Прошу прощения, если некоторые термины, какие-то выражения окажутся неправильными, неточными.
Всегда поминаю в церкви удивительного человека - иеромонаха Александра, чьё имя в миру Тарасевич Сергей Всеволодович. На душе осталось сложное чувство благодарности, желания выразить эту благодарность и горечь, что сделать это невозможно.
Был декабрь 2011 года. Все силы и мысли были только о том, как облегчить страдания мамы. К этому времени она два года лежала парализованная, состояние ухудшалось, а когда стала требовать внимания к себе её старшая сестра, девяностолетняя в то время, немного выпадающая из жизни, путающая деньги и годы, моё положение стало вовсе непростым. Тётушка, кстати, она до сих пор жива, потребовала, чтобы за ней ухаживали как за её сестрой – кормили с ложечки, купали, постоянно измеряли давление, сидели рядом. Она даже отказывалась вставать, угрожая, что умрёт. С детства не посещающая церковь, стала просить пригласить батюшку, желая причаститься. Так получилось, что всё было на мне и помогающей сиделке, которую выделило государство на четыре часа в день из-за моей инвалидности. Но мама была жива, а ведь к этому времени врачи два года постоянно твердили, что не дни, а часы её сочтены. Поэтому силы были. И вдруг, как обухом по голове – заболела я. Гинеколог назначил диагностику в стационаре. Решила не говорить об этом ни мужу, ни сыну. Будет результат анализа, тогда и думать буду. Тот декабрьский день был очень тяжёлым – посещение врача в женской консультации на Народной улице, оттуда пришлось пешком бежать на улицу Новосёлов, где участковый врач дала направление в больницу, потом домой, где с мамой оставалась сиделка, чьё время работы уже истекало. В Петербурге в шесть вечера в декабре уже совсем темно. Мой путь был мимо подворья Александра Свирского монастыря. Зашла. Очень тяжело было на душе. Попросила разрешения поговорить с батюшкой. Женщина, которая готовилась убирать церковь, сказала, что скоро батюшка выйдет. Погасили основной свет, было почти темно. Вышел высокий человек и направился к выходу. Я бросилась наперерез, неуклюже, в ортопедической громоздкой обуви. Попросила выслушать. Первое, что запомнилось, батюшка сразу подвёл к скамейке, усадил и только потом сказал: «Слушаю вас». Слёзы у меня полились рекой. Всё, что болело на душе, стало слезами – страх за маму, за себя, за устаревающие анализы, которые могут не позволить вовремя лечь в больницу, а впереди новогодние праздники, когда вообще всё будет закрыто, холод, одиночество. Батюшка ждал, а потом стал расспрашивать. На мою просьбу причастить мою тётю, задумался, а потом попросил дать ему номер телефона. Пообещал позвонить и назвать время, когда он сможет прийти. Из памяти исчезли конкретные слова, но помню очень отчётливо, что я улыбалась, радость и счастье были опять со мной. Вышла из храма – синее звёздное небо! Сверкающий в огнях фонарей снег. Навстречу спешит сиделка, которая сообщила, что дома всё хорошо. Помню, что её поразил мой восторженный вид, особенно при словах о необходимости близкой госпитализации. Не могу сказать, в какой именно день это было, но батюшка позвонил и пообещал прийти в субботу около часа. Самый морозный день за несколько лет была та суббота! Тётушка лежала слегка перепуганная, нарядная и довольная, что нерадивая племянница её просьбу выполнила. Меня волновало, что она была абсолютно уверена в полном отсутствии грехов у неё и с жаром отстаивала эту свою мысль. Мама после четырёх инсультов абсолютно не реагировала на окружающее. Я привыкла к мысли, что она не исповедалась и уйдёт без причастия. После каждого инсульта она оказывалась в госпитале, где батюшка госпиталя для ветеранов войны неоднократно пытался с ней говорить, даже пообещал, что причастит, если я выучу с ней Иисусову молитву. Сделать это не удалось. Конечно, сначала я плакала, но потом смирилась.
Нельзя сказать, что церковь играла в моей жизни очень значительную роль. Воспитывалась в атеистическое время, когда о Боге вообще речь не шла, не говорили ни в семье, ни в школе. В институте изучала атеизм. Тогда случайно увидела Библию, которую где-то взял старший брат. Он потом продал её, а желание разобраться в сложнейшем прочитанном тексте оставалось. Началось время перестройки. Библию купила, а близкая подруга оказалась верующей, православной. Рассказывала о Ксении Блаженной, о церковных праздниках. В то время в семье моей начались сложности. Однажды в сердцах сказала, что если бы Ксения Блаженная помогла, окрестилась бы. И случилось чудо. Неразрешимая ситуация разрешилась. Позвонила подруге, а она сразу вспомнила о моём обещании. Подруга не могла сопровождать меня, но подробно рассказала о том, где находится часовня Ксении Блаженной. Уже утром отправилась туда. Вышла на Приморской, влево по берегу Смоленки до моста… Сейчас там дома, спилены старые ивы, но тогда тропинка через кладбище ранним июльским утром казалось каким-то чудом. Дошла до входа на Смоленское кладбище. Ко мне подошла женщина. Она выглядела странно – красные брюки, пышные всклокоченные волосы. Спросила, который час, услышав ответ, пошла рядом. Для поддержания разговора (человек рядом идёт) я спросила, где здесь часовня Ксении Блаженной, хочу там окреститься. Женщина возразила, что там не крестят, а надо в церковь и повела меня в здание Смоленской церкви. Она не находилась постоянно возле меня, а, объяснила, что без платка и в брюках чувствует себя неудобно, поэтому держится в углу, у входа. Очень дружелюбная женщина в свечной лавке сообщила, что обряд крещения будет позже, надо подождать. Моя спутница решила показать мне кладбище. Многое забылось, ведь столько лет прошло, но помню, что столько чудес там она мне открыла! К назначенному времени мы вернулись в храм. Подошли к окошку лавки, мне дали Молитвослов (он до сих пор со мной), свечи и попросили заплатить восемьдесят рублей. Сумму запомнила очень хорошо. Я смутилась. Помню, что брала с собой пятьдесят рублей, были в кошельке ещё какие-то деньги, но немного. Перевернула кошелёк и застыла. Лежало ровно восемьдесят рублей – десятки, полтинник, несколько рублей, медь. Ровно! Моя спутница покинула угол и стала предлагать добавить недостающую сумму, служительница тоже решила, что моя заминка связана с нехваткой денег, предложила довезти завтра оставшееся. Я объяснила, что точная сумма. А потом ещё одно чудо! Это всё происходило 24 июля! День равноапостольной княгини Ольги. Никогда не соотносила своё имя с этим днём. Названная в честь бабушки, я считала, что 24 июля праздновали её день рождения, а термин «именины» обычный синоним. Теперь этот день очень важен для меня.
Простите, что так отошла от рассказа об удивительном человеке, который показался мне из этого же ряда чудес, радости и счастья, которое испытала в дни своего крещения.
Морозный декабрьский день, в окно вижу, как в монашеском одеянии входит в парадную отец Александр, бросаюсь к дверям. Руки Батюшки явно замёрзли. Он в длинном чёрном одеянии и без рукавиц или перчаток, потирая озябшие руки, улыбается, видя мою растерянность, смуглую полненькую девушку узбечку, которая помогает ухаживать за двумя старушками. Предложила чаю, батюшка согласился, сказав: «Не могу отказаться, замёрз». В комнате, садясь за стол, стал искать глазами икону. О, ужас! Икона у меня стояла в серванте. Стыдно, но пишу уж всё, как есть. Отец Александр сказал: «Лучше бы повесить в углу, вы сами сможете. Возьмите гвоздик и вбейте точно в угол, под потолком, там гвоздь войдёт. Иконе не очень уместно среди посуды». В тот же вечер икону повесила именно так, как посоветовал отец Александр. К моему стыду чай был в пакетиках. Стыдно, теперь понимаю, что это просто стыдно, предложить пакетированный чай. Отец Александр грел руки о чашку, пил и расспрашивал о моей семье. Узнав, что в квартире не одна, а две больные старушки, поинтересовался, почему просила причастить только одну. Рассказала о том, что с мамой получилось. Отец Александр, видя мои слёзы, сказал, что зайдёт и к ней, посмотрит. Он достал часть облачения, как бы такие нарукавники, маленькие какие-то вещи для обряда и попросил не входить, пока будет разговаривать с тётей. Думаю, что минут сорок был в её комнате, а потом пригласил войти. Поздравила тётю, повеселевшую, румяную, гордую. А отец Александр попросил провести его к моей маме. Для всех окружающих она была абсолютно без сознания. Но я точно знаю, что она слышала, могла реагировать. Я даже видела улыбку на её лице, когда говорила с ней. Очень волновалась, что скажет отец Александр… И в её комнате батюшка был не меньше получаса, а когда вышел, улыбающийся, весёлый, сказал, что и её исповедал и причастил. Моему счастью не было предела. Растерялась, благодарила сквозь слёзы.
Ни разу не встретила больше отца Александра, хотя бывала часто в подворье Александра Свирского монастыря. А в начале ноября 2012 года уезжала в паломничество в Годеново, православную Москву, Троице-Сергиеву Лавру. Везла больного крестника Серёженьку, который месяц пролежал в детской психиатрической больнице. Очень хотела причастить его в Лавре, подвести к мощам Сергия Радонежского. Оставляла на сиделку своих старушек. Благословение на поездку получила в подворье, но про отца Александра не спросила. Уезжали мы числа 1 ноября, в осенние школьные каникулы. Помню, что в автобусе пришло на телефон фото из роддома, где накануне родилась моя внучка. Поездка была замечательная! В подворье Александра Свирского монастыря пошла только через две недели. По дороге встретила знакомую, которая начала выражать мне своё сочувствие, зная, как благодарна я отцу Александру. Она и сказала, что 8 ноября остановилось сердце Сергея Всеволодовича Тарасевича – отца Александра. Только тогда узнала о том, каким удивительным человеком он был! Посмотрела фильм о его отце – знаменитом фоторепортёре, прочла о том, как пришёл к Богу физик Тарасевич, нашла страничку В Контакте, поразилась талантливым фотографиям природы, сделанным им. Вот с каким человеком имела счастье познакомиться!
Мама прожила до марта. Тётя жива, но ничего не помнит, ведёт себя как ребёнок.
Съездила в Александра Свирский монастырь, отвезла букет красных роз на могилу. Нет дня, чтобы не вспомнила с благодарностью иеромонаха Александра (Тарасевича).
Случайно попала на выставку фотографий военного времени, где целый зал был посвящён жизни и творчеству Всеволода Тарасевича. Узнала, что участвовала в оформлении внучка знаменитого фотографа, дочь иеромонаха Александра, монахиня Ольга. Увидела её фотоработы, написала, послала этот рассказ. Те слова, которые получила в ответном письме, продолжили добро и внимание Батюшки – отца Александра. И столько счастья!