Синтаксические схемы сложных конструкций нависли над строкой, как провода над городом. Они обрываются и падают вниз.
Весь мир студента состоит из скорописных неряшливых букв, невнятных точек, сокращений, бредовых видений и снов. Тире спорят с дефисами, апострофы улетают от запятых.
Пунктуационный бульон кипит у студента в голове. За ночь буду уже готов к очередному экзамену. За несколько часов на вряд ли уснёт студент-филолог. А мысли превратились в поток сознания, в котором Потебня и Бодуэн спорят с другими великими людьми. Мысли бегут быстро – буквы наклоняются вправо.
Сдаю экзамен, отправляюсь спать днём, но когда встану посреди городской ночи – снова сяду писать.
А я не буду прятаться в подтекст. Останусь сверху, как эпиграф. Это будет мой последний текстовый документ…
Можно было написать роман и сидеть с умным видом, рассуждая о пустяках. Но я в каждый словарный выдох вкладывал душу и дышал так часто, насколько хватало жизни.
Тая чернилами, сгорая бумагой, я умираю. Уходя в никуда, в каждой фразе останусь собой. В слове – крик, в слоге – нота, в языке – песня целого народа…
Моё покаяние – филанализ, исповедь – литразбор, Библия – орфоэпический словарь. Перерожусь, как ять, или спрячусь бестелесным ером? Или просто поставлю многоточие – стану тенью в ночи?
Вопросительные знаки искривятся в ухмылке, восклицательные – вытянутся по стойке смирно. Все семантики разлетятся на отдельные семы и растают в немом небе. Глухим людям будет нечего сказать.
Я шёл по жизни осторожно, чтобы не расплескаться, неся наполненный сосуд. Как кузнец – из металла, высекал искры из слов. Старался не затеряться среди черновиков. Может быть, слишком пафосно или нелепо, но по-настоящему. Не исполнив своих обещаний, покину этот мир. Так хочется поставить точку, но снова... Не люблю пунктуацию… И всё же, если останусь под текстом, то накройте меня надгробием книг.