Так кто же наказан?!
В этой семейной войне победителей не было. Иван рассчитался с работы и уехал с женщиной, на которой жениться не собирался. Теперь ему пришлось с ней расписаться, чтобы как-то загладить пятно на своей репутации, связанное с «моральным разложением».
А у Марии появлялись все новые неприятности. Ведомственную квартиру в доме А-2 Марии пришлось освободить. Пока работаешь на предприятии - живи, нет - съезжай. Если бы она на тот момент работала в «Донэнерго», все сложилось бы иначе. Но на работу ее не брали, так как ушла она по собственному желанию - на ее место тут же взяли нового сотрудника. Ребенка из ведомственного садика тоже отчислили - он предназначался только для детей сотрудников. Собственного дома у нее уже не будет: строить некому, не за что, да она уже и не хозяйка там, по документам дом принадлежит Хрисанфу. Казалось бы, в тот момент она должна была осознать, в какую пропасть подтолкнули ее «родичи». Вместо того, чтобы успокоить, притормозить, сказать:
- Манька! З ким не буває! В тебе ж дитина!
Нет! Они все сделали для того, чтобы их развести!
- Кобель! Нехай йде! У нас такого не було!
Других слов они не нашли, да и искать не хотели. Развели, и успокоились.
С чем она осталась? Хрисанф ее к себе на жительство не приглашал, у них с Еленой была одна комната. Костя жил с женой, Марией Тарасовной, во флигеле на поселке шахты "Кочегарка" с двумя малолетними детьми. Полным ходом шло строительство нового дома на этом же участке. Он приглашал Маню:
- Живите у нас, нам рабочие руки нужны.
Переезд к ним ничего хорошего не сулил, пришлось бы ютиться со всеми в одной комнатке без удобств и помогать по хозяйству и на стройке «за кормежку», как Вера. Старшая сестра Фрося жила рядом, тоже во флигеле с одной комнаткой и кухней. Муж от нее ушел, а взрослый сын пил и дебоширил. Она успела заложить фундамент нового дома, но так никогда и не построила. Фрося держала корову, продавала молоко - это был ее единственный и стабильный доход. Общий двор с Костей, маленькие клаптики земли под огород, грязь, навоз и теснота - вот что ждало здесь Марию. Ехать в село Скотоватую к матери тоже не хотелось, надеялась в Горловке все же найти работу.
Жила пока у Настеньки, на Аксеновке. Грязь непролазная, никаких удобств, домик небольшой, но не в первый раз Настушка ее приютила. Добрые они с мужем, отзывчивые и сочувствующие, и все бы ничего, если бы не вечно пьяный глава семьи Денис. Работал он на шахте «Кочегарка», подвозил на своей лошади крепежный лес и другие материалы по шахтному двору к стволу. Лошадь была старая, смирная, дорогу сама знала, часто домой привозила на телеге пьяного спящего хозяина. Настушка ругала его, будила, с подводы стаскивала. Однажды лошадь распрягла, а Дениса оставила немытого в спецовке шахтерской спать до утра в телеге. Он обижался, ворчал, а Настенька ему:
- Да куда тебя было в хату забирать, от тебя тройным одеколоном несло, не продохнешь! Ты уже до этого дошел?!
А я сказала, что мне дядя Денис нравится, юморной такой, шутит всегда, и пахнет от него хорошо, как в мужской парикмахерской! Вот с таким пьяницей Настушка дожила до золотой свадьбы!
Когда ее дочка Марфуша выросла, выучилась в сельскохозяйственной академии в Москве на агронома, ее назначили главным экономистом в совхозе «Красный партизан». Со временем она построила большой добротный дом, и забрала родителей из старенького покосившегося домика. Они всегда выкармливали курочек, поросят, сажали огромные огороды, солили огурцы, квасили капусту, синенькие. И тогда их дом был приветливым и хлебосольным, благодаря Настеньке. Денис и в старости трезвым никогда не был, Настенька прятала от него водку и самогон в самых невероятных местах, однако находить ему удавалось ее всегда - и в огороде, и даже закопанную под дровами! Всегда Настеньку подначивал, может, и дурацкие у него шутки были, но беззлобные. Да и смирный был, хоть и пьяный вечно, а руку на жену никогда не поднимал.
Сколько же Мария могла жить у Настушки? После злополучного скандала и развода, она начала себя чувствовать, как бабка из «Сказки о рыбаке и рыбке», имевшая до сих пор все, что душа пожелает, и оставшаяся из-за собственной бескомпромиссности и прямолинейности у разбитого корыта. Устроиться на работу по специальности, и тем более в «Донэнерго», она не смогла. Почти целый год с августа 1939 года по апрель 1940 года она работала кассиром в Горловском горпромторге. Поэтому когда Павел Кутепов предложил ей уехать с их семьей в Черновцы, она решила согласиться и начать новую жизнь.
Город Черновицы (с 1944 года его стали называть Чернівці, или Черновцы)расположен в украинском Прикарпатье.
В 1939 году Западную Украину присоединили к Советскому Союзу, установили здесь советскую власть. Советские идеологи убеждали нас, что мы приняли Западную Украину в состав Советского Союза, чтобы воссоединить великий украинский народ в едином украинском государстве. Обстановка была напряженная, местные жители настороженно приняли новую власть и новых людей, которые здесь появились. До румынской границы было всего каких-то 40 километров, и местные жители до присоединения к Советскому Союзу могли ходить через нее туда-обратно, как к себе домой.
Этот чистенький живописный город резко отличался от промышленной Горловки, как воспитанная европейская барышня от чумазого грубияна-работяги. Явно заметно было, что дома строились богатыми людьми - один другого краше, в разных архитектурных стилях. Первый раз в своей жизни я увидела вымощенные гладкими камнями улицы, газоны с подстриженной аккуратно ярко-зеленой травой и с высаженными на них цветами. Воздух был настолько чистым, насыщенным ароматом цветущих деревьев, что дышалось легко. Благодатный край!
В магазинах там продавались такие товары, которых здесь и в помине не было, ткани, названий которых мы даже не знали, одежда, шали, украшения. Это хорошо видно на фотографии, где мы с мамой вдвоем. На ней вышитая сорочка из очень тонкого белоснежного полотна, вышивки очень много, на мне тоже украинская вышитая сорочка и веночек с разноцветными ленточками, плиссированная юбочка.
В маленьких уютных кафешках местные жители вечерами собирались по-семейному, с детьми, заказывали легкие закуски, слушали музыку, тихо беседовали. К приезжим относились подчеркнуто вежливо, обращались на украинском языке с примесью румынских слов. Мария с детства говорила на украинском и сейчас легко понимала эту речь.
Паша Кутепов помог ей устроиться экономистом в Черновицкий горпромторг. Первое время жили они с дочкой у Кутеповых, но долго стеснять их не хотелось, и Мария нашла себе отдельное жилье. В одноэтажном домике она сняла обычную комнату с мебелью: стол, кровать, шифоньер. Постепенно время стало стирать остроту семейных передряг. Нет, она ничего не забыла, перебирала в памяти свои обиды, плакала по ночам от досады. Гордость, желание доказать свою правоту, придавали ей силы. Нужно было как-то выживать.
Западная Украина отличалась от ее родины, Донбасса, и женщины выглядели совсем не так, как шахтерские жены, сказывалась близость Европы. Привычка быть всегда со вкусом одетой и безукоризненно причесанной считалась обязательным условием, хорошим тоном. Изящная обувь, маникюр, модные шляпки. По утрам в парикмахерских очередь - перед работой женщины спешили привести себя в порядок. Мария с удовольствием придерживалась этих правил, и дочку тоже наряжала. Она ловила на себе заинтересованные взгляды мужчин, но уверена была, что никто не достоин ее внимания.
«Если уже Иван мне изменил, предатель, то чего ждать от чужих мужиков?!» - горестно думала она. Неужели в 27 лет все потеряно навсегда?
Кутеповы ее постоянно поддерживали - мудрая Тося утешала, а Павел исполнял свое обещание выдать ее замуж, и старался познакомить с достойными мужчинами.
Однажды поздно вечером Павел доверил очередному подходящему ухажеру проводить Марию домой после ресторана. Кто знает, может, и подошли бы они друг другу, однако помешало непредвиденное обстоятельство. Поздно вечером они сидели за столом, беседовали, дочка мирно спала, когда произошло нечто совсем необычное. В отличие от степного Донбасса, вблизи Черновцов находились горы Карпаты - один из самых сейсмоопасных районов Европы, и именно в эту ночь, 10 ноября 1940 года случилось страшное и разрушительное землетрясение с эпицентром в Румынии, унесшее жизни тысяч людей. Волнения земли люди чувствовали тогда даже в Москве. И в жизни Марии в связи с этим землетрясением также произошел переломный момент.
Зазвенела тихонько посуда в серванте, двигались стулья, кровать так подпрыгивала, что от стены выехала на середину комнаты! От нараставшего глухого гула где-то под ложечкой появился необычный животный ужас! «Тікати звідси!» - застучало в голове у Марии.
Кое-как одевшись, схватив в охапку спящую дочку вместе с одеялом, она выскочила во двор одновременно с перепуганными хозяевами. Кавалер остался в комнате, видимо, по какой-то причине не хотел обнаруживать свое присутствие. А может, он был в нижнем белье и постеснялся выскакивать? Пока мы одевались и выбегали, землетрясение успело утихнуть, и люди с опаской начали возвращаться в свои дома. Из наших соседей, к счастью, никто не пострадал. Впечатлительная Мария с ужасом представляла, чем мог обернуться для нее этот природный катаклизм - рухнувший дом, под обломками чужой человек, все дальнейшие объяснения, кто тут был и почему? Ей казалось, сама природа вмешалась в ее жизнь!
- Прости, ты же видишь, сегодня вечер неудачный, - оправдывалась она, выпроваживая его домой. А для себя решила: «Все! Никаких кавалеров! Хватит мне потрясений!»
Несколько раз Павел вывозил свое семейство и Марию на природу, в живописные места около реки Прут (это приток Дуная). Веселились, купались, играли, а Павел искренне жалел, что нет с ними Ивана, говорил:
- Эх, лучше Ваньки никто веселья не устроит! У него талант организовать, вдохновить. А какая тут, наверное, рыбалка!
Видимо, во время одного из мероприятий и созрел у него план помирить их с Марией. Уже год прошел, с тех пор как они уехали из Горловки, а он постоянно говорил о нем, беспокоился.
- Слышишь, Маша! - вроде бы советовался с ней Павел. - Я думаю, сняли уже с него строгий выговор, забыли о нем. А за одного битого двух небитых дают. Буду через свои связи добиваться, чтобы его ко мне направили.
Мария молча пожала плечами, делая вид, что ее это не интересует.
- А что? - гнул свою линию Павел. - Он пишет, что хвастаться нечем, оставит он свою Фаину, вернется в настоящую семью. Мы вам такую свадьбу закатим! Хорошая идея, ведь? Мне лично нравится!
Тревожила тогда Павла не только судьба его близких друзей. До румынской границы было всего 40 километров, и это беспокоило его и пугало. Начавшаяся еще год назад Вторая мировая война еще не добралась до СССР, но у фашистской Германии был заключен военный договор с Румынией, и в любой момент Гитлер мог бросить Румынию на Советский Союз. Была еще надежда, что Сталин не допустит войны, однако оптимизма это не прибавляло.
Продолжение: http://www.proza.ru/2015/02/15/1397