
   - Вроде да. Но, знаешь, странное дело: несмотря на то, что Литвинов сделал с ней и с ее мужем, она, говорят, часто вспоминает его и даже до сих пор любит.
   Впрочем, я отвлекся. В общем, я сказал Литвинову, что прекрасно знаю, какая участь ожидает его партнеров. Он закончил мочиться, застегнул ширинку. Ухмыляясь самому себе в зеркале, он сказал: «Моим врагам еще хуже». Я ответил: «Я не враг тебе, но и не друг и тем более не партнер. Врагом твоим я стану только в том случае, если ты не отвалишь от моей жены».
   Он подошел ко мне. Ухмыляясь, посмотрел мне в глаза. Долго смотрел. Я около минуты старался выдержать его взгляд, чувствуя себя полным идиотом. В туалет вошел какой-то мужик, одетый как менеджер. Да и с лицом менеджера, в общем-то. А мы стоим, как истуканы, и таращимся друг на друга. Мужик посмотрел на нас, как на психов, прошел в кабинку, поссал, вышел. Мы все стояли.
   Вдруг Литвинов перестал ухмыляться. Испуганно посмотрел на меня. Хлопнул меня по плечу. «Забудь все, что я сказал. Я просто тебя проверял. Мне говорили, ты мужик, заслуживающий уважения, и я теперь вижу, что это правда». И вышел. Ты разве не видела? Он должен был пройти мимо.
   - Нет. Мы… с тем мужчиной, про которого администраторша спрашивала… ну, короче, беседовали.
   - Странно, - сказал Виктор. – Нас в последнее время преследуют незнакомые люди. Этот тоже хамил?
   - Нет. - Светлана потерла лицо. – Мы просто поболтали.
   - О чем?
   - О тебе, какой у тебя хороший магазин… не помню. Пустой какой-то разговор.
   Лицо Светланы выглядело усталым и замкнутым. Голос звучал тускло.
   «Хреновая получилась годовщина, - подумал Виктор. – Что же это все-таки был за тип? Опять бывший любовничек? Черт побери, если еще кто-нибудь подойдет к моей жене поговорить, я решу, что она спала с половиной города».
   Дома Светлана устало разделась, облачилась в розовый пушистый халат. Пошла проведать детей. Потом отправилась спать.
   Виктор до вечера сидел в кабинете. Позвонил в «Радугу», справился у главного менеджера о состоянии дел. Были небольшие проблемы. Вчера привезли партию конструкторов «Лего», и на всех без исключения коробках не оказалось штрих-кода. Кассиршам приходилось пробивать их на кассовом аппарате вручную. Виктор дал обещание лично позвонить на склад и разобраться.
   Главный менеджер – девушка двадцати восьми лет – поздравила его с годовщиной.
   Потом Виктор проверил электронную почту, посмотрел в Интернете курс валют. Перед сном около часа читал, но не запомнил ни строчки. Потом, как всегда,  встал в гостиной перед иконой и перекрестился.
   Раздеваясь в спальне, Виктор прислушивался к дыханию жены. Светлана дышала часто и поверхностно.
   Он лег рядом, поверх одеяла обнял жену. В спальне царила духота; чуть слышно шелестели лопасти вентилятора.
   «Что же с ней сегодня случилось? – думал Виктор. – Кто заговаривал с ней в ресторане? Завтра нужно еще раз спросить. А, впрочем, захочет, сама расскажет».
   С тем, что сегодня не получит секса, Виктор уже смирился, частично из-за того, что перед сном прочитал в книге главу о Великой Смуте – не самый возбуждающий период российской истории. И теперь испытывал только тревогу.
   В ресторане с женой что-то случилось. Что-то очень сильно потрясло Светлану – она смотрела в пол, отводила глаза. В машине кусала губы и поправляла на коленях платье.
   А уже дома впала в апатию. Какой-то внезапно появившийся страх за какие-то два часа совершенно измучил ее. И в этот страх примешивались стыд и вина.
   «Господи, что же за несчастье обрушилось на нашу семью? Именно теперь, когда я поселился здесь и сделал все, чтобы мы, наконец, зажили счастливо!».
   Он сам не заметил, как заснул. Сон его был тяжелым.
























                Глава 10.

   В восемь утра Виктор подъехал к магазину. Внутри уже горел свет, но покупателей еще не пускали. Уборщик у дверей заметал на совок окурки. Виктор выспался плохо, и чувствовал себя прескверно.
   Охранник открыл ему дверь. Когда Виктор пересекал торговый зал, впервые его внимание привлекли стеллажи.
   - Серые полки, - хмыкнул он.
   В кабинете его ждал Андрей и девушка – главный менеджер. С девушкой Виктор говорил около пяти минут. Сообщил, что на складе обещали забрать бракованную партию и привезти новую. Девушка вышла. Под глазами у нее Виктор заметил отеки – девушка, очевидно, вчера вечером выпила в честь его годовщины, за неимением своей собственной.
   - Опять хмурый, - весело сказал Андрей, пожимая Виктору руку. Тот сел в кресло.
   - Ты позвонил в детективное агентство?
   - Да. И не в одно, а аж в два. Первое будет пробивать голубчиков по официальным каналам. Второе, через копов – по бандитским. Ну, как ты? Отметили со Светкой годовщину?
   Он подмигнул и достал сигарету. Виктор, невольно усмехаясь, ответил:
   - Хрена с два отметили. Опять нам все испортили.
   Он рассказал про Литвинова; про незнакомца, после разговора с которым Светлана стала сама на себя не похожа.
   - Да. - Андрей выдохнул дым. – История.
   Виктор потер лицо.
   - Я вообще ничего не понимаю. То одно, то другое. Значит, «фотографа» и девушку уже ищут?
   - Да. Обещали через три дня получить первые результаты.
   - Три дня? Не многовато ли?
   - Так я же говорю, через полицию работают. Они-то нам и влетят в копеечку. Специально будут время тянуть, чтобы цену набить. Ты вчера, когда с Литвиновым базарил в сортире, не спросил случайно – может, он под тебя роет?
   - Да не он это. - Виктор откинулся на спинку кресла. Нервно грызя ноготь, уставился в угол. – Зачем ему тогда со мной напрямую разговаривать? Он ведь только насторожил меня. Да у него люди покруче есть. А эти два… актера мелковаты будут. Такое ощущение, будто из психушки сбежали.
   Андрей затушил сигарету. С тревогой вгляделся в напряженное и усталое лицо друга.
   - Что тогда?
   Виктор покачал головой.
   - Не знаю. Все это как-то странно. Понимаешь, я чувствую – и все так и выглядит – тому, кто под меня роет, не нужны ни мои деньги, ни мой бизнес. Он будто с ума меня свести хочет. Не угрожает, не покушается – что было бы логично – а ходит вокруг да около, принюхивается и ждет. Ждет, когда я с ума сойду.
   - С чего ты взял?
   - Потому что моя жена уже с ума сошла. Мой враг, кто бы он ни был, знает, что для меня важнее всего.
   Поиграв желваками, он глухо сказал:
   - Еще кое-что. Та девица встретила нас у ворот в этих отрепьях…
   - Ты сказал, она играла роль алкоголички. Что, у нее и правда в волосах была блевотина?
   - Да. Или что-то очень похожее.
   - Глупая шутка.
   - И очень злая.
   Виктор наклонился к Андрею и понизил голос:
   - Я ведь говорил тебе, что моя мать была алкоголичкой?
   Андрей кивнул.
   Отец Виктора оставил семью, когда его сыну исполнилось четыре года. Мать некоторое время держалась на плаву, работая в две смены. Потом наступили девяностые, она потеряла работу. Быстро опустила руки и начала пить. Когда умерла от остановки сердца, ей было тридцать семь лет. Виктору – пятнадцать. Родственники отказались от мальчика, считавшегося в семье «гадким утенком». Ему пришлось провести год в детдоме, а после – самому зарабатывать на жизнь.
   Виктор облизнул губы и воровато огляделся.
   - Есть вещи, о которых я тебе не рассказывал. Даже Света не знает. А он знает.
   - Знает что?
   - Что моя мать, когда напивалась, блевала, а потом валялась в собственной луже. Рвота засыхала у нее в волосах.
   Андрей снова рассмеялся.
   - Брось ты. Это просто дурацкая шутка.
   - Ты даже не представляешь, что я почувствовал, когда увидел ту девицу. Я снова вспомнил мать, приют, нищету. Это было ужасно. Словно вернулся в старый кошмар. И они на такой эффект и рассчитывали.
   - По-моему, ни хрена они не рассчитывали. Это просто совпадение.
   - Мне все же кажется, что мой враг… знает про меня больше, чем мне хотелось бы.
   - И не только про тебя, - задумчиво проговорил Андрей, теребя обивку кресла.
   - Ты про то, что девка наплела про Павла Сергеевича?
   - Ее слова вполне могут быть правдой. Мужчины, наделенные властью и богатством, могут многое себе позволить. И, как правило, позволяют. Трудно рассчитывать на иное.
   - И все же с моим образом тестя это не вяжется.
   - Ну, ты сам понимаешь – мужик, у которого встал, и мужик, у которого висит – это два разных человека. Впрочем, нас дела Сергеича не касаются. Единственное, что должно нас беспокоить – вероятность шантажа.
   - Я тебе говорю – шантажа не будет. Не будет писем с угрозами и звонков по телефону. Прямая угроза только сплотит нашу семью. А цель этого урода – напротив, разъединить ее. Смотри, как он действует: сначала появляется Емельяненко, я узнаю, что у жены до меня был любовник, и ясно вижу, что это был не мимолетный роман, а серьезное увлечение. Потом узнаю грязные тайны старшего партнера. Уверен, в следующий раз кто-нибудь подойдет ко мне на улице и расскажет что-нибудь про тебя.
   Андрей закатил глаза.
   - Слава богу, про меня есть что рассказать. Надеюсь, меня-то ты хорошим человеком не считаешь?
   - Можешь хоть минуту побыть серьезным? Его цель – убедить меня, что я окружен врагами и предателями. Сделать меня одиноким. Его цель – банальная месть.
   - Кто может желать тебе зла? Ты в жизни не обидел и мухи.
   - Павел Сергеевич очень хорошо сказал: можно обидеть человека совершенно ненамеренно, даже не подозревая, что нанес смертельное оскорбление. Важно ведь не только то, что ты сказал или сделал, но и то, как это было воспринято. Даже у меня могут быть враги. Да и не такой уж я святоша. Я могу быть черствым, невнимательным. Я плохо разбираюсь в людях. Я вполне мог кого-нибудь смертельно обидеть.
   - Обижаются дети. А твой недруг, судя по всему, оскорблен в самых лучших чувствах. Я бы на твоем месте успокоился. Если твои слова верны, и происходящее никак не связано с бизнесом, особо беспокоиться нечего. Наш таинственный недоброжелатель не так уж и опасен.
   - Знаю, - вздохнул Виктор. – Но это все так не вовремя.
   Андрей улыбнулся.
   - Разве беда когда-нибудь приходит вовремя?
   - Сейчас особенно не вовремя. Брак наш устоялся, бизнес налажен, все живы-здоровы. В Демьяновск переехали, потому что здесь жизнь тихая. Я думал, начинается счастливое время. Как же! Два раза! Снова все псу под хвост.
   - Тебя это удивляет? Я в свои двадцать восемь понял, что в жизни есть только моменты счастья. Краткие минуты отдыха. Никому не дано быть счастливым долгое время.
   - Да. - Виктор достал из кармана джинсов мобильник, посмотрел время. – Я тоже кое-что понял: то, что мы называем Судьбой – наши недостатки плюс злая воля других людей. С недостатками своими я кое-как справился. А вот месть другого человека портит мне всю обедню. Вот ведь странно: вы с Павлом Сергеевичем сходитесь на том, что это не великий человек, а мелочь, дешевка.
   - Ну и что?
   - Выходит, бесполезно добиваться чего-то, быть состоятельным человеком. Какое-то ничтожество может в любую минуту разрушить твою жизнь.
   - Да ладно. Еще ничего не разрушено.
   - Но катится к этому. Мы со Светланой уже неделю как чужие. Вчера из ресторана вернулась подавленная, вся в себе.
   - А сегодня ей лучше не стало?
   - Не знаю, мы утром не разговаривали. Света спала, когда я уезжал. На нее не похоже. Обычно она в шесть утра уже на ногах. Сама всегда лично следила, как домработница завтрак детям готовит. А теперь она даже о детях забыла! Нет, что-то с ней творится. Понять бы еще, что.
   - Может, у вас просто кризис в отношениях?
   Виктор, в притворном ужасе округлив глаза, хлопнул себя ладонью по щеке.
   - Как? Опять кризис? Нет уж, хватит! А расцвет отношений когда-нибудь наступит? Мы со Светой все для этого делали!
   - А расцвет у вас уже был, - рассмеялся Андрей. – Вот потому-то я и не стремлюсь заводить семью. Сначала расцвет, весна любви, а потом – сплошные кризисы.
   - И все же иметь семью лучше. Семья делает тебя сильнее, пинком возвращает к реальности.
   - Нет, спасибо, я пока поживу иллюзиями.
   Виктор снова уставился вдаль. Взгляд стал туманным.
   - Я бы даже хотел, чтобы мать была жива. Какая ни есть. Уверен, сейчас с моими возможностями, я бы ее вылечил.
   - «Мужчина, не общающийся со своей семьей – не мужчина», - процитировал Андрей. – Осталось только замочить в ресторане  копа.
   Виктор встал, снова взглянул на дисплей мобильного телефона.
   - Нет. Сейчас я еду на переговоры. Обожаю это дело. Поставщик будет притворяться, что предоставляет мне выгодные условия, а я буду делать вид, что верю ему.
   - А после?
   - Домой. Нельзя надолго оставлять Светлану в таком состоянии.
   - Мне что делать?
   - Возвращайся в контору. Как юрист ты мне сегодня не нужен. Если хочешь, можешь заехать к нам. Может, при тебе Света расколется и расскажет, что ее гложет.
   - Света меня не особо привечает. Ты уверен, что мое присутствие действует на нее так благотворно?
   - Ты даже на меня действуешь благотворно. А на нее – подавно. А детишки от тебя просто в восторге.
   Андрей улыбнулся стоявшему у двери Виктору.
   - Понравились подарки?
   - Не то слово.
   Виктор вышел.
   В дверях магазина Андрей столкнулся со Славой. Слава поймал Виктора у машины, тот на сегодня ничего ему не поручил. Андрей прихватил Славу с собой. А поехал он к Маше, подруге Светланы и врагу Виктора.
   Андрей знал Машу еще со свадьбы Истоминых. Он был свидетелем со стороны жениха, Маша – со стороны невесты. После свадьбы они впервые переспали.
   По современным меркам они были друзьями – то есть имели странные и холодные, полуделовые-полусексуальные отношения, и, в целом, не испытывали друг к другу особой симпатии. У Андрея имелось несколько друзей женского пола, и Машу он причислял к «удобным», то есть к таким, с кем можно изредка переспать, не ожидая в ответ особых претензий. 
   Жила она в его районе, но на два квартала ближе к центру. Квартира принадлежала мужу, который три года назад сбежал от постоянных скандалов. Насколько помнил Андрей, Дима Песков был тихим, застенчивым и мягким человеком. Маша же представляла собой совершенно обратное явление. Росла избалованным ребенком, и во взрослой жизни часто унижала всех, кто не мог ей ответить, и потом с удовольствием об этом рассказывала всем, кому это было интересно, то есть практически всем.
   Мужа она тоже третировала и изменяла ему в супружеской постели. Заставила Диму прописать ее на квартире, а потом выжила. Ипотеку выплачивал только он. С сыном Маша общаться ему не позволяла, несмотря на настойчивые просьбы обоих, но алименты брала. Мальчику с этих денег перепадала, дай бог, половина. На остальное его мать, часто кричавшая и на сына, покупала себе тряпки и парфюмерию.
   Андрей со Славой подошли к двери подъезда. Андрей набрал на панели домофона номер Машиной квартиры. Она открыла им дверь. Когда они поднялись на третий этаж (Слава совсем запыхался), хозяйка квартиры со своей застывшей улыбкой трупа встретила их в дверях.
   - Мальчики, как хорошо, что вы пришли! Заходите, чего встали? Не бойтесь, я не кусаюсь, - пролаяла она, будто мужчины стояли у нее под дверью битый час, а не поднялись по лестнице только что.
   Слава поморщился – у Маши был громкий, резкий голос, напоминающий визг ржавых петель. Это значило, что она в своем весело-злобном настроении. Андрей знал, что в состоянии возбуждения Маша говорит с сексуальной хрипотцой, а после секса – тихим и нежным голосом – точь-в-точь как у одной актрисы, которую он видел в каком-то сериале. Только никак не мог вспомнить, в каком именно.
   Пока мужчины в прихожей снимали ботинки и совали ноги в небрежно брошенные к их ногам тапочки, хозяйка разглядывала себя в зеркале. На ней было желтое платье с коротким рукавом; волосы распущены; губы ярко накрашены; глаза нарисованы. Маша очень дорожила своей репутацией «пожирательницы сердец» или чего-то в этом духе; большая часть этой репутации существовала в ее воображении.
   - Неужели это я? – сказала она. – Жаль, сфотографировать некому!
   - Сфотографировать! – отозвался Андрей. – Даже памятник в полный рост сваять некому! Почему я не скульптор? 
   - Идемте в зал.
   Покачивая бедрами, Маша направилась в гостиную. Мужчины последовали за ней. Чаю хозяйка не предложила.
   - А где… э-э… Милен? – Андрей всегда чувствовал себя глупо, произнося это имя. Он сел на диван и огляделся. Ничего не изменилось.
   - У бабушки. - Маша погрузилась в кресло напротив. Ее и гостей разделял журнальный столик с прозрачной столешницей. На столике стояла ваза, расписанная гжелью. В вазе стояли мертвые розы.
   Слава, съежившись на краю дивана, уставился на розы с обычным для него равнодушным и унылым видом.
   - Славный у тебя паренек, - сказал Андрей, с видимым удовольствием разглядывая хозяйку.
   Маша тепло ему улыбнулась, очевидно, вспомнив бурные ночи. Спустя секунду взгляд ее снова стал ледяным. Она передернула плечами.
   - Милен уже большой мальчик, в третий класс ходит. Но совершенно несамостоятельный. Ему все время от меня что-нибудь нужно.
   - Да? – с ослепительной улыбкой ответил Андрей. – Очень странно. Как ему может быть что-нибудь от тебя нужно?
   - Например, стирка. Я в толк не возьму, почему он не возьмет и не постирает сам? Но не просто сам, втихомолку, а чтобы я сказала: «Сынок, давай я постираю». А он бы проявил твердость и сказал: «Нет, мама, ты устала, я сам постираю, а ты отдохни».
   - Мне кажется, Милену очень трудно  пойти против твоей воли, - подал голос Слава. – Ты же взрослая женщина, а он – маленький мальчик.
   - В первую очередь он мужчина. - Маша тряхнула волосами. – А я в первую очередь женщина. Его отец не смог сделать меня счастливой. Милен обязан взять на себя роль моего мужчины, возместить моральный ущерб, причиненный его отцом.
   - Конечно, - сказал Андрей. – Но, может, подождать, пока он подрастет?
   Он взглянул на Славу. Тот с усталым недоумением смотрел на хозяйку.
   - В общем, мне нужен отдых от собственного сына – самого родного человека на земле, - заключила Маша. – Я сплавила… то есть отправила его к матери денька на три.
   - Очень мудрое решение, - сказал Андрей. – Милен тоже от тебя отдохнет.
   Он хотел заикнуться, что неплохо бы позволить… э-э… Милену отдохнуть от благотворного женского воспитания в обществе отца, но вовремя прикусил язык.
   Он кашлянул.
   - Впрочем, я приехал не для того, чтобы читать тебе нотации. Я  совсем о другом  деле хотел поговорить.
   - О чем же?
   Андрей переглянулся со Славой.
   - Ну, говори быстрее! – Маша нетерпеливо дернула ногой. – Вы так переглядываетесь, словно влюблены друг в друга!
   Андрей вздохнул.
   - Я хочу поговорить о Светлане.
   Маша понимающе, и, как ей казалось, проницательно посмотрела на него. Откинувшись на спинку дивана, положила ногу на ногу.
   - Ага. Поняла. Ты хочешь узнать, нет ли у них проблем с Истоминым, и, как любой нормальный мужчина, воспользовавшись шансом, утешить ее в постели. И не говори, что не думал об этом.
   - Положа лапу на сердце, думал, - сказал Андрей, передергиваясь (его всегда передергивало, когда он слышал фразу «любой нормальный мужчина» - Андрей не мог избавиться от впечатления, будто при этом имеют в виду какого-то морального урода). – И не раз. Света мне нравится. Я не знаю ни одного мужчину, которому бы она не понравилась.
   - Мне она не нравится, - сказал Слава. – Я люблю брюнеток. Правда, жена у меня шатенка.
   - В общем, не в этом дело.
   - Ну, а в чем тогда? – воскликнула Маша, совершенно изумленная, что могут быть еще причины поговорить о Светлане.
   Он рассказал о том, что случилось вчера в «Венеции», и о поведении Светланы.
   - Виктор очень беспокоится. Незнакомый мужик в ресторане подошел к Светлане и сказал ей что-то, отчего она впала в депрессию.
   Лицо Маши застыло.
   - Где был в это время Истомин? – холодно спросила она. – Он видел этого человека?
   - Да нет же, говорю тебе! Виктор в туалете разбирался с Литвиновым. Ты что-то знаешь? Я же вижу, что знаешь.
   Андрей говорил все с большим волнением в голосе – в глубине глаз Маши он увидел тень страха. Нет, не просто страха – настоящего ужаса.
   Маша опустила глаза. Кровь отхлынула от лица, и Андрей готов был поклясться, что кисти рук и ступни ног у Маши сейчас холодные, и ей больше всего на свете хочется выбежать из комнаты.
   Она быстро подняла глаза; перевела взгляд с Андрея на Славу. Выпрямилась. Через силу улыбнулась – не так, как раньше, одними губами. Улыбка вышла кривой.
   - Маша. - Андрей наклонился, впиваясь взглядом в ее лицо. – Если ты не скажешь, в чем дело, Светлане будет только хуже.
   Маша смотрела на Андрея огромными глазами, и стала похожа на растерянную девочку. Как ни был Андрей взволнован, гадкий голос в его сознании все-таки прошептал: «Ага. Вот такой ты мне больше нравишься».
   - Я ничего не знаю. - Глаза Маши наполнились слезами. Слава смотрел на нее с прежним усталым недоумением. Трудно было представить, что могло бы стереть с его лица это выражение.
   Андрей облизнул губы.
   - Это связано с ее прошлым? Что-то, о чем Виктор не должен знать?
   Маша, глядя на Андрея блестящими глазами, срывающимся голосом сказала:
   - При нем я не могу говорить.
   Андрей покосился на Славу. Тот нисколько не обиделся, а смотрел на Машу с видом мудреца, который за свою тысячу лет жизни видел столько человеческих трагедий, что они ему уже смертельно надоели.
   - Он в курсе дела. Не считай Славу простым мальчиком на побегушках. Виктор ему доверяет.
   Маша вытерла слезы и, хлюпнув носом, сказала уже спокойнее:
   - Чем меньше людей будут знать, тем лучше. Это наша со Светой тайна. Только я ее знаю.
   Андрей нетерпеливо тряхнул головой.
   - Да я ведь потом все равно все Славе расскажу. Думаешь, нет?
   - Ты пообещаешь мне молчать.
   - Да чего стоят эти обещания молчать? Я ведь знаю, тебе хочется сказать.
   Маша вздернула подбородок.
   - Хорошо. Я просто боюсь. Этот человек опасен… если это тот, о ком я думаю. Меня он не достанет. Но Света… в большой беде.
   - Правильно. И чем больше ее друзей узнает, в какой именно, тем вероятнее шанс, что мы сможем ее защитить.
   - Но Истомин все равно не должен знать.
   Андрей устало облокотился на спинку дивана. Провел ладонью по лицу.
   - Господи, Маша! Я тебя сейчас совсем не понимаю. Как раз Виктор и должен все узнать первым.
   Слава, которому надоело слушать их перепалку, спросил:
   - В чем, собственно, дело?
   - Светлана взяла с меня обещание, что Истомин ничего не узнает, - пояснила Маша деловым тоном. – Она боится, что он ее разлюбит. А я боюсь потерять ее дружбу.
   - Мы это прекрасно понимаем, - кивнул Андрей. – Но ничего не поделаешь. Пришла беда – отворяй ворота. Безопасность и счастье Светланы значит больше, чем любовь Виктора и ваша дружба. Придется идти на риск.
   - Но получится, что я как бы плету интриги за ее спиной.
   - А если ты нам не скажешь, а мы не скажем Виктору, получится, что мы плетем интриги за его спиной. Решайся. Сказала «а», скажи «бэ».
   - Бэ, - передразнила Маша. – Ладно. Хоть это и трудно…
   Опустив глаза, все сильнее дрожащим голосом она рассказала им все, что знала.
   Закончив рассказ, подняла глаза. Мужчины сидели с застывшими лицами. Оба словно приросли к дивану, не смея заговорить или пошевелиться в течение минут трех-четырех. В комнате воцарилась звенящая тишина.
   - Ничего себе. - Андрей покачал головой.
   - Кто бы мог подумать, - сказал Слава и тоже покачал головой. – Света всегда казалась такой спокойной. А оказалось, что она столько лет таила в душе такой ужас.
   - Но мужу женщина о таком даже под страхом смертной казни не расскажет, - сказала Маша.
   - Может, это и к лучшему, - пробормотал Андрей. – Если психологических последствий нет. Виктор никогда не жаловался, что жена страдает фригидностью. Но теперь придется сказать.
   Маша (на лице ее вновь появилась тревога растерянной девочки) взволнованно сказала:
   - Но я прошу тебя – выбери правильный момент. Подготовь его.
   Андрей кивнул.
   - Хорошо.
   Хотя прекрасно понимал – для того, чтобы рассказать о таких ужасных вещах, правильный момент выбрать не удасться.






                Глава 11.

   Переговоры с поставщиком прошли удачно – то есть, Виктор понимал, что его надули, но в пределах разумного. Такая ситуация называется «заключить выгодный контракт».
   Домой он приехал к шести вечера. На час раньше, чем рассчитывал. Ехал в приподнятом настроении. Включил радио и еще подпевал вполголоса: «Мой друг от меня ушел… насовсем».
   В гостиной Светланы не было. Виктор заглянул в детскую Среди разбросанных по всей комнате игрушек на полу сидели дети. Даша переодевала Барби – та сейчас была совсем голенькая. Ванечка держал в одной руке солдатика, в другой – монстра с клешнями как у краба и  головой жука. Мальчик сталкивал их лбами.
   Дети вели себя на удивление тихо. Когда отец показался в проеме двери, оба повернули головы.
   Несколько секунд они настороженно смотрели на отца. И только когда увидели приветливое и ласковое выражение его лица, заулыбались.
   Виктора это уязвило. Значит, у них с женой действительно все очень плохо – дети чувствуют мрачную атмосферу.
   Он погладил обоих по голове.
   - Как дела, дети? Вы ели?
   - Да, - ответила дочь, радостно и испуганно глядя на отца снизу вверх. – Тетя Лиза нас накормила и дала по апельсину.
   «Тетей Лизой» дети называли домработницу.
   - Очень хорошо, - сказал Виктор. – Мама где?
   - Мама спит, - сказал Ваня.
   Виктор нахмурился.
   - Что, весь день?
   - Нет, - ответила Даша. – Она встала сразу, как ты на работу уехал. Куда-то ушла, потом пришла и мы покушали. А щас опять легла и не встает.
   - Куда-то ушла? – Виктор улыбнулся, стараясь, чтобы в голосе не звучали раздраженные нотки. – А куда, не говорила?
   - Не-а.
   - Ну ладно. Еще часик поиграйте, потом чистить зубы и спать.
   Домработница – блеклая женщина лет сорока пяти – сидела за столом на кухне. Смотрела по телевизору сериал. Телевизор был плоскоэкранный, стоял на прикрепленной к стене полочке, которую смастерил Виктор. На столе перед домработницей стояла чашка травяного чая.
   - Добрый вечер, - Виктор прошел мимо домработницы к холодильнику, достал пакет виноградного сока.
   - Ой, Виктор Алексеевич! - Она вскочила. – Я не думала, что вы так рано. Ужин разогревать на вас?
   - Нет, спасибо. - Виктор налил в кружку сок, сел на стул между столом и холодильником. Небрежным тоном спросил: - Света давно спит?
   - Два часа назад легла.
   Сделав глоток холодного сладкого сока, он, как бы между прочим, спросил:
   - Жена сегодня выходила из дома?
   Поколебавшись, домработница ответила:
   - Она перед обедом ездила куда-то. На такси. Но через час вернулась.
   - Она хотела к родителям съездить, - с улыбкой сказал Виктор.
   Допив сок, он отставил кружку.
   - В девять уложите ребятишек. После свободны.
   Пересекая гостиную, он кинул взгляд на икону Богоматери. Скривившись, тут же отвернулся.
   В спальне жены не обнаружил. Постель выглядела так, словно на ней уже лет десять никто не лежал.
   Светлана время от времени печатала для Виктора документы и помогала с бухгалтерией. Поэтому, когда они переезжали в новый дом, Виктор отвел жене отдельный кабинет.
   Туда он сейчас и направился.
   Светлана лежала на диване.
   Виктор хотел подойти к ней, но его внимание привлек мерцающий экран стоящего на столе ноутбука.
   Он несколько раз пробежал глазами высвеченную на экране страницу, и ничего не мог понять.
   Это была первая страница одного из многочисленных форумов Интернета.


                А ВСЕ ЛИ ТАЙНОЕ СТАНОВИТСЯ ЯВНЫМ?

   Терпкая: Ну конечно НЕТ! Если не было свидетелей и последствий, то не становится! Я будучи замужем один раз целовалась с другим, муж не узнал. 
   А мою подругу пятнадцать лет назад изнасиловали, об этом никто из тех кому не надо не узнал и не узнает если только она или я не сойдем с ума и не расскажем.
   Головоногая: конечно нет. далеко не все. пока сама не расскажешь, никто не узнает:)
а если узнает, отрицай все до последнего )))
   Гость: А вдруг еще узнает?
   Терпкая: Мы уже разводимся, пускай узнает. Да и знает только я и тот мужчина, а они не знакомы.
   А вот если во сне разговариваешь – какая проблема! Всегда было интересно, те, кто изменяет, не боятся во сне что-то ляпнуть?
   Головоногая: отбрехаться всегда можно
   Бьянка: А я будучи замужем однажды переспала с другим в командировке. Свидетелей и последствий не было, так что все ОК.
   Flake-praline: Когда мужа нет дома, я открываю ящик с его чистыми носками, и наш хорек спит в его носках. Когда раздается «блюм-блюм» домофона, хоря просыпается, выскакивает, бежит встречать, а я закрываю ящик.
   Муж уже год не знает про это.

   Он протянул руку к мыши, чтобы закрыть вкладку и отключить Интернет. Но рука его замерла. Виктору вдруг захотелось, чтобы Светлана знала – он видел страницу, просмотр которой вновь вогнал ее в депрессию. Она легла на диван, даже не удосужившись замести следы.
   Она простонала во сне и открыла глаза.
   Виктор сел на краешек дивана. Мрачно уставился на жену. Он пытался улыбнуться, но губы не слушались, и улыбка вышла кривой.
   - Доброе утро, дорогая, – сладким голосом сказал Виктор. – Как спалось?
   Виктор отметили, как дрогнули ее веки и сузились зрачки, когда она посмотрела на него.
   Жена была не рада его видеть.
   Но изобразила слабую улыбку.
   - Нормально.
   Голос сонный.   Но он кожей чувствовал – она уже вполне проснулась. Мгновенно. И, скрывая от него ясность мышления, сама в уме лихорадочно задает себе вопросы: что Виктор здесь делает? Когда он приехал? Как давно здесь?
   - Давно ты приехал? – спросила она. Ее взгляд  метнулся к столу.
   - Только что.
   - Дети чем заняты?
   - Играют у себя в комнате. Лиза их покормила.
   Светлана, правильно разгадав выражение его лица, сказала:
   - Извини. Я сегодня так устала.
   - Да, - сказал он. – Ты устала после дневной поездки на такси. Куда ты ездила?
   Ее лицо застыло.
   - Лиза мне доложила. Ты так устала, что вскочила с постели, как только я уехал в «Радугу». Перед моим уходом ты спала как младенец. Притворялась, значит?
   Светлана молча смотрела на него.
   - Ты вернулась к обеду, - продолжал Виктор. – И легла спать. Но перед этим заглянула на форум в Интернете.
   Он посмотрел на ноутбук, потом снова перевел взгляд на жену.
   Ее взгляд был странным: умоляющим и в то же время враждебным. Лицо ее будто перекосило.
   - Да, ты забыла выключить компьютер. Я видел страницу, на которую ты заходила перед тем, как завалиться на диван.
   Виктор замолчал, выжидающе уставившись на Светлану. Жена смотрела ему прямо в глаза, робко и в то же время с каким-то бесстыдным вызовом. Так смотрят дети, когда их ловят на горячем.
   - Не надо на меня так смотреть. - Виктор уже не улыбался. – Я твой муж, и я хочу знать, где ты была. Может, наконец, объяснишь, что с тобой происходит?
   В глазах ее заблестели слезы. Светлана часто-часто заморгала.
   - Что ты от меня скрываешь? И главное – почему это тебя так мучает? Почему ты никак не можешь выспаться?
   Светлана, утирая слезы, тихо сказала:
   - Тебе лучше не знать.
   Его руки сжались в кулаки. Голос звучал глухо:
   - Ты мне изменила. Да?
   Светлана не ответила.
   - Кто он? Емельяненко? Или тот мужчина из ресторана?
   Светлана округлившимися глазами воззрилась на мужа… а потом вдруг пронзительно засмеялась.
   - Что тут смешного?
   Смех перешел в рыдания. Ее всю трясло, а он сидел рядом и ничего не понимал.
   В кармане джинсов загудел мобильник.
   Виктор вскочил. Нажал кнопку приема вызова.
   - Да?
   Андрей.
   - Виктор, нам нужно встретиться. Срочно. – Он выдержал паузу. – Это касается Светланы.
   Виктор покосился на жену. Она прятала лицо в ладонях.
   - А в чем конкретно дело?
   - Я не могу говорить по телефону. Приезжай. Жду тебя в кафе «Три звезды» на улице Лазо. Знаешь?
   - Да. Мы были там с детьми.
   - Ясно. Приедешь?
   - Куда я денусь?
   Светлана перестала рыдать и начала всхлипывать.
   - Мне надо ехать. Тебя можно оставить в таком состоянии?
   Она кивнула, глядя в угол.
   - Когда вернусь, поговорим.
   Она не ответила.


                Глава 12.

   В кафе он приехал на такси. Андрей ждал его за столиком у окна. На нем была та же одежда, в которой он был утром в магазине: голубые джинсы и черная водолазка. Он нервно теребил салфетку.
   Виктор взял чашку черного кофе и сел напротив.
   - Ну, выкладывай. Что со Светой?
   Он сделал глоток. Андрей мрачно взглянул на него.
   - Лучше бы ты бутылку взял.
   - Да что такое? – Виктор поставил чашку на блюдце и раздраженно его отодвинул. – Давай, Андрей, не томи душу. Я хочу, наконец, выяснить, что  творится с моей женой.
   - Дурак я, конечно, что пригласил тебя сюда, - Андрей окинул взглядом полупустой зал. – Здесь не место для таких разговоров. Может, поедем в «Радугу»? Поговорим в твоем кабинете.
   - Нет, говори сейчас. Если Света наставила мне рога, я хочу узнать об этом как можно раньше.
   Андрей с удивлением и жалостью посмотрел на друга.
   - Если бы это… Нет, дружище, все намного хуже.
   Склонившись над столиком, он низким голосом сказал:
   - Я решил помочь тебе и кое-что выяснить. Мы со Славой поехали к Маше.
   - За моей спиной?
   - Это было ради тебя.
   - Я сам способен разобраться со своими проблемами! – Виктор раздраженно придвинул к себе блюдце. Чашка звякнула. Часть кофе выплеснулась на стол.
   - Витя, ты сейчас в невменяемом состоянии. И я тебя не сужу, речь идет о твоей семье. Я, как лицо постороннее, но сочувствующее, могу вести себя более…
   - Адекватно, - закончил Виктор. Он сделал глоток. – И что? Машеньке что-то известно?
   - Да. - Андрей выпрямился. Сделал глубокий вдох. – Она долго ломалась, потому что это секрет, и Маша обещала Свете не трепать языком. Но, в конце концов, мы ее раскололи.
   - Андрей, говори прямо. В чем дело?
   Виктор говорил так громко, что его слышали во всех уголках зала. Несколько посетителей и кассирша застыли, глядя на него. Андрей, опустив взгляд, тихо сказал:
   - Когда Света училась в университете, ее изнасиловали. Это случилось двенадцать лет назад. В Твери.
   Виктор стал похож на каменное изваяние.
   Он снова вспомнил страницу в Интернете, на которую заходила Светлана. Виктор, просмотрев ее, решил, что для жены имеет значение признание в изменах. И сделал вывод, что она сама изменила ему.
   Но совершенно другой комментарий привлек ее внимание.
   «А мою подругу 15 лет назад изнасиловали… об этом никто из тех, кому надо, не узнает…».
   - Слава тоже знает? – спросил он наконец.
   Андрей кивнул.
   - Конечно. Он же был со мной.
   Виктор сгорбился над столиком. Потер лоб.
   - Никто больше не должен знать.
   - Само собой. – Андрей помолчал. – Думаешь, старик знает?
   Виктор поморщился.
   - Не надо было брать с собой Славу.
   - Может быть. Но я же не знал, что именно Маша мне расскажет. Я вообще не был уверен, удастся ли что-нибудь из нее вытянуть.
   - И все же не стоило ввязывать его… в это дело.
   - Слушай, не парься насчет Славы. Слава – славный парень. - Андрей рассмеялся. – Он будет молчать как рыба.
   Виктор допил кофе и с громким стуком поставил чашку на блюдце. Андрей удивился, как и то, и другое не треснуло. Вместе со столиком.
   - Он уже один раз прокололся. Человек вроде Литвинова легко вытянет из этого недотепы что угодно.
   - Ты его недооцениваешь.
   - Слава не годится для ТАКИХ ДЕЛ! – закричал Виктор, и грохнул кулаком по столу. Обе чашки со звоном подпрыгнули на блюдцах. Из чашки Андрея на стол выплеснулся почти весь кофе. – Ты тоже! Вы оба слишком глупы и беспечны. У меня нет никакого желания доверять свои семейные тайны бесхребетному тюленю и легкомысленному дамскому угоднику, мечтающему трахнуть мою жену!
   Все головы в зале повернулись в сторону Виктора. Возникла немая сцена.
   К их столику подошла кассирша.
   - Извините, молодые люди, вы не могли бы вести себя потише?
   Виктор вскочил, нависнув над кассиршей, и заорал:
   - Пошла вон! Да ты знаешь, кто я? Мне достаточно щелкнуть пальцами, и ваше сраное кафе сровняют с землей, причем вместе с тобой!
   Кассирша побледнела. Андрей тронул ее за руку.
   - Пожалуйста, не обижайтесь на моего друга. Он сейчас в невменяемом состоянии. Давайте отойдем на минутку, и я вам все объясню.
   Они отошли к двери туалета. Виктор сидел, глядя на свои сжатые в кулаки руки, ощущая спиной и затылком взгляды посетителей.
   На это он плевал. Самое поганое заключалось в том, что сейчас, когда Светланы нет рядом, он не способен посмотреть на ситуацию с ее точки зрения. Не мог думать о том, как теперь, зная правду, справиться с гневом и растерянностью, и поддержать ее. Надо бы сказать: «Я все знаю, но люблю тебя по-прежнему. То, что с тобой случилось, ничего не меняет в наших отношениях».
   Проблема была в том, что это будет неправда – по крайней мере, сейчас, когда он так взвинчен.
   Виктору было тошно, и больно, и безумно жаль Светлану. И себя.
   Вернулся Андрей. Тронул Виктора за плечо.
   - Нам лучше уйти. Я успокоил ее на время, наплел, что у тебя умерла мать, и ты не владеешь собой от горя. Но лучше смыться, иначе она нас запомнит.
   - Она нас и так запомнила, - мрачно бросил Виктор, поднимаясь. – Как и все остальные.
   На крыльце стояла парочка деффчонок лет четырнадцати. Обе дымили сигаретами и хихикали без всякой причины. На одной из них была черная футболка с надписью крупными буквами поперек маленькой груди: У КОГО СИСЬКИ, ТОТ И ПРАВ.
   Через десять минут Андрей и Виктор прибыли в магазин. Виктор запер дверь.
   Андрей достал из холодильника бутылку водки.
   Они выпили и сели в кресла. Андрей закурил.
   - Насчет того, что ты сказал про Свету. Типа, что я хочу…
   Виктор поморщился.
   - Забудь. Я ляпнул не подумав. Вернемся к нашим баранам. Что еще тебе известно?
   - Их было двое. Виктор Дорофеев и Денис Кириленко. Оба студенты ТГУ. Один с медицинского, другой – с факультета журналистики. Светлана познакомилась с ними в ночном клубе. Они пригласили ее на квартиру, напоили. Но воспользовался ею только Дорофеев. У Кириленко, наверное, кишка была тонка.
   - Какого черта Света потащилась в клуб одна?
   - Маша мне сказала, она тогда поссорилась с молодым человеком. Ей захотелось отвлечься.
   - С молодым человеком? С кем? С Емельяненко? Ладно. - Виктор пригладил волосы. – Господи, зачем она потащилась к ним на квартиру? Неужели не понимала, что произойдет?
   - Может, и не понимала. Ты же знаешь, Света всегда была  наивной овечкой. У Дорофеева на лбу не было написано: ХОЧУ ТЕБЯ ИЗНАСИЛОВАТЬ. Да они, может, изначально ничего и не планировали. В процессе распалились. Симпатичные парни, общительные, с юмором. Наверняка еще и на тачке. Почему бы весело не провести с ними время?
   - Ладно. Что было дальше?
   - Приехали на хату. Выпили. Включили музыку. Дорофеев начал приставать. Она отбивалась, кричала. Но, в общем, не отбилась. Потом пригрозили убить, если она кому-нибудь расскажет. Света тут же побежала в ментуру и подала заявление. Ну, дальше ясно – суд, статья, шесть лет.
   - Кириленко не проходил как соучастник?
   - Он ее не трогал, и Светлана не смогла доказать, что он был на квартире. Дорофеев друга не выдал.
   - Да. И еще, наверное, папочка отмазал.
   - Адвокат Дорофеева Татьяна Алехина подавала апелляцию в областной суд, но ее отклонили. Виктор попал в тюрьму, и через год его там зарезали.
   - Надеюсь, его перед этим помучили, - сказал Виктор.
   Андрей взял со стола пепельницу и затушил сигарету.
   - Послушай, не воспринимай все так близко к сердцу. Насильник сгнил в тюряге, справедливость восторжествовала. Это было давно и мхом поросло.
   Виктор потер лоб и усмехнулся.
   - Виктор… Какое странное совпадение! Ладно. Тот человек в ресторане угрожал ей в связи с этой историей?
   - Скорее всего. Маша тоже так считает. Но она не знает, кто это. А я выяснил.
   - Кириленко?
   - Нет. Я позвонил следователю, который вел дело. Он сейчас работает в Следственном комитете Тверской области. Он сказал, что Кириленко сейчас живет в Москве и работает пиар-менеджером при депутате Государственной Думы. Я позвонил в штаб партии. В день вашей годовщины Кириленко готовил депутата к телеинтервью для Караулова.
   - Тогда кто этот урод?
   Андрей положил на колени дипломат, открыл, достал папку.
   - У Виктора был брат. Дорофеев Андрей Константинович, семьдесят восьмого года рождения. Закончил ТГУ, сейчас там же преподает античную философию. Имеет научные работы. В девятом году развелся. Двое детей. Как раз сейчас у студентов сессия. Между днями экзаменов у разных групп перерывы – дня три-четыре. Вполне можно на электричке сгонять из Твери в Демьяновск. Два часа туда и обратно.
   - Чего ему надо от Светланы?
   - Судя по ее реакции, он ей угрожал. Запугивал.
   - Черт! – Виктор ударил себя кулаком по колену, вскочил. Начал нервно расхаживать по кабинету. – Почему она молчала?
   - Она напугана, Виктор. Не знает, что делать.
   Виктор потер лицо, глубоко вздохнул.
   - Давай еще по стопке хлопнем.
   - Я за рулем. А ты пей.
   Опрокинув в себя стопку, Виктор рухнул в кресло.
   - Надо ехать, - сказал он таким тоном, будто Андрея здесь не было. – Ты понимаешь, какой тяжелый разговор меня ждет?
   Андрей встал, похлопал Виктора по плечу.
   - Мужайся, дружище. Жизнь продолжается.
   Со стороны могло показаться, что сильный человек утешает слабака. Но Андрей, к его чести, прекрасно понимал, что ему легко быть оптимистом – проблемы-то не у него.

   По дороге домой Виктор пытался взять себя в руки и обдумать предстоящий разговор с женой. Почему-то он никак не мог на этом сосредоточиться, и мысли его цеплялись к чему угодно, только не к тому, что ждало его.
   Виктора можно было бы упрекать за это, если бы Светлана не находилась точно в таком же состоянии.
   Когда муж уехал, Светлана с трудом встала и выключила ноутбук. Потом направилась в детскую. Дети с радостными криками бросились ей на шею – соскучились за день. Они думали, мать пришла, потому что любит их и соскучилась по ним. Это была часть правды: Светлана еще и искала спасения от тревоги.
   Она, изображая радость, возилась с ними, привычно играя роль любящей матери. В глубине души из-за своего притворства почувствовала себя еще более одинокой и несчастной. Дети, которые якобы все понимают и чувствуют, сейчас ничего не понимали и не чувствовали. Светлане же хотелось, чтоб они ее утешили. Впрочем, у нее для каждого ребенка, в соответствии с ее представлением о нем, имелось свое ожидание. От Вани, которого мать считала глупее и черствее дочери, она больше ждала поддержки и неизвестно какой защиты. Насчет Даши, которая была менее тонкой и чувствительной, чем Светлана думала, у нее было пожелание, чтоб дочка поняла ее душевное состояние и исполнилась сочувствием.
   Но дочка не исполнилась сочувствием – наоборот, хотела, чтоб ее ласкали.
   Светлана отправила их спать раньше обычного.
   И теперь сидела на диване в гостиной. На коленях ее лежала раскрытая книга, но Светлана смотрела в угол, мучительно раздумывая, чем сейчас занят муж.
   Когда Виктор появился на пороге, Светлана вздрогнула. Поглощенная своими мыслями, она даже не услышала звук подъезжающего автомобиля.
   Взгляд мужа был усталым.
   Светлана в волнении поднялась. Книжка упала на пол. Она этого не заметила.
   - Я все знаю. - Он шагнул в комнату. Бросил ключи на журнальный столик. – Можешь ничего не говорить.
   Она рухнула на диван. Виктор сел рядом и обнял ее.









               



















                Глава 13.

   Через два дня они с Андреем снова сидели в кабинете в задней части магазина. Теперь с ними был Слава.
   - Что ты выяснил про этих щенков? – Виктор положил ногу на ногу. Он развалился в кресле в обманчиво расслабленной позе. В руке  держал стакан красного вина.
   Андрей раскрыл папку, начал перебирать распечатки.
   - «Фотограф». Семенов Михаил Геннадьевич. Дружки зовут его просто Майк. Год рождения – девяносто четвертый. «Учится» на заочном отделении юридического факультета ТГУ.  Хотя в ведомости его имени нет. Успеваемость – «на отлично».
   Виктор, хмыкнув, сказал Славе:
   - Интеллектуал.
   Слава кисло улыбнулся.
   Андрей продолжил:
   - Его отец, Семенов Геннадий Петрович – чиновник городской администрации. Есть версия, что он связан с организованной преступностью.
   - Версия?
   - Опера уже два года за ним следят, но улик против него пока не нашли. Если он и общается с криминалитетом, то не напрямую и очень хитрыми способами. Скорее всего, кто-то из органов слил Семенову, что его пасут. Но он действительно нечист на руку – больно быстро сделал карьеру.
   - Ладно, плевать на папашу. Давай про сынка.
   - Сынок от сокурсников  (особенно от сокурсниц)  и преподов получил самые лучшие характеристики. Прекрасный парень, хороший друг, отличный студент – все как сговорились.
   - И что нам делать с их характеристиками? Компромат есть какой-нибудь?
   - Что-то типа того. Майк увлекается фотографией.
   - Это я уже понял. И что?
   Андрей кашлянул.
   - Его снимки – скажем так, не совсем обычные.
   - В каком смысле?
   - За исключением того случая, когда Майк сфотографировал вас со Светланой на пляже, он никогда не снимал живых людей. Только трупы. Мертвецы на похоронах. Жертвы автокатастроф. Жертвы серийных убийц. И все в таком духе.
   - Как ребята из твоего детективного агентства об этом пронюхали?
   - Он выкладывает снимки в Интернете. Некоторые ему удалось продать через специальные сайты для извращенцев.
   - Что-то я не пойму. Как он их снимает? Его что, в морг пускают?
   - Он снимает их прямо на месте.
   - Все равно непонятно.
   - Я думаю, он притворяется кем-то вроде журналиста, - подал голос Слава. – Может, у него есть фальшивая аккредитация?
   Андрей с улыбкой взглянул на них обоих.
   - На самом деле, никакая аккредитация ему не нужна. Он может делать снимки прямо из машины или сидя на дереве. Или из окна высотного здания. Современные фотокамеры позволяют снимать с приличного расстояния. А если это камера с автоматической настройкой фокуса, с качеством снимков проблем нет при любых условиях. Обработал на компьютере – готово. Очень жаль, Виктор, что ты тогда не отнял у него камеру. Современные камеры со встроенным жестким диском. Файлы можно хранить прямо на нем. Наверняка там обнаружились бы любопытные снимочки. Ты мог заявить в полицию и прямо сейчас его прищучить.
   - Вряд ли я смог бы отнять у него что-либо. - Виктор поморщился и глотнул вина. – Парень – настоящий кусок мяса. Знаешь, из тех, кого бабы называют «лакомыми кусочками». Скорее он сделал бы из меня котлету на глазах у жены. Хотя ты прав. Ради того, чтоб его остановить, можно было и зубами рискнуть. Если бы я тогда знал, как это важно…
   - Да, на самом деле и ты прав. Нам ведь не столь важно прищучить Семенова, как того, кто поручил ему следить за тобой.
   - Господи. - Слава тряхнул головой. – Почему они не могут оставить нас в покое? Кому помешали наши магазины?
   - Это такие люди, друг мой, - сказал Андрей, сверкнув белыми зубами. – Им все мешают самим фактом своего существования.
   - Очень похоже на Литвинова, - сказал Слава.
   Виктор, глотнув вина, покачал головой.
   - Это не он.
   - Ты веришь, что его примирение с тобой было искренним? – спросил Андрей.
   - За идиота меня считаешь? Я не верил в это ни минуты. Светлане сказал про примирение, только чтоб ее успокоить. Нет, Литвинов не из тех, кто сдается. Просто я оказался чуть прочнее, чем он думал. Литвинов растерялся и решил отступить – на время. Меньше всего я склонен думать, что он теперь станет шелковым. Тогда в «Венеции» он просто забавлялся. Скоро Литвинов возьмется за меня серьезно. Но это меня не волнует. У меня есть сбережения в банке, да и счет имеется. Даже если я потеряю бизнес, с голоду мы не помрем. Светка на этот счет просвещена. Сказала, если что, пойдет работать.
   Виктор допил вино и поставил пустой стакан на стол.
   - Ну так что? Через кого Майк связывается с авторитетами? Через папочку?
   - Боюсь, что нет.
   - А через кого?
   - Через Емельяненко.
   Лицо Виктора застыло.
   - Уверен?
   - На все сто. Он каждую неделю приезжает в Демьяновск. Живет в гостинице «Россия». Тридцать девятый номер. Там они встречаются.
   - А девица с ним не контактирует?
   - Нет. Они ни разу не встречались. Девица всегда оставалась дома. Они с Майком снимают комнату в частном доме на улице Карла Маркса. Как давно они здесь – не знаю. Может, с конца мая.
   - Что с девкой?
   Андрей заглянул в папку.
   - Ефимова Ольга Вячеславовна, девяносто пятого года рождения. Двоюродная сестра Майка. Отец – депутат Законодательного Собрания. Учится  в новгородском университете. На инязе. Не числится в ведомости. Все экзамены на отлично. То же самое – все, кто ее знают, считают ее милейшей и добрейшей девушкой. В общем, чиста как первый снег. Никакого криминала.
   Виктор вздохнул.
   - За это надо выпить. Пожалуй, налью себе еще винца.
   Он встал и направился к холодильнику. Андрей с тревогой следил за ним.
   - Тебе не кажется, что в последнее время ты стал слишком много пить?
   - Нет, не кажется. – Виктор достал из холодильника бутылку. Подошел к столу, взял стакан. – Не будь занудой.
   Он наполнил стакан на три четверти.
   - Слушай, я все понимаю, у тебя сложный период…
   - Не указывай мне!
   - Я не указываю.
   - Твое дело – помогать мне, а не следить за моим здоровьем. Я сам о себе позабочусь.
   Андрей промолчал. Слава смотрел на Виктора с тоскливым недоумением.
   Тот убрал бутылку в холодильник и сел в кресло.
   - Про бывшего хахаля моей жены что-нибудь выяснили?
   - Очень мало. Родился в шестьдесят восьмом. С девяносто второго вел бизнес – сеть дешевых кафешек в Твери. Был связан  с криминалом, проституцией, наркоторговлей. Бизнес служил прикрытием.
   - Хорошего парня выбрала моя жена, - с сарказмом заметил Виктор и глотнул вина.
   - В две тысячи восьмом его бизнес погорел. Чем он теперь занимается – неизвестно. То, что у него здесь ресторанный бизнес – ложь. Кто-то оплачивает здесь его пребывание.
   - И что, у него – с такой биографией – ни одной судимости?
   - Ни одной. Против него много раз заводили дело, но все время закрывали за недостаточностью улик.
   - М-да, - протянул Виктор. – За ним стоят сильные ребята. Не чета Литвинову. Теперь мы знаем, кто они и где прячутся. Но прищучить их невозможно, потому что их покрывают.
   Лицо его стало задумчивым. Осушив стакан, он покачал головой.
   - Что-то не вяжется. Старик считает, что за этими ребятами стоит пешка. А ты говоришь, что заказчик – авторитет.
   - Я этого не говорил. - Андрей закрыл папку. – Просто такой вывод напрашивается сам собой. Отец Семенова связан с ОПГ. Емельяненко тоже имеет связи.
   - Но что им нужно от меня? Я никогда не имел дел с такими людьми. Может, за это они и мстят мне?
   - Возможно.
   - Но почему просто не раздавить меня? Они могли похитить мою жену, детей и ставить любые условия.
   - Смеешься? Они сразу засветятся. Это не так-то просто.
   - К черту это все. Мне плевать. - Виктор прикрыл глаза. – Сейчас надо думать о Свете.
   Андрей со Славой неловко переглянулись.
   - Как вы… поговорили? – спросил Андрей.
   - Нормально. Она вроде как пришла в норму. Но я все еще  тревожусь.
   - Со стариком говорил?
   - Да. Он все знал. Света ему сразу  рассказала.
   - Что ж, - сказал Андрей. – Все хорошо, что хорошо кончается. 
   - Я не уверен, что все закончилось. По-моему, все только начинается. Еще Павел Сергеевич со своими проектами. Нет, не пожить мне спокойно.
   - Какие такие проекты? – нахмурился Слава.
   Виктор усмехнулся.
   - Хочет, чтобы я занялся политикой.
   - Зачем это ему? – спросил Андрей. – Тебе же тогда придется бросить бизнес.
   - Говорит, в политике нужны честные люди.
   - На этот раз старик дал маху. Ни один бизнесмен не добился в политике ничего путного. А вот обратный путь может быть успешным, и он сам тому яркий пример.
   - Света тоже против.
   - Почему? – улыбнулся Андрей. – Разве ей не хочется стать женой депутата?
   - Что ты! Она пришла в ярость. Сказала, с нее достаточно того, что она уже восемь лет жена бизнесмена.
   - Так и сказала? – расхохотался Андрей. – На женщин не угодишь! Неужели она хочет быть женой нищего?
   - Не знаю. Сказала (Виктор повысил голос до писклявого фальцета): «Мы с ребятишками хотим видеть тебя хотя бы час в сутки. Я не хочу забыть, как ты выглядишь».
   Эта реприза вызвала у его друзей  новый приступ хохота.
   - Здорово, - выдавил Андрей, вытирая слезы.
   - Потом позвонила Сергеичу и отчитала его. Он оправдывался перед собственной дочерью, как мальчишка. Но в конце концов заявил, что не откажется от этой затеи.
   - А ты что решил?
   - Я сейчас не способен принимать решения. По-моему, сейчас не время. Меня удивляет, как Павел Сергеевич этого не понимает.
   - Старики спокойно ко всему относятся, - заметил Слава. – Ничего не боятся.
   - Да черт с ним. Можно и попробовать, чтобы угодить старику. Он быстро поймет, что из меня ничего не выйдет. А моя проблема сейчас – Емельяненко и его выводок.
   - Думаешь, скоро от них снова будут сюрпризы?
   - Да. - Виктор кивнул. – Думаю, скоро мы их снова увидим.
   Виктор ошибался. Он снова  увидел их только через три месяца.
   

















                Глава 14.

   Остаток лета 2013-го года прошел для семьи Истоминых спокойно.
   Виктор позвонил в «Монолит» и попросил усилить охрану. Вокруг дома теперь дежурила целая бригада людей в камуфляже, бывших военных и омоновцев. По большей части они бездельничали, слоняясь по участку и прилегавшему к нему лесу. Также двое охранников курсировали по озеру на моторной лодке, изнывая от жары, безделья и комаров. Единственным развлечением для них была возможность поглазеть на купающихся школьниц, которые иногда принимали водные процедуры топлесс или  в чем мать родила. Иногда у потеющих на  жарком солнце мужчин даже выдавался шанс увидеть, как освежившиеся ученицы, притаившись среди редких кустиков, целуются взасос, делают друг другу фистинг или куннилингус.
   Когда Истомины выезжали вдвоем или с детьми на отдых, слоняющиеся по участку охранники заигрывали с молоденькой няней и даже с «тетей Лизой». Время от времени самые наглые и настойчивые добивались успеха. Один перелез через ограду и овладел соседской домработницей, намного свежее, красивее и моложе «тети Лизы». Другой умудрился поймать взгляд женщины, загоравшей на балконе дома через дорогу. Это была жена прокурора. Женщина поманила охранника пальцем. Через пять минут он уже был в ее спальне. Потом она позвонила в «Монолит» и добилась, чтобы его уволили.
   Вдобавок Виктор Истомин, вынужденный платить деньги за бесполезных охранников, установил в доме камеры наблюдения. Во всех комнатах, включая туалет и спальню. Против туалета Светлана ничего не имела, но спальня послужила предметом ожесточенных споров.
   Виктор стал часто отлучаться из дома. Ездил к Тихомировым (Светлана появлялась там намного реже), принимал холодные приветствия Марии Петровны. Потом они с тестем часами обсуждали его будущее.
   В один из таких вечеров, в середине июля, когда в окно били розовые лучи предзакатного солнца, Виктор сидел на диване в расслабленной позе. За последние две недели Павел Сергеевич пристрастил зятя к сигарам. И сейчас между пальцами Виктора дымилась толстая коричневая палочка. Павел же Сергеевич, со стаканом виски в руке, расхаживал по кабинету, все больше воодушевляясь собственной речью.
   - Сейчас самое время тебе влезть в это дело. По прогнозам всех политтехнологов, Россию ждет блестящее будущее. Мы можем стать великой мировой державой, как и положено. Честные и умные люди вроде тебя обязаны поучаствовать.
   Быть политиком – легче, чем ты думаешь. Намного легче, чем вести бизнес. Все за тебя сделают, оденут, причешут, напишут речь, придумают предвыборную программу и создадут имидж. Твое дело – пройти на выборах. Хоть попытаться ты можешь?
   - Павел Сергеевич, вы понимаете, что моя семья сейчас в опасности? Света целыми днями трясется от страха. Неужели вам совсем плевать на нее?
   Лицо старика омрачилось.
   - Нет, - глухим голосом сказал он. Его сгорбленный силуэт четко вырисовывался на фоне охваченного пожаром окна. – Ты прекрасно знаешь, что нет.
   - Тогда что?
   Старик выдержал паузу, глотнув виски.
   - Во-первых, я доверяю тебе и знаю, что Света в надежных руках. Ты ведь позаботился о ее безопасности?
   - Как мог. - Виктор усмехнулся. – Несмотря на ее сопротивление.
   - Не вини ее, она нервничает. Детей выгуливаете под охраной?
   - Да. Чувствуем себя полными идиотами. Только Даша в восторге – охраняют ее, видите ли. Скоро превратимся в законченных параноиков. Кстати, вы не думаете, что и вам с Марией Петровной может грозить опасность?
   Павел Сергеевич повернулся к нему. С едва заметной улыбкой покачал головой.
   - В моем возрасте уже ничего не страшно.
   - А Мария Петровна? Вы уж извините, но меня удивляет ее поведение. За все это время она ни разу не позвонила дочери, не встретилась с ней. В такое трудное время!
   - Неужели ты еще не понял – между Машей и Светой никогда не было и не будет особой теплоты.
   Виктор докурил сигару и бросил окурок в стоявшую под столом металлическую урну, предназначенную единственно для этой цели.
   - Это… из-за того самого?
   Тесть отмахнулся.
   - Это ничего не изменило в их отношениях – ни в лучшую, ни в худшую сторону. Просто я всегда любил дочь больше, чем жену, и Света любила меня больше, чем мать. Маша оказалась третьей лишней, увы.
   Павел Сергеевич подошел к столу, поставил пустой стакан, сел на диван. Обратил на Виктора ласковый покровительственный взгляд.
   - Послушай меня. Ты не можешь позволить своему тайному врагу превратить тебя в параноика. Дай ему понять, что не боишься. Что тебе плевать на него!
   - И ради этого я должен влезть в грязное дело?
   - Не преувеличивай. Авраам Линкольн принял Двенадцатую поправку к Конституции США, собрав большинство голосов в Сенате. А как он получил их?
   - Как?
   - Очень просто. Подкупил сенаторов. И кто теперь, спустя сто пятьдесят лет, осудит его?
   Виктор помолчал.
   - У вас осталось еще виски? – спросил он наконец.